«Хвалите Господа на псалтири и гуслях..»

Беседа с фольклористом, мастером по изготовлению традиционных русских инструментов

Кроме того, в своей беседе мы не могли не затронуть других актуальных тем, непосредственно вытекающих из главной. В результате получился, может быть, несколько сумбурный разговор. Но, как известно, в живой беседе, в отличие от научной статьи, значительно сложнее придерживаться одной темы. Но при этом беседа имеет свои преимущества.

— Одна из главных тем последних Рождественских чтений в Москве — это введение в общеобразовательных школах основ Православной культуры. И, конечно же, нельзя не приветствовать это благое начинание. Но есть очень важный момент. Русское Православие всегда было очень глубоко связано с народными традициями. А что же мы видим сейчас? Наша молодежь даже отдаленно не представляет, какие были в нашей стране традиции. Чем дышал русский человек, скажем, в XVIII или XIX веке. Даже если взять какое-то отдельное проявление народной традиции, например, народный календарь, мы в нём увидим глубочайшую взаимосвязь с календарём церковным. Соблюдение этого календаря вводило человека в полную гармонию с Богом и природой, разумно чередовало трудовые дни и праздники, придавало смысл всей жизни. И так везде.

Мне кажется, что нельзя разделять основы православной культуры и изучение русских традиций, потому что одно с другим очень тесно взаимосвязано. Надо ставить этот вопрос так же, как ставится вопрос об основах православной культуры. Возможно, что это будут два разных предмета, возможно, что один будет включать в себя другой. Но главное, нельзя рассматривать один предмет в отрыве от другого.

— Православие — это соль. Это целостная жизнь человека. Оно означает не только хождение человека в храм, молитву, участие в богослужении и Таинствах. Это действительно дух. Дух любви, который принизывает все, «осаливая» всю жизнь человека. Человек так же продолжает жить, трудится, отдыхать, воспитывать детей. Но сознание, которое человек усвоил, впитал в храме, то, что пережил за богослужением, становится его сознанием, мировоззрением, мироощущением, хождением перед Богом. Всё это продолжается за порогом храма и происходит в формах традиционно закрепленных многими веками опыта, продуктивного опыта созидания, который запечатлелся и в народном искусстве, и в традициях русской культуры. И на последних Рождественских чтениях тема неразрывной взаимосвязи культуры традиционной, народной и духовных основ русского народа поднималась достаточно глубоко.

Многие специалисты делились своими наработками, мыслями, своими проблемами. Этой теме сейчас уделяется немалое внимание. Ведь многие школы действительно не просто ввели предмет основ православной культуры. Многие школы шли другим путем: как раз через освоение традиционной культуры, которая подготавливала душу, сердце человека, ребенка и учителя, кстати, тоже. Человеку нужно было пройти этот путь, для того, чтобы принять всем сердцем и во всей полноте тот дух Православия, который мы каждый раз воспринимаем в Церкви.

И таких примеров много. В Новосибирске, в Екатеринбурге, других городах, так или иначе, большая часть педагогов-фольклористов, детей, которые занимались народным искусством, пришла в храм. Они пришли в церковь, занимаясь традиционной русской культурой. Музыкальной, прикладной, словесной и самой разной.

Хотелось бы здесь вспомнить всем известные примеры. А.С.Пушкин говорил, что, получив лицейское образование, он в деревне слушает сказки и восполняет недостатки своего проклятого образования. Поэт чувствовал, что недополучил что-то очень важное. Он осознанно подходил к тому, что это не только словесная и образная красота. Пушкин еще прекрасно понимал, что без этого нет полноценного воспитания души. Это та добрая пища для души, которая столь необходима каждому человеку.

— Здесь уместно вспомнить то, что, во-первых, дело происходило двести лет назад, когда жил А.С.Пушкин. Во-вторых, Александр Сергеевич обучался в элитном учебном заведении, где в качестве учителей собрались действительно выдающиеся русские мыслители, которые сами по себе являлись носителями традиции. Нельзя также сопоставить и то образование, которое получил Пушкин, и то, какое сейчас получают наши дети даже в самых лучших лицеях и гимназиях. Но даже уже тогда, двести лет назад, это становилось проблемой. Уже тогда имел место этот отрыв городского населения и элиты от животворной народной традиции, начавшийся, впрочем, ещё лет за сто до начала XIX века, и окончательно оформившийся во времена Екатерины II. Но по счастью, во времена Пушкина жило ещё много настоящих носителей русских традиций. Трудно себе представить, какой бы была поэзия Пушкина, не будь у него его няни — человека, который и восполнял недостатки его «проклятого образования», полученного в самом лучшем учебном заведении России.

Что касается нас, то мне иногда кажется, что мы живём в последние времена. Ведь последние старики, настоящие народные музыканты и сказители, которых еще можно было услышать двадцать лет назад где-нибудь в глухой псковской деревеньке, умирают. В каком-то смысле традиция перестаёт существовать. Как сделать так, чтобы не умирала эта традиция? Это необходимо совершенно срочно сделать, потому что сохранение народной традиции — один из самых важных моментов национальной самоидентификации. В случае слома этого жизненно важного механизма «передачи», нация в скором времени может превратиться в сброд, и прекратить своё существование.

Особую актуальность это приобретает именно сейчас, когда толпы китайцев, вьетнамцев и представителей других наций, до сих пор обладающих мощной традиционной культурой (кстати, щедро поддерживаемой своими государствами), хлынули в Россию. Они в нашей стране образуют замкнутые сообщества, которые не желают воспринимать ничего чуждого. Но, честно говоря, и воспринимать по большому счёту уже почти нечего. Если мы включим телевизор или радио, то мы за редчайшим исключением не найдём там чего-то, достойно представляющего русскую культуру.

С другой стороны мы видим огромное количество китайских ресторанов, где под тихие переборы китайской лютни нас понемногу приобщают к совершенно чуждой культуре. И я бы не возражал против этого только в случае, если бы у нас существовала аналогичная по степени сохранности и «живости» национальная традиция.

В области политической, для формирования национальной идеологии, также было бы нелишне руководствоваться в первую очередь ценностями, традиционными для русской политики «дореволюционного формата». Все сейчас говорят о том, что нет идеологии в России. Конечно, её и не будет. Ведь созданием нашей идеологии пытались заниматься «гарвардские мальчики» — ярые ненавистники всего русского. А ведь здесь не надо заново изобретать велосипед. Достаточно лишь любить свою страну и знать её Историю.

— Как человеку, который любит своё дело, работает в этой области, мне приходится постоянно думать обо всём этом. В своей жизни я видел разный опыт, как это делается, в каких формах. Если попытаться обобщить эту проблему, то можно сказать, что и много лет назад, в начале, скажем XX века, об этом уже говорили. Говорили, что все исчезает, умирают последние носители. Собственно, хор Пятницкого, оркестр Андреева и многие другие коллективы возникали, как уже тогда казалось, на обломках великой культуры. Очевидно, им было с чем сравнивать, было за что бороться. В общем, эти разговоры продолжаются уже сотню лет. Тем не менее, мы в экспедициях по разным «медвежьим углам» всё записываем и записываем живых народных исполнителей.

Но мы забываем одну такую вещь. Фольклор в буквальном переводе означает народную мудрость, а она не оскудевает. Хотя в какой-то степени и она оскудевает, и оскудевает в первую очередь в людях любовь. Мне кажется, что это является главной причиной исчезновения тех или иных форм народной традиции. Недаром есть русская пословица: сказка ладом, а песня складом красна. Ладом не только в мелодии, а ладом между людьми. И когда оскудевает любовь в людях, то исчезает и песня. Потому что песню не будешь петь с человеком, к которому испытываешь неприязнь. В этом главная причина — оскудение духа любви.

То же можно сказать и о политической области. Когда народ раз в четыре года вспоминают, обругивая «электоратом», то какая здесь возможна любовь? А ведь вся Россия жила когда-то именно любовью к Помазаннику Божьему, к Царю.

С другой стороны я вижу, что возникают явления в каких-то новых формах, казалось бы, не имеющие никакой прямой преемственности. Те же гусли, например. Казалось бы, что сто лет назад записывали последних гусляров. А проходит восемьдесят-девяносто лет, и вдруг мы слышим, что археологи нашли остов древнейших гуслей Х века. Появляется какой-то сказитель, православный странник, который поет под гусли так, как пели его предки тысячу лет назад.

Вообще, гусли — это духовное явление. Не случайно ангелы на гуслях славят Престол Божий. Это предпрестольный инструмент. И как только возникает необходимость воспевания мира горнего, тоски человеческой о рае, плача Адама в душе человека, там возникают гусли. Притом возникают чудесно. Люди их делают незнамо как, незнамо из чего. Но возникает такая потребность души, что человек берет и делает. И мне кажется, что это тот случай, что если Богу угодно, то и камни возопиют.

Вспомним Льва Николаевича Гумилева. Он говорил, что человека как человека «разумного» вне этноса не существует. И где бы он ни находился, он все равно адаптирован к земле, к конкретным обстоятельствам. В Африке ли, на Северном полюсе, в Азии, в России, в Европе, в Латинской Америке, — везде своеобразие природы, климата, оказывает на человека огромное воздействие, и человек не может от этого никогда отгородится. В этом и проявляется своеобразие человека. Вне этого нет человека. Гумилёв и говорит, что homo sapiens — это человек адаптированный к конкретному ландшафту.

Если мы посмотрим на русский этнос, на народ, населяющий Россию, мы увидим, что архангельцы отличаются от вятичей, а те отличаются от белгородцев, а сибиряки от уральцев. Или, например, мы всегда узнаем рязанцев или выходцев с брянщины.

Ну вот, к примеру, я прихожу в обычную городскую столовую или кафе, и вижу там женщину, которая разливает первое-второе. Я четко чувствую, что она с брянщины. Чтобы себя проверить, спрашиваю… Действительно, она оттуда. Ведь даже в характере движения, в характере языка, в быстроте мышления — везде запечатлено это своеобразие. Северянина тоже всегда можно узнать, сибиряка — естественно. И хочет того человек или нет, где бы он ни был, он все равно запечатлевает этот образ в себе.

Лев Николаевич Гумилев говорил о том, что попытка стереть, уничтожить традицию означает уничтожение человечества. Традиция — это способ проявления естества человека. Это закрепление формы, аккумуляция многовекового опыта жизни человека.

Ребенку, например, ну как ему объяснить, что надо уважать другого человека, что к нему нужно относиться почтительно? Смотри, например, современная группа «Иван Купала» поет песню «Кострома, Кострома» — известную игру с брянщины. Зная эту игру, трудно воспринимать ее в таком сопровождении. А потом я прислушался к словам. А там поют: «Здоровенько, Кострома, здоровенько» — один элемент этого приветствия. Этого доброго, участливого и почтительного приветствия. «Что ты делаешь», — с поклоном, с участием. «Пряду» — тоже с поклоном. Отвечают — «Ну пряди себе, Бог тебе в помощь».

Еще вспомним прп. Амвросия Оптинского, говорившего: «Всем Вам мое почтение». Как научиться этой почтительности? Именно в этой игре и научится. Именно в игре это и запечатлено, и передается в лучшей форме. Можно играть в эту игру неделю, а можно и несколько месяцев, именно для того, чтобы усвоить это необходимое свойство характера. Тогда и усвоишь это простое благожелательное участие в делах другого.

Мы же или завидуем, или цинично относимся к тому, где мы не первые, где не превосходим. А как же по-доброму отнестись к тому, что делает другой, с уважением? Вот этому игра и учит.

Лыжник бежит по трассе. У него на трассе стоят флажки. Туда поворот, сюда поворот, чтобы он не заблудился. Так и по жизни. Вот душа человеческая, она идет к светлому, она идет к добру, она создана Духом Любви, и она к этому совершенству стремится. Ведь ни у кого не исчезает эта способность души тянуться к лучшему. Она остается даже у тех людей, которые достигли духовного совершенства.

То же самое и у преступника. Его душа всегда готова для того, чтобы воспринять Бога и обратиться к свету, измениться. И в этом я вижу основу, духовную основу для того, чтобы человек был способен увидеть в произведениях народного искусства красоту, увидеть доброту, необходимую самой душе, если она находится в этом векторном движении к Богу.

— Хотелось бы подробнее поговорить о гуслях. Мне кажется, что работа, связанная с восстановлением народных инструментов, сейчас особенно актуальна. Ведь существовала же огромная профессиональная культура скоморохов, которая так же стара, как стара наша Русь. Было много музыкантов, для которых это было профессией, которые достигали высокого уровня виртуозности, как на гудках, так и на гуслях. Была огромная традиция духовного народного стиха, когда под гусли слагались целые баллады об Алексии человеке Божьем, о святых, о пророках.

Или традиция церковного пения. Ведь ещё есть множество древних рукописей, которые не расшифрованы. Утеряна и ещё не до конца восстановлена традиция «крюкового» пения. То есть ещё остались целые пласты русской традиционной культуры, которые требуют, и еще не получили должного внимания.

Наше государство уже давно самоустранилось и практически не поддерживает людей, которые этим занимаются. Мы видим только какие-то отдельные структуры, которые существуют только благодаря личному энтузиазму учёных, исполнителей и просто сочувствующих людей.

А ведь должна быть определённая политика, для того чтобы народное искусство стало достоянием хотя бы относительно широкого числа людей. Ведь, к сожалению, очень мало кто сейчас представляет, что оно у нас вообще есть. Если спросить молодых людей в школе о том, видели они когда-нибудь гусли, практически все ответят: «Никогда». А если, например, спросить о том, знают ли они какую-нибудь «Тату», то все ответят утвердительно. Странная получается ситуация. Русские люди, оказывается, абсолютно отрезаны от своей культуры. Что можно делать в этом направлении.

— Это очень сложная проблема. С одной стороны есть, так скажем, официальная народная культура, и есть собственно народная культура, которая опять же является естественной жизнью человека, его мироощущением, мировосприятием. Это есть жизнь. Фольклор — это не искусство, прежде всего, это сама жизнь. И конечно, государство по-разному относилось, скажем, во времена не столь далекие, к тому, что кто-то делал глиняные игрушки и имел дополнительный заработок. Этот «кто-то» мог и отсидеть порядочный срок за спекуляцию.

С другой стороны, я все время думаю, как бы государство, взявшись официально помогать, не выхолостило саму суть, сущностную сторону народного искусства и не превратило его в обездушенный сувенир. К сожалению, я знаю просто трагические случаи, когда некие деятели взялись помогать мастерам и художникам в Хохломе. Вот такие активные люди стали вывозить мастеров на выставки в Европу. И один из художников, на всё это насмотревшись, вдруг полностью изменил сознание. Человек, который в совершенстве владел искусством росписи, начал рисовать абстрактные квадраты, круги, всякие мутные пятна и говорить о том, что это спасение России, что это и нужно России. То есть мастер воспринял совершенно чуждые идеи, которые тут же отразились на его сознании и на самом ремесле. Было просто страшно видеть такое трагическое перерождение. Это еще раз подтверждает то, что духовная основа — первична. В общем, участвовать в этом процессе нужно очень осторожно, очень бережно.

Конечно, имея мощные средства пропаганды в обществе, государство может сформировать определенный приоритет ценностей. Но все равно, для каждого человека встреча с настоящим народным искусством, это своего рода открытие и потрясение. Такое открытие было у Пушкина, оно было у многих исполнителей, оно было у Шаляпина, оно было и у меня в жизни, и у многих других. Это такое обретение, истина для души. Это то сокровище, тот источник света, доброты, тепла, который проникает как луч в сердце и освещает на какое-то мгновение ум и душу. Человек потом всю жизнь ищет эти мгновения, и этого вечного света.

Как сделать возможным эту встречу? Для этого нужно, чтобы человек с детства каким-то образом это запечатлел. И конечно, здесь нужны образовательные программы. Но не формальное прохождение в курсах, даже в тех, которые сейчас существуют, — литературы, музыки, ремесла. Надо в первую очередь стараться не проходить мимо тех элементов народной культуры, с которыми человек сталкивается и на этих предметах. Мы же проходим одно, проходим другое. Сдали вот там что-то, какие-то дисциплины. Бежим куда-то дальше, не успев даже вкусить этой водицы. Что же это за водица такая? Вот в этом проблема.

— Есть здесь и другой момент. Человек, скажем, услышал гусли. Ему очень понравилось. Пойдет он в магазин, но купить этого инструмента не сможет. Их уже давно никто не делает промышленным способом. Не сможет он найти и самоучителя для игры на гуслях. А если живёт этот человек в маленьком городе или деревне, то и с педагогом, который научил бы его играть, тоже будут проблемы. Что делать в этом случае?

— Ну, допустим, найдется такой доброхот, мастер, который возьмется делать гусли. Не один-два-три инструмента в год, а десять, сто и больше. Ну, появятся они на прилавке. Что будет завтра? Приедет какой-нибудь кореец или китаец и увидит, что в России это пользуется спросом. И у себя быстро и дешево наладит производство, и завалит всю Россию этими гуслями. И этим вопрос будет исчерпан.

То есть, это вопрос государственной политики. Вопрос помощи малому бизнесу. Это вопрос приоритетов помощи. Я, например, вижу развитие того направления, которым пытаюсь заниматься. Я считаю так, если бы гусли были в каждом доме, то говорить о возрождении русской культуры, о воспитании патриотизма просто бы не пришлось. Потому что сам звук инструмента, его гармоничность и красота делают человеку прививку, научая любить его эту красоту и совершенство. Практически многое решается само собой. Это в сердце происходит. От сердца к сердцу. Через звук, через любовь, которую мастер вкладывает в изготовление этого инструмента.

Как-то я попробовал сделать обыкновенную «перепелочку» (детские гусли), которая на сувенирных прилавках лежит. Мне один раз принесли для ремонта такие гусельки. Абсолютно разваленный инструмент. Он у меня лежал, лежал. А люди мне и говорят, мол, вот ты лаком покрой, а мы в бане повесим, как предмет экзотический. Мне вдруг жалко стало эти гусли. Думаю, дай-ка я попробую из него инструмент сделать настоящий. Поставил нормальную деку на эту форму, на этот корпус. Сделал пружинки нормальные, натянул струнки, поставил колочки… И инструмент так запел… Такой, оказывается, красоты музыкальной инструмент. А там две фанерки да четыре бруска.

Есть в этом деле ещё, конечно, множество проблем. Существует в Новгороде центр музыкальных древностей. И это великое дело. Есть и в Петербурге, при Консерватории, фольклорно-этнографический центр Анатолия Михайловича Мехнецова. Там есть инструменты, хранятся записи и песен, и танцев, и инструментальных наигрышей, и обряды, и многое другое. Всё это снято на видео, записано на магнитофоны. Но ведь это все просто лежит. А ведь все это нужно издавать.

А уникальный архив Пушкинского дома? Ведь он на ладан дышит. Ценнейшие записи, сделанные 50−60 лет назад на плёнку, просто «осыпаются». Необходимо срочно заняться их оцифровкой. Необходимо их издавать и знакомить людей с ценнейшими образцами истинной русской традиции. Но весь парадокс заключается в том, что среди миллионов экземпляров всяческой аудиопродукции, наводнившей Россию в последние годы, настоящего русского фольклора в виде компакт-диска издано всего два-три наименования! Да и то только на личном энтузиазме и на деньги частных благодетелей.

Что касается гуслей, то конечно, в музыкальных школах мог бы быть создан гусельный центр, где дети могли не один инструмент осваивать, а изучать и гусли. А ведь на Руси гусельная традиция с десятого века. От пятиструнных гуслей до хроматических, которые были распространены в Москве и Петербурге. Инструмент гибко реагировал на все эстетические, культурные запросы, давал огромную возможность для творчества.

В общем, это большая программа, которую можно осуществить. И есть такие попытки и в Финляндии, и в прибалтийских странах.

-Кстати, в Эстонии, Латвии и Литве всегда бережно относились и к своим народным инструментам, и к своим народным традициям. Они и сейчас это всячески культивируют. Так же было и в советское время. Они всегда в каком-то эксклюзивном положении пребывали. Это я все к тому говорю, что их якобы зажимали. Ничего подобного не было. Они прекрасно себя чувствовали, прекрасно существовали, прекрасно развивали свои национальные школы, в том числе и музыкальные.

Чего нельзя сказать сейчас о теперешнем положении русских, которых там вовсю притесняют. В Эстонии, например, русскоязычные школы сейчас просто вымирают. Это притом, что в восточной Эстонии русских по-прежнему процентов восемьдесят. Но это абсолютно другой вопрос.

— Здесь во многом вопрос политики. Мне кажется, чиновники боятся всем этим заниматься именно потому, что им кажется, что национальное своеобразие будет мешать межнациональному общению. Вот пусть оно само по себе где-то существует и ладно.

-Думаю, что это не совсем так. Вспомним то, о чём в последнее время говорят на каждом углу: ксенофобия, расовая ненависть. Как раз глубина проблемы в том, что русские люди, особенно молодежь, практически полностью лишены какой-то национальной основы, сердцевины. Они почти не связаны со своей национальной традицией и культурой. На мой взгляд, именно человек, который сам является носителем культуры и национальных традиций всегда адекватно оценит носителя другой культуры, если последний таковым, конечно, является. Он никогда не будет превозносить свою культуру, считать свою традицию более древней и достойной. Такой человек всегда открыт и всегда с интересом относится к другим явлениям культуры.

Мне кажется, что современные политики недопонимают того, что именно по-настоящему культурный человек, носитель своих национальных традиций и есть самый лучший и надёжный гражданин своей страны.

— Действительно, если мы и интересны друг другу, то именно своим своеобразием. И я множество таких примеров могу привести. Как-то, лет двадцать пять назад, мы приехали с фольклорным ансамблем Санкт-Петербургской Консерватории в Литву. Это было одно из первых выступлений настоящих русских фольклорных коллективов. После этих концертов литовцы говорили о том, что они всегда думали, что у русских должно быть что-то свое. Ведь когда они увидели людей, которые бережно относятся к своей собственной культуре, они поняли, что эти люди никакого вреда им не нанесут. Также они говорили, что именно после этого концерта они поняли, что мы народы братья — так много общего обнаружилось в наших традициях. Это дорогого стоит.

На память приходит ещё один случай, когда 85-летний кореец приезжал в Санкт-Петербургскую Консерваторию для того, чтобы изучить русскую культуру. Во время войны он был поражён тем, что русские солдаты во время Второй мировой войны в Корее, зашли в его дом, и так здорово пели русские песни, что в свои 85 лет он приезжает узнать, что же это за песни, что же это за народ такой, который так красиво, здорово пел.

Это потрясающие факты. И я думаю, что человек, который уважает и любит культуру своего народа, всегда будет бережен и осторожен к сознанию и культуре других людей. Именно на этом стоят подлинная толерантность и терпимость. Надо научиться уважать эту разность. Не пытаться всех сделать квадратноголовыми, а весь мир одинаковым. Надо понять, что все люди разные. Надо научиться любоваться этим и научиться уважать это, как мы любуемся природой, когда мы приезжаем в другую страну. И это естественная и неотъемлемая часть климата и ландшафта, который там существует. То же самое и люди, о каждом есть Божий промысел, каждый создан таким, какой он есть. И научиться увидеть в этом акт творения — это главное из того, что мы сейчас обсуждаем.

— Если опять перевести разговор в практическую плоскость, то легко увидеть, что упование на государство, которое по идее должно обратить внимание на все то, о чем мы сейчас говорили, во многом тщетно. Взять хотя бы ситуацию с нашумевшими нацпроектами. Ни в одном из них культура вообще не упоминается. Не нужна, видимо, она нашим чиновникам. А может, они сами шибко культурные…

Одна остаётся надежда, на вновь нарождающийся класс Морозовых и Третьяковых. Я знаю, что есть и сейчас богатые русские люди, которые любят Россию. Может быть, их очень немного, но они есть. Но они зачастую не представляют и не знают, как распорядиться этими огромными деньгами. Как известно, общение с финансами тоже требует определённой культуры, и не малой.

Считаю, что именно эти люди должны обращать свое внимание на то, чтобы та культура, та традиция, та страна, в которой они живут, действительно становилась и лучше, и богаче. В конечном счете, они сами заинтересованы в том, чтобы те люди, которые на них работают, стали трудится не «за страх, а за совесть». А для этого, естественно, они должны быть соответствующим образом воспитаны. И конечно, это воспитание должно происходить в системе традиционных ценностей, где любой труд считался долгом и службой в высоком смысле этого слова, в отличие от современного подхода тупого «заколачивания» денег, неважно где и неважно как. Достаточно сравнить даже терминологию дореволюционную и современную, где зарплате соответствовало жалование, а работе — служба.

— Меня всегда удивляло, с какой любовью были сделаны орудия труда у русского человека. Придите, например, в любой этнографический музей и посмотрите. Каждый раз думаю, сколько времени и сколько труда надо было затратить, чтобы сделать какое-нибудь трепало или каталку, или грабли. Во всем присутствует какой-то мирный дух. Дух созидательный красоты. А сколько было даже у самого простого русского народа красивой одежды, сколько украшений…

Сейчас же мы видим оскудение этой красоты. Потому что человек нашего времени находится в потребительской погоне, в необходимости быть «как всё цивилизованное общество». Тем более, что был такой огромный период, когда кроме крашенных заборов мы ничего больше не видели. Мы отучились от красоты, мы отучились ее создавать, мы привыкли к совковой халтуре. Вот так и живем какой-то не своей жизнью.

А надо обрести этот «мирный дух», и этот мир распространится на то, что ты делаешь, даже в каких-то маленьких вещах, которыми ты себя окружаешь.

Вот, например, Святая Царица Александра Федоровна, супруга Царя Мученика Николая II. Ведь даже когда они были арестованы, уже накануне своей жуткой казни, до последнего дня Царица вышивала. Она с дочерьми вообще иголку с ниткой не выпускала из своих рук. Они создавали красоту, они создавали уют, они создавал дух любви вокруг себя. И может, именно это помогло им принять вот так стоически свою мученическую кончину, в мирном духе и прославится в лике Святых.

Ведь, казалось бы, страх, ужас должен был их поработить — нет же, нет. Все равно созидание красоты до последнего дыхания, до последнего мгновения. Это настоящий урок для всех нас.

— Мы затронули в нашей беседе много тем, каждая из которых заслуживает отдельного внимания. Не со всем, может быть, согласятся и наши читатели. Но, имея какое-то своё мнение, мы не собираемся его кому-либо навязывать, и с удовольствием выслушаем мнение другое.

В одном, наверное, согласятся все. Нам необходимо срочно принимать какие-то меры по спасению нашей национальной традиционной культуры, её сохранению и распространению, особенно в среде молодых людей. Завтра это может быть уже поздно.
Беседовал Владимир Шуляковский