 |
| GlobalRus.Ru | Максим Соколов | 05.04.2005 |
Поляки скорбят вдвойне — не только как добрые католики, но и как земляки покойного. Их чувства к Папе не в последнюю очередь определялись еще и тем, что он был в истории первым (и, возможно, последним) поляком, которого знали и почитали миллиарды людей во всем мире. Естественно, что сегодня для них сугубый траур.
Христиане других деноминаций (кроме уже самых ожесточенных, полагающих, что наши перегородки доходят не только до неба, но и гораздо выше) поминают усопшего, потому что если в такой день не забыть о перегородках, то когда же о них и забывать. Сколько бы мы ни спорили, но католическая Церковь — от Бога не отступная, и смерть ее предстоятеля — общее горе.
Но поскольку Россия — страна удивительная, не обошлось без неожиданностей и на этот раз. За вычетом добрых католиков (которые по преимуществу люди простые и некнижные, отчего их голос слышен мало) больше всего среди россиян скорбели о смерти Иоанна-Павла II сугубые либералы и атеисты, дежурно борющиеся с губительным клерикализмом. Те самые люди, для которых еще вчера слово «попы» было исключительно ругательным, с самым глубоким сочувствием восприняли уход римского понтифика, который ведь тоже имел к попам и поповщине некоторое отношение — и даже довольно прямое. Такое сочетание искренней ненависти к российской поповщине со столь же искренними симпатиями и соболезнованиями — в случае, когда речь идет о поповщине римской — не может не производить еще более искреннего удивления.
Бесспорно, православие и католичество, Москву и Рим многое разделяет. От filioque и споров о папской супрематии до разногласий по части канонических территорий. Но проблема в том, что как раз в тех вопросах, которые вызывают наибольшее негодование у борцов с клерикализмом и православной поповщиной, Москва и Рим разногласий не имеют и вполне единомысленны. В твердом отношении к современной политкорректной цивилизации, к легализации кощунств, к пропаганде веры, к необходимости религиозного образования, к охранению традиции, к проблемам брака и семьи, т. е. ко всему, что образует состав преступления, именуемого «поповщина», католики могут дать изрядную фору православным. По идее как раз ecclesia romana, а вовсе не «контора господина Ридигера» (© А. А. Черкизов) должна была бы рассматриваться как воплощение самой злейшей поповщины — но нет.
Между тем можно было бы хоть немного пофантазировать насчет того, что получилось бы, если бы осужденный Таганской инквизицией директор дома-музея А. Д. Сахарова Ю. В. Самодуров поехал со своей экспозицией в Краков (может быть, слегка доработав ее в части приближения к католической обрядности и символике). Поездка была бы очень интересной, если учесть, что главного редактора польской газеты «Nie!» очень сильно потаскали по судам всего лишь за то, что тот, нимало не глумясь над священными предметами, всего лишь поименовал дряхлого Папу «польским Брежневым». И в любом случае — никакого уюта на родине Иоанна-Павла II наши борцы с поповщиной не испытали бы. А как бы и не затосковали по России.
В рамках дальнейших фантазий представим себе, что Русская Церковь последовала бы примеру усопшего Папы и самым серьезным образом отдалась бы делу пропаганды. Канонизации новых святых ежегодно шли бы сотнями, по всем краям России регулярно проходили бы многотысячные молодежные слеты, где перед православным юношеством выступал бы Святейший Патриарх, приезжающий на прозрачном патриархомобиле, при неслыханном стечении народа служились бы литургии на стадионах — причем все это не по разнарядке обладминистраций, а от вполне искреннего религиозного рвения масс, подкрепляемого, конечно, убедительной православной пропагандой. Если сегодняшние довольно робкие поползновения РПЦ выйти из церковной ограды и обратиться urbi et orbi вызывают неподдельный зубовный скрежет, то даже страшно представить, какова была бы реакция либеральной общественности на вышеописанное гипотетическое положение дел, представляющее, между тем, не что иное, как всего лишь послушное воспроизведение современного римского опыта.
Интеллигентский российский филокатолицизм, столь ярко проявившийся в последние дни борьбы Папы со смертью, родился, конечно, не 1 апреля 2005 г. Он был в моде и в последние годы советской власти, да как бы и не ранее. Речь, естественно, не идет о русских, сознательно избравших для себя римско-католическую веру. Пути Господни неисповедимы, и если кто именно в костеле явственно ощутил на себе дыхание благодати и стал добрым католиком — значит, так было суждено. Речь идет о теплохладной интеллектуальной моде, порожденной тем, что любить дальнего всегда проще и приятнее, чем ближнего, любить высококультурную западноевропейскую религию куда естественнее, чем рабское российское православие — тем более, что эта любовь совершенно ни к чему не обязывает. От любви к Папе никто же не собирается подчиняться вероисповедным правилам католической Церкви (в ряде отношений куда более жестким, нежели православные). Речь идет исключительно о том, чтобы абстрактно любить проживавшего где-то вдали доброго старца, рассматриваемого совершенно безотносительно к возглавляемой им Церкви.
И нынешняя вполне искренняя скорбь нашей антипоповской общественности по римскому первосвященнику, и дежурные заявления мирских властителей в связи с кончиной Папы имеют нечто общее и сильно напоминают советских времен Комитет по делам религий. С тогдашней начальственной точки зрения главным делом Церкви, единственно и оправдывающем ее существование, считалось вовсе не спасение человеческих душ, но неустанная борьба за мир во всем мире. Заменив борьбу за мир борьбой против коммунизма (или даже гармонически объединив эти два занятия), мы получим сегодняшнюю формулу папского некролога.
И то сказать: спасение душ будет недопустимо отдавать поповщиной, а мы в России так от нее ужасно страдаем, что даже и неприлично было бы упоминать об этой обязанности усопшего римского епископа.
04.04.2005
