Вечная память

Ушёл из жизни Владимир Махнач

Имя звучное; имя, рядом с которыми блекнут определения «историк», «публицист» и даже «профессор»; имя, которое он носил и произносил с гордостью, иногда даже говоря о себе в третьем лице: «Стоит удивляться, что есть Махнач? Да нет, Махнача просто хорошо учили», — рассказывает он в своей автобиографии.

Он относил себя к ученикам Льва Николаевича Гумилёва. Он сознавал, что является общественно значимой фигурой, что широко известен в той среде, которую во многом сам же и формировал. И относился к этой известности с какой-то наивностью: и гордился по-детски, и по-детски не придавал этому преувеличенного значения.

Слава шла намного впереди него: имя Махнача я услышал впервые задолго до того, как прочитал его тексты, а тексты прочёл задолго до личного знакомства с ним.

Собственно, наше личное знакомство было недолгим (четыре года), и пришлось на самый конец его творческой биографии. Зато отношения у нас установились очень тёплые и доверительные. Махнач уже угасал и сознавал это. Часто говорил о себе в прошедшем времени. Около года назад он позвонил мне, как очень близкому человеку, и с легкой дрожью в голосе сообщил, что скоро умрёт, он знает это наверняка. И добавил, заполняя неловкую паузу, естественно возникшую в разговоре, что я могу ничего на это не отвечать, ему просто нужно это мне сказать, чтобы я знал и имел это в виду.

Такое доверие стоило многого. И я особенно дорожил нашим общением в этот последний для Махнача год, стараясь навещать его как можно чаще в его памятной многим квартире на Тверской. Судя по всему, последние записи живого Махнача оказались на моем диктофоне.

Конечно, сытый голодного не разумеет, и смерть приходит, когда ее не ждёшь: если бы я придал большее значение тем словам, то приходил бы к Махначу ещё чаще — ему явно хотелось о многом рассказать под запись.

Махнач не терпел лицемерия, и если ему что-то не нравилось, всегда об этом говорил прямо — в лицо или по телефону. Но если, наоборот, ему всё нравилось, он также не стеснялся на похвалы. В частности, несколько раз он подчёркивал в разговорах со мной, что ему очень нравится, как его публикуют на Правой.ру. «Вы — мой любимый редактор!» — сказал он мне как-то. В ближайшее время Правая.ру обязательно опубликует последние выступления Владимира Махнача.

Редактором Махнача я стал в 2005 году, работая в составе авторского коллектива над текстом «Русской Доктрины». В окончательный текст «Доктрины» вошло немало заветных мыслей Махнача. Тексты Махнача — несколько сотен статей, написанных лично им или в соавторстве — были все же вторичны по отношению к Махначу-лектору. Он сам себя воспринимал прежде всего человеком выступающим, человеком устной культуры. Лекции Махнача в МАРХИ 80-х-90-х — это знаковое событие для своего времени.

«Выступление Махнача» — это особый жанр, это всегда маленькое шоу, это всегда гвоздь программы. Он понимал, что является в известной степени человеком-жанром и относился к этому иронически.

Не всегда (особенно в последнее время из-за проблем со здоровьем) его выступления получались такими, как он хотел. Он сознавал это, переживал. Но совсем без аплодисментов Махнач не оставался никогда. Таков был закон этого жанра.

Его прощальное большое выступление вживую перед почти пятитысячной аудиторией состоялось в Екатеринбурге, летом 2008 года, во время Царских дней. Он срывал овацию четырежды. В конце зал аплодировал ему стоя.

В последнее время, почти потеряв зрение, Махнач уже ничего не писал, но продолжал читать лекции, выступать по радио и надиктовывать статьи, которые он, характерно оговариваясь, называл «передачами».

У него никогда не было компьютера. «Я человек с каменным топором!» — не без кокетства говорил он о себе как преподавателе, имея в виду техническое оснащение своих лекций. Его главным и самым сильным оружием был голос — он прекрасно и четко говорил по-русски, чуть стилизуясь под слог любимого им XIX столетия, мастерски и неподражаемо повышал и понижал интонацию. То говорил высоко, то буквально рычал на аудиторию. В сочетании с материалом, который Махнач всегда умело подбирал для того или иного случая, а также с очень хорошей памятью, это почти всегда давало стопроцентный эффект. Махнач-лектор был неизменно ярок, восхитителен и слегка чудаковат (не без юродства) на фоне остальных — как правило, выступающих не очень внятно или что-то читающих по бумажке. Он давал живые уроки риторики аудитории и среде с не слишком развитыми риторическими традициями. У него были темперамент и закваска южанина — чувствовались греческие и сербские корни. Внешне он имел поразительное сходство с Царем Иоанном Грозным (в реконструкции Герасимова) — видимо, за счет сербской доминанты.

Общую аудиторию Махнача трудно сосчитать. Сам он насчитывал около 10 000 человек, прослушавших «полный курс Махнача». Многие его студенты сами впоследствии становились доцентами и профессорами и продолжали навещать Махнача в его известной и при этом крайне скромной, почти аскетической квартире на Тверской, где он проживал вместе с больным отчимом, за которым, сам будучи больным, ухаживал до последних дней. Многие считали его своим учителем (в русском понимании этого слова). И практически все дорожили общением с этим добрым, сердечным и знающим человеком.

О нём, конечно, будет ещё сказано немало доброго. Я не исключаю того, что даже сам Патриарх соблагоизволит произнести несколько слов об этом незаурядном человеке, так много поработавшем на благо возрождения Церкви в России. По крайней мере, было бы правильно, если бы он это сделал.

За свою долгую сознательную жизнь — около 40 лет — в Церкви Владимир Махнач нес все возможные для мирянина послушания. В конце 80-х он подумывал и о монашеском пути, и даже имел на то благословение духовника. (Он вспоминал об этом, кажется, с оттенком некоторого сожаления). Но все же судьба его сложилась несколько иначе.

И, конечно, настоящей неутихающей болью для Махнача (думается, сильно ускорившей его преждевременную кончину) стало то обстоятельство, что он не оказался в числе участников Поместного собора 2009 года. Будучи избран кандидатом на собор от СПГ, Махнач по-детски верил, что его известность здесь сыграет свою роль, и его пригласят. «Более известного православного мирянина в Москве просто не существует» — говорил он без тени гордыни, просто констатируя очевидный факт.

Нет, не пригласили. Не таковы были порядок и скорость организации Собора — о Махначе думать было некогда. А он надеялся до последнего. Надеялся выступить на Соборе, о значении и необходимости которого говорил 18 лет. Сказал и ещё раз — после Собора, с нескрываемой горечью. Это был «его» собор. Он должен был быть там. Ведь именно Махнач, никто иной, в новейшей истории первым написал об истинном значении соборности в православии, и о порядке этой соборности.

Приободрившись на краткое предсоборное время, Владимир Махнач, конечно, не впал в уныние после собора. Но состояние здоровья его заметно ухудшилось. Вечером 5 мая, в канун празднования Георгия Победоносца, одного из любимых святых Владимира Леонидовича Махнача, считавшего себя воином Церкви, он отошёл ко Господу.

Вечная ему память и Царствие Небесное!