 |
| Русская линия | Вадим Колмаков | 30.03.2006 |
В декабре 1903 г. он получил назначение в Минскую Духовную семинарию, где в течение почти 9 лет преподавал историю. Служба по Духовному ведомству столкнула его с кризисными явлениями, как в самой Православной Церкви, так и в системе духовного образования.
Д.В.Скрынченко весьма активно включился в дискуссию о совершенствовании церковной жизни. 26 сентября 1904 года в Минской Духовной семинарии он выступил с актовой речью «Общемировое призвание России и в связи с ним задачи западно-русских семинарий». Отталкиваясь от славянофильской идеи об особой духовной миссии России и несколько раз цитируя Ф.М.Достоевского, Д. Скрынченко говорил о том, что Россия — духовная владычица мира, что вытекает из того, что главным фактором русской жизни является нравственная потребность. [2] «Выдвигаю этот фактор русской души, — говорил он, — потому что он слишком ярко проникает в русскую жизнь, так ярко, как ни у одного народа в мире». [3] Тяжелая, порой беспросветная жизнь людей в России, вечная неудовлетворенность жизнью, как полагал Д. Скрынченко, подвигает русского человека на нравственные и религиозные искания. «Потребность религиозная, — отмечал он далее, — является новым первостепенным фактором русской жизни, ни в каком другом народе не проявляющаяся так рельефно и так устойчиво». [4]
Какие же задачи стояли перед православными семинариями, по мнению Д.В.Скрынченко? Главная задача — «подготовлять людей, способных быть пастырями и служителями церкви». [5] Чтобы достичь этого, семинаристы «должны проникнуться началами нашей православной веры, народности и государственности, а потом эти начала развивать в сознании тех, кому вы будете служить». [6] Обращаясь к студентам семинарии, Д.В.Скрынченко говорил: «…в душе своей и в душе западно-русского народа вы должны вырабатывать сознание необходимости объединения славянских народностей под знаменем России, объединения не в смысле политического подчинения, например, сербов, России,… а объединения духовного, такого, при котором каждая славянская ветвь жила бы сознанием своего единства и нераздельного родства с могучим славянским организмом — Россией».[7]
Для достижения этих целей будущие пастыри должны были не только просвещать народ, но воспитывать в нем веру и самоуважение, нести ему воспитанную православием и вскормленную русской историей любовь. Только тогда, подчеркивал Д.В.Скрынченко, — «Россия скажет миру новое слово — она возвратит миру забытого им Христа». [8] Таким образом, миссия духовных семинарий заключалась в создании духовенства как просвещенного, высоконравственного и идейного сословия. По мысли Д. Скрынченко именно духовенство, действующее при поддержке государства, могло стать проводником и одновременно социальной опорой возможных преобразований. Позже Д. Скрынченко вспоминал: «Речь моя, напечатанная в «Епархиальных ведомостях» и отмеченная печатью, имела лично для меня значение: вскоре я был назначен редактором «Епархиальных ведомостей"…"[9]
Столь резкому по тем временам выступлению молодого преподавателя способствовала прежде всего политическая ситуация в Западном крае. Д.В.Скрынченко был убежден, что интегрировать его в имперский организм следует, усиливая православное влияние и улучшая подготовку пастырей. Выступление его весьма симптоматично. Само стремление увязать жизнь духовных семинарий с широкомасштабными задачами говорит о том, что на взгляд Д.В.Скрынченко семинарии не осознают и не выполняют своего предназначения, оторвавшись от контекста происходящих процессов.
1 сентября 1905 г. «Минские епархиальные ведомости» напечатали обращение к читателям, написанное Д. Скрынченко как новым редактором. Прежде всего, он обращался к православному духовенству как к «руководителю громадного большинства русского народа». О чем оно должно говорить народу? Д. Скрынченко следующим образом обозначил самые жгучие темы времени: «Веротерпимость, народное представительство, война и мир«.[10] Окончание русско-японской войны, завершившейся подписанием весьма неприятного мира, произвело на Д. Скрынченко горькое впечатление. «Трудно, тягостно переживать подобный мир, — писал он, — в прошлом одни недочеты, прорехи, поражения и злостная насмешка заграничных всеумников, а в будущем… как жить на позорище развалин, кровавых пепелищ?"[11] Задачу духовенства в этой ситуации он видел в том, что оно должно «внушать сынам России, что настала пора кипучей работы над собой… на началах православия, самодержавия и народности, которые образовали русское государство и сделали его могучей Россией».[12] Поэтому духовенству следует «вырабатывать национальное самосознание бодрое, полное веры в себя». [13] Д.В.Скрынченко представлялось, что стоит по разумному приложить знаменитую формулу гр. С. Уварова к российской действительности, как появится долгожданный результат. В это время охранительный консерватизм еще не позволял ему сомневаться в действенности триады «официальной народности». В свою очередь это было симптомом того, что государственная идеология не содержала комплекса идей и принципов, нацеленных на постоянное и продуманное реформирование общества и государства, что оборачивалась разочарованием мыслящих людей, а также стремлением найти виноватых в неудачах. В Минской губернии, где наряду с белорусами и русскими проживали евреи и исповедовавшие католицизм поляки, это приводило к обостренному восприятию национального вопроса, к стремлению возложить ответственность за неудачи и просчеты на представителей других этносов.
Изменение роли духовенства Д.В.Скрынченко усматривал в его возможном влиянии на работу Государственной Думы. Он отчетливо осознавал, что Россия — крестьянская страна, поэтому позиция крестьянских представителей в Государственной Думе будет иметь первостепенное значение. Но как поведет себя крестьянин в высшем представительном органе? Не станет ли он «в положение безгласного, подчиняясь тому, что скажут господа». [14] Чтобы этого не случилось, свое веское слово должно сказать духовенство — оно должно «внушить избранным в Думу, что они должны делать Государево дело и дело Святой Руси». [15]
Он полагал, что в выборах в Государственную Думу основную роль должно сыграть приходское духовенство, в чем он усматривал гражданскую роль православных пастырей, которые могут и должны стать духовными руководителями крестьянства. [16] Сельскому духовенству следует «никого не страшась и свято помня заветы и задачи родины, научить крестьян, как им действовать в Государственной думе». [17] По сути дела он предлагал пастырям сыграть «роль честных порядочных русских граждан, прекрасно сознающих свое призвание и назначение своей родины». [18] Трудно дать однозначный ответ, были ли готовы священнослужители к выполнению подобной политической миссии, скорее всего, нет. Большинство сельских пастырей были далеки от политики, многие рассматривали Думу как сомнительное заведение, прок от которого неочевиден, а возможные беды легко предсказуемы. Следует отметить, что Д.В.Скрынченко видел в Православной Церкви не только политическую силу, но прежде всего социальную. Не увидев в Государственной думе сил, способных решать социальные проблемы, он полагал, что их может решить Церковь. Он писал, что «только в ней одной находится ключ к устроению новой, лучшей чуждой рабства, жизни».[19] Решение социальных проблем, по мысли Д.В.Скрынченко, должно начаться с прихода, который следует сделать «хорошо сплоченной церковной организацией». [20] Ему представлялось, что Церковь должна развивать приходскую благотворительность, для чего не следует жалеть церковных богатств. «Пусть откроются наши храмы и монастыри и изнесут свои сокровища на кормление умирающих с голода…. Пусть предстоятели церкви возвышают свой сильный голос за восстановление попранных человеческих прав и отношений». [21]
Особенно укрепление авторитета Православия и воспитание православных пастырей Д.В.Скрынченко увязывал с назревшей реформой духовных семинарий. В том, что духовное образование находится в кризисе, сомнений ни у кого, кажется, не было. Историк Русской Церкви пишет, что «недовольство положением, существовавшим в духовной школе, было всеобщим» [22]. Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал, что «духовные школы к началу XX века по существу перестали быть «кузницей» священнических кадров». Для детей духовенства, которые в большинстве своем и учились в семинариях, это был лишь более дешевый способ получения образования.» По его оценке из выпускников духовных семинарий в пастыри шло не более 10−15% выпускников. [23] По данным С.Л.Фирсова на одного представителя белого духовенства приходилось 820 мирян, что было явно мало для окормления десятком миллионов православных. Поэтому вопрос о подготовке церковных кадров был одним из наиболее актуальных и требовал от властей серьезного внимания к системе духовного образования. [24]
Семинаристы оказались одним из самых радикальных элементов в среде образованной молодежи. О причинах подобных умонастроений писал в воспоминаниях митрополит Евлогий (Георгиевский): «В семинариях революционно настроенная молодежь развивалась из ощущений социальной несправедливости, воспринятых в детстве. Забитость, униженное положение отцов сказывались бунтарским протестом в детях».[25] В своем большинстве семинаристы были выходцами из среды сельского духовенства, при этом религиозное воспитание развивало в них острое чувство несправедливости. К тому же единственным путем получения образования для них было поступление в духовное училище и затем в семинарию. Поэтому значительная часть семинаристов не имела симпатии к духовному призванию.
К началу XX века ряд положений, регламентировавших жизнь духовной школы, явно устарел. Из-за стремления начальства неукоснительно соблюдать их в духовных учебных заведениях вспыхивали бунты. Подобное событие произошло в Минской Духовной семинарии, состояние которой было далекой от идеала. Синодальная проверка, проводившаяся в 1905 г., вскрыла ряд серьезных недостатков. Само семинарское здание требовало ремонта и содержалось в небрежении, в казенном корпусе отсутствовала правильная вентиляция, что отрицательно сказывалось на здоровье воспитанников. Содержание учеников было найдено посредственным, иногда поступали жалобы на скудную пищу, а скатерти и салфетки были грязными даже при ревизоре. Недостаточным было отопление семинарских помещений. 14 февраля 1905 года в Минской Духовной семинарии вспыхнул бунт, перешедший в погром, в результате которого учебный процесс был прерван на три месяца. Недовольство учеников семинарскими порядками было и ранее, но особенно оно возросло после рождественских каникул, когда для учеников был ограничен отпуск в город, при этом время отпуска было сокращено. Естественной реакцией молодых людей на столь непонятные ограничения стала «самоволка». Тогда ректор семинарии архимандрит Николай (Орлов), стал сам высматривать самовольно гулявших в городе учеников. Естественно, слежка взбудоражила семинаристов. Бунту также способствовало еще и то, что накануне несколько раз в семинарию являлся какой-то революционер и вел беседу с учениками (как это выяснилось позже), а из Владимирской семинарии пришло «воззвание», которое призывало учеников подняться на борьбу против существующего порядка. Непосредственным поводом к бунту послужило исключение за плохое поведение одного семинариста.
14 февраля после проводов своего исключенного друга-бунтаря, многие ученики были пьяны. Они стали бить стекла и тушить лампы. Всего в бунте участвовало около 100 человек. Бунтари громили все на своем пути. Вызванные городовые и полиция не могли пробраться в здание, так как входные двери были закрыты изнутри, а на окнах, по-видимому, были решетки. Была полностью разгромлена канцелярия, разбит телефон и мебель. После этого была разгромлена квартира ректора, а в здании семинарии начался пожар. Из-за разбитого телефона пожарных вызвать не удалось, кто-то из учащихся стал звонить в семинарский колокол. Около 23.00 к семинарии прибыли епископ Михаил (Темнорусов), ректор, губернатор и полицмейстер. Общежитие было оцеплено. В итоге учеба в семинарии была прервана на три месяца, исключили около 100 человек. Ректор, архимандрит Николай (Орлов), за свою административную «малоопытность» был переведен в Костромскую Духовную Семинарию. [26] Отголоском событий в семинарии стала манифестация учащейся молодежи 19 февраля того же года, которая имела связь «с забастовкой в здании духовной семинарии». [27]
Будучи осведомлен о причинах бунта, Д. Скрынченко активно включился в дискуссию об обновлении семинарской жизни. Духовные учебные заведения «были так придушены, что дышать стало нечем, — писал он, — У семинаристов и академистов (студентов духовных академий — В.К.) отняли доступ в светские учебные заведения; для этого сократили программу общеобразовательных предметов, ввели много ненужных предметов, непригодных в жизни, преградили доступ к службе гражданской и т. п. Все подобные меры и породили страшный дух недовольства среди питомцев школы, приведший последнюю к полному распаду». [28] Церковно-бюрократическая традиция замалчивать назревшие жизненные вопросы возмутила его. «Если все так благополучно в семинариях, то почему же в них имеют место разные беспорядки, бунты, погромы, ставшие почти хроническими», — спрашивал он. [29]
Собственно, идея реформы духовных семинарий родилась в годы обер-прокурорства гр. Дм. Толстого (1865−1880). План реформ заключался в том, чтобы превратить семинарии в общеобразовательные гимназии с усиленным преподавание богословских дисциплин по сравнению с обычными гимназиями. Эти учреждения предназначались для детей духовенства, причем без обязательства со стороны выпускников идти дальше в богословские учебные заведения. Те же, кто желал продолжить духовное образование, принимались в специальные богословские четырехлетние институты. В них могли поступать также и выпускники обычных гимназий, в свою очередь, выпускники церковных гимназий получали право поступать в университеты. [30]
Этот план принят не был, вся реформа свелась к усилению преподавания богословских дисциплин в старших классах семинарий, выпускники которых все же получили право поступать в университеты. Однако в 1879 г. доступ в университеты был закрыт (за исключением Варшавского, Дерптского и Томского), [31] а дети духовенства принимались в семинарии только с обязательством принять сан после окончания. [32] Можно утверждать, что деятельность К.П.Победоносцева на посту обер-прокурора Синода (1880−1905) заложила тенденцию неприятия реформ вообще. По категорическому мнению историка Православной Церкви, К.П.Победоносцев «остановил развитие церкви на 25 лет своего обер-прокурорства, поставив церковь и духовенство в особо невыгодное положение в быстро развивающемся обществе». [33]
Попытка начать церковные реформы датируется 12 декабря 1904 г., когда император подписал указ «О предначертаниях к совершенствованию государственного порядка». В нем не было речи о церковной реформе, но современникам было ясно, что «совершенствование» «неминуемо затронет интересы первенствующей и главенствующей в империи конфессии». [34] В марте 1905 г. увидела свет записка «О современном положении Православной Церкви», которая была составлена для С.Ю.Витте профессорами столичной духовной академии. В ней ставился вопрос о церковных преобразованиях, в числе которых упоминались созыв Поместного Собора, изменение статуса прихода, усиление самостоятельности Церкви, а также отмечался кризис духовной школы. Прежде всего, в записке констатировалось, что «Духовная школа мало занимается современными течениями общественной мысли». [35] Ограниченность будущих пастырей, как указывалось в записке, вызывалась искусственными запретами на ознакомление с антирелигиозной и социалистической литературой. В результате православные пастыри часто не обладали умением полемизировать. Из признания подобного положения следовал вывод, что «Священнику необходимо подробное критическое ознакомление со всеми течениями культурной мысли». [36] Следует заметить, что авторы записки, на основе которой формулировалась государственная политика по отношению к Церкви, рассматривали церковную реформу как дело государственное, а не внутрицерковное, тем самым создавая непреодолимое препятствие на пути столь нужных преобразований. «Вопрос о духовной школе, — отмечалось в записке, — не есть вопрос отдельного ведомства, ибо всецело от его постановки зависит степень религиозного воздействия на народ». [37] Созванное вскоре Витте совещание по церковным вопросам с участием епископа Сергия (Страгородского) выработало предложение о созыве поместного Собора духовенства и мирян. В свою очередь, Синод обратился к императору с просьбой созвать Собор и избрать патриарха. Однако под влиянием К.П.Победоносцева эти идеи до реализации не дошли. [38] На обращении членов Синода 31 марта Николай II наложил резолюцию, согласно которой Собор будет созван «в благоприятное время». [39]
17 апреля 1905 г. вышел указ «Об усилении начал веротерпимости», поставивший православное духовенство в сложное положение. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал, что указ от 17 апреля в Западном крае привел к массовому переходу в католицизм [40] и стал для многих в Церкви неожиданностью. Уже тем, что он появился без оповещения и предупреждения, указ вызвал критическое отношение со стороны православного духовенства, которое восприняло его как слабость и явную уступку католицизму. В то же время указ не только облегчил старообрядцам и сектантам отправление их культа, но открыл возможность безболезненной смены вероисповедания, что было актуальным для смешанных по вероисповеданию семей в Западной крае. [41] Вскоре митрополит Антоний (Вадковский) подал царю записку, в которой отмечал, что введение в действие указа ставит Православную Церковь в невыгодное положение по сравнению с другими конфессиями. Православие, как писал он, по-прежнему оставалось под контролем государства, в то время как остальные конфессии получили «свободу рук». Поэтому Антоний просил царя разрешить съезд духовенства и мирян, дабы церковь обрела некоторую автономию. В октябре 1905 г. Д.В.Скрынченко писал: «Надо также теперь особенно иметь в виду закон 17 апреля о веротерпимости, в силу которого от наших пастырей требуется необычайно напряженная работа для защиты интересов православной церкви». [42] Кризисное состояние духовного образования и церковно-общественной жизни требовало безотлагательных реформ. Д.В.Скрынченко писал, что семинарии не удовлетворяют новым запросам жизни, поэтому «нужно, крайне нужно реформировать наши семинарии, и притом возможно скорее». [43] Опасаясь, что реформа будет проведена без оглядки на реальные потребности духовных учебных заведений, Д.В.Скрынченко настаивал на том, что особую роль в этом процесс должны сыграть преподаватели семинарий как лица, знающие жизнь учебных заведений изнутри. В декабре 1905 г. Николай II назначил аудиенцию трем митрополитам — Антонию (Вадковскому), Владимиру (Богоявленскому) и Флавиану (Городецкому) как старшим членам Св. Синода «для непосредственного преподания царственных указаний к предстоящему созванию Поместного Собора». [44]
27 декабря того же года Николай II дал рескрипт на имя первенствующего члена Св. Синода митрополита Антония (Вадковского), в котором разрешил «произвести некоторые преобразования в строе нашей отечественной Церкви». [45] Выбор царя пал на Антония не случайно. Он был известен как идеолог реформирования Церкви и прежде всего возвращения к патриаршеству. Результатом рескрипта Николая II стало Предсоборное присутствие, которое заседало с марта по декабрь 1906 г. Оно разработало рекомендации по обособлению Церкви от государства и предложило избрать патриарха. [46] Д.В.Скрынченко считал, что «рескрипт будет иметь не меньшее значение для церкви, чем для государственной жизни манифест 17 октября». [47] Правда, было непонятно, станет ли Собор всецерковным, или будет состоять только из епископов. Д.В.Скрынченко связывал с возможным созывом Собора оживление и, как он выражался, поднятие церковной жизни. Следует отметить, что Предсоборное Присутствие попыталось наметить путь реформирования духовной школы. В дискуссиях пятого отдела Присутствия выкристаллизовалась две идеи. Первая сводилась к тому, что духовную школу следует в принципе разделить на общеобразовательную и пастырскую. При этом вопрос о финансировании первой и ее статусе не рассматривался. Вторая позиция заключалась в том, что необходима единая десятилетняя духовная школа, в которую бы включались два специализированных курса, окончившие которые могли стать священниками. [48]
По завершении работы Предсоборного присутствия Николай II принял с докладом трех митрополитов, но ни слова не сказал о созыве Поместного Собора. [49] Тем не менее в апреле 1907 г. Николай II уведомил митрополита Антония (Вадковского) и обер-прокурора Синода П.П.Извольского, что закончил чтение материалов Предсоборного присутствия. Предполагалось, что Собор будет созван осенью 1907 г., при этом инициатива созыва Собора должна была исходить от императора. Но время шло, а импульса не было. К концу 1908 г. стало ясно, что созыва Собора можно не ждать.
Неопределенность в проведении церковных реформ приводила к появлению как самых фантастических, так и вполне реалистических планов. Д.В.Скрынченко несколько раз выступал с анализом планов реформ духовных семинарий. Вопрос о реформе духовной школы занял важное место в отзывах епархиальных преосвященных, которые по инициативе К.П.Победоносцева должны были предоставить Св. Синоду свои соображения по вопросу о церковной реформе. Большинство архиереев указывало, что коренной недостаток духовных учебных заведения заключался в решении ими двойственной задачи. С одной стороны, они должны были воспитывать достойных пастырей, а с другой — давать образование преимущественно детям духовенства, хотя бы те и не были расположены к церковному служению. [50] Подавляющая часть архиереев считала, что духовная школа должна быть бессословной. Лишь Антоний (Храповицкий), который происходил из дворян, полагал, что духовная школа должна сохранить сословный характер, а начальниками и воспитателями в ней должны быть исключительно монахи. [51]
В статье «Два проекта (К вопросу о реформе духовных семинарий) Д.В.Скрынченко подверг критике план реформы, опубликованный в «Православно-русском слове», автор которого явно хотел превратить духовные семинарии в подобие монастыря. [52] Главное, с чем был не согласен Д.В.Скрынченко, — клерикализация системы духовного образования. Вскоре Д.В.Скрынченко проанализировал еще один проект церковной реформы, опубликованный в «Орловских епархиальных ведомостях». Его автор предлагал соединить духовные училища и первые классы духовных семинарий, превратив их в гимназии с правами государственных гимназий, а сами духовные семинарии преобразовать в церковно-богословские училища с трехлетним курсом обучения. [53] С этим проектом Д.В.Скрынченко был в принципе согласен, видимо, потому, что он напоминал план реформирования духовных учебных заведений, составленный в конце 60-х гг. XIX в.
Составной частью нововведений и реформ, которые, как предполагалось, скоро начнутся, Д.В.Cкрынченко полагал возможность доступа семинаристов во все высшие учебные заведения. Это, в свою очередь, вызывало необходимость «так реформировать духовно-учебные заведения, чтобы они стали не ниже светских средних учебных заведений по программам проходимых наук». [54] В декабре 1905 г. Д.В.Скрынченко писал: «Крупные, громадные реформы совершаются или ожидаются чуть ли не ежедневно. То, что было предметом страстных желаний лучших людей страны в течение целых веков, теперь осуществляется быстро, стремительно». [55] Одним из проявлений реформы церковной жизни Д.В.Скрынченко называл отмену духовной цензуры. Жесткий контроль церковной бюрократии распространялся даже на пастырскую проповедь, что особенно возмущало Д.В.Скрынченко, всегда испытывавшему уважение к творческому слову. [56] Устранение цензурного гнета, по его мысли, должно привести к тому, что «на днях мы услышим живую, интересную богословскую мысль… К нам идет живая мысль, рождающая правду». [57]
В начале 1906 г. Д.В.Скрынченко еще надеялся на грядущие перемены. Он писал: «Начинается реформа духовно-учебных заведений, дальше последует реформа приходской, епархиальной и всецерковной жизни. Скоро соберется всероссийский всецерковный Собор, и Россия увидит Церковь обновленною». [58] Надо заметить, что некоторые планы реформирования духовных семинарий предусматривали отделение общего образования от духовно-пастырского. Это в принципе была здравая идея. Правда, неизбежно возникал существенный вопрос об источниках финансирования. Если будет создана общеобразовательная духовная школа, т. е. нечто вроде гимназии, то кто будет ее содержать? Если государство, то за учение придется платить, к чему духовенство со средним доходом 300−400 рублей в год явно не готово. [59] «Мне думается, — писал Д.В.Скрынченко, — не нужно совершенно отделять общее образование от специально пастырского, а только реформировать то и другое…» [60] Он полагал, что до 4 класса духовная семинария должна быть общеобразовательной школой, что давало бы ее ученикам право поступления в светские учебные заведения. Старшие классы в таком случае, «будут специально-пастырскими, с соответствующим режимом». [61]Главная же цель реформы в понимании Д.В.Скрынченко заключалась в том, чтобы «выпускать образованных пастырей, стоящих по своему умственному уровню не ниже окружающего их общества». [62]
Несмотря на страстное стремление изменить жизнь духовных училищ и семинарий реформа так и не началась. В 1907 г. Д.В.Скрынченко вернулся к теме реформы духовной школы в связи с усилением «обновленческого» движения в Православии и радикализацией некоторой части священнослужителей. Причины этих опасных, на его взгляд, тенденций Д.В.Скрынченко усматривал в «развале нашей школы». «Горы бумаги уже исписаны об этом, но вопрос о духовной школе доселе стоит на точке замерзания», — сетовал он. [63] Ситуация в духовных семинариях не менялась, что вызвало протесты семинаристов вплоть до бойкота экзаменов. [64] «Вопрос о нашей духовной школе перешел в самый острый фазис свой», — отмечал Д.В.Скрынченко. [65] Он настаивал на том, что проблему духовного образования следует решать, и как можно быстрее. К сожалению, реальных шагов в направлении реформ сделано не было.
К 1908 г. полемика в церковной прессе о необходимости реформ угасла. Д. Поспеловский отмечает, что «реформы 1905 — 1906 гг., коренным образом преобразовавшие все мирские сферы русского быта, как будто обошли церковь, которая по-прежнему оставалась в ведении обер-прокурора и синодальной бюрократии». [66]
В 1909 г. Д.В.Скрынченко вновь вернулся к теме реформе духовной школы. Видимо, не имея возможности (даже будучи редактором) высказаться на эту тему на страницах «Епархиальных ведомостей», он напечатал статью в «Минском слове», отвечая на фельетон влиятельного публициста М.О.Меньшикова в «Новом времени», издававшемся А.С.Сувориным. Петербургский публицист писал, что вера в России находится в упадке, виной чему служит нынешняя богословская школа. Д.В.Скрынченко был вынужден согласиться с тем, что «современная богословская школа во многом не удовлетворяет своему назначению и даже вредна для веры». [67] Разочарованный тем, что реформа не сдвинулась с места, Д.В.Скрынченко писал: «Мы хотели бы лишь задать один вопрос: почему Св. Синод до сих пор не приступил к реформе духовной школы? Как можно не спешить с реформой, если духовная школа отличается нерелигиозностью?» [68]
Церковная реформа, на которую надеялись в начале XX века, так и не началась. Одна из причин кроется в том, что Православная Церковь не обладала традицией самостоятельности. Вековая принадлежность государству гасила естественное стремление к реформе церковно-общественной жизни. Трагедия русского Православия в это время заключалась в том, что формирующееся гражданское общество добилось от государства увеличения объема свобод, но оно совершенно проигнорировало интересы и проблемы Церкви. [69]
В начале века Церковь в России оказалась между «молотом и наковальней». С одной стороны, развивалось леворадикальное движение, для которого усиление Церкви в результате реформ было невыгодным. Примерно такую же позицию стратегически занимала либеральная интеллигенция, для которой Церковь была олицетворением реакции и мракобесия.[70] С другой стороны, существовала достаточно ярко выраженная позиция царской власти, не желавшей предоставлять свободу Церкви, отделять ее от государства. Если политическая элита предпочитала традиционно рассматривать Церковь как верную опору и не допускала мысли о выходе Церкви из-под своего влияния, то в кругах образованных Церковь едва ли пользовалась прочным авторитетом. Как указывает С.Л.Фирсов, суть проблемы церковной реформы в том, что «действительная свобода Церкви от государственного влияния возможна лишь в случае ее отделения от государства». Но «подобное возможно лишь при установлении свободы совести. В православной России «отделить» Церковь от государства значило бы подорвать империю изнутри, реальная же свобода Церкви была возможна только в светском государстве». [71]
В 1904—1905 гг. Д.В.Скрынченко возлагал особые надежды на реформу Церкви и особенно системы духовного образования, надеясь, что трансформация церковно-общественной жизни создаст устойчивое социальное основание для реформ в России. Импульсы реформ Церкви были слабыми, в институциональном смысле положение Церкви не изменилось. Д.В.Скрынченко как мыслящий человек не мог не задаваться вопросом, почему церковная реформа так и не началась? Позднее в эмиграции, давая оценку прошлому, Д.В.Скрынченко пришел к неутешительным выводам о природе российской власти. Он писал, что «Россией правил не русский народ, а правило дворянское сословие, поэтому вся система госуправления, построенная на принципах сословности, привела к разложению аппарата управления. Эти сатрапы, — писал он, — конечно, не чувствовали, на каком вулкане они сидят». [72] Ошибка властей, по его мнению, заключалась в том, что они отталкивали тех, кто их поддерживал и стремился укрепить российскую государственность. «Когда теперь, вдали от Родины и от того времени вспоминаешь все это, всю эту гадкую игру властей, то невольно думаешь, что гром над нашей Родиной, разложившейся от центра до периферии, должен был разразиться, что власть прогнила в корне». [73] К этому можно добавить, что само духовенство вряд ли было готово взять на себя ответственность самостоятельной жизни. Кроме того, для Церкви были неприемлемы те методы борьбы с властью, которые использовало светское общество, а собственных эффективных механизмов влияния на политическую элиту Церковь еще не выработала. Вероятно, прав Д. Поспеловский, отметивший, что не последнюю роль в торможении реформы сыграли не только мистические чувства императора, но и то, что он воспринимал Церковь как некий канал связи с народом. Если Дума ослабила прямую политическую власть царя, то Церковь в его понимании служила транслятором императорской харизмы. К тому же жизнь русского Православия во многом определялась «симфонией» Церкви и государства (в петровском варианте), что предопределяло для Церкви пределы возможного реформирования. Д.В.Скрынченко в своих работах отстаивал консервативный вариант развития государства при определенной либерализации Церкви. Подвергать критике взгляды его за то, что он не видел далее уваровской триады — бессмысленно. Он утверждал необходимость церковного обновления в рамках открывшихся возможностей.
К концу 1907 г. Д.В.Скрынченко был явно разочарован в способности власти и Церкви к реформированию, что подтолкнуло его к политической светской деятельности, результатом чего стало его участие сначала в партии октябристов, а затем во Всероссийской национальном союзе. Кроме того, он сосредоточился на изучении прошлого Западного края, а в 1908 г. стал редактором «Минского слова». После кончины епископа Михаила (Темнорусова) 29 мая 1912 г. Д.В.Скрынченко 30 июня 1912 г. ушел с поста редактора «Минских епархиальных ведомостей» [74], перестав служить по духовному ведомству. Можно полагать, что на столь радикальное решение повлияло и то, что с мая 1911 г. обер-прокурором Синода стал В.К.Саблер, негативного отношения к которому Д.В.Скрынченко никогда не скрывал. [75] К тому же в июне 1912 г. Д.В.Скрынченко, не желая уступать давлению властей, был вынужден закрыть газету «Минское слово». Ее закрытие было ускорено событиями на политической арене. После убийства П.А.Столыпина в сентябре 1911 г. Председателем совета министров стал В.Н.Коковцов, который не пользовался поддержкой националистически настроенной общественности и был слабой политической фигурой. Летом 1912 года Д.В.Скрынченко навсегда покинул Минск.
Колмаков Вадим Борисович, кандидат философских наук, преподаватель Воронежского государственного университета
СНОСКИ
1 — Папков А. Необходимость обновления православного церковно-общественного строя. // Русский вестник, 1902. — N6. — С.638−639.
2 — Скрынченко Д. Общемировое призвание России и в связи с ним задачи западно-русских семинарий. // Минские епархиальные ведомости (далее — МЕВ), 1904. — N20. — Ч. неоф. — С.420.
3 — Там же. — С.421.
4 — Там же. — С.422.
5 — Там же. — С.424.
6 — Там же. — С.424.
7 — Там же. — С.424.
8 — Там же. — С.425.
9 — Скрынченко Д.В. Мои воспоминания (рукопись). — С.12. Фактически между речью и назначением прошло около года. — В.К.
10 — МЕВ, 1905. — N 17. — Ч.неоф. — С.295.
11 — Скрынченко Д. От редакции. // МЕВ, 1905. — N17. — Ч.неоф. — С.295−296.
12 — Там же. — С.296.
13 — Там же. — С.296.
14 — Скрынченко Д.В. По поводу текущих событий. Государственная Дума и духовенство. // МЕВ, 1905. — N18. — Ч. неоф. — С.331
15 — Там же. — С.332.
16 — Там же. — С.333.
17 — Там же. — С.332.
18 — Там же. — С.333.
19 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. // МЕВ, 1906. — N10. — Ч. неоф. — С.277.
20 — Там же. — С.278.
21 — Там же. — С.279.
22 — Смолич И.К. История русской церкви (1700−1917). Ч.1., М., 1996. — С.483.
23 — Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М., 1994. — С.94.
24 — Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). М., 2002. — С.24.
25 — Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. М., 1994. — С.19.
26 — Чистяков П. Минская епархия в 1899—1917 гг. (историко-статистическое описание). Дипломная работа (рукопись). Жировичи, 2000. — С.18−19. См. также: Шибеко З.В., Шибеко С.Ф. Минск. Страницы жизни дореволюционного города. Минск, 1990. — С.286.
27 — 1905 год у Беларусi. Менск, 1926. — С.69; см. также: Документы и материалы по истории Белоруссии (1900−1917). — Т. III, Минск, 1953. — С.600.
28 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. // МЕВ, 1906. — N7. — Ч.неоф. — С.155.
29 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. К вопросу о реформе духовных семинарий. // МЕВ. — 1905. — N19. — Ч.неоф. — С.376.
30 — Поспеловский Д. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996. — С.195.
31 — Смолич И.К. Ук. соч. — С.468−469.
32 — Поспеловский Д. Ук. соч. — С. 195, 198.
33 — Там же. — С.199.
34 — Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). — С.151
35 — Церковная реформа. Сборник статей духовной и светской периодической печати по вопросу о реформе. Сост. И.В.Преображенский. СПб., 1905. — С.130.
36 — Там же. — С.130.
37 — Там же. — С.131
38 — Подробнее см.: Кузнецов Н.Д. Преобразования в Русской Церкви. М., 1906. — С.25−37.
39 — Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). — С.167−168.
40 — Евлогий (Георгиевский). Ук. Соч. — С.140−147.
41 — Горизонтов Л.В. Парадоксы имперской политики: Поляки в России и русские в Польше. М., 1999. — С.94.
42 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. К вопросу о реформе духовных семинарий. // МЕВ, 1905. — N 19. — Ч.неоф. — С.378.
43 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. К вопросу о реформе духовных семинарий. // МЕВ, 1905. — N19. — Ч.неоф. — С.379.
44 — Смолич И.К. — Ук. соч. — С.239.
45 — Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). — С.216.
46 — Поспеловский Д. Православная церковь в истории Руси, России и СССР. М., — С. 211.
47 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. Церковно-историческая эпоха. // МЕВ, 1906. — N2. — Ч.неоф. — С.37.
48 — См.: Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). — С.234.
49 — Фирсов С.Л. Православная церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. М., 1996. — С.296.
50 — Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). — С.211.
51 — Там же. — С.213.
52 — Скрынченко Д. Два проекта (К вопросу о реформу духовных семинарий). // МЕВ, 1905. -N20. — Ч.неоф. — С.424.
53 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. К вопросу о реформе духовных семинарий. // МЕВ, 1905. — N21. — Ч.неоф. — С.452−453.
54 — Там же. — С.454.
55 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. Отмена духовной цензуры. // МЕВ, 1905. — N24. — Ч.неоф. — С.520.
56 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. // МЕВ, 1906. — N7. — Ч.неоф. — С.155.
57 — Там же. — С.521.
58 — Скрынченко Д. С Новым годом. // МЕВ, 1906. — N1. — Ч.неоф. — С.2.
59 — Скрынченко Д. О духовных гимназиях. // МЕВ, 1906. — N4. — Ч.неоф. — С.72.
60 — Там же. — С.72.
61 — Скрынченко Д. О духовных гимназиях. // МЕВ, 1906. — N4. — Ч.неоф. — С.72.
62 — Там же. — С.73.
63 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. Что же делать? // МЕВ, 1907. — N10. — Ч.неоф. — С 298.
64 — Скрынченко Д. По поводу текущих событий. Что же делать? // МЕВ, 1907. — N10. — Ч.неоф. — С.300.
65 — Там же. — С.300.
66 — Поспеловский Д. Православная церковь в истории Руси, России и СССР. — С.212; его же. Русская православная церковь в XX веке. М., 1995. — С.30.
68 — Скрынченко Д. Духовное просвещение. // Минское слово, 1909, N 882, 24 декабря.
69 — Там же.
70 — В статье «Канон и свобода в «Церковном вестнике» N 17 за 1905 г. отмечалось, что интеллигентные классы русского общества сходились во враждебном отношении к церкви. — Церковная реформа. Сборник статей духовной и светской периодической печати по вопросу о реформе. Сост. И.В.Преображенский. — С.444.
71 — Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.). — С.48.
72 — Скрынченко Д.В. Мои воспоминания.(рукопись). — С.23.
73 — Скрынченко Д.В. Мои воспоминания.(рукопись). — С.24.
74 — Епархиальная хроника. // МЕВ, 1912. — N14. — Ч.неоф. — 528.
75 — См. Скрынченко Д. По поводу текущих событий. // МЕВ, 1906. — N7. — Ч.неоф. — С.155.
http://rusk.ru/st.php?idar=110103
Страницы: | 1 | |
