Рыцарь царской идеи против духа времени

Памяти Государя Императора Николая I

Сто пятьдесят один год назад, 18 февраля (по старому стилю) 1855 года, скончался один из выдающихся русских Государей — Император Николай Павлович. В нашей либеральной и леворадикальной историографии установилась далеко не соответствующая историческим фактам идеологическая «традиция» сугубо отрицательно расценивать консервативные начинания Николая I. Но, хотя царствование этого Государя отличают, возможно, чрезмерные цензурные ограничения общественной мысли, не вполне оправданный запрет университетских курсов философии, новые гонения на старообрядцев и другие признаки военно-бюрократического стиля управления, все эти издержки строгости были несравненно меньшим злом, чем продолжение смутности и межумочности, расшатывавших русское общество в период правления Александра I. Как мудро писал Н.М.Карамзин в записке «О старой и новой России», имея в виду Императора Александра: «Самое опасное, что может сделать правитель, — это не вовремя освободить свой народ».

В отличие от своего брата, желавшего быть современным и демократичным, Николай Павлович стремился не просто освобождать подданных, а воспитывать в обществе способность разумного использования гражданских свобод, противодействуя тлетворному духу времени. Вот чем объясняется беспримерный культурный итог Николаевской эпохи, ознаменованной творчеством Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Тютчева, Гоголя, Глинки, Одоевского, Хомякова, И.В.Киреевского, К.С.Аксакова, заложивших в 30−50 гг. XIX в. основы нового русского самосознания.

Взошедший на престол в день восстания декабристов, император сумел укрепить самобытные устои России в силу того, что был воспитан иначе, нежели Александр I. Николая воспитывали не по европейской системе, а спустя рукава, давая самой жизненной стихии влиять на мальчика. Его не готовили на престол, и потому придворные в его присутствии, не стесняясь, вели речь о многих вещах очень откровенно. Так Николай познавал реальную жизнь и человеческие характеры. Сравнительно со своим старшим братом, взиравшим на Россию из французского далека просветительской философии, новый царь глядел на российскую действительность достаточно русским взглядом, с точки зрения здравого смысла и житейского опыта. Приученный с детских лет своим наставником — директором 1-го кадетского корпуса Ламсдорфом — к строгой дисциплине, Николай Павлович воспринял императорство как крайне ответственную государственную службу, не жалея сил ради обеспечения мощи и крепости державы.

Основные черты нового царствования в значительной мере предопределило вооруженное выступление заговорщиков на Сенатской площади.

Как известно, декабристы выносили свои идеи в тайных обществах, построенных по типу масонских лож, с уставами и деятельностью которых русские офицеры познакомились в период пребывания российской армии на территории, разгромленной наполеоновской Франции. Идеология декабризма один к одному воспроизводила наследие французских просветителей XVIII в. Малую применимость этого наследия к российской действительности, свои ничтожные шансы на успех заговорщики достаточно ясно сознавали. Они шли на площадь не столько действительно восставать, свергать, сокрушать, переворачивать и перестраивать общественно-государственное бытие. Они выходили на историческую авансцену, чтобы предстать перед современниками и особенно потомками в определенной, по мнению оппозиционеров, единственно достойной мыслящего человека ипостаси подвижников священных идей свободы, равенства и братства. Данное представление, предстояние было важным моментом в их историко-драматургическом акте, остающемся странным только для тех, кто рассматривает его в узком плане политической истории России.

Но, судя с психологической и духовно-культурной точки зрения, выступление на Сенатской площади и не могло протекать иначе, как стояние. Ведь декабристы были субъективно честными людьми, однако людьми глубоко книжными, весьма непрактичными, неопытными в деле политических революций. В основном, заговорщики являлись молодыми мечтателями. Из 121 привлеченного к ответственности лица только 12 имели 34 года, значительное большинство не имело и 30. Но они были участниками войны, чувствовали себя освободителями европейских народов и намеревались стать освободителями собственного народа. При этом декабристы не имели никакого политического опыта за плечами и шли не столько в самом деле революционизировать и преобразовывать огромную Российскую империю, сколько продемонстрировать свое революционное «Я».

В политическом отношении событие 14 декабря исчерпывается характером военно-политической демонстрации оппозиционного настроения. В культурно-историческом плане же — это первый смотр, первый показ государству силы революционной романтики, овладевшей вполне достойными людьми и заставившей их пожертвовать благополучием, карьерой, семейным счастьем, жизнью и свободой ради личного соответствия образам излюбленных исторических персонажей, ранее явленных Великой революцией в иной стране.

Итак, декабристы выступили как авторы драмы и как ее герои, взяв пример с впечатляющего «исторического романа» под названием «Великая французская революция», и стремясь в свою очередь показать героический пример грядущим поколениям. Вот почему, простояв изрядное время на площади и надежно зафиксировав свой оппозиционный акт в русской истории, участники декабрьского стояния после ареста, на следствии откровенно рассказывали обо всех своих планах, связях, подпольных отношениях. Ведь дело было сделано, спектакль состоялся и артисты, сыграв свои роли, могли теперь расслабиться, стать нормальными верноподданными русскими дворянами, пуститься в обсуждение спектакля, своих артистических впечатлений и переживаний.

Здесь надо заметить, что при всей театральности самосознания и действий петербургских декабристов замыслы у них были не шуточные. Они всерьез обсуждали планы цареубийства, были готовы пролить кровь членов Императорской фамилии и даже, в случае неудачи восстания, поджечь Петербург.

По делу декабристов было предано суду 121 человек. Суд состоял из 15 членов Государственного совета, 35 сенаторов, 3 членов Синода и 13 лиц особо назначенных из высших гражданских и военных чинов. Суд присудил 5 человек к казни четвертованием и 31 человека к расстрелу, остальных же к каторжным работам бессрочно и на разные сроки. Император утвердил смертный приговор для пятерых, заменив четвертование повешением. 31 человеку он заменил смертную казнь каторжными работами и несколько смягчил наказание остальным.

Манифест 13 июля 1826 г., составленный М.М.Сперанским и опубликованный в день казни пятерых руководителей заговора гласил: «Не в свойствах, не в нравах российских был сей умысел. Составленный горстию извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную: но в десять лет злонамеренных усилий не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и будет неприступно. Не посрамится имя русское изменою престолу и Отечеству». Далее очень верно отмечалось: «Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздность телесных сил, — недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник буйных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец — погибель. Тщетны будут все усилия, все пожертвования правительства, если домашнее воспитание не будет приуготовлять нравы и содействовать его видам» [1]. Манифест вменял в долг дворянства стать примером всем другим сословиям и предпринять «подвиг к усовершенствованию отечественного, не чужеземного воспитания».

Восстание, без сомнения, потрясло молодого Государя, ибо выявило зловещий отрыв дворянства от национально-исторической почвы, подверженность образованного слоя общества идеологическому влиянию Запада. Поэтому Николай Павлович признал дело патриотического воспитания граждан важнейшей государственной задачей. Для внутреннего сплочения общества царь решил дать гимн России, у которой до Николаевской эпохи собственный гимн отсутствовал и тем самым русское государство, русская государственная идея не имели своего музыкального выражения. В 1833 г. император попросил поэта Жуковского написать слова национального гимна. Музыку гимна создал директор придворной певческой капеллы, знаток православного песнопения, виртуозный скрипач и талантливый композитор А.Ф. Львов.

Государь с большим вниманием и ответственностью отнесся к официальному утверждению гимна. Николай Павлович несколько раз сам прослушал его, затем пригласил на прослушивание свое семейство. Когда он по выражению лиц царской семьи и по отзывам ее членов убедился, что музыкальный символ России способен оказывать глубокое духовное впечатление на слушателей, Государь решился принять гимн.

С тех пор многие десятилетия, вплоть до революции 1917 года, плод вдохновенного труда двух выдающихся русских творцов — народная молитвенная песнь «Боже, Царя храни!» — исполнялась во все торжественные дни русской государственной жизни.

Разумеется, созданием высокого музыкального символа России деятельность по духовной консолидации общества не ограничилась. В качестве важнейшего способа наведения порядка в умах царь рассматривал народное просвещение. Для усовершенствования системы образования, справедливо полагал Государь, было необходимо связать ее с задачами практической жизни, с традиционными ценностями русского народа, усилить в русском обществе сознание самобытности России. В целях разработки новой образовательной концепции император обратился к А.С.Пушкину, с просьбой заняться «предметами о воспитании юношества», но остался неудовлетворен слишком общими и неопределенными рассуждениями поэта, изложенными в особой Записке. Более глубоко обоснованную и конкретную программу руководства образовательным процессом сумел разработать граф Уваров, ставший в 1834 г. министром народного просвещения.

Сергей Семенович Уваров (1786−1855) был одним из самых образованных людей своего времени, серьезным мыслителем, филологом и философом, ясно видевшим масштаб русских задач в отношении цивилизаций Запада и Востока. В работе «Мысли о заведении в России Академии Азиатской» (1811) он обосновывал важность такого рода научного учреждения, тем, что оно могло бы послужить опосредующим звеном между европейским просвещением и мудростью, скрывающейся в недрах Азии. Уваров был членом целого ряда иностранных академий и научных обществ, поддерживал связи с ведущими деятелями немецкой культуры, в частности с Гёте, с которым состоял в оживленной переписке. В 1816 г. Сергей Семенович выполнял обязанности попечителя петербургского учебного округа, в 1818 г. стал и до самой смерти своей оставался президентом Академии наук, а с 1834 по 1849 гг. возглавлял министерство народного просвещения.

Уваров отличался критическим отношением к просветительской идеологии и теории прогресса, полагая, что человечество теряет духовую высоту миросозерцания и богооткровенные ценности по мере развития цивилизации. Он видел возможность укрепить сознание этих ценностей в образованной части общества посредством развития консервативно ориентированного просвещения, проникнутого верностью христианству и традициям национальной культуры. Ученый министр был озабочен необходимостью создания системы просвещения в самобытно-национальном духе ввиду нарастающего культурного и идеологического давления западной цивилизации на образованное русское общество. «Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, — напоминал Уваров в докладной записке императору Николаю о деятельности министерства народного просвещения в 1833—1843 гг., — при повсеместном распространении разрушительных понятий, в виду печальных явлений окружающих нас со всех сторон, надлежало укрепить Отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные останки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения» [2].

Уваров видел свою главную цель в противодействии распаду духа, то есть — хаотическому расщеплению общественного сознания, отрыву его от коренных традиционных устоев русского бытия. В качестве духовно собирательной основы русского просвещения он сформулировал триединую «формулу Отечества»: Православие, Самодержавие, Народность. Это триединство, как мы знаем, воплотилось еще в практическом опыте Московской Руси, однако было не доведено тогда до ясного осознания, исказилось в эпоху петровских реформ и в дальнейшем развитии петербургского общественно-государственного строя. Однако глубокая связь Православия, монархической верховной власти и русской народности продолжала сохраняться вопреки всем противоречиям исторического развития России. Эта связь запечатлелась в вековом предании, миросозерцании, самочувствии русской православной нации. На связь эту постоянно обращали внимание все святые подвижники Церкви и ее мыслители. Все как один они поучали русских людей, что только живое единство Церкви, твердо хранящей истину христианства, Царства, защищающего веру и народную самобытность, православного русского народа — беззаветного служителя веры и Отечества — создает духовную и государственную силу России.

Стало быть, заслуга С.С.Уварова состоит не в том, что он удачно изобрел некую идеологию, ставшую официальной доктриной Николаевской эпохи, а в том, что этот крупный ученый и мыслитель сумел совершенно точно выразить вполне объективную тройственность традиционных принципов русской цивилизации. Как бы упрощенно не понимали порой государственные чиновники историческое триединство и не стремились насаждать казенный патриотизм, в самой «уваровской» формуле заключалась объективная правда.

Для понимания основательности уваровского подхода важно учесть, что министр народного просвещения настаивал на воплощении полноты русского национального начала лишь всеми тремя членами формулы. При этом в народности он видел не менее важный, не менее сильный, но по идее более динамичный, развивающийся элемент, мудро указывая в докладе Государю, что обеспечивать устойчивость народности нужно лишь в ее соприкосновении с Православием и Самодержавием, как фундаментальными святынями, не допускающими изменения и измены. Во всех же остальных планах жизни нации идеологическая неподвижность, застой и консервативность не только не полезны, но вредны [3].

В конце своего исторического доклада Уваров высказывал мысль о необходимости гибкого приспособления всемирной просвещенности к русскому народному быту и духу, и о задаче активного соединения всех противоположных элементов империи в свете традиционного триединого принципа.
Строгое, ответственное время Николая Павловича стало периодом кристаллизации русской культурной идентичности. Затруднив влияние нигилистических европейских идей, ограничив ранее совершенно свободные контакты России с Западом, Николай I тем самым активизировал силы самобытно-национального культурного творчества. В этом смысле он последовал по пути, предначертанному одним из вдохновителей «любомудров» — Д.В. Веневитиновым, который предлагал остановить воздействие на русское общество суетной европейской литературы, отрешиться от излишнего пустословия и тем самым побудить к самодеятельности национальную творческую силу.

Твердо и строго управляя страной, Император Николай Павлович отнюдь не являлся ограниченным человеком. Он вернул из ссылки Пушкина, приблизил его к себе и стал его покровителем при жизни, материально поддержав семью поэта после его смерти [4]. Николай почтил вниманием Н.М.Карамзина, поручил выдающемуся душевной чуткостью человеку — поэту В.А.Жуковскому — воспитание своего сына — наследника престола, привлек к делу талантливого министра финансов Е.Ф.Канкрина, укрепившего российскую денежную систему и повысившего благосостояние широких слоев населения. В 1827 г. с благословения Николая Павловича была открыта первая большая фабрика по производству отечественного фарфора. Первую пассажирскую железную дорогу также построили при этом Государе: в 1837 г. началось железнодорожное сообщение Петербург — Царское Село, а в 1851 г. — Петербург — Москва. При нем же были возобновлены работы по строительству канала Волга-Дон и по улучшению навигации на Днепре.

Царь назначил противника крепостничества Павла Дмитриевича Киселева (1788−1872), отличавшегося глубокой честностью, знанием дела, широким просвещенным кругозором, на должность министра государственных имуществ и поручил преобразовать быт казенных крестьян, чтобы по образцу этой реформы освободить и помещичье крестьянство. В течение 18-летнего управления министерством П.Д.Киселев, возведенный в графы, твердо осуществлял свою программу — ограждать казенных крестьян от всяких попыток превратить хотя бы одну их группу в частное владение, ослаблять крепостное право повсеместно и уменьшать число крепостных в стране. Киселев обеспечил отличное руководство подведомственными крестьянами, быстро поднял их благосостояние и ввел широкое крестьянское самоуправление, главные черты которого послужили новому устройству народного быта после отмены крепостного права.

Благодаря крестьянской политике Николая Павловича в правовое сознание была внесена мысль, что крепостной человек не есть собственность частного лица, а подданный государства, и что крестьянина и землевладельца объективно связывает отношение к земле, с которой крестьянина нельзя согнать.

Словом, Николай I сделал все от него зависящее, чтобы его сын Александр II окончательно завершил процесс освобождения крестьянства.

Император был вдумчивым читателем, ценителем литературы и искусства. По его распоряжению было осуществлено строительство Нового Эрмитажа — специального здания для собрания древних и новых художественных экспонатов, включавших греческие и римские скульптуры и более 2000 произведений живописи, приобретенных Екатериной II и ее приемниками. В 1852 г. этот музей был открыт для публичного посещения.

Государь инициировал крупные архитектурные предприятия и художественные начинания, лично следил за их исполнением, поощрял архитекторов и художников своим милостивым вниманием, предоставляя лучшим из них крупные, щедро оплачиваемые заказы. Это активизировало развитие российского искусства, хотя порой несколько стесняло свободу художественного творчества и придавало ему излишне официальный оттенок.

Именно при Николае I было начато (1837) строительство храма Христа Спасителя, посвященного победе России в Отечественной войне. Этот собор был спроектирован К. Тоном, который стремился возвратиться к типу древнерусских пятиглавых соборов, усовершенствовав его с помощью новой техники. Архитектурные идеи Тона настолько понравились Николаю Павловичу, что в Петербурге и его окрестностях были возведены церкви близкие к «русскому стилю» храма Христа Спасителя, построенные самим Тоном или его учениками.

Продолжая характеристику личности императора Николая I, следует сказать, что он был решительным и мужественным человеком. В первый момент восстания декабристов, оказавшись в условиях большой неопределенности, император взял на себя инициативу принятия решений и даже лично повел батальон преображенцев через Дворцовую площадь на мятежников.

Теперь мы можем понять, что в глубоком уважении А.С.Пушкиным Николая I не было ни лести, ни подобострастности, о чем ясно сказал поэт в следующих строках:

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.

Николай Павлович производил сильное впечатление своим внутренне цельным и твердым характером не на одного Пушкина. Когда Государь бесстрашно прибыл в охваченную холерной эпидемией Москву, чтобы поддержать дух в первопрестольной столице и лично способствовать борьбе с поветрием, он вызвал восхищение всей России. 29 сентября 1830 года, обращаясь с паперти Успенского собора Московского Кремля к царю, митрополит Филарет сказал прибывшему императору: «Благочестивый Государь! Цари обыкновенно любят являться Царями славы, чтобы окружить себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтобы опасности с народом Твоим разделять, чтобы трудности побеждать. Такое Царское дело выше славы человеческой, поелику основано на добродетели христианской» [5].

Слово Московского архипастыря побудило Пушкина также откликнуться на высоко достойный поступок Государя. В стихотворении «Герой» он предстает идущим между больными, пожимающим им руки и внушающим предсмертное ободрение. Поэт говорил в этом стихотворении: «Клянусь: кто жизнию своей / Играл пред сумрачным недугом, / Чтоб ободрить угасший взор, / Клянусь, тот будет Небу другом, / Каков бы ни был приговор Земли слепой"…

Проникнутый чувством своей высокой ответственности за Россию, Николай Павлович проявлял поразительную работоспособностью, часто и ночуя в своем кабинете, на стоявшей там узкой походной кровати. Он внимательно отслеживал не только внутренние, но и внешние опасности, угрожавшие Российской империи, немедленно давая отпор неприятелям. Николай выиграл Турецкую и Персидскую войны, обеспечив независимость единоверной Греции и продвинув границы России до Аракса, Арарата и Дуная; пресек революционное движение в Венгрии; затруднил распространение в России антиправославной и революционной идеологии.

Не может быть подвергнута сомнению глубокая православная вера императора, который начинал рабочий день слушанием Божественной литургии в дворцовом храме, строго следовал церковным обычаям, соблюдал все посты. Он считал, что церковность — основа государственности и проводил этот принцип целенаправленно и неуклонно. Будучи неоспоримым самодержцем, Николай во всех важных духовных вопросах следовал совету православных архипастырей. Особенно чутко он прислушивался к голосу митрополита Московского Филарета. Однажды, когда митрополит намекнул, что не может принять приглашение царя освятить триумфальную арку, украшенную языческими богами, и царь поспешил уклониться от участия в торжестве. Об истинно христианском внутреннем облике государя красноречиво свидетельствуют последние дни его жизни.

Будучи человеком крепкого, стройного телосложения и отличного здоровья, названный бабкой Екатериной Великой при рождении рыцарем, Николай Павлович не думал, что случайная простуда обернется смертельной болезнью. Когда врач вынужден был сообщить царю о безнадежном состоянии, чтобы тот имел возможность сделать последние распоряжения, царь мужественно выслушал приговор и поблагодарил врача за правду. Потом он попрощался с близкими, благословив своих детей и внуков, и причастился. При последнем прощании император сказал наследнику: «Мне хотелось, приняв на себя все трудное, все тяжкое, оставить тебе царство мирное устроенное и счастливое. Провидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас. После России, я вас любил более всего на свете». По желанию царя, его духовник начал читать молитвы на исход души. Царь слушал их сосредоточенно, несколько раз осенив себя крестным знамением, и по окончании простился со священником, крепко прижав к губам его наперсный крест с изображением распятого Христа…

В конце своего заблаговременно подготовленного завещания Государь писал: «Благодарю всех, меня любивших, всех мне служивших. Прощаю всех, меня ненавидевших.

Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек со всеми слабостями, коим люди подвержены, старался направиться в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет; прошу искренно меня простить.

Я умираю с благодарным сердцем за все благо, которым Богу было в сем преходящем мире меня наградить, с пламенной любовью к нашей славной России, которой служил по крайнему моему разумению верой и правдой; жалею, что не мог произвести того добра, которого столь искренно желал, Сын мой меня заменит. Буду молить Бога, да благословит его на тяжкое поприще, на которое вступает, и сподобит его утвердить Россию на твердом основании страха Божия, дав ей довершить внутреннее ее устройство, и отдаляя всякую опасность извне. На тя Господи уповахом; да не постыдимся во веки!

Прошу всех меня любивших молиться об успокоении души моей, которую отдаю на Его Благость и предаваясь с покорностью Его воле — Аминь» [6].

Завершая памятный очерк о Государе, сумевшем властно укрепить духовную и политическую самобытность России в условиях внутренней шаткости наших традиционных устоев и нарастания внешних угроз, следует признать непреходящее значение опыта его царствования для русской мысли и русского дела. Ибо именно в Николаевскую эпоху была заложена основа отечественной классической культуры по форме светской, глубоко личностной, но по существу своих духовных устремлений органически сопряженной с Православием, христианско-монархической и национальной идеями. Это православно-национальное направление просвещенности, ярко проявившее себя сразу во всех основных сферах культурного творчества, стало для дальнейшего развития страны неиссякаемым источником русского самосознания и самовыражения.

Было бы замечательно, если, поминая добрым словом и православной молитвой Государя Николая Павловича, русские люди сегодня начали брать его благородный, рыцарский образ в руководители своего служения Отечеству. Ведь если мы станем соборно обретать царскую идею в своих головах, отметая тлетворные духи времени с их карикатурами на наших Государей, преображая по мере своих сил разнузданное государство черни в одухотворенную державу чести, то не замедлит настать час возвращения Царя и в русскую государственную жизнь.

---

ПРИМЕЧАНИЯ

1 — Цит. По кн.: Русское общество 30-х годов XIX в.: люди и идеи. Мемуары современников. Изд-во МГУ, 1989. С. 8.
2 — Десятилетие министерства народного просвещения, 1833−1843. Записка, представленная Государю Императору Николаю Павловичу министром народного просвещения графом Уваровым в 1843 г. СПб., 1864. С. 2.
3 — См.: Там же. С. 3−4.
4 — Николай Павлович оплатил все долги Пушкина (свыше 120 тыс. руб.). Заложенное имение отца поэта царь освободил от долга. Вдове и дочерям по замужество Николай I назначил пенсию, сыновей произвел в пажи и на воспитание каждого выделил по 15 тыс. руб. до вступления в службу. Государь издал сочинения Пушкина за казенный счет в пользу вдовы и детей. Кроме того, он выплатил единовременное пособие вдове в 10 тыс. руб.
5 — Филарета митрополита Московского и Коломенского творения. Изд-во Отчий дом, 1994. С. 23.
6 — Последние часы жизни императора Николая Первого. СПб., 1855. С. 36−37.