 |
| Русская линия | Владимир Мельник | 13.03.2006 |
В половине университетского курса, значит, где-то в 1824—1825 годах, со студентом Мотовиловым произошел странный случай, о котором сам он в своих записках писал довольно туманно: «Этот случай поверг меня в такую бездну отчаяния, что я не мог его пережить, ибо должен был лишиться и своей дворянской чести, и дворянского звания, и быть отдану в солдаты». Разъяснила этот случай жена Мотовилова, Елена Ивановна. «Случай, так потрясший Мотовилова, был поцелуй, брошенный им в университетском коридоре одной барышне. Поцелуй этот был замечен начальством, которое придало ему такое значение, что Мотовилов счел себя окончательно погибшим. Особенно его страшила мысль, что он убьет свою „маменьку“. А любил он свою „маменьку“ так, как только могло уметь любить его чистое сыновнее сердце».
В центре Казани было известное всем и каждому Черное озеро. Оно было любимым местом прогулок многих казанцев. Здесь любил проводить время, между прочим, будущий писатель, а тогда студент Лев Толстой. В темную ночь из квартиры профессора Карла Федоровича Фукса (Мотовилов проживал у него) ушел шестнадцатилетний студент к этому озеру с намерением утопиться. «Уже он готов был в него броситься, — пишет С. Нилус, — но какая-то невидимая сила вдруг приковала его к месту, с которого он хотел кинуться в воду, и в ночной темноте, над мрачными водами Черного озера, он внезапно увидал в ярком сиянии образ Казанской Божией Матери. Озаренный дивным светом Лик Пречистой укоризненно взглянул на юношу-самоубийцу и бесследно скрылся в темноте ночи.
Это было первое знамение в его жизни».
Никому не известно, что совершилось тогда в душе Николая Александровича, что он тогда думал и чувствовал. Ясно одно: видение перевернуло все его существо. Отныне его жизнь должна была неминуемо войти в другое русло. Он вернулся в дом Фуксов уже иным человеком. Заступничество Самой Богородицы укрепило его душу, и история, грозившая ему исключением из университета, уже не казалась столь страшной. И в самом деле — все обошлось. Всеми любимый и уважаемый профессор Карл Федорович Фукс, бывший в то время ректором университета, уверил обвинителей, что «он за Мотовилова ручается» как за высоконравственного юношу. Вряд ли рассказал кому-нибудь, кроме родной матери, эту историю юноша Мотовилов.
С 1831 года начинается общение Мотовилова с преподобным Серафимом. Можно ли забыть, что к преподобному многократно являлась Божия Матерь? Покрывая Своим Покровом батюшку Серафима, не оставляла она и его верных духовных чад. Это видно на судьбе Николая Александровича. «Летопись Дивеевского монастыря» архимандрита Серафима Чичагова дает важное свидетельство об отношениях преподобного с Мотовиловым, а значит, и о самом Мотовилове: «Затем о. Серафим заповедовал Н.А. Мотовилову служить Дивеевской обители (тетрадь N 6 — предисловие). Он призвал двух сестер мельничной общины: Евдокию Ефремовну Аломасовскую, бывшую при явлении Божией Матери в день Благовещения 1831-го года, впоследствии монахиня Евпраксия, и Ирину Семеновну Зеленогорскую, бывшую впоследствии третьею начальницею, чтобы они могли засвидетельствовать другим слова его. Вложив в руки Н.А.Мотовилова правые руки сестер и придерживая их своими руками, о. Серафим заповедовал, чтобы они не только сами после его смерти обо всем подробно рассказали Николаю Александровичу, что и где и как Божия Матерь заводила чрез него, но чтобы все сестры ничего от него не скрывали, потому что Божией Матери угодно, дабы Николай Александрович был назначен питателем обители. Затем подтвердил, дабы по воле Царицы Небесной Николай Александрович все знал об обители так же подробно, как известно самому о. Серафиму. Обратясь же к Мотовилову, батюшка приказал ему, чтобы он был в свое время свидетелем всего, что делалось в Дивееве при „убогом Серафиме“ и засвидетельствовал, что даже все строение, найденное после смерти старца, выстроено было им самим, по назначению и указанию Царицы Небесной. „И камешка одного я, убогий Серафим, самопроизвольно у них не поставил!“, — сказал батюшка, оканчивая свою речь».
Сам Мотовилов в «Записках» передает в подробностях, что перед тем, как преподобный открыл сестрам о Мотовилове как о питателе Дивеевской обители, он сказал самому Николаю Александровичу следующее: «Я ныне видел Господа и Божию Матерь. Они мне сказали судьбу жизни вашей. Они же и о вас говорили при мне. Царица Небесная просила Господа нашего, а Сына Своего, Богочеловека Иисуса Христа, чтобы Он сотворил с вами знамение, а Господь вспросил Ее: „Да стоит ли Мотовилов того, что Ты, о Мати Моя, просишь Меня за него?“ И Она отвечала: „Стоит ли, или не стоит, но Ты все-таки послушай Меня и сотвори с ним знамение“. И Господь еще сказал Ей: „Мати Моя, да Мотовилов не воздаст Тебе, как следовать будет, за добро Твое“. Она еще, и в третий раз поклонившись Ему, изволила сказать: „А воздаст ли, или не воздаст, это уже не Твое, а Мое будет дело, а Ты не для него, но для Меня, Матери Своей, сотвори с ним знамение“. После такого-то усердного умоления Ее и Господь обещал Ей сотворить с вашим Боголюбием просимую Ею милость.
Так вот, батюшко, стоим ли мы, убогие, такой милости Господней и чем воздадим мы Царице Небесной за толикую Ее любовь к нам и неизреченную Ее милость? А Она, батюшко, немногого просит от вашего Боголюбия — вон, видите ли там сирот моих, — и он махнул рукою тем двум, которые, как я выше сказал, копали картофель, и отец Гурий отдал им плащ мой, и они, подойдя, подали плащ. — Не плащ нужен, — сказал он, — а сами подойдите ко мне». Когда они подошли к нему, то он, взяв по правой руке их, вложив обе их сии руки с моею правою и с моею левою рукою, взяв наши руки своими обеими руками и крепко сжав, держа их в таком положении, стал говорить ко мне: «Царица Небесная просит, чтобы вы не забыли сирот моих сих и прочих с ними дивеевских и посылали им в память Ее милостей столько неизреченных к вам — по сту четвериков ржи каждый год — и творили эту заповедь Ее каждогодно до успения вашего». Я отвечал: «Не только по сту, но хотя по пятисот четвертей». «Батюшко, — отвечал он мне, — Царица Небесная заповедывает не менее ста четверичков, то есть пудовок, а не четвертей, а более сколько Господь вам поможет, это уже ваше дело и умножение таланта, но чтобы уже непременно присылку этих заповеданных ста четвериков ржи каждогодно творили без опущения по успение ваше. Разумеете ли вы, для чего это так и что это значит? В Писании говорится, что овые из рабов Господних приподоваху Ему на тридесят, овые на шестьдесят, а овые и на сто, так вот в честь этого-то во сто трудов уплодоношения Она и желает, чтобы вы всегда творили эту заповедь Ее. Батюшко, у них место-то, как рай Божий, и только недостает им садика одного». Я подумал, что у меня в Нижегородской и Симбирской губерниях большие сады, так я насажу оный им сам, и только хотел, было, сказать, «позвольте, батюшко, я насажу им сад этот из моих садов», а он, зажав мне рот, сказал: «А вы, ваше Боголюбие, умолчите да сотворите». И потом, крепко держа наши руки в своих руках, сказал: «Вот, батюшко, как мне Царица Небесная дала свое послушание служить им, так и я вам по Ее повелению приручаю из рук в руки при них самих при двух свидетельницах по слову Господню, при двоих или при триех свидетелех станет всяк глагол, так и я теперь творю, потому что с которою беседовал, третья будет, — а им сказал: „Вот, матушки мои, вы все плакали и вспрашивали меня, на кого я вас оставляю и кто после меня питать будет вас? Так духовною-то пищею Господь и Божия Матерь питает и напитает вас всех, а во временной жизни — вот вам Сама Царица Небесная назначает питателя. Он будет питать вас во всю свою жизнь — после меня по смерть свою“. Я говорю это ему при вас двух, а вы возвестите о том и всем прочим о нем, что Сама Божия Матерь избрала и назначила его вам всем чрез меня питателем, а вашему Боголюбию я вручаю двух, а с ними и всех остальных сирот моих, послужите Царице Небесной и попекитесь о них, как я сам служил Ей и пекся о них. Всякая милостыня, подаваемая Христа ради нищему, угодна Господу, подаяй нищему, взаим дает Богови, и в жизнь будущего века не только сугубо воздастся за это, но как Господь говорит, сотворите себе други от маммоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя своя кровы. Но лучше подавать милостыню монаху, чем простому нищему, ибо простой нищий или нищая, куда ни пойдут, всюду обретут себе милостыню, монахов же все тунеядцами зовут, и потому не всякий подаст, а если и подадут, то с укором, но, по крайней мере, монах и престарелый даже может сам себе снискать пропитание или трудами рук своих, вот как я, например, убогий делаю: мню, что я до двух сот сажень дров нарублю в год и из них и свою келлию топлю, и на Саровскую обитель отдаю часть, а все остальное на этих сирот моих ради Царицы Небесной посылаю. И до семидесяти четвертей картофелю родится на грядочках, мною самим из моху сделанных, и его также делю на трое: часть себе, часть Саровской пустыни, а остальное сиротам моим». Так тихо и незаметно состоялось одно из величайших дел, относящихся к Четвертому Уделу Божией Матери: назначение Мотовилова питателем Дивеевской обители. Николай Александрович добросовестнейшим образом выполнял свою задачу. Прежде всего он стал покупать для Дивеевской обители земли, на которых должна будет возрастать девическая община. Одновременно покупал он земли и для общины матушки Александры. До конца жизни своей он посылал в Дивеевскую обитель хлеб.
Следующее необыкновенное впечатление получил Мотовилов через десять лет. К этому времени он был уже сотаинником и собеседником преподобного Серафима, который через Раба Божиего Николая Мотовилова передал всему христианскому миру свою необыкновенную беседу о смысле христианской жизни. Случилось это так. В 1835 году по благословению святителя Антония Воронежского Мотовилов отправился в Киево-Печерскую Лавру. Между ними состоялся такой разговор:
— Что же, поедете ли вы туда?
— Как же не ехать, когда есть на это воля Божия и Божией Матери. Я Божий и Божией Матери вековечный раб и служка Серафимов по жизнь мою, то куда Бог велит, туда и поеду, что Бог велит, то и делать буду. Только я не люблю против совести жить и действовать, не люблю и людей обманывать, а Бога и обмануть нельзя.
Как бы то ни было, в январе 1835 года Мотовилов был уже в Киеве. Здесь он познакомился со многими духоносными людьми: знаменитым старцем Парфением, наместником лавры Серафимом, схимонахиней Параскевой. Святитель Антоний послал письмо в Киево-Печерскую лавру. В этом письме он просил допустить Мотовилова провести ночь в келлии преподобного Феодосия. И когда соборные старцы доложили о том митрополиту Евгению, то на докладе этом высокопреосвященный Киевский и Галицкий митрополит Евгений подписал своею рукою: «Не только в келлии преподобного Феодосия, но и Антония, и даже в келлии Илариона митрополита, и показать ему все замечательное в лавре и всю лавру, как бы она была показана самому архиепископу Антонию Воронежскому и Задонскому, если бы он теперь посетил ее».
Вследствие этого параекклисиарх, или великий пономарь, святой чудотворной Киево-Печерской лавры обязан был каждодневно являться к Мотовилову в занимаемую им лаврскую келлию и спрашивать его, что угодно ему видеть и осматривать в лавре в этот день. «И из уважения к милости высокопреосвященного Антония, мне оказываемой, дозволено было мне даже пить по рюмочке мира от святых мироточивых глав и голеней святых угодников Божиих, каковое счастие доставлял мне отец архимандрит и наместник лавры сей Серафим, что потом архимандрит Задонский».
Великая старица схимонахиня и постриженница Иерусалимская Параскева, Евфросиния Димитриевна Махановская, узнав о том, что Мотовилову предстояло ночевать в келлии преподобного Феодосия, не велела ему ни есть, ни пить накануне этой великой по последствиям ночи (с 8 на 9 февраля 1835 года) и ни с кем ничего не говорить, а пришедши из пещер, идти прямо к ней. После обеда и вечернего чаю она послала Мотовилова в пещеры Дальние, и отец Иларион проводил его в келлию преподобного Феодосия, окурил не только келлию угодника Божиего, но и всю пещеру росным Херувимским ладаном, окропил и Мотовилова, и келлию, и всю пещеру святою водою:
— Много пакостей делают бесы ночующим в пещерах, и многие умирали даже от ужаса; почему лаврское начальство и принуждено было воспретить свободное для всякого невозбранное ночеванье в пещерах, как было некогда в давние прежние времена.
«Во всю эту ночь до самого утра пробыл я без сна, совершая правило причастное и читая потом патерик Печерский… все стало ходить во мне, то рассыпая, то сбирая во мне всю кровь, то гоня ее из головы в ноги и из ног опять в голову… я заснул до того крепко на полу келлии святого угодника Божиего Феодосия Печерского, что насилу разбудили меня в одиннадцать часов утра, — спасибо доброму иеромонаху, что он потрудился подождать меня и не начинал до пробуждения моего заказной обедни. Но я уже так слаб был, что меня довели с трудом до церкви пещерной Введения во Храм Пресвятой Богородицы, отстоящей только на несколько шагов от келлии преподобного Феодосия, и я поэтому противу воли моей должен был просидеть всю обедню на скамье церковной, кроме причащения, пред которым начали показываться у меня силы, и я встал для принятия Животворящих Плоти и Крови Христовых».
В Киево-Печерской лавре чудеса изливались на Мотовилова непрерывным потоком. По молитвам киево-печерских святых он удостоился необычайно благодатного причащения Святых Христовых Таин. Это видно по тому, что с ним происходило после причащения: «Когда же иеромонах, служивший обедню, стал отправлять молебен Божией Матери с водоосвящением, над головою моею вычитывая молитвы, как научила меня сделать схимонахиня Параскева Димитриевна, то во мне такое поднялось чиханье, что я не помню, сколько десятков, а может быть и сто раз, пришлось мне чихнуть, и с меня как тяжелая гора свалилась такая тяжесть, и мне стало так легко и весело, что я не могу это никаким словом прилично выразить, ибо все будет слабо. Твердо молодцом, а не дряхлым, как было до того прежде, сделался я и пошел к великой старице схимонахине Параскеве Димитриевне, и когда, пришедши к ней, хотел поцеловать руку ее, то она, отняв, ее сказала: „Нет, батюшко, теперь не тебе мою руку, но мне твою бы следовало поцеловать, за дар Святого Духа, пожалованный тебе от Господа Бога, да я старуха попросту живу и люблю тебя, как сына, так матери у сына нечего руки целовать. Пойми же, какой великий дар благословил тебя получить теперь Господь за твои страданья. Я много на своем веку видела милости Божией и благодати Его, а подобный настоящему твоему от Бога ныне полученному дару нечасто видывала, иной и архиерей, да того не испытал на своем веку. Вот что тебе святители Воронежские: Митрофан, Тихон и Антоний, батюшко мой владыко, со святителем Николаем Чудотворцем и батюшками Антонием и Феодосием, Киево-Печерскими чудотворцами, и Материю Божиею у Господа Бога исходатайствовали. Береги, батюшко, этот дар, великий и бесценный Божественный дар“, — и, напоивши меня своим чаем и угостивши обедом, приказала идти прямо в гостиницу и в келлию мою, ни с кем не кланяться, ни даже просить у кого бы то ни было из иеромонахов благословения, но молча пришедши в келлию лечь и успокоиться, и что будет тут со мною во время этого успокоения, обо всем этом, придя к ней после вечерни, подробно рассказать».
Однако главное впечатление было связано для Мотовилова с Божией матерью: «Но самая главнейшая и недоуменно великая милость Божия была для меня в лавре сей истинно многочудотворной Киево-Печерской — та, что когда в первый раз при мне спускали Образ Божией Матери Успения, то я имел счастие видеть не Образ сей, а Саму Пресвятую Владычицу нашу Богородицу, явно вместо образа сходившую с небес с милостиво осклабленным лицом, и, зарыдав громко, упал пред Нею на пол, обратив поневоле всеобщее на себя внимание до того, что отец Пафнутий, что потом иеросхимонах Парфений, подумал, как сказывал мне сам он, что я сумасшедший, что так громко кричу в рыданиях моих. А я, не помня сам себя от радости, что удостоился не по грехам моим видеть Царицу Небесную, закричал: «Матушка Царица Небесная, спаси всех нас».
ДАР ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЕ
Осенью того же 1848 года случилось событие, подтолкнувшее Мотовилова вернуться к этому проекту: «В эту же осень, бывши в Ардатовской Нижегородской Покрова Божией Матери Митрофано-Варваринской общине, имел я счастие за всенощною вместе с великою старицею начальницею сей обители праведной жизни Евдокиею Андреевною [1] видеть необыкновенный свет. В этом свете в церкви их обительской указан был мне сообразный с волею Божиею несколько увеличенный крестообразный план внутренности сего собора, на чем основываясь я немедленно тогда же план его и на бумагу начертил, и до сих пор желаю, чтобы средствами синодитного поминовения или другими, о коих ниже скажу, мне дозволено было бы <по плану этому> устроить сей храм на месте нынешнего, под предлогом какового строяния сбираемы были партиею Иоасафовскою не сотни тысяч рублей, а может быть, и миллионы, <которые> шли неизвестно куда и имели результатом только вещественное усиление этой партии его и даже искажение и порчу святых и Боговдохновенных дел великого пред Богом и людьми священноиеромонаха Серафима, и равномерно и неотступно даже и доселе с остервенением продолжающееся гонение сирот его». После чудесного видения Мотовилов снова взялся за проект, который, по своей громадности, казался мало осуществимым.
В 1848 году Мотовилов проектировал собор Божией Матери Дивеевский Всех Ее явлений. В своих «Записках» он пишет: «Собор Божией Матери Дивеевский Всех Ее явлений, задуманный и проектированный не кем-либо другим, а лишь только самим мною одним в память четырех вышеписаных явлений явных Божией Матери, был бы теперь уже вполне устроен в том громадном величии, о коем было предречено по особенному явлению великому старцу Серафиму, когда приказано было купить под место будущего созидания его три гумна господ Ждановых в селе Дивееве. И сообразно с каковым Божественным откровением — по разным и мне невещественным и неземным указаниям — я проектировал его по последней, в день Покрова Божией Матери 1848 года, указанной мне модели в восемьдесят семь с половиной сажень длиннику, в пятьдесят семь с половиной сажень ширины и во сто восемнадцать сажень вышины — до креста, а крест на соборе Всех явлений Божией Матери в тридцать три с половиной сажени вышины и в пятнадцать сажень ширины, а колокольню при сем соборе в сто пятьдесят три сажени вышины до креста и в тридцать три с половиной сажени ширины в основании; крест на ней в пятнадцать сажень вышины и в восемь ширины [2]. Я сам скажу, что действительно громадны размеры сии, но если принять в соображение <в> миллиарды миллионов раз громаднейшие милосердия и милость Божией Матери, являемые, и явленные, и еще неявившиеся, но тем не менее хотящие явитися земле Русской милости Божией Матери, мне в полноте известные, то и этот мнимогромадный храм совершенно ничтожен будет в сравнении с ними. Да и то открыто великому старцу Серафиму, он должен быть лучше Соломоновского храма». Однако этот проект не был осуществлен.
ЛЮБОВЬ К БОЖИЕЙ МАТЕРИ
Жена «Серафимова служки» Елена Ивановна особенно отмечала его любовь к Божией Матери: «Николай Александрович, куда бы ни ехал, где бы ни был, а все его постоянно влекло в Саров и в Дивеев.
Зимой без шапки бывая в Дивееве, он по заповеди отца Серафима ежедневно ходил вокруг канавки и громко пел: „О, Всепетая Мати“. По заповеди же отца Серафима он любил ставить множество свечей в храмах к святым иконам и не жалел на это никаких расходов».
Кроме того, Елена Ивановна свидетельствовала, что, как и в молодые годы, Николай Мотовилов был человеком чрезвычайно твердым в вере и в защите Православия и Божией Матери от поругания неразумных или зловерных людей: «Да, Николай Александрович в вере был тверд и крепок как камень; его можно назвать исповедником веры.
Вращаясь всегда в высших духовных и светских кругах, Николай Александрович часто обличал начавшееся уже тогда настроение в желании различных реформ в нашей православной Церкви.
В этих случаях и письменно, и устно он защищал целость, святость и ненарушимость этих правил. Однажды в многолюдном собрании был разговор по этому поводу, и Николай Александрович высказывал резкую правду; я незаметно стала дергать его, желая остановить излишнюю горячность его речи. «Что ты меня дергаешь, — воскликнул он, — я им правду говорю, притом не от себя, я не могу молчать, ибо слышу голос, говорящий мне: «Ты, немой, что молчишь? Ты познал глаголы живота Моего вечного, и ими может спастись ближний твой, в заблуждении находящийся». Так что боюсь обличающего меня, сказавшего: «Рабе лукавый и ленивый! Почто не вдах сребра Моего делателем?» Так что, матушка, где Дух Божий посетит человека, там и говори».
К Божией Матери Николай Александрович имел особенную любовь, часто прочитывал параклисы ей, повторяя их многократно.
Один раз кто-то за одним большим обедом, зная это, позволил себе что-то сказать о Богоматери.
Тогда не стесняясь присутствовавшими на обеде, Николай Александрович начал буквально громить шутника, высказывая ему такую правду, что все бывшие на обеде встали на сторону Николая Александровича, и шутнику осталось покинуть с бесчестием собрание.
ОБЕТОВАНИЯ ЦАРИЦЫ НЕБЕСНОЙ
Царица Небесная, взяв под свое покровительство судьбу Мотовилова еще в его юности, явившись ему на Черном озере в Казани, никогда не оставляла его. Не оставила и в смертный его час. С.А.Нилус пишет о явлении Николаю Александровичу во сне Божией Матери незадолго перед его смертью в марте или апреле 1878 года. Мотовилов рассказывал своей супруге: «Видел я сегодня, матушка, во сне Царицу Небесную. Милостиво она так на меня взглянула, да и говорит мне: «Напиши-ка в Задонск к Зосиме [3], чтобы он выслал тебе точную копию Моей иконы, которая служит запрестольным там образом…» Пресвятая Богородица обещала Мотовилову по получении этой иконы показать ему такие святые места, которые он еще не видал, и явить ему таких святых угодников, о которых он и не слыхивал.
В ответ на просьбу Мотовилова отец Зосима извинился и написал, что он не может выслать Мотовилову этот святой образ, так как образ очень большой и непригоден для хранения в образной в доме Мотовилова: «Знаю я, что у тебя места в образной уже нет. Образ большой и, прости, выслать тебе его не могу».
Однако не прошло и недели, как Мотовилов получает от отца Зосимы новое письмо, в котором тот просит прощения за отказ и сообщает, что он заказал копию этой иконы для Мотовилова. Оказывается, не успел отец Зосима отправить первое письмо, как в ту же ночь «увидал он во сне Царицу Небесную, с угрозой ему выговаривающую, как он смел не исполнить мотовиловской просьбы». Получил Николай Александрович копию этой иконы от отца Зосимы в июле того же года: «Место ей нашел-таки мой Мотовилов. Смотрю: начал он класть под эту икону деньги. Завернет в бумажку и положит. Так и день, и другой, и третий. Ну, думаю, собирается, стало быть, к святым местам, денег набирает. Так прошло времени немало, а он все никуда не едет».
Если быть точным, Мотовилов откладывал деньги на паломничество целых полгода.
Удивительной была жизнь Мотовилова, вся сопровождавшаяся знамениями и чудесами. Такова же была его предсмертная болезнь и самая кончина. Елена Ивановна рассказала С.А.Нилусу о последних днях его жизни: «Как-то раз вошла я в комнату, где висела эта икона, глядь — на полу валяются те деньги, что он столько времени собирал. Я и кричу ему:
— Николай Александрович, а Николай Александрович! Так будешь собирать деньги, ехать будет ко святым местам не на что!
Пришел он на мой зов, собрал деньги, пересчитал, как будто побледнел немного, не сказал ничего и спрятал деньги в стол».
Кончина Мотовилова была кончина блаженного, каким он и был у Бога. «Прошло после этого немного времени, заболел мой Мотовилов, лег в постель и стал все хиреть и хиреть — доктора и болезни никакой определить не могли». Проболел Николай Александрович ровно 9 дней: с 5 по 14 января 1879 года.
11 января 1879 года Мотовилов получил главное в своей жизни обетование: «За три дня до смерти застала я его утром такого веселого, такого радостного. «Видел я, — говорит, — наш двор полон — все мои святые благодетели у нас собрались. Вот радость-то!» А на третий день скончался. Похоронили мы его в Дивееве и, кажется мне, сколько собрал Мотовилов мой денег под образом, столько и стоили мне его похороны».
Елена Ивановна продолжает свой рассказ: «А через девять дней и умер; не умер, а заснул тихо-тихо, как ребенок. В день кончины и Тайн Святых причастился. Тут только поняла я, что это были за святые места и Божии угодники, которых обещала ему показать Царица Небесная».
Незаметно для многих прошла в земном мире жизнь «Серафимова служки» Николая Мотовилова. Но высоко поставлена была эта необычная душа в Царствии Небесном, ведь Сама Божия Матерь обратила на его жизнь Свой милостивый взор. И труды, и надежды, и упования Мотовилова не пропали даром. Недаром покоится он в Дивеевской обители — у подножия храма Божией Матери во имя Ее иконы Казанской.
Владимир Иванович Мельник, доктор филологических наук, профессор Государственной академии славянской культуры, член Союза писателей России (Москва)
СНОСКИ
1 — Кежутина Евдокия Андреевна — известная подвижница, вторая начальница Ардатовской общины в 1823- 1861 гг. Рано ослепла. См. о ней: Отечественные подвижники благочестия. Ноябрь. Изд. Оптиной пустыни, 1994. С. 549−564.
2 — Значит, длина собора — около 188 метров, ширина — около 123,5 метров, высота до креста — 253 метра, крест — около 72 метров в высоту и около 32 метров в ширину. Колокольня — около 72 метров шириной в основании, высотой — около 329 метров, крест высотой 32 метра, в ширину — 17 метров. Общая высота собора с крестом — около 325 метров, колокольни же — 361 метр. Храмов таких размеров в современной России нет. Комментаторы «Записок» Мотовилова приводят интересное сравнение: «Для сравнения: высота Троицкого собора Серафимо-Дивеевского монастыря с крестом 53 м, а колокольни — 72 м. Высота колокольни Ивана Великого в Московском Кремле 81 м. Для сравнения: по проекту А. Л. Витберга храм Христа Спасителя в Москве должен был иметь от подножия горы до креста 236 м, а от основания храма до креста — 172 м. По проекту К. А. Тона храм Христа Спасителя имеет высоту 104 м.» (С. 164).
3 — Игумен (впоследствии архимандрит) Зосима Задонский был определен Господом стать звеном, связующим духовных предшественников преподобного Силуана Афонского с преподобным Серафимом Саровским через Николая Александровича Мотовилова, ближайшего сотаинника и послушника преподобного Серафима. Елена Ивановна Мотовилова уже после кончины мужа вспоминала: «Часто мы бывали в Задонске, где архимандритом был духовный друг моего мужа отец Зосима. Первый раз увидала я его, по приезде в Задонск в церкви. Вижу, входит довольно молодой и кладет множество земных поклонов перед святыми иконами, и я подумала: «Вот какой еще молодой довольно, а уже какие имеет подвиги». По окончании службы Николай Александрович пошел со мной на чай к отцу архимандриту, и я очень удивилась, узнав в нем монаха, которого я видела в церкви. За чаем, обращаясь ко мне, отец Зосима вдруг говорит: «Вот, матушка, иные думают, что я еще молод, да уж и большой подвижник, только все это неверно, и мне скоро пятьдесят лет.»
http://rusk.ru/st.php?idar=110073
|
|
