 |
| Гудок | Андрей Воронцов | 16.03.2005 |
В годы своей литературной славы он был убежденным пацифистом и сторонником морального учения Льва Толстого, но в юности слыл пламенным патриотом и в 1877 году ушел с институтской скамьи добровольцем на Русско-турецкую войну.
Не склонный по складу своего характера вступать в дискуссии с вождями демократического крыла русской литературы, взгляды которых он не всегда разделял, Гаршин тем не менее энергично выступил в защиту чеховской повести «Степь», не принятой либеральными критиками. Чехов до конца жизни был благодарен за это Гаршину и многие черты его воплотил в герое «Чайки» Константине Треплеве.
Не исключено, что именно по Гаршину, по его творческой и личной судьбе прошла линия разлома между «дворянским» и «разночинским» периодами нашей литературы. Дед Гаршина Егор Архипович, как писал сам Всеволод Михайлович в автобиографии, «был человек крутой, жестокий и властный: порол мужиков, пользовался правом primae noctis (первой ночи. — А.В.) и поливал кипятком фруктовые деревья непокорных однодворцев». Гаршину-внуку как бы приходилось за это расплачиваться. «Деды наши ели виноград, а у нас на зубах оскомина» — как говаривали в старину…
Это психологическое обстоятельство наложило отпечаток на всю дальнейшую жизнь Гаршина. Отец его был героем Крымской войны, а сам Всеволод Михайлович, получив ранение в сражении с турками при Аясларе, был представлен к Георгиевскому кресту. В реляции о нем указывалось, что вольноопределяющийся Гаршин «примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и был ранен в ногу».
С детства Гаршина преследовала психическая болезнь, явившаяся следствием разрыва его матери с отцом, а потом и неудачной любви к Раисе Александровой, но природа ее кажется столь же противоречивой, как жизнь и творчество писателя. Никаких следов так называемой шизофрении, то есть раздвоения личности, мы в его произведениях, написанных просто, логично и ясно, не обнаружим. Увы, врачи лечили болезнь, а не больного, мучили Гаршина тогдашней примитивной психотерапией, лили ему, в точности как гоголевскому Поприщину, ледяную воду на голову… Не исключено, что и самоубийство писателя было отчасти вызвано мучительной боязнью снова попасть в сумасшедший дом, как это, например, произошло с Хемингуэем после «лечения» электрошоком.
Необходимо добавить, что, страдая меланхолией и упадком сил, Гаршин тем не менее с 1883 года служил на ответственной высокооплачиваемой должности в железнодорожном ведомстве, а туда, как известно, не берут клинических сумасшедших даже по протекции. Есть и художественное подтверждение тому, что Гаршин не просто «отбывал номер» на службе, — рассказ «Сигнал», написанный с всесторонним знанием железнодорожного дела.
Это было одно из последних произведений писателя (1887), но оно не менее важно для оценки его творчества, чем знаменитый «Красный цветок» или «Художники». Напомню его сюжет: отставной солдат Семен Иванов вернулся с войны и устроился смотрителем путей на железную дорогу. Человек он забитый, тихий, исполнительный. Ему ежемесячно недоплачивают жалованья три рубля, а он молчит, терпит. Не таков его сосед, смотритель с другой станции Василий Спиридонов. Хотя ему недоплачивают меньше, всего полтора рубля, он все время кипит возмущением, внутренне бунтует. Иванов видит и в несправедливости Божественный промысл, а Спиридонов отвечает ему: «Коли всякую скверность на Бога взваливать, а самому сидеть и терпеть, так это, брат, не человеком быть, а скотом». В «Сигнале» обиженный начальством, избитый Спиридонов решил в отместку устроить крушение товарного поезда. Семенов случайно застал его за разборкой рельсов. Тем временем идет поезд — и не товарный, а пассажирский, с вагонами третьего класса, где «народу битком набито, дети малые». Спиридонов убежал, починить полотно нет времени, да и нечем. Нет даже красного флага, чтобы посигналить машинисту об опасности. Тогда тихий Семенов вынул из голенища нож, ударил себя им в левую руку, намочил хлынувшей кровью платок и сделал из него флаг. Но кровь льет из раны слишком сильно, Иван слабеет. Теряя сознание, он молит Бога: «Помоги, Господи, пошли смену…» И когда он падает, флаг подхватывает кто-то другой — опомнившийся Спиридонов…
Этим рассказом Гаршин говорит нам, что высшим смыслом жизни остается жертвенная любовь, то есть готовность не раздумывая отдать свою жизнь за других. В этом, очевидно, он видел разрешение всех мучительных противоречий своей жизни.
