Кавказ и міровая война

Попытка анализа

От редакции: Сегодня в рубрике «рекомендуем почитать» мы предлагаем читателю первую попытку анализа ситуации вокруг войны в Южной Осетии. Ценность этого текста состоит также и в том, что его автор — русский ученый, работающий в Англии, сталкивающийся с тем самым Западом, о котором много пишут, ежедневно. Особенности авторского стиля оставлены редакцией без изменений.

1

Проблема взаимоотношений России и «новых государств», возникших на территории бывшего Советского Союза в начале 90-х годов, в том, что граница между Россией и ними — и в узком смысле слова, как государственная граница, и в самом широком смысле, — никогда не была определена так, как, например, определялись границы старой России с ея соседями или границы между европейскими государствами. Под границей в широком смысле я понимаю различение своего и чужого, своей и не-своей территории, своих и чужих граждан, и т. п., и, разумеется, собственно линию на карте. Это самый уязвимый момент для России.

Границы государств как линии на земле всегда определялись в результате длительной истории, и так или иначе, несмотря на потенциальную спорность почти любой существующей ныне границы, они выражают некий баланс, приемлемый для двух сторон. Например, границы России с Турцией и Ираном в Закавказьи, сформировавшиеся к концу XIX века и претерпевшие лишь незначительные изменения в советский период (утрата района Карса и Сарыкамыша по договору РСФСР с Турцией в 1921 г.), — были результатом такого баланса. Напротив, ни одна из административных границ РСФСР на декабрь 1991 г. (дата прекращения существования СССР), в одночасье ставших — провозглашенных — государственными границами нового российского государства, такому критерию не удовлетворяет. Современная граница между Россией и Грузией, унаследованная бывшая административная граница РСФСР и ГССР, — частный случай общей проблемы.

«Взаимоприемлемый баланс», о котором я говорю, — это историческая осмысленность линии границы (хотя не бывает безспорных границ), возможность ея защиты (для обеих сторон), проживание значительного числа потенциальных граждан каждого из государств по соответствующую сторону границы и, наоборот, отсутствие значительного количества потенциальных граждан за границей, и разные другие факторы. Коротко говоря, это в достаточной степени безспорное различение: «вот здесь наше, наша земля, наши люди, а вот там уже — не наше, чужое, соседское». Как бы ни сблизились западноевропейские страны между собой, и для пересечения границы между, скажем, Италией и Францией, ничего, кроме действующего «европейского» паспорта, не требуется, итальянцы и французы четко знают: вот здесь Италия, а здесь уже Франция, и наоборот.

Вот этого очевидного разграничения своего и чужого между новым российским государством и его новыми соседями нет. По крайней мере, нет с точки зрения России. Разумеется, оппоненты России на это немедленно скажут: «это ваш империализм; это вы, русские, не отличаете чужого от своего; а мы — грузины, эстонцы, и т. д., — свое знаем; убирайтесь от нас; чемодан — вокзал — Москва». Но не совсем так. Вернее, совсем не так.

В нынешней России живет безконечное количество грузин, азербайджанцев, армян, молдаван, украинцев (я лично украинцев от русских не отличаю, но пусть будет), таджиков и кого угодно, — без особых проблем, если не считать стандартных неприятностей с милицией, «регистрацией», пропиской и т. п.; но как только эти проблемы решаются, так вообще без проблем. Невзирая на некоторый бытовой расизм (ворчание против «чернож.ых»), русским не приходит в голову считать этих мнимых иностранцев — реально чужими. Плохо это для них? (Не для русских.) Пусть сами решают. Каково же положение русских или тех, кто идентифицирует себя с русскими, за границами Российской Федерации, разсказывать не нужно. Это все знают. Итак, неразличение своих / чужих между Россией и ея новыми соседями оказывается односторонним и совсем не корыстным со стороны русских. К сожалению, нам трудно поступать иначе. Такое изменение, если бы оно было возможно, было бы серьезным переломом в русской национальной психологии.

Еще в большей степени это касается границ в узком смысле слова, т. е., государственной границы между той же Грузией и Россией. Я не открою Америку, если напомню, что она никогда не была границей между государствами, как и ни одна из «новых» российских границ.

Фундаментальная проблема в том, что не было процесса определения новых государств как чужих.

(Если бы такой процесс произошел в 1990-х годах, то многих проблем бы не было. Но и официальные государственные границы прошли бы тогда иначе, а в некоторых случаях, например, Украина и Казахстан, полное размежевание с Россией было бы принципиально невозможно, и единственной взаимоприемлемой формой было бы что-то вроде конфедерации как минимум, если не сохранение общего государства.)

Это не составляло бы большой проблемы, если бы: 1) все новые государства смотрели бы друг на друга как на братьев, как и первоначально декларировалось при «отмене» СССР, и тем самым все разделения оставались условными, и 2) за пределами бывшего Советского Союза не жили хищные волки, только и думающие как сожрать, что попадется в лапы, и не оставляющие этих намерений никогда (лишь вынужденно выжидающие, если обстоятельства не позволяют). Вот второго момента, конечно, никто в 1991 г. не понимал.

Теперь же ситуация такая. Можно жить с не очень дружеским и даже враждебным соседом. Если, скажем, Польша вступает в НАТО и размещает у себя нацеленные на нас ракеты, то это очень неприятно (и строго говоря, противоречит обещаниям, данным в свое время), но ничего не поделаешь. Другая, чужая страна. Мы лишь можем и должны принять свои, разумные ответные меры. Но если — гипотетически — в НАТО вступает Украина, то нам что же, готовить свои ракеты для потенциального удара по матери городов русских Киеву? В качестве ответной меры. И готовиться обороняться от натовских ударов с кораблей НАТО, размещенных на базе НАТО в Севастополе? Как вы проведете границу — на улицах Москвы — между «своими» «русскими» и «чужими» «украинцами»? По выговору? Абсурдность такого развития событий очевидна. Но жизнь предлагает нам его как реальность. Украинское правительство сегодня выражает солидарность с Саакашвили и грозит не пустить наши корабли на базу в Севастополь. Неужели нас ждет столкновение с украинскими солдатами (т.е., теми же русскими, но у которых мозги успешно промыты)? Конечно, это технически вполне возможно. Ведь уже воюем с грузинами, которые православные, как и мы!

Есть две стороны проблемы. Одна чисто техническая. «Новые» границы России трудно оборонять. Они ведь никогда не планировались с этой точки зрения. Другая духовная. Если — упаси Бог — действительно придется оборонять Россию от Курска и Орла, нанося удары по Чернигову и Полтаве (места, кстати, откуда часть моих предков), где будут сидеть одетые во вражескую форму чужие нам украинцы, то это будет чудовищный надлом в русской душе, по обе стороны тогда уже не воображаемой границы. Отчасти мы видим это на примере галичан, которые меньше, чем за столетие, превратились из русинов-«москвофилов» в пресловутых «бандеровцев». В предположении, что в военном смысле мы справимся, — а как потом будем жить?

Переходя к практике, вывод такой. Мы не можем иметь как враждебные те государства, которые по отношению к нам не определены как по-настоящему чужие. А таковы все пост-советские государства (может, за исключением, прибалтийских, но тоже с большими оговорками).

Значит: никакого НАТО на бывшем советском пространстве (т.е., пространстве исторической России)!

Это не может быть ни предметом переговоров, ни надеждой, что Запад «передумает». Нет, увы, не передумает. Они действуют неуклонно. Остановить их может только абсолютно реальное понимание, что это та грань, за которой — война (которой они, пока не готовы, не хотят). Если поймут, будут на сто процентов уверены, — тогда остановятся. И будет мир. А иначе — нет. Нас ждет глобальная война, как только процесс окружения России будет закончен. Никакой другой цели, как удар и уничтожение России, этот процесс не имеет.

Решимость и жесткость сейчас, — это единственно спасительный и мирный вариант с точки зрения будущего.

2

Другая сторона проблем между Россией и «новыми» государствами (а также, для «новых» государств, между собой), в изменившемся, сравнительно с теми государствами, которые были на этих территориях до этого, самом содержании понятия государства. Новосозданные государства пытаются строить себя как моноэтнические — либо в самом жестком смысле, как Грузия (где осетинам, как утверждалось, вообще нет места, а абхазам предлагалось признать, что они не отдельный народ, а некая разновидность грузин), — либо «полужестко», по крайней мере «идейно», как Украина или Прибалтика. Для этого они переопределяют собственную историю и роль в ней своих жителей, задним числом, например, переименовывая киевских русичей в украинцев, от одних требуя самоопределения как «свідомых», сознательных грузин, украинцев, и т. п., а другим не оставляют места на собственной земле, изгоняя или в лучшем случае предлагая ассимиляцию со «свідомыми».

Прежние государства, включая Россию, были устроены совершенно иначе. Они имели дело с подданными разной веры и разного этнического происхождения, и им в голову не приходило что нужно — главное, возможно, — всех сделать одинаковыми.

(Естественно, тут требуются разнообразные оговорки. С точки зрения мусульманского государства, желательно, чтобы все подданные приняли ислам, но в реальности так не происходило. Так же и в дореволюционной Российской Империи считалось желательным распространение православной веры среди иноверцев, не насильно, а только «лишь любовью», и время от времени принимались меры к обрусению окраин. Но тем не менее.)

Традиционные государства, как правило, монархии, были сложно-устроенными и обладали изрядной долей религиозной и национальной терпимости (хотя и не в современном понимании этого слова). Ключевой момент был — государственная лояльность (верность государю). Даже в худших примерах, как христианское население мусульманских Османской Турции и Ирана, — они жили безусловно под гнетом и испытывали всяческие притеснения, но не лишались права на существование и играли определенную, часто значительную, как в старой Турции, роль в сложной структуре тамошних обществ.

Применительно к Кавказу, именно поэтому ни один конфликт там не имеет решения в рамках новых моноэтнических государств. Исторически, по крайней мере, в недавней истории, таких там просто не было.

Например, на территории современных республик Армении и Азербайджана до присоединения к России в начале XIX века существовали мусульманские тюркские ханства (в свою очередь подчинявшиеся персидскому шаху), а под властью их жили бок о бок и христиане-армяне и мусульмане-тюрки (названные «азербайджанцами» только в советский период). Карабахское ханство, Нахичеванское ханство, Эриванское ханство. Были еще собственно-армянские князья (называемые «мелики»), тоже в подданстве шаха. Вся армянская топонимика до 1930-х годов употреблялась в тюркской форме: Эривань (арм. Ереван), озеро Гокча (арм. Севан), гора Алагёз (арм. Арагац), и т. д., лишь потом перешли на армянские названия. Только Нахичевань осталась в тюркской транскрипции, как часть Азербайджана. (А напротив, Тбилиси назывался в армянской форме, Тифлис; там еще недавно в большинстве жили армяне и персы, что не умаляет того факта, что это историческая столица Грузии.) Армяне утверждают, ссылаясь на историю, свои права на Нагорный Карабах и другие земли, и, видимо, это справедливо. Тем не менее, безспорным является и то, что не только в Карабахе, но и в окрестностях Еревана и по берегам Севана совсем недавно жили азербайджанцы (рядом с армянами) и тоже имеют какие-то на то права. Азербайджанцы, отвергая притязания армян на Карабах, сейчас утверждают, что древние христианские памятники в Карабахе вовсе не армянские, а принадлежали Кавказской Албании, средневековому христианскому царству на нынешней азербайджанской территории. Очень может быть; однако это противопоставление безсмысленно, так как и Армения и кавказская Албания (по-армянски Агванк) были соседними единоверными царствами, а только это и имело значение в те времена (иначе говоря, однозначно разграничить их невозможно). Кстати, небольшое количество потомков кавказских албанцев, исповедующих христианскую веру, составляет ныне одну из народностей Дагестана.

Вывод простой: разрешение конфликтов возможно только путем отказа от строительства моноэтнических или этнократических государств. Вопрос только, способны ли на такую мудрость кавказские (и другие) политики. Отказ от моноэтничности не означает денационализации и отказа от национального возрождения, только отказ от «возрождения» за счет других.

3

Увы, Грузия в этом смысле составляет особый случай.

С одной стороны, для России это братская православная страна. В Российской Империи, где подданные разделялись только по вероисповеданию, а не по национальности, грузины пользовались теми же правами, что и русские, могли делать государственную карьеру и успешно ее делали (а вот армяне, как неправославные, имели меньше прав). Грузинское дворянство признавалось равным русскому, а так как князей в Грузии было много, то за грузинами закрепилась кличка «князь». Судите сами, обидно это или нет.

И в дореволюционное и в советское время было тесное взаимодействие между грузинской и русской культурой. (Хотел написать: «взаимопроникновение», и задумался. Нет. Грузины легко ассимилировались в русской интеллигенции, не теряя своих грузинских черт, но я не могу указать примеров обратного. Но очевидно, влияние русской культуры на грузинскую было, и немалое.)

Хрестоматийным примером служит брак Грибоедова и княжны Нины Чавчавадзе. Как широко известно, Грибоедов был не только писателем, но и выдающимся русским дипломатом, которому Кавказ обязан Тюркманчайским мирным договором между Россией и Персией. (По этому договору, Иран признал переход под покровительство России Эриванского и Нахичеванского ханств с их христианским населением и обязался отпустить всех христианских пленников; то, что Грибоедов в Тегеране настаивал на неукоснительном исполнении последнего пункта, в конечном счете стоило ему жизни. Кроме этого, по Тюркманчайскому договору Каспийское море утверждалось как совместное внутреннее море для России и Ирана с исключительным правом России держать там военный флот. Этот пункт становится сейчас особенно актуальным.) На могиле в монастыре св. Давида на горе Мтацминда над Тифлисом, где Нина Чавчавадзе похоронила останки растерзанного персидской чернью Грибоедова, она сделала надпись «Ум и дела твои безсмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!».

Братство России и Грузии, русских и грузин, — в сознании каждого грамотного русского человека. Присутствует ли это братство сейчас в сознании образованных грузин? Не знаю. Есть факты, говорящие о другом…

Грузины играли существенную роль в российском революционном движении. Их было много среди социал-демократов (большевиков и меньшевиков) и эсеров. После Февральского переворота, когда в Петрограде всем заправлял самоназначенный Исполком Совета рабочих депутатов, очевидцы описывают этот революционный орган как «евреи и грузины, грузины и евреи». Конечно, не только, но очень уж бросалось в глаза. Вернувшийся из-за границы Плеханов позволил себе пошутить, что раньше товарищи все были беленькие, а теперь все стали какие-то черненькие. Обычно это цитируют в связи с обсуждением роли евреев в революции, но не стоит преуменьшать и вклад грузин.

После Октября «черненькие товарищи» разделились. В Грузии власть захватили социал-демократы, так называемые грузинские меньшевики. С 1918 по 1921 была независимая Грузинская Демократическая Республика. На нее любят ссылаться современные поборники независимости Грузии. По воспоминаниям очевидцев, власть меньшевиков в Грузии была не сильно лучше их коллег-большевиков в России. Аресты, разстрелы, убийства… (Моя собственная бабушка прожила в Тифлисе все время власти меньшевиков. Она вспоминала наводившее ужас имя некоего Кедии, меньшевицкого аналога Дзержинского, которое у нее естественно рифмовалось с именем аналогично прославившегося много позднее Лаврентия Берии.)

Информацию об истории независимой Грузии периода «первой республики» легко черпать из собственных грузинских источников. Они достаточно красноречивы. В этот период Грузия имела вооруженные территориальные конфликты со всеми соседями: Россией (как «белой», при правительстве Деникина, так и «красной»), Азербайджаном, Турцией и Арменией. Имели место и те же конфликты, что сегодня: с Абхазией и Южной Осетией. Ровно так же, как и сейчас, только что пришедшие к власти свободолюбивые грузинские революционеры отказывали в каких бы то ни было правах осетинам и абхазам. Аппетиты простирались не только на Абхазию, но и на район Сочи и дальше, землю, которую вождь меньшевиков Ной Жордания без зазрения совести называл «ничейной». Абхазских национальных деятелей обвиняли в страшном преступлении: оказывается, они хотели в Сухумской городской управе сохранить делопроизводство на русском языке (!), когда единственным официальным языком, естественно, должен был стать только грузинский. За такое намерение абхазы заслужили название «агентуры Деникина». Я привожу разрозненные примеры; безусловно, стоит всем получше ознакомиться с этим периодом грузинско-русской истории, и многое из сегодняшнего дня станет ясным.

Что же произошло, когда Советский Союз зашатался и рухнул? Все ли помнят, что демонстрации «демократической оппозиции» в Грузии в 1989 проходили под лозунгами ликвидации Абхазской АССР и… вступления Грузии в НАТО? (Абхазы тем временем требовали выхода своей автономной республики из состава Грузии и присоединения к РСФСР.) Кто бы мог подумать, что абсурдный лозунг (где тогда была Грузия — и где НАТО!) через 20 лет станет обсуждаться как возможная реальность.

Все независимые грузинские режимы с 1991 года (т.е., Гамсахурдия, Шеварнадзе и Саакашвили) были антирусскими. Пример Звиада Гамсахурдии особенно показателен. Его нельзя обвинить в том, что это перекрасившийся коммунист (как Кучма или Кравчук или тот же Шеварнадзе) или марионетка, насажденная извне (как Ющенко или Саакашвили). Нет, это подлинное явление и поэтому симптоматичное. Гамсахурдия пришел к власти в результате национального движения столь характерного для смутного времени 80−90-х. Сын классика грузинской литературы Константина Гамсахурдии, он принадлежал к избранной грузинской интеллигенции и в советское время был националистом-диссидентом. (Правда, не очень храбрым; после ареста в 1978 г. он пошел на сотрудничество с КГБ и выступил с телевизионным покаянием, получив за это очень мягкий срок, в то время как его друг и подельник Мераб Костава загремел на «полную катушку».) Русофобия и агрессивный национализм Гамсахурдии были совершенно искренними. Увы, боюсь, что они разделяются многими, если не всеми, грузинскими интеллигентами.

Очень больно видеть симпатичных молодых интеллигентных грузин, отравленных националистической пропагандой и повторяющих абсурдные басни, вроде того, что абхазский язык — это разновидность грузинского и т. п.

Национализмом, к сожалению, оказалась отравлена и грузинская Церковь. Возстановление ея автокефалии в 1917 г. носило характер насильственного переворота; желавших остаться в единстве с Русской Церковью или служить не на грузинском, а на славянском, в буквальном смысле вышвыривали из храмов (а негрузинских воспитанников — из духовных семинарий). На совести автокефалистов еще в период первой российской революции было убийство Экзарха Грузии архиепископа Никона (+1908). (Эта автокефалия не признавалась российской Церковью до 1943 г., пока товарищ Сталин не распорядился нормализовать отношения. Справедливость требует добавить, что прекращение грузинской автокефалии после присоединения Восточной и Западной Грузии к России и превращение Грузинской Церкви в Экзархат также, к сожалению, сопровождалось физическим насилием над грузинскими иерархами.) В наши дни, с самого начала конфликта в 1990-х годах, в угоду узким национальным соображениям, Грузинская Церковь отвернулась от своей паствы в Абхазии и Южной Осетии и лишила их архиерейского возглавления, возражая в то же время против заботы о них со стороны Церкви российской.

Всё это очень плохо для Грузии. Почему? Да потому что это не оставляет для Грузии свободы маневра. Если грузинское образованное общество исповедует агрессивный национализм, и все действующие в Грузии политические силы, как один, стоят на позициях, враждебных соседним народам (в первую тем, кто при другом развитии событий, имею в виду южных осетин и абхазов, действительно мог бы развиваться в составе не-моноэтнического грузинского государства), и только и мечтают, как бы напакостить России, то что же остается делать России, и осетинам и абхазам? Вопрос риторический.

Как справедливо отметил Путин, в результате нынешнее грузинское государство оказывается несостоятельным.

Самое время вернуться к истории и посмотреть, каким образом входили в состав России территории, которые сейчас объединяются на карте как «Грузия». Это несложная справка, которую можно почерпнуть в любом учебнике или энциклопедии. Никакой Грузии как единого государства в момент присоединения к России не существовало, и единого момента присоединения также не было. Можно условно говорить о трех отдельных единицах.

Было Восточно-Грузинское (Картлийско-Кахетинское) царство в вассальной зависимости от персидских шахов. Оно перешло под российский протекторат по Георгиевскому трактату 1783 года и окончательно присоединено к России в 1801 г. по завещанию последнего восточно-грузинского царя из династии Багратионов. Необходимость защиты грузин от притязаний персов и турок вынудили нас воевать тогда с Ираном и Турцией.

Было Западно-Грузинское (Имеретинское) царство, со столицей в Кутаиси. Оно с XVI века было в зависимости от Турции. Имеретинские цари, как и восточно-грузинские, постоянно просили Россию о помощи. Россия смогла освободить Западно-Грузинское царство от дани Турции только в конце XVIII века (по известному Кучук-Кайнарджийскому мирному договору после очередной русско-турецкой войны). Окончательно Имеретинское царство было присоединено к России в 1811 г.

Совершенно особо обстояло дело с черноморским побережьем и тем, что сейчас является юго-западной частью Грузии. Как известно, в начале XVIII века всё восточное побережье Черного моря и Азовского моря было под властью Турции. Русские неоднократно безуспешно воевали крепость Азов, брали ее и вновь были вынуждены оставлять. Лишь в 1739 году Азов переходит под власть России. Начинается продвижение России вдоль побережья на юг, в череде войн с Турцией. Россия отвоевывает у турок Кубань, которая отходит к ней по Ясскому миру 1791 г. Тогда же Турция отказывается от притязаний на Грузию. В 1809−10 наши войска берут турецкие крепости Поти и Сухум-Кале (т.е., Сухуми). По Бухарестскому миру 1812 г. султан признает за Россией Абхазию, Мингрелию и Гурию. Окончательно же Турция признает за Россией всё черноморское побережье от устья Кубани до форта св. Николая (южнее Поти) и взятые нами крепость Ахалцих и город Ахалкалаки только по Адрианопольскому миру 1829 г., после новой русско-турецкой войны. И наконец, после русско-турецкой войны 1877−78, имевшей главной целью освобождение восточных славян, на Кавказе к России от Турции отходят крепости Карс, Ардаган и порт Батум. (Карс и Ардаган впоследствии были потеряны; в 1921 г. большевики отдали их кемалистской Турции.)

Суммировать можно так. Если Восточно- и Западно-Грузинские царства к моменту присоединения к России были полунезависимыми государствами (пытающимися освободиться от зависимости от персов и турок соответственно) и их вхождение в состав России носило добровольный (или, если угодно, вынужденный обстоятельствами) характер, то побережье Черного моря — Абхазия, район Поти, Аджария, — и юго-западный угол современной Грузии — Месхетия и Джавахетия, перешли под власть России непосредственно от Османской Империи в результате ряда войн и мирных договоров между Россией и Турцией. Никаким образом при их вхождении в Россию они не могли считаться частью Грузии, по той причине, что принадлежали не грузинам, а туркам. До 1918 года никакого отношения к никакому независимому грузинскому государству они не имели. То, что имело место в 1918−21 гг. — продукт гражданской войны и революции; о законности тут говорить трудно. К тому же, как уже говорилось, грузинский меньшевицкий режим 1918−21 гг. имел претензии ко всем соседям и со всеми ними воевал. Турки, кстати, чувствовали определенную ответственность за утраченные ими территории (если уж им было невозможно заполучить их назад), и возникновение Аджарской автономии — плод того же договора между Турцией и РСФСР, по которому турки вернули себе Карс.

Вопрос к специалистам по международному праву: какова легитимность объединения всех этих разнородных земель в рамках одного государства? И каков статус имеют сейчас русско-турецкие и русско-персидские договоры, регулировавшие разграничение между Россией, Турцией и Ираном на Кавказе?

4

Пора переходить к практическим выводам. Самая большая ошибка, которую может сейчас сделать российское руководство, — это не довести дело до конца.

Цель России — устранить любую возможность существования в Грузии режима, который может войти в НАТО. Если сейчас совершить такую ошибку, не довести это до конца, то в следующий раз неизбежно будет новая война, которую мы уже не выиграем, или — что в каком-то смысле то же самое, которая станет частью глобальной войны Запада против России, с Кавказом как одним из плацдармов.

Хотим мы этим рисковать?

Если сейчас не доделать дело, то назавтра в Грузии уже будут стоять войска НАТО, и новая авантюра Саакашвили (или того, кто придет ему на смену) будет с ними за спиной. Сможем ли мы тогда дать отпор?

Я еще раз повторяю: надо быть слепым, чтобы не видеть абсолютно неуклонное окружение Западом России по всему ея периметру, — и неуклонное продвижение их баз вперед. А военные базы и ракеты нужны не для парадов. Они создаются только для одной цели; понятно, какой.

Россия не угрожает ни одной стране Запада в сфере их законных национальных интересов. В отличие от советского времени мы не вмешиваемся в дела Латинской Америки, Африки или Индокитая. Еще менее угрожаем оккупацией Чехии или Венгрии. У них нет оснований нас опасаться. Тем не менее, вся западная пресса пишет о нас как об опасном медведе, которого нужно проучить.

Мы отступили уже очень далеко. В 1990 г. западные страны еще обещали, что войска НАТО не продвинутся в восточную часть объединенной Германии. Теперь в НАТО уже страны бывшей советской Прибалтики; в Польше, Чехии и Венгрии хотят установить ракеты, нацеленные… (куда? наверное, на Северную Корею!). Если там не получится, то свои услуги предлагает литовское правительство.

Конечно, кто-то может сказать, что это у автора паранойя. В НАТО ничего плохого нет, в ракетах тоже, и т. д. Никто на нас нападать не собирается. Действительно, я же не владею секретной информацией и могу только строить предположения. Тем не менее, все слишком очевидно. Как конкретно все может произойти — не знаю. Планируют ли они внезапный удар (казалось бы, самоубийство?..) или окружение с постоянным давлением и серию острых локальных конфликтов, которая потребует их вмешательства?.. Можно гадать.

Зачем им это? Тут всё проще. Две причины. Материальная и духовная.

Материальная — контроль за ресурсами. Тут долго говорить не надо, и так понятно. Все комментарии западной прессы к продвижениям российских войск в Грузии неизбежно возвращаются к нефтепроводам, идущим с Каспия на черноморское побережье. Главное обвинение России: попытка «удушить Запад», установив контроль за углеводородами каспийского бассейна. Впору протереть глаза: а чьи эти каспийские углеводороды? Уж во всяком случае, не Запада. Совсем недавно это все было либо Иран, либо СССР, и никто больше. Так кто у кого что хочет захватить? Аргументы поразительно напоминают большевицкие обвинения крестьян, «скрывающих» (свой собственный) хлеб, чтобы «железной рукою голода» удушить революцию. Кого в итоге удушили большевики, мы знаем.

Духовная причина. Современное западное плюралистическое общество не может выносить существование другого, альтернативы. «В вопросе о плюрализме двух мнений быть не может». В каком-то смысле это самое тоталитарное общество. Я не хочу сказать, что наша страна, как она есть, представляет собой альтернативный «западному аду» рай или как-то к нему приближается, сознательно строя, как это утверждали коммунисты, «светлое будущее всего человечества». Увы, нет, совсем не рай. Да и у нас своих забот хватает. Тем не менее… тем не менее… Россия одновременно слишком отличается от Запада, и в то же время парадоксально принадлежит к западной цивилизации, имея узнаваемые общие с ней корни, поэтому не может восприниматься на Западе как настолько далекое другое, что уже безопасное. (Китай для Запада — только опасный геополитический соперник, но не духовная альтернатива. Его поэтому боятся и ненавидят меньше.) Если потенциально кто и может составить альтернативу современному западному обществу, то только Россия (в потенции, не в современном своем виде). И это корень абсолютной ненависти к ней (как и, казалось бы, совершенно иррационального притяжения у многих).

Ну хорошо. Что можно противопоставить этому глобальному натиску? Делать вид, что его нет, обманывать самих себя, уже слишком опасно. Нужно прочертить черту. Сказать ясно и недвусмысленно, и постараться максимально убедить в своей серьезности: дальше нельзя. Это наша последняя черта. Шаг за нее — casus belli.

Вот этого они испугаются. Они хотят воевать только так, чтобы им ничего не было. Сидеть, нажимать на кнопки и пускать ракеты по безоружному противнику, но чтобы на них самих ничего упасть не могло. Для них дороже своей жизни ничего нет, ведь в безсмертие души они не верят. А если кто-то не боится смерти, вот такой человек для них страшен. Мы же верим, что кто захочет душу (жизнь) свою спасти, тот погубит ее, а кто погубит душу ради Христа и Царствия Божия, тот сохранит ее.

Где эта черта? Вариантов уже не так много. Это периметр прежних советских границ, т. е.: Белоруссия, Украина, Молдавия, Закавказье, Средняя Азия. Туда НАТО нельзя. Ни под каким видом. К сожалению, за вычетом Прибалтики. Они уже члены НАТО, это уже упущено, надо было раньше действовать. Что не упущено: пока их членство в НАТО номинально. Вот это и должно стать чертой в Прибалтике: никаких баз, ракет, никакого реального военного присутствия. (Мы же не хотим ракет рядом с Петербургом.)

Вернемся к кавказским делам.

Президент Медведев сегодня (12 августа) объявил о прекращении нашей военной операции. Прекрасно. Такие вещи и нужно делать самим, владея инициативой, а не под давлением непрошенных международных «посредников». Однако важно, чтобы (при)остановка военных действий по нашей собственной инициативе не означала утраты этой инициативы, чтобы мы не стали вновь играть по навязываемым нам правилам и заниматься самообманом. Тем или иным способом Россия должна сейчас же провести до конца свои цели в этой войне. Иначе все жертвы и мирного населения и наших солдат будут напрасны, и в будущем они перекроются горами новых жертв.

Нельзя дать Саакашвили оправиться от страха и сохраниться у власти или быть замененным на другую аналогичную марионетку. Именно это станет целью Запада.

Все серьезные западные аналитики сейчас пишут одно. Указав на провал грузинской авантюры, немедленно делают (на наивный взгляд, парадоксальный) вывод: произошедшее не должно затормозить вступление Грузии в НАТО — наоборот, оно должно быть ускорено. На самом деле, понятно, почему: чтобы следующая авантюра при прямой помощи Запада уже провалом не закончилась.

Попросту говоря, если мы сейчас не добьем врага в логове (в прямом смысле или фигурально), то вскоре у России будет тяжелый выбор: или отступать с Северного Кавказа — и дальше, или придется стрелять уже не по «грузинским ветеранам войны в Ираке», а прямо по действующим с баз в Грузии немцам, американцам и англичанам. Хотим мы этого?

Что можно и нужно сделать?

В любом случае:

1) Немедленное признание независимости Абхазии и Южной Осетии с последующими референдумами для включения их в состав России. Сильное постоянное военное присутствие в этих районах. (Но: недопущение создания там этнократических режимов; в частности, нужно позаботиться о грузинском населении; практическая готовность к возвращению грузинских беженцев. Недопущение местных этнократических режимов — вообще проблема внутреннего устройства России, которую нужно постепенно решать.)

2) Безкомпромиссная ликвидация созданной Западом грузинской военной машины, вооружения, военной инфраструктуры.

3) Доведение до сведения Запада, что вхождение Грузии в НАТО недопустимо и повлечет немедленные военные шаги в Грузии.

4) Тем или иным способом избавиться от Саакашвили и постараться привести к власти в Грузии мало-мальски приемлемое лицо.

Программа-максимум (то, что хорошо бы осуществить вдобавок к пунктам 1−4):

5) Приведение к власти в Грузии действительно лояльного к России местного лидера и, если так можно выразиться, «санация» грузинского национального сознания (аналог германской денацификации). Это очень трудновыполнимая задача. (Один из возможных способов: действие через Грузинскую Православную Церковь. Несмотря на то, что она сама сильно заражена национализмом, это все-таки единственный ответственный институт в грузинском обществе. Если церковное руководство будет понимать, что другого пути для спасения страны нет, они найдут такого лидера и поддержат его.) Пропаганда братства и религиозного единства с грузинским народом. Заключение договора о «вечной дружбе».

6) Военно-стратегически очень желательно было бы взятие под контроль (в той или иной форме) всего черноморского побережья, полосой от Абхазии к Аджарии (с базой в Поти), всей Аджарии и всего района Ахалциха и Ахалкалаки (Джавахетии, армянского Джавакха) с выходом к границе с Арменией. Этим полностью решилась бы проблема контроля над пресловутыми нефтепроводами и заодно лишило бы всякого смысла для Запада добиваться присутствия в Грузии. Соединение контролируемой России территории с союзной Арменией существенно изменило бы стратегическую разстановку сил (разделив Грузию и Турцию). Потенциально это могло бы повлиять и на Азербайджан, и, дав больший контроль России над Закавказьем, способствовало бы сближению армянской и азербайджанских позиций с целью приемлемого компромиссного разрешения карабахского конфликта (что в интересах всех кавказских народов без исключения и, конечно, самой России). Разумеется, установление такого контроля непросто с точки зрения международной реакции (хотя очень просто в военном отношении; и это наиболее пророссийские районы Грузии), но некоторое международно-правовое обоснование можно найти в русско-турецких договорах (см. выше).

На самом деле, чем больше мы сейчас сможем сделать, тем легче нам будет потом.

Не Суворов ли любил повторять: Смелому Бог помогает!