 |
| РИА Новости | Дмитрий Евстафьев | 21.03.2005 |
Меня все время мучил вопрос: почему внешне интеллигентные европейские чиновники разделяют обеспокоенность государств Прибалтики тем, что они граничат с Россией. Но европейских чиновников и в целом цивилизованную Европу совершенно не интересует — нет, не судьба русскоязычного населения, к которому они относятся как к неандертальцам, недостойным европейского образа жизни, — их совершенно не интересует, что по улицам европейских городов вполне спокойно ходят люди, вскидывающие руки в нацистском приветствии. Европу почему-то не беспокоит, что в Прибалтике быть нацистом, служить в войсках СС, участвовать в карательных операциях — способ обеспечить себе безбедную старость. Европу не взволновало и то, что в новейшем учебнике «История Латвии» о концлагере в Саласпилсе было написано примерно так же, как писалось в гитлеровских пропагандистских листках.
Почему внешне цивилизованная Европа так благодушна к фашизму?
Ответ может быть страшным, например таким: потому что фашизм — неотъемлемая часть европейской цивилизации, а фашисты для европейца — свои. Короче говоря, советский солдат — чужой, и поэтому он оккупант, а гитлеровец — «свой», такой же европеец, который не вызывает немедленного отторжения. И фашизм немедленного отторжения не вызывает. Я не имею в виду фашизм бытовой, когда по улицам разгуливают бритоголовые молодчики. Я имею в виду тот фашизм, который процветает и в парламентах, и в элитных клубах, и в добропорядочных семействах.
Конечно, любой европеец скривится при данном предположении, но посмотрим на ситуацию трезво.
Во-первых, Европа никогда фашизму не сопротивлялась. Она ему поклонилась. Конечно, в учебниках пишется, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года, и формально это так. Но по-настоящему борьба с фашизмом началась 22 июня 1941 года, а до этого было триумфальное шествие фашизма по Европе. Ключ поражения Франции — не в тактике Гудериана, а в том, что французы не хотели сражаться против «своих». Почему-то в Первую мировую войну и французы, и бельгийцы проявляли чудеса стойкости, а стоило только немцам сменить национальные цвета на фашистскую идеологию — и положить к ногам «прекрасную Францию» оказалось плевым делом. Ожесточенное сопротивление Великобритании — исключение, которое только подтверждает правило. Трудно, кстати, сказать, почему британцы не смогли договориться с Гитлером, — ведь сговор в Мюнхене показал, как легко британцы договариваются с нацистами.
Во-вторых, фашизм в Европу не был, в отличие от коммунизма советского разлива (который культивировал из Москвы Коминтерн за большие деньги), привнесен извне. Он вырос из европейской цивилизации и рассматривался как не совсем приличное, но вполне нормальное ее проявление. Во всех европейских странах существовали мощнейшие фашистские организации, которые включали не маргиналов, но элиту. Включая и британскую королевскую семью, не говоря уже об европейских интеллектуалах вроде Кнута Гамсуна и Пьера Лаваля. Рассказы про антифашистское движение в Европе также не сильно убеждают. Если не считать Италии, где всегда были сильны прокоммунистические настроения, то сопротивление ограничивалось фигой в кармане по поводу бытовых разногласий с немецким офицером. Европейского обывателя, да и не только обывателя, нацизм в Европе вполне устраивал: меньше стало преступности, стабильная рейхсмарка (очень, кстати, похожая на евро), много дешевой рабочей силы с Востока, исчез призрак коммунизма, куда-то отъехал вызывавший зависть своим достатком еврей-портной. Короче, мелкие радости….
В-третьих, вы будете смеяться, но главный лозунг фашизма — не борьба за жизненное пространство для немцев, а идея объединенной Европы. Коммунистические историки много писали об интервенции в гражданскую войну 14 держав, которые якобы успешно разгромила конница Буденного. Правда 14 держав-интервентов не получается, как ни считай. Однако по настоящему с интервенцией «Единой Европы» Россия столкнулась не в 1919, а в 1941 году. В фашистской армии, которая шла на Москву, были представители ВСЕХ европейских государств, кстати, включая и якобы оккупированную Польшу. Исключение составляют шведы (хотя шведские добровольцы в вермахте были), занятые поставками руды для танковой промышленности Гитлера, и швейцарцы, педантично пересчитывавшие невесть откуда взявшиеся золотые коронки. И почему-то европейцев не смущало, что они идут в поход под нацистским флагом завоевывать земли на Востоке. Они считали это за честь.
В-четвертых, не будем же мы верить всерьез, что в Европе не знали о существовании гигантских фабрик смерти. Знали и считали работу на них в качестве обслуживающего персонала вполне нормальным делом. Как, например, поляки, которые трудолюбиво возили снятую с уничтоженных евреев одежду, не слишком беспокоясь, что в расовой иерархии нацистов они и сами от евреев недалеко ушли. И вообще, после некоторых эксцессов, когда оккупанты повесили сгоряча несколько нацистских пособников, сотрудничество с фашистами не считалось в Европе зазорным. Франсуа Миттеран и Курт Вальдхайм, биографии которых по этой части не вполне кристальны, стали президентами своих стран. Стран, которые считаются чуть ли не эталоном «европейскости».
Так что, не исключено, фашизм для Европы приемлем и как идеология, и как политическая практика. Конечно, советские и американские оккупанты объяснили европейцам, что фашизм — это очень плохо, однако период, когда антигитлеровская коалиция оккупировала Европу, безвозвратно ушел. И Европа начала жить «своим умом», который и привел ее к тому, что фашисты на улицах Риги — это нормально. А советские партизаны в тюрьме — это вообще замечательно. Тонкий и в целом искусственно нанесенный на европейскую цивилизацию антифашистский лак испарился мгновенно, если не считать Германии. Ну, это и понятно: и нравы в оккупационных зонах царили жестокие, и вдолбили немцам, что абажуры из кожи евреев делать, — моветон, видать, крепко.
И вот какая картина получается: на протяжении последних десяти лет Россия мучительно, порой непоследовательно и с большими политическими издержками выдавливает из себя свой грех тоталитарной идеологии. Выдавливает из себя коммунизм. Ровно в это же время Европа с упорством достойным лучшего применения впитывает в себя свой тоталитарный грех — идеологию фашизма, которую с большим трудом и не вполне демократическими методами вытравливали из Европы американские и советские оккупационные войска, причем еще неизвестно, кто был более жесток. И судя по тому, как все более модным становится в Европе ненавидеть Россию и русских (достаточно посмотреть на одобрительные покачивания головой еврочеловеков на очередное хамство латвийской президентши Фрейдберге), Европе, за исключением, повторюсь, Германии (и тут уже неважно, чья эта заслуга — самих немцев или доблестных органов НКВД), нравится впитывать в себя фашизм.
Почему нравится? Потому, что идеология фашизма была выстрадана Европой и, возможно, является венцом европейской цивилизации. Ибо идеология фашизма превращает небольшой полуостров на окраине планеты Земля в центр вселенной, а среднему и нелюбознательному европейцу дает ощущение собственной великости и сопричастности некоему глобальному проекту. Идеология фашизма, нового язычества, в Европе пришла на смену христианству, и, кстати, посмотрите, с какой легкостью европейцы отказались от упоминания христианских корней собственной цивилизации в одобряемой ныне Конституции. Ведь действительно, после уничтожения фашизма Европа не смогла родить никакой иной значимой идеологической системы. Еврокоммунизм — пародия на русский коммунизм, причем не времен расцвета, а времен заката. Евролиберализм — жалкое подражание американскому образу жизни. Ну не считать же за идеологию концепцию «социального государства», от которой сейчас отказываются практически все страны.
Так что идеология возрожденного сознательно или инстинктивно брюссельскими чиновниками фашизма не просто заполняет идеологический вакуум в Европе — она возвращает европейца в привычный мир, из которого его в 1945 году вынул советский солдат с автоматом ППШ, нанеся европейскому бюргеру непоправимую травму.
Наивны попытки заполучить лидеров всех европейских государств на празднование шестидесятилетия победы. Ведь 9 мая для многих из них, причем не только для прибалтийских лимитрофов, считается днем поражения. Они-то ведь были на другой стороне. Но главное — они на ТОЙ стороне остаются.
И приходит на ум другое обстоятельство. К американцам можно и нужно предъявлять претензии по многим вопросам. В частности, и по отношению к России. Слишком заносчивы США, слишком уверены в том, что смогут просуществовать и без союзников. Слишком уповают на то, что страны т.н. «новой Европы», а прежде всего Польша, обеспечат американские интересы на континенте. Но одной претензии предъявить к Америке нельзя. В Америке фашизм никогда не был системным явлением. В Америке, как и в России, фашисты — маргиналы, которых презирают и в политику не допускают, и загоняют в подполье. Это связано и с историей США, и с многонациональным характером американского общества, и с целым рядом иных, более специфических причин. Так что между Россией и Америкой при всех условиях будет фактор, который обусловит их идеологическую близость, чего нет и, вероятно, никогда не будет в отношениях между Россией и Европой.
Теперь уже понятно, что попытка превратить борьбу с терроризмом в глобальный идеологический императив провалилась. И теперь перед нами стоит задача заменить ее чем-то, способным действительно решать задачи построения нового мирового порядка на более справедливой основе. Было бы здорово, если бы США и Россия смогли бы стать основой глобальной антифашистской коалиции. Ибо политическая реабилитация фашизма в Европе, которую мы наблюдаем, более всего угрожает именно нашим двум странам, органически отвергающим фашизм как идеологию и как политическую практику. Ибо в прошлый раз европейский фашизм, конечно, пошел на Восток. Но сначала он весьма удачно сходил на Запад. А у Европы на Западе теперь США.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
