 |
| Литературная газета | Владимир Лукин | 29.03.2005 |
Но почему же сегодня большинство наших граждан чувствует себя абсолютно не защищёнными перед произволом сильных мира сего?
Люди просто не знают, куда идти, к кому обращаться за помощью, когда сталкиваются с несправедливостью. Не потому ли, например, столкнувшись с произволом на работе, где месяцами не платят зарплату, они находят выход лишь в голодовках? Старшие поколения ещё помнят райкомы и профкомы, народный и партийный контроль, которые хоть как-то, хоть изредка, но вступались за человека. А люди помоложе попросту не ждут ничего ни от власти, ни от новых хозяев предприятий, которые уверены, что никакие законы для них теперь не писаны.
Кто виноват в сложившемся положении? Наше сознание? Наша привычка мириться с произволом? Наше неумение защищать свои права? Наша неспособность объединяться, чтобы противостоять беззаконию?
У нас есть Комиссия по правам человека при президенте Российской Федерации во главе с Эллой Памфиловой. У нас в 1997 году учреждён институт уполномоченного по правам человека. Но отчаянное чувство незащищённости по-прежнему не оставляет большинство граждан. Даже громкие дела, вокруг которых шумят СМИ, нечасто заканчиваются торжеством справедливости, то что говорить о слезах, невидимых и неслышимых, которые по-прежнему льются повсеместно!
Что-то надо делать! Но что?
Об этом сегодня разговор с уполномоченным по правам человека, известным политиком Владимиром ЛУКИНЫМ.
Между властью и обществом
Владимир ЛУКИН: «Несправедливость, проявленная по отношению к одному человеку, — угроза для всех»— Владимир Петрович, институт уполномоченного по правам человека учреждён в России в 1997 году. Но представление о том, чем он занимается, на что способен, у большинства граждан до сих пор весьма туманно. Чем он занимается, кого защищает? Большинство опрошенных мною граждан давали на эти вопросы весьма расплывчатые ответы. Каков же статус уполномоченного по правам человека, какова технология работы? И какую реальную помощь он оказывает людям в защите их прав?
— Компетенцию и условия работы уполномоченного по правам человека, или омбудсмена, определяет Федеральный конституционный закон. Он разработан с учётом мирового опыта работы института омбудсменов, который существует более чем в 100 странах. В Швеции, например, такой правозащитный институт существует несколько столетий.
Однако в нашем законе наряду с достоинствами есть и пробелы. В частности, не предусмотрена конкретная ответственность должностных лиц, которые не принимают мер по обращениям уполномоченного. И потому немало случаев прямого игнорирования исполнительной властью фактов нарушений прав граждан. Это, естественно, снижает эффективность работы уполномоченного, ибо он не наделён властными полномочиями, не является государственным «винтиком». С одной стороны, это хорошо, так как в качестве такого «винтика» он не нужен. Чиновников и так в избытке. Но ответственность должностных лиц за игнорирование обращений омбудсмена должна быть, и я принимаю меры для внесения соотвествующих поправок в закон.
Технология нашей работы предусматривает сочетание двух подходов. Уполномоченный согласно Конституции и закону независим от власти и беспристрастен. Но при этом должен действовать так, чтобы власти с ним считались, а население видело, что польза от обращения к уполномоченному есть. Парадокс в том, что, эффективно отстаивая права граждан перед властью, их нарушившей, омбудсмен тем самым укрепляет её авторитет и даже само её существование. Умная власть должна это понимать и правильно реагировать на действия уполномоченного.
Хочу подчеркнуть, что уполномоченный — вне политики. Он не должен представлять оппозицию, быть её человеком, так как действия любой легальной оппозиции направлены на захват власти, пусть и законный. Поэтому он работает над разрешением конкретных жалоб, не допуская искусственного раздувания критического уровня дискуссии в обществе, раскачивания власти. Но в то же время уполномоченный должен следить за тем, чтобы оппозиция в соответствии с законом имела нормальные условия для существования и могла реально действовать. Словом, уполномоченный — это посредник или мост между властью и обществом.
В 2004 году мы рассмотрели 35 тысяч жалоб. И пытались при этом добиться, чтобы наша независимость от власти сочеталась с её уважительным отношением к нашему правозащитному конституционному институту. То есть мы добивались, чтобы власть с нами считалась и исправляла нарушения прав людей. Я в своей работе исхожу из того, что несправедливость по отношению к одному человеку представляет угрозу для всех. Добиться чего-то в этой работе, конечно, можно лишь с помощью аппарата уполномоченного, состоящего из специалистов многих отделов, управлений, например юридического, по жилищным проблемам, правам детей, заключённых и т. д.
— Ваше ведомство сейчас разбросано по этажам здания бывшего Министерства торговли среди десятков других самых разных организаций. Не обещают ли вам более подходящие условия для работы?
— Пока одни обещания. Ничего реального. А ведь это вопрос не только об отношении к важному конституционному институту, его международному престижу, но и о том, что у нас сейчас просто сложные организационные условия работы. Впрочем, надежда умирает последней.
— Присяга, которую вы давали при вступлении в должность, не похожа на присягу других должностных лиц…
— В ней есть такие слова: «Клянусь защищать права и свободы человека и гражданина, руководствуясь Конституцией Российской Федерации, законодательством Российской Федерации, справедливостью и голосом совести». Таким образом, должность предполагает у уполномоченного наличие совести, и я стараюсь по мере сил доказать своей деятельностью, что такой «инструмент» для работы у меня есть.
— Статья 18 Конституции — одна из основополагающих — предусматривает, что именно права и свободы человека представляют смысл, содержание и применение законов. Почему же деятельность законодательной и исполнительной власти так часто даёт примеры обратного свойства?
— Вопрос очень непростой. Статья 18 Конституции — это запрос на соблюдение условий создания правового и социального государства, в котором люди чувствуют себя комфортно. Но эта статья обращена не только к государству, но и к каждому гражданину. В том числе к воле и усилиям всех граждан, направляемых властью на соблюдение и защиту положений Конституции.
Власть в любой стране, при любой политической системе обслуживает себя и никого другого. Власть не бывает доброй. Она — власть, и только. Действует в пределах законов, которые сама же и издаёт. Если это ей выгодно. А когда невыгодно — игнорирует их. То есть она бывает безграничной либо ограниченной, когда её сдерживают воля людей и усилия избранных ими представителей. Для этого в Конституции предусмотрена система сдержек и противовесов. Другое дело — как они работают. Если они не работают, а народ безмолвствует, то происходит обнуление прав людей. Это аксиома. Мы хорошо знаем по собственной истории: если народ бесправен, то всё, по мнению власти, идёт хорошо. Есть для такой ситуации и специальный термин — «стабильность».
Помните, как у Булата Окуджавы: «Римская империя времени упадка создавала видимость полного порядка. Вождь сидел на троне, соратники рядом. Жизнь текла прекрасно… согласно докладам». А потом раз — и нет Римской империи. И не только её, но и многих других…
В странах, где система сдержек и противовесов власти действует, есть общественное мнение, гражданское общество, всё всегда идёт плохо, вернее, нестабильно. Власть постоянно критикуют, постоянно случаются скандалы, разоблачения, кто-то проворовался, его судят… Но почему-то именно в таких странах люди живут в основной массе очень неплохо. Хотя время от времени и выражают своё недовольство — открыто и публично.
— Но разве соблюдение статьи 18 зависит от простого человека? Что конкретно он может сделать?
— Действовать по формуле «Интернационала», которую история ещё не отменила: «Никто не даст нам избавленья — ни Бог, ни царь и ни герой!». Добиваться же «освобождения собственной рукой» в наши дни означает, что надо действовать. Надо порой выходить на улицу, как выходили когда-то диссиденты с лозунгом «Уважайте Конституцию!», проводить акции протеста. Можно создавать объединения по защите своих прав. Наконец, подавать жалобы уполномоченному. Всё в соответствии со статьями 30 и 31 Конституции. К примеру: все равны перед законом. Если попался в нарушении закона человек, близкий к власти, его должны судить так же, как и того, кто ей не нравится. И не искать модные сейчас ссылки: «Здесь просматриваются политические мотивы для преследования». А люди должны за этим следить, соответствующим образом реагировать, создавать определённую атмосферу в обществе, при которой власть будет бояться уводить «своих» от ответственности. Но такой атмосферы у нас сейчас нет.
Когда Солона, одного из семи древнегреческих мудрецов и отца законодательных реформ, спросили, совершенны ли законы, которые он разработал, он отвечал: «Они настолько совершенны, насколько граждане готовы их исполнять».
— Но у нас нет полноценного гражданского общества!
— А что, к нам должны приехать инопланетяне и создавать такое общество? Да всё, о чём я сказал выше, и есть составляющие понятия «гражданское общество». Там, где люди активны, — там оно и есть. Уважение к правам человека, к Конституции — это проблема каждого, кто хочет иметь достойную жизнь и достойные человека права.
Нужно иметь в виду ещё и такую опасность, вырастающую из бездеятельности людей: если мы сами не создадим гражданского общества, оно будет выдумано политтехнологами, которые создадут его картинную имитацию. Есть большие мастера этого дела.
— Вы как-то назвали свой доклад президенту о работе за 2004 год рентгеновским снимком положения с правами людей в стране. Что же можно увидеть на этом снимке?
— Около 50 процентов обращений о нарушении прав относятся к социальной среде. Остальные содержат жалобы на действия правоохранительных органов, на нарушения политических, экономических прав и т. д. В докладе поднят вопрос о положении региональной прессы, о давлении на неё местного начальства и необходимости материальной поддержки. Президент в ходе нашей беседы позвонил премьеру, и тот сказал, что правительство готовит постановление о поддержке региональной прессы. У нас уже состоялась встреча с премьером по этой проблеме.
Я привёл президенту и данные наших исследований, проведённых в некоторых регионах, где изучалось исполнение пресловутого закона № 122 в части, касающейся обеспечения льготными лекарствами. Президент поручил правительству разобраться. В ближайшие дни еду в Нижний Новгород для проверки состояния домов инвалидов, медицинских учреждений.
Кстати, до принятия закона № 122 я писал премьеру, что нужно отложить это дело, чтобы хорошо и всесторонне подготовиться и иметь условия для применения закона. К этому, к сожалению, не прислушались. А ведь применение этого закона практически очень серьёзно нарушило права граждан. И это положение нужно исправлять.
— Особенно тяжело положение с правами людей в провинции. В рыночное время люди не видят заработанных денег месяцами, зарплату выдают продуктами или не выдают совсем. Как тут защищать свои права? Голодовками? Так ведь люди и так голодают!
— Для того чтобы люди нормально жили, а их права соблюдались, и существует исполнительная власть. А если она не создаёт необходимые условия жизни, то существует прокуратура, суды. В 30 из 89 регионов России есть и уполномоченные по правам человека. Процесс их назначения идёт медленно и, по моему мнению, несколько иначе, чем следовало бы…
— Что вы имеете в виду?
— Думаю, в законодательстве должна быть предусмотрена норма: избирать и увольнять уполномоченных в регионах надо местными органами, но с учётом мнения федерального уполномоченного. Иначе получается, как в Башкортостане. Заместитель министра МВД республики Тукумбетов, ответственный за подбор тех кадров, которые произвели в Благовещенске массовые нарушения прав граждан, срочно переброшен на другую работу. Знаете, куда? Уполномоченным по правам человека!..
Пока мои предложения о внесении корректировок в закон об уполномоченном не находят поддержки в правовом управлении президента. Я доложил ему и об этом, он обещал поговорить с управлением. Будет совещание с исполнительной властью и законодателями — постараюсь и их убедить.
Что касается голодовок как формы протеста… Это, конечно, крайняя, жёсткая мера, рассчитанная на совестливых оппонентов. Но если бы совесть у них имелась, они не допустили бы бедственного положения людей. С совестью у нас, особенно в верхних сферах власти, не всё в порядке. У некоторых такого «инструмента власти», похоже, нет.
Но ещё раз скажу — надо действовать конкретно, а не стенать: «Жизнь плоха». Написать, например, жалобу уполномоченному, тогда будут основания вмешиваться. Я готов этим заниматься и занимаюсь. Чернобыльцы, например, не только объявили голодовку, но и пожаловались нам. Я посетил их в Сестрорецке, написал письмо в правительство, говорил с председателем Верховного суда, так как голодающие сообщили, что даже взысканные судом в их пользу деньги им не выплачивались. Говорил об этом и с президентом. Он подписал бумагу в правительство об удовлетворении просьбы чернобыльцев. Таким сложным путём приходится заставить соблюдать жизненные права людей, которые ценой своих жизней и здоровья спасли страну.
— В доперестроечное время за защитой своих прав люди могли обращаться в профсоюзы, в Комитет народного контроля, в партийные органы, в районные, городские и областные советы. И пусть не всегда, но находили поддержку. А сейчас…
— А сейчас надо отстаивать свои права. Создавать организации по защите своих прав, будить общественное мнение, применять конституционные формы протеста… То есть надо активно оказывать давление на власть, не позволяя ей нарушать права людей. Очень велика тут и роль средств массовой информации. Салтыков-Щедрин сказал про людскую пассивность: «У нас все воруют и при этом, хохоча, поговаривают: «Когда же всё это закончится?»
Беседовала Аза ПАВЛОВА
