 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Александр Елисеев | 18.03.2005 |
Время шло и новое государство подвергалось все большему количеству внешних и внутренних вызовов. Две чеченские войны, дефолт 1998 года, рост сепаратизма, кризисы на Балканах и Центральной Азии — это, и многое другое, наслаивались друг на друга, требуя адекватного ответа. Возникал вопрос — чем может Россия ответить на все эти вызовы? В чем смысл ее существования, как и существования тех, кто может и должен давать ответы? Стала муссироваться мысль о необходимости создания национальной идеи. Причем в качестве таковой идеи предлагали все, что ни попадя. Например, спорт.
И вот, кажется, пришло время создания действительно большого Проекта. Это понимают разного рода идеологические мэтры, которые поднялись еще в «безыдейные» 90-е годы. Они почувствовали, что общество требует серьезного проектирования своего будущего, и предложили ему свои наработки.
И что же? Мы видим, что все предложенные проекты рассматривают будущее России с точки зрения узкоисторической. Они пытаются либо зафиксировать Россию в ее нынешнем, либерально-демократическом статусе, либо возродить на каком-то новом уровне ее советское прошлое. Кто-то пытается создать некую воздушную «Россию-3», признаваясь честно, что она едва ли не призрак. Но Россия, Большая Россия, есть реальность надисторическая. Есть одна русская сущность, которая проявляется по-разному в разных исторических формах.
Таковой сутью является православный этатизм, который можно условно назвать «византизмом». Византизм предполагает: 1) приоритет духовного делания над личным преуспеянием; 2) приоритет государства над обществом. При этом второе прямо вытекало из первого. Цели разных групп и личностей подчинялись целям государства, которое создавало максимальное условие для их духовного преуспеяния. Государство тянуло людей к Богу, отодвигая на второй план их материальные устремления. Подобная модель существенным образов отличалась от западноевропейской, которая предполагала приоритет именно личных и групповых интересов. При этом поначалу давалась именно религиозное обоснование такого доминирования. Объявлялось, что само личное преуспеяние и есть духовное делание.
Византизм, сложившийся, как система, во Второй Римской Империи, был не только усвоен Русью, но и творчески доработан ею до некоего предела (того самого Третьего Рима, после которого Четвертому не бывать). Государство, доминировавшее над обществом, в России было легитимно-династическим, а само общество — сословно-корпоративным (Византия была бюрократической империей). Этим Россия уже напоминала Европу. Поэтому можно сказать, что русскость — это византизм, очищенный от азиатскости. Или же, что это европеизм, обогащенный Православием. Но в принципе и то, и другое понятие будут не совсем точны. Просто, византизм представляется более выигрышным термином. Самой Византии уже нет, но есть Запад, поэтому надо постоянно подчеркивать свое отличие от этого субъекта мировой истории.
Византизм проявлялся на всем протяжении русской истории — в разных формах. Он был в Киевской Руси — как некий идеал, который не достигнут и которому надо стремится. Киев — это ожидание византизма, воля к которому выразилась в акте Крещения Руси. Само Крещение — это выбор князя Владимира, который изображал себя на монетах со знаками византийского императорского достоинства. Киевская Русь желала победы византизма, но так и не смогла ее стяжать.
Византизм победил в лишь московский период, приняв, о чем уже было сказано выше, свои законченные формы. А в период петербургский он прошел через техническую модернизацию, сохранив, хоть и с некоторыми искажениями свою православную, самодержавную и сословную основу. И в этом плане необходимо решительно покончить со всеми славянофильскими штампами о вестернизации России при Петре Великом. Петр Алексеевич был величайшим антиевропейцем, который использовал европейские технологии для того, чтобы сохранить русскую, византийскую самобытность. Не будь его модернизационных реформ, не создай он первоклассную армию и флот, Россию бы съели западные державы. Скорее всего, таковой державой была бы Австрия.
Западные влияния ведь были и до Петра, но они носили, по преимуществу католический, польский характер. Они были, во многом, обусловлены присоединением Украины с ее латинствующим духовенством. Не прибегни Петр к «протестантским образцам» и Россия стала бы периферией католического мира (на эту возможность верно указывает Е. Холмогоров).
Инициаторами интеграции стали бы какие-нибудь «радетели благочестия», сопротивляющиеся тем модернизаторам, которые брали протестантские образцы. Не будем забывать о том, что царевич Алексей убежал именно в Австрию. Она бы и прибрала Россию к рукам, тонко используя антитурецкую риторику
А так Россия взяла на вооружение более энергичные протестантские технологии, которые она рассматривала в виде форм, наполненных русским содержанием (таковыми формами был Сенат). При этом русские успешно разбили шведов-протестантов. Примерно таким же образом Русь Владимира Красно Солнышко приняла византизм, но организовала победоносный поход на Византию.
Самобытность, кстати, не особо пострадала, если не считать некоторых культурных заимствований, которые мы, кстати, всегда делали с удовольствием и без особого вреда. Главное, что сама технико-экономическая модернизация пошла не по европейскому пути — Петр развивал именно казенный сектор. Позднее, правда, стали уже развивать частные хозяйства, отдавать иностранцам-спецам командные посты, впитывать вредоносные европейские идейки. По вестеринизация в виде либерализации с капитализацией по-настоящему начнется только во второй половине XIX веке, через 150 лет после Петра. Вот на этот срок Петр ее и оттянул.
В советский период византизм дошел до пределов своего исчерпания, однако был спасен Сталиным, который не дал «троцкистам» и «бухаринцам» реализовать свои авантюристические и, в конечном итоге, западнические проекты. В нынешней, постсоветской России государство все же стоит над обществом, а западная этика личного преуспеяния пока еще не вытравила православную этику духовного делания.
Таким образом, русская история — едина и неделима, также как и само Российское государство. А разные формы исторического бытия есть проявления ее сущности. И настоящий Проект должен работать на соединении этих проявлений в одном творческом синтезе. Только так Россия сможет осознать свою сущность и задействовать потенциал, заложенный во всех исторических своих формах. Необходимо соединение киевского вечевого демократизма, московского легитимного самодержавия, петровской модернизационной технократии и советской системы социальной защиты. При этом центральным будет именно московское самодержавие, ибо Московская Русь — это осевое время русской истории, это момент Истины, в который была сформулирована доктрина Третьего Рима.
Настоящий русский Проект может быть выстроен только вокруг идеи абсолютного единства России — как в пространстве, так и во времени. Такой проект, несомненно, выиграет в битве со всеми другими проектами, которые нумеруют Россию, замыкают ее узких рамках различных исторических периодов или же растворяют ее в тумане утопических мечтаний.
17.03.2005
