Митрополит Иларион: Единая Русская Церковь — это великая духовная сила

Беседа главных редакторов журнала «Трибуна русской мысли» Александра Бондарева и информагентства «Русская линия» Анатолия Степанова с Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви митрополитом Восточно-Американским и Нью-Йоркским Иларионом (Капралом)

— В сентябре планируется первый визит в Россию главной святыни Русского Зарубежья, святыни русского народа — чудотворной Курской-Коренной иконы Божией Матери «Знамение». Как Вы оцениваете значение этого события для жизни Русского Зарубежья и Русской Православной Церкви?

— Я думаю, что это событие имеет очень большое значение. Курская-Коренная икона покинула пределы России с волной белой эмиграции в 1920 году. Среди тех, кто вынужден был покинуть пределы России, было свыше 30 епископов, много духовенства, а также тысячи и тысячи русских людей разных сословий. Известно, что Курскую-Коренную икону пытались уничтожить: в первый раз, когда прогремел страшный взрыв в соборе в Курске, во второй раз, когда она была похищена, с нее была сорвана драгоценная риза, а сама икона была выброшена в колодец. Была великая радость, когда святыня была вновь обретена, но архиепископ Курский и Обоянский Феофан, беспокоясь, что ее снова попытаются уничтожить, перевез икону на юг, после чего она уже оказалась в эмиграции, где пребывает до сего дня.

Курская-Коренная икона считается нашей покровительницей, путеводительницей, мы так и зовем ее — «Одигитрия». Она всегда была символом 90-летнего пребывания Русского Зарубежья вне пределов Отечества после революции. При этом сложилась традиция, что икона не находится на одном месте, а постоянно путешествует, посещая разные континенты, все епархии Русской Зарубежной Церкви. Она бывает не только в приходах этих епархий, но и в домах, больницах, везде, где есть в ней нужда, где люди усердно перед ней молятся. Как известно, еще до прибытия в Зарубежье по молитвам Божией Матери перед этой иконой совершалось множество чудес. Совершаются они и по сей день.

Поэтому теперь, после воссоединения двух частей Русской Православной Церкви, ее первое посещение России — это очень знаменательное событие. Это знак примирения, знак покровительства Божией Матери всему православному русскому миру. Уверен, что ее посещение будет великой радостью и утешением русскому народу в России.

— С русским исходом, с исходом большого количества людей в эмиграцию, за рубежом строились православные храмы, начали воссоздаваться учебные и военные заведения. В том числе создавались политические организации. У русской эмиграции была определенная миссия. Какова миссия русской эмиграции сегодня? Утрачен ли политический смысл русской эмиграции? Каким Вы видите будущее Русского зарубежья?

— Я думаю, что в первые десятилетия эмиграция имела более политический характер, хотя и не полностью. Люди в изгнании надеялись, что большевистская власть будет побеждена, что они смогут вскоре вернуться на родину. Поэтому и было создано множество разных политических организаций и военных учреждений. Но годы шли, чаяния русского народа о скорой кончине большевистской экспансии не увенчались желаемым успехом, и постепенно эмигранты стали обустраивать свою жизнь в эмиграции с большой надеждой в будущем вернуться домой на родину. Пока же это было невозможно, и они строили храмы, создавали монастыри, организовывали духовные и культурные центры для сохранения своей веры и культуры, чтобы в будущем передать это своим потомкам; старались не допустить обмирщения русского общества на чужбине.

Но с каждым десятилетием политическая сторона эмиграции уменьшалась. Многие политические и общественные организации, которые существовали в Европе и Америке, а таких обществ было несколько десятков, постепенно исчезали. Осталась только Русская Православная Церковь. Поэтому теперь люди все больше осознают именно духовное значение изгнания. Как отмечал святитель Иоанн Шанхайский, которого мы часто цитируем: «По Божиему промыслу рассеяние совершилось для того, чтобы свет Православия был распространен по всему миру».

Вслед за революцией в России, ситуация сильно изменилась и в других странах Европы, где жили православные люди. Например, было изгнание греков из Турции и большая эмиграция из Греции. На Балканах также ощущались последствия коммунистической власти. Эти политические перемены тоже вызвали православное изгнание. Всюду стали возникать диаспоры. Переплетались судьбы православных эмигрантов разных национальностей. Все эмигранты создавали свои православные храмы. Сейчас православная вера — это достояние не только русских, греков, болгар, сербов, но и многих местных жителей, туземцев. Особенно процветает Православие в Америке, теперь здесь много коренных американцев, которые принимают Святое Православие, известны случаи, когда целые приходы Англиканской церкви и других христианских деноминаций переходили в Православие. Сегодня можно с уверенностью говорить, что у эмиграции есть важная духовная миссионерская цель, которую Господь предначертал для Своей славы.

— Владыка, прошло уже более двух лет со времени подписания Акта о восстановлении канонического общения. Как мы знаем, процесс воссоединения проходил сложно. Целый ряд приходов Русской Зарубежной Церкви сбежали, отказались принимать этот Акт. Вы, как известно, часто ездите по приходам, по епархиям Русской Зарубежной Церкви. Что изменилось за это время? Есть ли какие-то позитивные тенденции к излечению этого раскола, надежды на возвращение сбежавших?

— В некоторых приходах замечают, что постепенно возвращаются те, которые когда-то ушли. Правда, это — не священнослужители, им труднее вернуться, а прихожане. Они увидели, что в жизни Церкви не произошло никаких радикальных изменений, кроме появления радости от чувства, что мы являемся частью великой Русской Православной Церкви. Я думаю, что мы должны относиться к тем, которые ушли, с любовью и пониманием. Они ушли не потому, что были не согласны с православным вероучением, а потому, что они имели ошибочное представление об опасностях примирения в настоящее время. Они говорят, что они не против, а за — единство Русской Церкви, но у них нет доверия к этому в настоящее время. Поэтому, я думаю, что мы должны к ним отнестись терпеливо, без осуждения. Конечно, должен быть канонический порядок. Конечно, некоторые ушли, может быть, по личным причинам. Но в основном люди, которые ушли, были просто растеряны. Особенно миряне, которые десятилетиями имели определенные взгляды, а процесс примирения проходил довольно быстрым темпом, поэтому многие оказались не готовы. Но, я бы хотел отметить, что число людей, которые отошли, не столь значительно. Конечно, для Церкви каждая душа драгоценна, поэтому мы молимся, чтобы Господь вразумил их, дал понимание, что единая Русская Церковь — это великая духовная сила, что быть вместе полезно для всех нас. Это богоугодное дело.

— Владыка, мы знаем, что Вы много усилий прикладываете к тому, чтобы вернуть тех, кто ушел. Вы часто встречаетесь с ними, общаетесь. По Вашим наблюдениям, какова все-таки формальная причина их ухода? Что они называют в качестве причин своего ухода?

— Те, которые выступали против, в первую очередь, указывали на членство Московского Патриархата во Всемирном совете церквей. Это — основная причина. Один священник в Австралии мне так и сказал: то, что называлось «сергианством», уже давно изжито, но его волнует участие Русской Православной Церкви в ВСЦ, его волнует даже формальная принадлежность к этой организации. Хотя мы видим, что участие Русской Церкви в деятельности ВСЦ сейчас почти нулевое, сейчас это не имеет никакого значения. Но многих людей искренне волнует этот вопрос.

Еще одна причина — это люди, не очень образованные, изолированные, плохо знакомые с жизнью в России думают, что еще может вернуться коммунизм. Ими движут не очень далекие взгляды, какой-то страх.

— Много говорится о том, что главной ценностью Русской Зарубежной Церкви является сохранение дореволюционных традиций, которыми веками жила Русская Церковь. Сейчас Русская Церковь в России возрождается: строятся храмы, рукополагается священство, открываются семинарии, храмы наполняются людьми. Но серьезной проблемой является отсутствие традиций организации общинной и приходской жизни. Не у кого учиться, негде учиться. Много было разговоров о том, что будет создан некий механизм передачи опыта Русской Зарубежной Церкви, но, насколько известно, такого механизма нет. Почему? Как можно организовать передачу этого опыта?

— Созданием комиссии или комитета такое дело очень трудно совершить. (Улыбается).

Я думаю, что немного преувеличивается значение того опыта, который мы сохранили. Конечно, есть некоторые стороны, на которые я могу указать, но они отчасти созданы условиями нашей жизни. Например, у нас в каждой общине люди близки друг к другу, но это связано с тем, что наши приходы зачастую небольшого размера. Люди привыкли общаться друг с другом, что очень трудно в России в больших приходах, где молятся тысячи людей, и очень трудно познакомиться друг с другом. Но и в России постепенно это начинает прививаться. Насколько мне известно, в России нередко прихожане после службы вместе пьют чай, устраивают совместные трапезы по праздникам или по воскресеньям, общаются со священниками. Это очень сближает людей.

Раньше в России многие храмы строились разными магнатами, купцами, а в Зарубежье людям пришлось самим строить храмы, за свой счет, своим трудом. Поэтому здесь люди привыкли действовать самостоятельно, брать на себя ответственность. Также наши приходы управляются согласно так называемому нормальному приходскому уставу, в котором указаны обязанности настоятеля храма, приходского совета и старосты. Кроме того, у нас есть то, чего долгое время не было в России, но сейчас устанавливается — это духовный суд.

Я бы хотел обратить внимание на важную особенность нас отличающую. Язык эмигрантов во многом сохраняет ту форму, которая раньше существовала в России, а в самой России язык развивался по-другому. Мы жили и живем в совершенно разных условиях.

Но Православная вера и Церковь в России развиваются, как я знаю, очень быстро и замечательно. Наверное, есть вещи, которые нужно улучшить, например, близость архиереев к народу, к пастве. Я понимаю, что у каждого архиерея в России сотни и даже тысячи приходов, поэтому он не может всех объять. Потому, и кажется, что архиерей очень далек от паствы. Но все равно архиерей, как отец для своей паствы, должен быть близок к своему народу. Я вижу, что Святейший Патриарх Кирилл сейчас совершает великое и большое дело тем, что он, беседуя, просвещая, встречаясь с верующими, сближает людей. С ним знакомятся, слушают его выступления. Это очень утешает и сближает людей. Каждый архиерей в своей епархии, насколько это возможно, должен стараться приблизить себя к своей пастве, участвовать в жизни каждого прихода и отдельных людей.

— Владыка, Русская Зарубежная Церковь возникла как следствие Гражданской войны. Война разделила русский народ на две части, на две ветви. И на сегодняшний момент ведь никто не подписывал никакого договора о перемирии или мире в этой войне. Как Вы считаете, подписание Акта «О каноническом общении» и сближение Церквей будет все-таки способствовать сближению этих двух ветвей русского народа? Вы ведь сами сказали, что ветвь русского народа, которая изошла из России, развивалась в другом направлении. Две ветви русского народа все дальше и дальше отделялись друг от друга. Как их сейчас объединить?

— Сейчас некому подписывать такой документ с нашей стороны. Политических организаций сейчас почти уже нет. Именно поэтому Церкви приходится всех примирять. Но я думаю, что сейчас люди, во всяком случае, новое поколение, уже не мыслит враждебно. Наоборот, все радуются, что коммунизм пал, что в России сейчас есть свобода для вероисповедания. А то, что случилось, — революция, страдания в течение 70 лет, ставшие попущением Господа, — уже достояние прошлого. Сейчас святой мученик Царь Николай, сонм Новомучеников и Исповедников Российских объединяют нас. Я вообще думаю, что не было разрыва среди православных людей, был политический разрыв, но вера-то все равно одна. И хотя епископат и в Зарубежье, и в России в советский период не мог общаться из-за нажима со стороны безбожной власти, это было временно. Все мы понимали, что вера была преследуема, поэтому имели чувство сострадательности по отношению к русскому народу. Я думаю, что воссоединение Церкви привело к примирению. Политические течения временны, они быстро испаряются, а вера остается навсегда.

— Владыка, известно, что сейчас намечаются какие-то переговоры с Православной Церковью Америки. В каком направлении эти переговоры будут вестись? Каких можно ожидать решений во взаимоотношениях между РПЦЗ и ПЦА?

— С примирением Русской Зарубежной Церкви с Русской Православной Церковью в Отечестве возник вопрос, как нам относиться к Православной Церкви в Америке, которая получила автокефалию от Московского Патриархата. Когда-то мы были вместе, но дважды возникали разделения. В 1924 году митрополит Платон отделился от русских заграничных епископов, но в 1935 году митрополит Феофил при посредстве Сербского Патриарха Варнавы примирился с РПЦЗ, и в Америке вновь стала одна Русская Церковь. Такое положение существовало вплоть до 1946 года, когда произошел разрыв не только с Зарубежной Церковью, но и с Московским Патриархатом. Православная митрополия Америки стала де-факто самостоятельной.

Нам хотелось бы улучшить отношения с Православной Церковью Америки, поэтому наш Архиерейский Синод назначил комиссию из нескольких клириков, которые, как мы надеемся, проведут встречи с соответствующей комиссией ПЦА, чтобы изучить нашу совместную историю. Мы должны определить, почему возникали разделения, как мы можем восстановить евхаристическое общение. Причем, мы не намерены сливаться с Православной Церковью Америки, но установить братские молитвенные отношения. Для многих в нашей Зарубежной Церкви неприемлем новый стиль, на который перешла ПЦА. Это очень болезненный вопрос, потому что многие наши клирики и миряне не хотели бы участвовать в службе, где нарушается церковно-литургический порядок. Так что здесь есть, что обсудить.

Мы приветствуем избрание новым главой ПЦА митрополита Ионы, который известен своим благочестием, любит старый стиль, любит порядок в Церкви. Поэтому мы надеемся, что хорошие отношения с Православной Церковью Америки будут установлены.

— Владыка, сейчас ведется много разговоров о необходимости созыва Всеправославного совещания. Мол, во взаимоотношениях между Православными Церквами накопилось много нерешенных вопросов, которые нужно совместно обсудить. В то же время среди церковного народа ходят слухи, что это совещание может стать чем-то наподобие 8-го Вселенского Собора, что на этом совещании будут приняты решения обновленческого характера: о переходе на новый стиль и т. п. Как вы относитесь к идее проведения Всеправославного совещания и к страхам, связанным с его проведением?

— Есть много вопросов общего характера в жизни Поместных Православных Церквей, которые нуждаются в совместном решении, и Церкви должны иметь между собой общение такого рода. У нас иногда возникают спорные вопросы с Константинопольской Церковью, которая смотрит на диаспору по-другому, нежели чем Русская Православная Церковь. Вселенский Патриарх, конечно, должен быть почитаем за свое историческое место в иерархии Поместных Церквей как первый среди равных, но не может быть универсальной власти одного епископа в Православной Церкви.

Вселенский характер собора определяется полнотой Церкви только впоследствии. Что касается 8-го Вселенского Собора, я считаю, что он не необходим. Всегда Вселенские Соборы созывались для защиты Церкви от различных ересей, которые появлялись в то или иное время. Нужно иметь большую духовную стойкость, чтобы сохранять чистоту веры. В данном вопросе не должно быть никаких политических причин для созыва такого собора.

— Владыка, в последнее время натиск внешнего атеистического мира на Церковь становится все более очевидным. Евросоюз в своей конституции отказался признавать христианские основы европейской культуры. Парады содомитов становятся печальной реальностью наших дней. В связи с этим много говорится о необходимости совместных действий Православной Церкви с Католической церковью в борьбе за нравственность. Но естественно возникает справедливый вопрос о пределах взаимоотношений и границах взаимодействия. К сожалению, уже подбрасывается идея о «церквах-сестрах», вызывающая недоумение и отторжение у православных верующих. Как Вы считаете, каковы должны быть формы взаимодействия с католиками в современных условиях?

— Наши архиереи, на одном из Соборов, в свое время обсуждали эту проблему и пришли к мнению, что в делах благотворительности, социального попечения можно сотрудничать с членами других христианских конфессий. Но в молитвенных и богослужебных делах никакого сотрудничества быть не может. Я думаю, что сейчас, в условиях мирового нравственного кризиса, Русская Церковь может надеяться на совместную деятельность с Католической церковью, которая сохранила некоторые традиции христианской нравственности. В этом деле, конечно, можно с ними сотрудничать.

Понятие же «церкви-сестры» мы считаем недопустимым. Вероучение Католической церкви совершенно для нас неприемлемо, особенно в части догматического учения о месте римского епископа в Церкви. Есть и другие отступления. А вот в общественных делах, ради народа, мы можем и должны трудиться совместно.

— Еще при митрополите Виталии Вы возглавляли комиссию по работе с молодежью. Сейчас достаточно побывать в Джорданвилле, чтобы увидеть, что сейчас больше половины семинаристов там не из Америки. Как Вы оцениваете будущую подготовку священнослужителей и работу с молодежью в Зарубежной Церкви?

— Это очень больной вопрос. Молодежь, которая здесь растет, учится на английском языке, а в других странах на местных языках. Но получается так — на каком языке вы получаете образование, тот язык и становится для вас естественным. Поэтому у нашей молодежи слабое знание русского языка. Знает язык только малый процент русской молодежи, те, кто имел возможность учиться при церковных школах, кто усердно желал изучить свой родной язык. Большинство же или слабо знают русский язык, или вообще не понимают его. Это особенно заметно среди новых эмигрантов, дети которых быстрее ассимилируются, нежели дети старых эмигрантов, которые старались сохранять, консервировать традиции. Новые эмигранты стараются скорее влиться в жизнь страны проживания.

Поэтому, чтобы нам не потерять всю эту большую массу молодежи, мы должны пользоваться и русским, и английским, и другими местными языками. Например, все наши молодежные съезды проходят на местном, чаще всего на английском, языке. В молодежных лагерях («Русские соколы», «Витязи»), конечно, стараются поддерживать русский язык, но все равно дети между собой разговаривают на языке того общества, где они живут и получают образование, и мы вынуждены обращать на это внимание. Надо на понятном для молодежи языке объяснять нашу веру. Поэтому за границей есть нужда в употреблении за богослужением церковно-славянского и местного языка. Мы видим, как много потеряно людей для Церкви, из-за того, что они не понимают церковно-славянского языка. Многим в России это может быть непонятно.

В нашей Свято-Троицкой Джорданвилльской семинарии преподают на русском языке. А многим молодым людям, тем более, православным американцам, трудно понимать русский язык. Изучить русский язык, чтобы потом учиться в семинарии, — это большой труд. Сейчас очень мало кто на это способен.

Есть, конечно, отрадные исключения, например, епископ Георгий, епископ Иероним, приснопамятный отец Серафим Роуз. Но основная масса не может себя заставить. А русский язык достаточно трудно выучить. Поэтому многим семинаристам трудно даже понимать лекции из-за чего к нам в семинарию сейчас поступает мало студентов. Я думаю, что в семинарии сейчас нужно преподавать на двух языках параллельно, потому что паства у священнослужителей будет смешанной.

— Церковь — там, где епископ, богослужение может совершать только духовенство, но Церковь состоит и из мирян, от которых многое зависит. Что бы Вы могли пожелать нам, православным мирянам, православным журналистам? Просим Вас, Владыка, дать нам и нашим читателям напутствие.

— Самое важное в нашей вере — это внутренняя духовная жизнь. Если мы будем обращать внимание только на внешность, на наружную оболочку, не приведя нашу душу в порядок, если мы не будем иметь тесное общение с Господом, тогда вся эта внешность не будет иметь никакой пользы.

Наша цель — это спасение души, каждый должен заботиться об этом в первую очередь. Если мы будем больше молиться, подвизаться в соблюдении заповедей, тогда не только мы будем спасаться и приближаться к Богу, но и наша Церковь, и наш народ окрепнут, поздоровеют. Все, кто приходят ко Христу, не должны делать это из-за моды, для внешнего. Если мы будем духовно подвизаться и готовить свою душу для благодати Божией, для общения с Господом, будем вместе молиться, тогда вся страна поздоровеет. Каждый из нас должен заботиться прежде всего о своей душе.

— Спаси Господи, Владыка, за содержательную и интересную беседу.