 |
| Новый Петербургъ | 30.03.2006 |
Еще один случай, мягко выражаясь, странного поведения органов имел место быть в Петербурге на прошлой неделе.
По сообщению сайта Фонтанка.ру в материале «Нелегальную литературу печатают не в подполье» от 15/03/2006 14 марта «…сотрудники 18-отдела УБОП (по борьбе с экстремистскими проявлениями) по подозрению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 30, 280 (покушение на публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя РФ) и 30, 282 (покушение на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды) УК РФ ЗАДЕРЖАЛИ 57-летнего военного пенсионера, капитана первого ранга в отставке.
Как сообщили корреспонденту „Фонтанки“ в ГУВД, сотрудниками УБОП из типографии в Парголово был изъят тираж брошюры (500 экземпляров), отпечатанный по заказу подозреваемого. Брошюра называется „Что делать сейчас (Программа-минимум русского народа)“. Как заявил директор данного предприятия Александр Соколов (представившийся как бывший офицер сначала КГБ, а потом ФСБ), к деятельности самой типографии у правоохранительных органов претензий нет. В правоохранительных органах полагают, что на 16-ти страницах издания содержатся призывы и суждения, направленные на возбуждение вражды к группе лиц по расовому и религиозному признакам, а также по национальности и происхождению. Там же представлена концепция переустройства современного общественного бытия, которая содержит публичные призывы к противоправной экстремистской деятельности, сопряженной с угрозой насилия…» и т. д., и т. п.
От этой заметки за версту запахло 37-м годом, и мы сочли необходимым встретиться с человеком, подвергшимся столь странному задержанию. Им оказался военный пенсионер Владислав Иванович НИКОЛЬСКИЙ. Вот что он нам рассказал о себе и о своих невеселых «приключениях».
«Я, Никольский Владислав Иванович, родился 26 августа 1948 года в городе Тамбове в семье военнослужащих. Наша семья проживала в различных городах, где я учился в разных школах: в северном Казахстане, под Москвой в городе Малоярославец, в Красноярском крае.
Окончив 11 классов в Тюмени, я поступил в Высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского здесь, в Ленинграде, в Адмиралтействе, на кораблестроительный факультет. Училище окончил в 1971 году. Был направлен на службу на Черноморский флот на эскадренный миноносец „Серьезный“, потом — на эскадренный миноносец „Сметливый“. В составе экипажа корабля участвовал в различных учениях, неоднократно был на боевой службе в Средиземном море, ведя наблюдение за американскими авианосными силами. Заходили в районы боевых действий между Израилем и Сирией, между Израилем и Египтом. Там постоянно было состояние полувойны. Заходили в порты: в Александрию, Тартус — районы боевых действий. В 1975 после четырех лет службы я поступил в Военно-морскую академию. Там же был принят в члены КПСС. После окончания академии в 1977 году я был направлен в Первый научно-исследовательский институт, где и проходил службу в разных званиях. Закончил службу ведущим научным сотрудником Управления в звании капитана первого ранга. Сначала я защитил кандидатскую диссертацию, а в 1998 году — докторскую. В январе 2001 года избран действительным членом Академии военных наук.
В отношении политической деятельности. Конкретно политикой я не занимался. Был помощником депутата Государственной Думы Юрия Павловича Кузнецова. Оказывал ему помощь в написании некоторых книг в части, связанной с военным делом, с географией, с геополитикой, потому что он — специалист по социологии, кандидат философских наук. У нас есть совместные труды: книга „Введение в теорию национальной безопасности“. Эта книга была издана в Казахстане в 1999 году. Кстати, при обыске у меня отобрали и эту книгу. Помогал я ему и в формировании других книг. Долгое время, с конца 1979 года, в научном институте я занимался в основном автоматизацией проектирования, то есть был связан с вычислительной техникой тогда, когда еще никаких персональных компьютеров не было: мы стояли у истоков информатизации. Свою кандидатскую диссертацию я написал по вопросам автоматизации и проектирования. То есть я являюсь специалистом по системному анализу, проектированию, по вопросам военного кораблестроения.
Открытые публикации, связанные с общими вопросами, появились после 1985 года. Научных трудов более 150, из них печатных порядка 30, в том числе такие книги, как „Военно-морской флот СССР 1945−1991 годов“. Эта книга вышла в 1997 году. Позднее были написаны книги, в том числе „Последний эскадренный миноносец ВМФ СССР“ о создании и эксплуатации эскадренных миноносцев типа „Современный“. Последний труд — справочник „Военные флоты мира“. Предполагалось как регулярное издание (хотя бы через год, через два). За рубежом такие справочные издания выходят ежегодно. А в своей научной деятельности я занимаюсь системным анализом, связанным с военным кораблестроением.
Этот случай, который произошел со мной, связан как раз с издательской деятельностью. Публикуя книги, брошюры, я оказываю помощь также и другим людям. Получилось так, что я не обратил внимания на содержание материалов (пленок), которые мне привезли друзья с Украины, и отдал их в печать. Ведь как получилось: страна распалась, но друзья по выпуску остались везде, в том числе и на Украине, а ведь туда даже на мобильник порой позвонить невозможно. Поэтому чаще всего эти люди мне звонят сами. Попросили подыскать типографию для того, чтобы напечатать предвыборные материалы. Я спросил: почему здесь написано „русскому народу“? Они это мотивировали тем, что выступают от лица народа Восточной Украины. Я нашел типографию, сдал в тираж, мне дали расписку. А 23 февраля, после праздничного стола, я поймал машину и поехал в типографию. Когда я туда прибыл, и мне стали выдавать тираж, в типографию явились представители ФСБ, прокуратуры, милиции (впрочем, документов они мне не предъявляли). Я ничего подписывать не стал, отвечать на вопросы отказался. Меня продержали с 3-х до 6 часов, тираж забрали „для анализа“, как они сказали. Я позвонил тем, кто заказывал тираж, но безрезультатно.
Далее события развивались так. 14 марта часов в 12 мне позвонила следователь прокуратуры, которая участвовала в аресте тиража, и сказала: „Против вас возбуждено уголовное дело, приезжайте после 18 часов“. Я посетил праздничное мероприятие на работе, после чего в 19 часов 30 минут прибыл в прокуратуру. Там мне сказали: „Согласно 100-й статье мы задерживаем вас на 48 часов“. Я попросил сделать звонок адвокату. Как такового адвоката у меня не было, и я позвонил другу. К сожалению, мой знакомый не успел ничего сделать, а я сказал, что без адвоката я ничего подписывать не стану. Тогда они вызвали своего адвоката, которому я дал телефоны жены и моего друга — доктора юридических наук, чтобы он прислал мне адвоката (а он, как потом выяснилось, ехал в поезде из Москвы). В результате их адвокат НИКУДА НИКОМУ НЕ ПОЗВОНИЛ — адвокат оказался подставным: такая у них система работы.
Тогда уже начал действовать мой сын. Он нашел настоящего адвоката, который стал оказывать мне помощь. Я в это время уже сидел, меня возили В НАРУЧНИКАХ (РУКИ ЗА СПИНУ). Сначала меня привезли в 36-й отдел. Там меня брать не стали: сказали, где тираж арестован, туда и везите, то есть в 9-е, которое находится в Парголове. Там „откатали“ все пальцы. Единственное послабление — сидел не в наручниках. Потом пришел другой конвой: надели наручники, привезли опять в 36-й отдел. В 3 часа ночи меня оформили в изолятор временного содержания (ИВС): камера, деревянные нары — „нормально“ (даже чуть лучше, чем на гауптвахте). Тусклый свет, довольно прохладно.
Кроме меня в камере было еще трое: наркоман, которого арестовали через полгода после того, как он снял колеса с машины для продажи — по отпечаткам пальцев на машине. То есть человек может случайно коснуться на улице чужого автомобиля, случайно дотронуться, а в результате его можно арестовать за то, что он якобы в прошлом году снял колесо! Другой пытался украсть в магазине куртку стоимостью 1400 рублей, он задержан и будет посажен. А третий спал, в разговоре не участвовал. Утром их стали выводить кого куда, а меня перевели в другую камеру, где температура была не более 12 градусов и отовсюду дуло. Там лежать нельзя, приходилось все время ходить. Там сидело двое: один — весьма симпатичный мошенник (кажется, статья 159), а второй — по 127 статье, инвалид то ли 1-й, то ли 2-й группы, маленький, щупленький, который в пьяной драке ударил соседа по квартире и сломал ему два ребра (не знаю, как ему это удалось?)
К вечеру приехало ТСБ („Телевизионная служба безопасности“), спрашивали: „Почему вы евреев не любите?“ Я сказал, что не буду давать интервью, а то, что мне предъявили, могут предъявить кому угодно: взял в руки книжку на лотке, или кто-то попросил что-то передать, ты уже по этой статье можешь попасться. „Единственное, что я могу сделать, это назваться, кто я такой“, — сказал я им. Когда я представился, они были поражены, тут же прекратили свои разговоры, собрались и уехали. Меня повели обратно в камеру, я стал проситься в другую, не такую холодную, на что мне сказали, что и так нормально. Пришлось, свернувшись калачиком, как-то устраиваться на ночлег. Было уже совсем поздно.
А в это время ко мне домой явилась с обыском следователь с компанией. Жена молодец, пустила их только в кабинет, откуда они много чего вынесли, включая даже панель приемника от машины (что они там будут анализировать?), системный блок компьютера, нашли второй комплект пленок по этой брошюре, саму брошюру. Когда тираж был арестован, я все-таки решил почитать, что же там такое. Ребята давали мне дискету с материалами, которые они скачали для этой брошюры.
В компьютере была масса материалов: у меня один ученик недавно защитил кандидатскую диссертацию (я был его научным руководителем), второй — в феврале. То есть мне было не до этой всей ерунды.
А когда схватили тираж, я решил разобраться, что же там все-таки написано. Когда мне впервые привезли пленку, она была грязной, я сказал, что в типографию такую не возьмут. Она где-то у меня затерялась. Потом ребята привезли хорошую, которую я и отдал в типографию. Начались праздники, суматоха, и про первую, грязную, я совсем забыл, оказывается, она валялась где-то в пакете документов Союза Русского Народа, поскольку меня избрали в Совет городской организации Союза Русского Народа.
Во время обыска почему-то изъяли книги, связанные с военно-морским флотом. Я и так уже проходил в связи с этими книгами всякие проверки и цензуры. Одна из книг — дорогая и к тому же не моя. Я не располагаю возможностями все это продавать, а заказчики этой книги, они из Москвы, определили цену этой книги 2500 рублей. Взяли две: один — мой рабочий экземпляр, который я получил в типографии в качестве сигнального экземпляра, чтобы окончательно сверить и показать в военную цензуру.
Во время второй ночевки в изоляторе временного содержания мне удалось немного поспать. В первую ночь я, по понятным причинам, спать не мог. Вторую ночь я провел в той камере, куда попал сначала — охрана сменилась, и меня из холодной камеры перевели обратно. Там был тот парень, который куртку вынес, и ему обещают „припаять“ пять лет, то есть его поймали на попытке воровства. Вторым был молодой узбек, которого обвиняют в изнасиловании. Что-то они там с женщиной не поделили, она прибежала в милицию и стала кричать, что ее изнасиловали. Он еле-еле говорил по-русски, и я посоветовал ему ничего не подписывать: „Ты, говорю, читать-то не умеешь, ничего не понимаешь, пускай тебе переводчика дадут. Только тогда можно как-то действовать. А то ты ходишь, следователь тебя вызывает, и ты все подписываешь“. Все-таки они там его обработали, и он продолжал все подписывать.
Примерно в 10 часов утра мне опять — руки за спину, застегнули наручники и — в машину вместе с другим парнем, которого перевозили в суд, а потом в тюрьму, то есть на улицу Лебедева, в СИЗО. А про меня милиционер говорит: „Этого тоже сейчас к 12 часам отвезем на рассмотрение дела, и туда же — в тюрьму“. Там уже давно было все готово: все документы, все материалы были готовы для этого. Итак, мы сидим в наручниках в машине, сзади, внутри „душиловки“. Мимо проходил адвокат, приехавший ко мне. И я слышу, как милиционер говорит: „Странно, я этого адвоката не знаю“. То есть у них схема проста: кучка адвокатов на содержании, которые говорят стандартные фразы, в результате чего машина работает четко.
Началось судебное слушание. Меня завели в клетку. Судья стал спрашивать. Потом говорит: статья такая-то. Понятно. Кто вы такой? Понятно. По поводу членства в академии и прочих заслуг пишет: „со слов“. Когда стала спрашивать о наградах, я понял, что сейчас будет освобождение под подписку. Я сказал, что есть награды как Советского Союза, так и России — за безупречную службу. Потом спросила о болезнях. Я сказал, что, к сожалению, из-за нахождения в холодной камере и отсутствия возможности помыться, у меня вновь возникнет обострение по <…>. Придется в понедельник ехать опять в поликлинику Военно-медицинской академии. Судья спросила, есть ли у меня подтверждающий документ. Но поскольку я являюсь ветераном, карточка в поликлинике заводится на один год. В этом году я там еще не был, значит, и карточки моей нет — заведут новую. Кроме того, я обратился к суду по поводу того, что меня забрали на двое суток, предъявили обвинение, посадили — и забыли про меня. Никаких показаний не брали, никаких следственных действий не производили. Я полагал, что меня в течение этого времени хотя бы вызовет следователь, но этого не произошло. Потом она в коридоре ко мне подходит и говорит: „Так вы же были пьяны!“.
Суд удалился. Сидим мы в коридоре. Пять минут проходит. Десять. Не вызывают. Милиционер говорит: „Что это такое?“. Все удивляются. Проходит минут двадцать. Зачитывают постановление: отказать прокурору!
У следователя, конечно же, глаза на лоб полезли.
Милиция вся была удивлена. Сказали: „Ну что, теперь тебя обратно в ИВС, чтобы ты там досидел прокурорские 48 часов“. Слава Богу, БЕЗ НАРУЧНИКОВ возили по городу в машине! В ИВС меня встретили уже более уважительно, хотя все равно в камеру посадили — положено!
Примерно полвосьмого приезжает эта дама, привозит только часть изъятых вещей: деньги, паспорт, мобильный телефон. Я, говорит, привезла только самое необходимое. Я спросил: где же документы? На что она ответила, что они ей необходимы для следственных действий. А там такие документы: договора на издание книги „Военные флоты мира“, рекламные буклеты этой книги, моя записная книжка с телефонами. Это, говорит, я имею право не выдавать. Она долго писала, оформляя документы.
Потом меня выпустили. Пришел домой, грязный как собака. Скинул с себя все и вымылся наконец-то».
Материал подготовил И. СОКОЛОВ
Газета «НОВЫЙ ПЕТЕРБУРГЪ», N11(775), 23.03.2006 г.
