Холодный мир или горячая война

Вдохновители событий, начавшихся 8 августа 2008 года, ставили перед собой конкретные цели, но дело приняло такой оборот, что у меня есть основания полагать: именно вооруженные действия Грузии в Южной Осетии и последовавшая за этим резкая реакция России закольцевали сюжет последнего двадцатилетия.

Ответ России на действия Грузии обозначил, прежде всего, то, что закончился постсоветский период в истории. Для всех. И этот поворот может стать поважнее событий 11 сентября (Царствие Небесное — всем невинным жертвам).

Как охарактеризовать этот период? Какие социально-психологические настроения были ему присущи? Сам факт существования СССР и атмосферы «холодной войны» привносил в политическую и интеллектуальную жизнь Востока и Запада некую креативную неупрощенность. В том историческом контексте поиск «категорического императива» был во многом избавлен от плохо маскируемой спекулятивности, которая захлестнула мир после 1991 года, когда смысловой вакуум стал заполняться суррогатными идеями: «конфликта цивилизаций», «конца истории», «истинного ислама», «золотого миллиарда». В постсоветской России общество, утеряв старую идентичность, жило, в основном, в атмосфере негативизма. Такое отчужденное отношение к Отечеству в начале XX века выразил А.П.Чехов: «Pays sauvage, mauvaise nourriture, adultere partout» («Дикая страна, плохая пища, супружеская неверность повсюду»). Компенсаторно в частной жизни ориентиром для элитных групп стала вера в светлое гедонистическое будущее. Да, шло возрождение религиозного сознания. Однако у большинства (это мое личное мнение) тяга к вере свелась к субкультурным формам поведения. Я была свидетелем не духовного возрождения, а системного распада на постсоветском пространстве, деградации науки, литературы, кинематографа, культуры речи, среднего и высшего образования. В этих условиях приобщенность к жизни прихода в совокупности с интересом к религии для многих людей стали личным и семейным прибежищем. При всем том в среде православных верующих я чаще встречаюсь с фиксацией на Страстной пятнице, чем с Пасхой в душе и нежеланием отвечать на глобальные вызовы.

Вера же гедонистов породила странную надежду на то, что при определенных условиях можно будет «просто жить» в мире, в котором нет альтернативы миру. Теперь очевидно, что эта утопия опасна, потому что в наше время альтернативой миру по-прежнему остается «горячая» война.

После 8 августа у меня появилась надежда на то, что начинаются глубинные процессы в сознании всего русского общества. Нас пугают. А мы?

Сейчас актуальной становится тема вероятности наступления эры новой «холодной войны». Черчилль (позаимствовав это выражение у Гитлера) ставил перед Западом задачу остановить рост мощи и влияния СССР — главного победителя нацизма. Запад выиграл, практически демонтировал «Ялтинский мир» и проводил по отношению к России политику «принуждения к демократии», заставляя нас уступать в сфере собственных национальных интересов, а роль необъявленного объекта новой «холодной войны» перешла к Китаю.

События на Кавказе стали критической и поворотной точкой в мировом политическом процессе. После отпора, данного Грузии, Россия рисковала попасть в положение, которое в шахматах называется цугцвангом. Чтобы избежать этого, наши руководители предложили Западу, по сути, «холодный мир» с широкими возможностями сотрудничества при неприменении шантажа и диктата. Это еще не проект, но заявка на его создание.

За последние семнадцать лет до небывалых показателей выросла военная и политическая мощь США и опирающихся на нее легитимных государственных и транснациональных образований, а также использующих ее — нелегитимных, и этот процесс был частью глобализации. Следствиями стали распад Югославии, бомбардировки Белграда, независимость Косово, вторжение в Ирак и Афганистан. Разумеется, было бы упрощением игнорировать на этом фоне рост экономического потенциала КНР и Индии, активизацию «политического ислама», обострения и роста числа локальных кризисов, возникновение нового формата Евросоюза и прочее.

Однако именно США шли «впереди планеты всей», избрав подручным инструментом для своей пролиферации принцип примата прав человека над суверенитетом государства, что позволило им вместе со своими союзниками осуществлять вооруженные нападения на страны, оказавшиеся в поле их интересов.

Риторика, построенная на осуждении недемократического руководства и его террористических действий (в Югославии, Афганистане и Ираке) была необходима для пропаганды, но для закрепления успеха оказалась недостаточной. Предложенные планы мироустройства были слишком туманны. По-видимому, национальным и транснациональным элитным группам инерция прагматического мировосприятия помешала создать более гибкую универсальную и привлекательную идеологию мироустройства (pax neoamericana). Преодоление же малоконсолидированного сопротивления процессу десуверенизации потребовало от США огромных усилий, обусловило необходимость сверхзатрат, в том числе на военные расходы при немобилизационной модели собственного общественного устройства (общества потребления). Вот так: в «холодной войне» победили, а кампанию «новое мироустройство под эгидой США», похоже, проиграли. Кому от этого хорошо, а кому плохо — время покажет.

В сложившейся ситуации американская риторика не может уже убедить серьезных политиков в том, что их страны не рискуют оказаться бесславным «расходным материалом» для сохранения американской гегемонии и не будут вынуждены оплачивать «американские долги» в условиях ипотечного, продовольственного, энергетического и финансового кризисов.

В этом плане знаменательно выглядит региональная активность турецких руководителей.

Похоже, что наиболее трезво и активно из всех стран-членов НАТО на события на Кавказе отреагировала Турция. Помимо уважительного отношения к действиям России заметно, как антиармянская риторика и политика нынешних руководителей Турции уступила место дипломатическим усилиям по налаживанию отношений с республикой Армения. Инициативы турецкого руководства в деле укрепления региональных механизмов безопасности не тактическая уловка. Причин для такого курса немало, среди них первая: ситуация вокруг Ирака после операции «Буря в пустыне», в результате которой Турция лишилась иракского транзита и получила устойчивое обострение курдской проблемы. Вторая: необходимость учета российских интересов, как минимум, из-за необходимости закупать российский газ и зарабатывать на русских туристах.

В случае если антииранская кампания все же начнется, Турция как член НАТО встанет перед очень непростым выбором: либо конфронтация с США, либо предоставление своей территории как базового сухопутного плацдарма. Последнее неизбежно приведет к дестабилизации в этой стране (и к потере иранского транзита). Внутриполитическая ситуация в Турции осложняется еще и кризисом кемалистской идеологии. Таким образом, турецкие власти рискуют оказаться в положении, которое автомобилисты называют «коробочкой». Шанс вырваться есть, если нажать на педаль газа.

В данном контексте главной проблемой постсоветского пространства и сопредельных стран становятся не мифические «имперские амбиции России», а отсутствие у нее амбиций как таковых.

В интервью ИА REGNUM 14 августа 2008 года я сказала, что происшедшее являлось частью сценария по подготовке удара США по Ирану. К такому выводу меня привел макрополитический анализ. Позже это было подтверждено данными, обнародованными Генштабом РФ. Сейчас на фоне внутренней политической нестабильности в Пакистане разыгралась трагедия в Исламабаде: террорист-смертник взорвал отель Мариотт. Вслед за этим последовало заявление нового пакистанского премьера о недопустимости вмешательства США во внутреннюю ситуацию в его стране. Затем пакистанские ПВО обстреляли американские вертолеты над Вазиристаном. Вне зависимости от того, кому выгодно обострение в Пакистане (по-моему, не США), США оказались в ловушке: если администрация не перенесет свое внимание с Ирана на Пакистан, то не будет понята собственным народом, что критично в преддверии президентских выборов. Напоминаю: Пакистан обладает двадцатью ядерными боеголовками. Что касается предполагаемых действий США в Пакистане, то это будет запоздалой попыткой взять под свой контроль процессы в данном регионе. Так или иначе, план поджога юго-востока Ирана через Пакистан вынужденно откладывается.

Итак, постсоветский американский проект «светлого будущего» оказывается системно несостоятельным, а суверенным народам бывшего СССР и их политическим лидерам остался небогатый выбор. Либо — жизнь в формате нарождающегося (скорее всего, непростого и неидеального) «русского проекта», которому необходимы стратегические союзники. Либо роль расходного материала и возможная смерть за изрядно дискредитировавшие себя «общечеловеческие ценности» (специально беру это выражение здесь в кавычки).

И хотя рецидивы активизации исламских экстремистов по всему миру возможны, ресурс их поддержки в уммe неизбежно пойдет на убыль, если Россия продолжит выстраивать свой проект. Он заявлен в плане внешнеполитическом как проект многополярного мира, а внутриполитическом — как модернизационный.

Создание 20 сентября в Тбилиси «Конгресса народов Кавказа» напоминает «удачный» пиар-ход. У нас на Северном Кавказе, особенно в Ингушетии, положение очень непростое, сейчас идет нагрев на юге Дагестана. Я надеюсь, что федеральные власти найдут возможности для системного выравнивания ситуации и уверена, что все народы Северного Кавказа после 8 августа начинают осознавать свою конструктивную роль в новой (возможно, неромантической) реальности. Потому те, кто считает, что признание со стороны России Южной Осетии и Абхазии угрожает цельности России, рассуждая в рамках той логики, основания которой уже не верны, ошибаются с точностью «до наоборот».

Будет ли новая «холодная война»? Не думаю. А вот удастся ли человечеству без русского проекта преодолеть разрыв между онтологическим смыслом бытия и «реальными» интересами? Уверена, что этот вопрос волнует не только меня.