Русская линия | Пётр Мультатули | 02.08.2008 |
Но в 1991 году, когда власть КПСС рухнула, «Ленинградская правда» не моргнув глазом, предала свою партию, перекрасилась в «Санкт-Петербургские ведомости», объявила, что она издается аж с 1728 года (!) и стала как ни в чем не бывало выходить в свет под новым именем. Не буду судить обо всех статьях этой газеты. Были в ней более удачные, были менее. Некоторые статьи политического обозревателя В.Б.Кошванца отличались умом, порядочностью, остроумием и профессионализмом. Но у газеты была и остается странная тяга ко лжи в области отечественной истории. Что и говорить гены большевистской «Ленинградской правды» дают о себе знать! Если внимательно вглядеться в облик некоторых статей «Санкт-Петербургских ведомостей», то из-за них как в кошмарном сне проявляется лживая личина большевизма.
Особенно это видно из статей доктора исторических наук В.В.Калашникова. Калашников автор более 100 научных работ, в том числе монографии «Английская и американская буржуазная историография стратегии и тактики большевиков в Октябрьской революции: критика основных концепций 20-х — начала 80-х гг.». (Л., Изд-во ЛГУ, 1986). Не знаю, как в других вопросах, но тактику и стратегию большевиков г-н Калашников освоил в совершенстве. А что составляло суть большевистской тактики и большевистской стратегии? Говоря словами Свердлова: «говорить надо не то, что есть в самом деле, а то, что нужно». К сожалению, господин Калашников следует буквально свердловским рекомендациям. И все бы было ничего, мало ли кто нынче не пишет исторической лжи, если бы не последняя статья г-на Калашникова от 01 августа 2008 года под названием «За что и почему?», посвященная 90-летию со дня убийства Царской Семьи. Казалось бы, в эту скорбную дату, почти все уважающие себя политики, историки, журналисты, публицисты, да и просто порядочные люди, причем не зависимо от их отношения к Императору Николаю II как государственному деятелю, сочли своим долгом склонить головы перед чудовищным злодеянием большевизма, перед памятью замученных невинных людей. Но не таков наш доктор исторических наук! Спешит, спешит он бросить ком грязи в убиенного Императора! Спешит повторить много раз опровергнутые большевистские выдумки, клевету и хулу на последнего русского Царя.
И вот здесь мы не имеем право молчать, не имеем право во весь голос не заявить, что г-н Калашников в своей статье солгал. Не имеем право потому, что, во-первых, подвергается клевете русский святой, прославленный Русской Православной Церковью, во-вторых, потому что Калашников искажает смысл послания Святейшего Патриарха, в-третьих, потому что Калашников является не каким-нибудь журналистом или драматургом, а доктором исторических наук и его ложь может восприниматься неискушенными людьми за историческую правду.
Именно поэтому, мы вынуждены заняться неблагодарным трудом: разбирать авгиевы конюшни лжи доктора Калашникова.
Свою статью доктор Калашников начинает весьма странно для историка: с разбора фильма «Романовы. Венценосная семья». Этот фильм Г. Панфилова также близок к реальной Царской Семье, как артист Щукин, сыгравший доброго Ильича, в фильме «Ленин в Октябре» к реальному вождю большевиков. Но в отличие от фильма Михаила Ромма, ставшего выдающимся художественным произведением и сыгравшего видную роль в создании лживого мифа о «великом» Ленине, фильм Глеба Панфилова беспомощен художественно, лжив в историческом плане и отвратителен по содержанию: за мнимой симпатией к Царской Семье проводится все та же большевистская ложь о «слабом царе» пившим коньяк стаканами и «потерявшим» страну.
Г-ну Калашникову тоже не нравится историческая составляющая фильма. «К идеологии фильма у меня большие претензии», — заявляет он. В чем же эти претензии? Оказывается они в том, что Царь показан «слишком добрым», слишком хорошим. Совсем не нравится г-ну Калашникову лейтмотив фильма, что пока «был жив Царь, была надежда на спасение России». К слову сказать, мы такого лейтмотива в фильме не усмотрели ни на йоту. Впрочем, г-н Калашников сразу же спешит заявить, что «К счастью, фильм Г. Панфилова не подтвердил опасений, порожденных таким началом. Авторы сценария показали ряд правдивых эпизодов из истории революции, которые прямо опровергают тезис о том, что царь был залогом спасения России».
Какие же это «правдивые» эпизоды? А это оказывается тот эпизод, где Г. Панфилов лживо изобразил сцену, где генерал Алексеев и начальники штабов уговаривают Государя отречься от престола в целях спасения армии и страны. К слову сказать, ни генерал Алексеев, ни командующие фронтов лично Государя отречься не уговаривали, это делал генерал Рузский в Пскове. А Алексеев и остальные до поры до времени оставались в тени заговора против Императора. Но это так, к слову.
Далее г-н Калашников пишет: «Итак, люди, которых трудно заподозрить в забвении офицерской чести, видели в царе не символ спасения России, а, напротив, ту политическую фигуру, которая препятствовала этому спасению».
Нет, г-н Калашников! Именно эти люди, которых вам трудно заподозрить в забвении офицерской чести, эту самую честь потеряли! Потеряли тогда, когда за спиной своего Государя вступили в переговоры с его злейшими врагами, тогда, когда в разгар тяжелейшей войны, в преддверии победоносного наступления русской армии, они воткнули нож в спину своего Императору и Верховному Главнокомандующему, когда забыли слова присяги данной ими на Святом Евангелии. Это они, предали своего Царя, который своим самоотверженным трудом, по признанию самих же генералов-изменников, вывел Россию к порогу победы!
Далее г-н Калашников сетует на то, что авторы фильма делают расстрел Императора ничем «не мотивированным убийством невиновного человека». «В итоге, — ужасается г-н Калашников, — получается, что на царе нет никакой вины перед народом»!
Вот уж действительно, не порядок! Совсем не соответствует стратегии и тактике большевиков! И г-н Калашников начинает немедленно применять большевистскую тактику, чтобы доказать обратное. Так, в статье появляется тема «Кровавого воскресения».
«В июле 1918 года был расстрелян отнюдь не безвинный человек, добрый христианин и хороший семьянин, а самодержавный монарх, которого не зря в народе прозвали Николай Кровавый», — пишет доктор исторических наук.
Вообще-то, стыдно, господин Калашников, после миллионов убитых и замученных большевистских режимом, даже заикаться о «Николае Кровавом». Тем более что, разумеется, никакой народ никогда, так Императора Николая II не называл, а называли его практикующие специалисты большевистской стратегии и тактики.
А вот дальше доктор Калашников прибегает к откровенной лжи. Дадим слово самому доктору: «Авторы фильма „Романовы. Венценосная семья“ погрешили против истины, сняв с царя ответственность за Кровавое воскресенье. Хотя письменного приказа о расстреле царь не оставил, тем не менее, историки прекрасно понимают, что в 1905 году вывести войска на улицы столицы и раздать солдатам боевые патроны можно было с согласия только одного человека. Решение об использовании воинских частей в столице мог принять только сам царь. Министр внутренних дел, отвечающий за порядок в стране и в столице, не мог отдать приказ об использовании войск, которые ему не подчинялись, а военный министр не отвечал за внутренний порядок в стране, и разгон рабочей демонстрации не входил в круг его обязанностей. И то, что царь уехал из города, поручив великому князю Владимиру провести акцию устрашения, не меняет дела. Царь заранее знал о планируемой мирной демонстрации с целью вручения ему петиции, знал, что рабочие пойдут к дворцу с женами и детьми, и он не вышел к народу, он поставил солдат».
Тут, что ни слово, то ложь. Нам не известно, какие это историки прекрасно понимают, что вывести войска и раздать патроны можно было по указанию только одного человека, то есть Царя. Известно другое, что расстрел демонстрации 9-го января был, прежде всего, крайне невыгоден как раз только одному человеку, то есть Императору Николаю II. По Калашникову получается, что Николай II, зная заранее о выступлении рабочих, отдал приказ об их расстреле, а сам уехал в Царское Село. Возникает вопрос, а зачем? Получается, что просто так. Хотел поубивать бедных рабочих из-за любви к искусству. Причем, заранее зная, что этот расстрел подорвет его престиж в народе, вызовет новые беспорядки. Все это знал, но все равно желание поубивать переселило. Вот уж действительно, «Николай Кровавый»!
На самом деле, естественно, все было совершенно по-другому. «Кровавое воскресенье» было подготовлено партией эсеров на деньги японской разведки. Деньги эсеры получали из-за границы от кадрового японского разведчика полковника Акаси. Рутенберг готовил эсеровское вооруженное выступление. Прикрытием этого восстания должна была стать мирная демонстрация петербургских рабочих. Шествие рабочих должен был возглавить священник Георгий Гапон. Гапон был духовным лидером легального «Собрания фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Эта организация была на хорошем счету у полиции. Поэтому, когда Гапон заявил властям, что собирается возглавить шествие петербургских рабочих к Царю, власти отнеслись к этому спокойно. Шествие, говорил Гапон, будет верноподданническим мирным и немногочисленным. Но представители властей не знали тогда, что Гапон был пешкой в руках эсеров. По замыслу эсеров, рабочие должны были стать лишь массовкой в преступном спектакле. Экономические требования эсеры собирались заменить в день шествия на радикально-политические, а внедрённые в ряды рабочих боевики — открыть огонь по войскам и полиции.
Только в самый канун 9-го января, власти начали понимать, что готовится не мирная петиция рабочих, а мощная противоправительственная политическая акция. Причём, эта акция была организованна при фактическом попустительстве самих властей. Встал вопрос, что говорить Царю.
Николай II вплоть до 8-го января ничего не знал о надвигающихся событиях, его не было в Петербурге. Накануне Государь уехал в свою загородную резиденцию — Александровский дворец Царского Села.
Причина неосведомленности Царя лежала не в его равнодушии, а все в той же сложной бюрократической машине Российской империи. Парадокс этой машины заключался в том, что с одной стороны без Царя не решался ни один, даже самый несущественный вопрос жизни государства, но только такой вопрос, который был поставлен «в установленном законом порядке», то есть с соблюдением всех бюрократических формальностей, а с другой считалось недопустимым сообщать Царю о всяких «мелочах» и беспорядках, если они не принимали угрожающего характера. В Российской империи было четкое разделение компетенций министерств и ведомств, и никто не должен был вмешиваться в дела другого. Считалось, что шествие рабочих, которое должно было состояться, это дело министров внутренних дел и юстиции. Но к вечеру 8-го января всем стало ясно, что надвигается буря государственного масштаба, и не поставить Царя в известность уже было невозможно. Только поздно вечером, в 23 часа 40 минут, 8-го января, министр внутренних дел князь Святополк-Мирский приехал к Николаю II с докладом. В камер-фурьерском журнале отмечено: «Его Величество изволили принимать от 11 ч. 40 м. вечера министра внутренних дел Святополк-Мирского». Но даже тогда Святополк-Мирский не сообщил Николаю II о всей опасности надвигающейся катастрофы. Это видно из дневниковой записи Царя от 8-го января 1905 года, которую он сделал после доклада министра внутренних дел: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник — социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».
По этим строкам мы можем судить, сколь неточно информировал Государя его министр. Во-первых, заводы и фабрики начали бастовать не 7-го января, а гораздо раньше. Во-вторых, Святополк-Мирский не сказал ни слова о готовящемся шествии рабочих, Царь пишет только о том, что «вызваны войска для усиления гарнизона». Таким образом, даже если предположить невозможное, что Царь решил принять депутацию рабочих, он сделать бы этого не мог по простой причине: он ничего не знал ни о готовящемся шествии, ни о петиции! О том же свидетельствует и цифра, приводимая Царем: 120.000 тысяч — это количество бастующих рабочих, а не участников готовящегося шествия. Наконец, в-третьих, министр не сообщил Царю, что Гапон не просто какой-то «священник-социалист», а руководитель крупного рабочего союза, созданного по инициативе полиции. Нет также в строках Царя ни слова об участии революционных группировок в подготовке шествия. «Никто, разумеется, не собирался просить царя, который находился в Царском Селе и не знал ни о петиции, ни о марше, встретиться с Гапоном», — пишет Роберт К. Мэсси. Таким образом, можно определенно сказать, что Святополк-Мирский неправильно информировал Царя, более того он его частично дезинформировал. Ф. Лурье более категоричен: «Святополк-Мирский обманул монарха. Он счел необходимым убедить Николая II, что в столице наступило спокойствие».
В чем причина этого обмана Царя Святополк-Мирским? Может быть, министр просто не обладал сведениями о характере готовящегося шествия? Как мы видели из предыдущих документов, к вечеру 8-го января власти прекрасно отдавали себе отчет о надвигающихся событиях. Причин для подобных действий Святополк-Мирского могло быть много. Самая простая из них — обыкновенный страх предстоящей ответственности за упущенную ситуацию. Ведь власти знали о надвигающемся шествии не 8-го января и даже не накануне, а уже в самом начале месяца. У Царя мог возникнуть резонный вопрос: почему медлили, почему не приняли мер заранее? Еще больший конфуз вызывала ситуация с Гапоном и его «Собранием» — детищем полиции. Царю бы пришлось доложить, что к надвигающимся событиям, фактически, причастна полиция. «Власти военные и полицейские показали свою беспомощность и вместо того, чтобы изолировать десяток организаторов, полагались на „слово“ Гапона, уверявшего их (в начале), что шествие не состоится».
Витте вспоминает, что «на основании совещания, которое происходило 8 января вечером, было решено, чтобы рабочих-манифестантов, или эти толпы рабочих, не допускать далее известных пределов, находящихся близ Дворцовой площади». То есть, никакого приказа стрелять в рабочих, где бы они ни появились, не было.
Но простой разгон демонстрации не входил в планы ее организаторов, им была нужна пролитая кровь. О том, что Гапон готовил кровопролитие, нам известно из его воспоминаний.
Во-первых Гапон заранее знал, что Николая II нет в Петербурге, то есть он заранее обманывал людей в том, что ведет их на встречу с Царем. Когда же слух этот дошел до рабочих, то Гапону пришлось изворачиваться: «На одном из митингов одна старушка спросила меня: „А что если Царь-Батюшка долго к нам не выйдет? Мне сказали, что его нет в Петербурге?“ „Да, ответил я, но он не далеко, в получасе езды от Петербурга. Мы должны ожидать его до глубокой ночи“».
Во-вторых, Гапон заранее знал, на что он ведет рабочих: «Великий момент наступает для всех нас, сказал я, не горюйте, если будут жертвы не на полях Манчжурии, а здесь на улицах Петербурга. Пролитая кровь сделает обновление России».
О том, что Гапон и его эсеровские сподвижники готовились именно к насильственному перевороту, свидетельств много. Вот как оценивал ситуацию в столице накануне событий 9-го января большевик С.И.Гусев в письме к В.И.Ленину: «События развиваются со страшной быстротой. Гапон революционизировал массу. Забастовка расширяется и, вероятно, станет общей. На воскресенье Гапон назначил шествие к Зимнему дворцу и подачу петиции с требованиями, вполне соответствующими программе-максимум (политической части) [имеется ввиду программа-максимум партии большевиков — П.М.]. Гапон предполагает, что будет 300.000 человек и предполагает запастись оружием» (Подчеркнуто мною — П.М.).
А вот, что ответил Гапон в узком кругу уже после событий 9-го января, когда один из его сподвижников спросил: «Ну, отче Георгий, теперь мы одни и бояться, что сор из избы вынесут нечего, да и дело-то прошлое. Вы знаете, как много говорили о событиях 9 января и как часто можно слышать суждение, что, прими Государь депутацию честь-честью, выслушай депутатов ласково, все обошлось бы по-хорошему. Ну, как вы полагаете, о. Георгий, что было бы, если бы Государь вышел к народу?
Совершенно неожиданно, но искренним тоном, Гапон ответил: „Убили бы в пол минут, пол секунд!“».
8-го января происходит встреча Гапона с Фуллоном, а затем с министром юстиции Муравьевым. Эти встречи окончательно развеяли иллюзии о мирном характере выступления. На встрече с градоначальником и министром Гапон уже не скрывал истинного текста петиции, предоставив им окончательный «эсеровский» вариант. Читая петицию, Фуллон с ужасом понял, какой оборотень скрывался за рясой православного священника. Сам Гапон с удовольствием вспоминал об этом: «Фуллон внимательно просмотрел резолюцию, но дойдя до пятого пункта (равенство перед законом всех без исключения — П.М.) воскликнул с удивлением: „Но это настоящая революция! Вы угрожаете спокойствию столицы!“».
Еще трагичнее прошла встреча между Гапоном и министром юстиции Муравьевым. На ней Гапон уже сбросил все маски и обрушил на министра поток революционного краснобайства. «„Страна, — сказал я, — переживает серьезный политический и экономич6еский кризис, каждое сословие предъявляет свои требования, жалуется на свои нужды, выражая их в своих петициях к Царю; настал момент, когда и рабочие, жизнь которых очень тяжела, желают также изложить свои нужды Царю“. При этом я вручил ему копию нашей петиции. Всего было сделано 15 копий. Одиннадцать было роздано по отделам нашего союза, одна, на лучшей бумаге для Государя, по одной министрам внутренних дел и юстиции, и одна для меня (я отдал ее корреспонденту одной английской газеты, высказав при этом надежду, что Господь дарует нам те права, которыми пользуется английский народ). Муравьев воскликнул: „Но ведь вы хотите ограничить самодержавие!“ „Да, ответил я, но это ограничение было бы на благо как для самого Царя, так и его народа. Если не будет реформ свыше, то в России вспыхнет революция“».
(Отметим, здесь интересный момент. Гапон заранее делает петицию известной западному общественному мнению, причем мнению наиболее враждебному России, то есть английскому).
После встречи с Гапоном Муравьев пришел в неподдельный ужас. До 9-го января оставалось меньше суток, а что делать с надвигающимся шествием в 300 тысяч человек во главе с людьми, требующими изменения государственного строя, власть не имела понятия. Что сообщать Государю, что делать с Гапоном, как остановить шествие многотысячной толпы? Сомнения в благополучии исхода надвигающихся событий, начинали все больше и больше посещать представителей власти. Генерал А.А.Мосолов вспоминал, что шеф жандармов генерал К.Н.Рыдзевский «говорил, что ожидается большая манифестация со священником Гапоном во главе, но что надеются иметь возможность ей помещать, так как, хотя Гапон и считался преданным государственной полиции и своим человеком, все же крепко связался с анархистами. На мой вопрос, считает ли он, что петербургская полиция на высоте своего положения, Рыдзевский ответил, что не особенно ей доверяет и что гапоновская манифестация будет для нее серьезным экзаменом». Однако до самого конца власти проявляют удивительную нерешительность. В момент, когда каждая минута была дорога, они проводили время в бесконечных обсуждениях вариантов решения проблемы. Наконец был отдан приказ немедленно арестовать Гапона, но этот приказ никто не выполнил.
Между тем, в город еще вечером 7-го января поспешно вводятся воинские подразделения. Роты лейб-гвардии Гренадерского, Преображенского, Финляндского, Семеновского, Егерского полков, а также 198-го пехотно-резервного святого князя Александра Невского полка берут под контроль электростанции, газовые заводы, Путиловский завод, фабрику Сыромятникова, перекрывают улицы и площади столицы. Но войск и полиции явно недостаточно для сдерживания толпы таких масштабов. 8-го января у министра внутренних дел князя Святополка-Мирского состоялось совещание с одной единственной повесткой дня: «Что делать?». Было решено рабочих в центр не пускать, перегородив им путь войсками и конной полицией. Одновременно была предпринята попытка запретить шествие 9-го января. Было напечатано обращение к жителям столицы. Но так как вследствие забастовки работала всего одна типография, тираж этого обращения был ничтожно мал.
Утром 9-го января 1905 года началось шествие рабочих к Зимнему дворцу. С раннего утра рабочие собирались на заранее назначенных сборных пунктах. Многие пришли с царскими портретами, были одеты аккуратно, даже нарядно — народ шел на встречу с Царем. В Путиловской часовне отслужили молебен за здравие Государя. Общее число собравшегося народа в четырех районах города оценивалось примерно в 300 000 человек. Около 11 часов началось движение колонн. Однако общее настроение масс нельзя было считать мирным, как это делали на протяжении десятилетий советские историки. Народ еще только собирался для шествия, а на Васильевском острове группа рабочих, руководимая эсерами, начала строить баррикады, водрузив на них красные флаги. В некоторых колоннах несли царские портреты и церковные хоругви. Рабочие не знали, что эти хоругви были силой отобраны эсеровскими боевиками из ближайшей часовни. У Нарвских ворот показались цепи солдат и конные патрули. Первая встреча рабочих с войсками и полицией произошла в 12 часов дня возле Нарвских ворот. Начальник Нарвско-Коломенского района генерал-майор Рудаковский докладывал вечером 9-го января начальнику 1-й Гвардейской дивизии генералу А.Е.Зальцу: «Доношу, что сегодня 9 января, около 12 часов дня толпа рабочих, приблизительно от 2 до 3 тысяч человек, двигались по Петергофскому шоссе к Нарвским триумфальным воротам, неся с собой портреты Их Величеств, кресты и хоругви, насильственно, как оказывается, и самовольно взятые из часовни. Вышедшие ей навстречу чины полиции напрасно уговаривали не идти в город, предупреждали неоднократно, что в противном случае войска будут стрелять по ним. Когда все увещевания не привели ни к каким результатам, был послан эскадрон Конно-Гренадерского полка, чтобы заставить рабочих возвратиться назад. В этот момент был тяжело ранен рабочим помощник пристава Петергофского участка поручик Жолткевич, а околоточный надзиратель убит. Толпа при приближении эскадрона раздалась по сторонам, а затем с ее стороны были произведены 2 выстрела из револьвера, не причинившие никакого вреда никому из людей эскадрона и задевших только гриву лошади. Кроме того, одним из рабочих был нанесен удар крестом взводному унтер-офицеру».
Как видно из рапорта генерала Рудаковского первые выстрелы прозвучали не со стороны войск, а со стороны толпы, и первыми жертвами стали не рабочие, а чины полиции и армии. Отметим также, как ведет себя один из «верующих» участников демонстрации: крестом бьет унтер-офицера! При этом следует отметить, что хотя в рапорте все называются «рабочими», установить, кто это был на самом деле не представляется возможным. Скорее всего это был эсеровский подстрекатель. Но даже после этого вооруженного нападения, войска не сразу открыли огонь. Рудаковский далее продолжает: «Когда эскадрон встретил вооруженное сопротивление и не будучи в силах остановить движение толпы, возвратился назад, командовавший двумя ротами 93-го пех. Иркутского полка капитан фон Гейн подал сигнал стрелять; повторяемый более трех раз, он не оказал воздействия, и толпа, продолжавшая наступать, приблизилась на 200 шагов. Тогда было сделано более 5 залпов, после чего толпа повернула назад и быстро рассеялась, оставив более сорока человек убитыми и ранеными. Последним немедленно была оказана помощь, и они все, за исключением легко раненых, взятых толпой, размещены в больницах Александровской, Алафузовской и Обуховской».
Не правда ли эта картина разительно отличается от садистского расстрела безоружной толпы, произведенной подневольными солдатами под командой ненавидящих простой народ офицеров?
Еще две мощные колонны рабочих следовали к центру со стороны Выборгской и Петербургской сторон. В 12 часов дня, также как и у Нарвских ворот, путь им пытались перегородить возле Б. Дворянской улицы 2 эскадрона гвардейских улан. Однако толпа, пропустив вперед оба эскадрона, обошла их по бокам и продолжала следование к Троицкой площади, где находились выстроенные 13-я, 14-я и 16-я роты лейб-гвардии Павловского полка. Пристав 1-го участка Петербургской части Крылов, выступив вперед, обратился к толпе с увещеваниями прекратить движение и повернуть назад. Толпа остановилась, но продолжала стоять. Тогда роты, сомкнув штыки двинулись на толпу с криками «ура!» Толпа была оттеснена и стала расходится. Никаких жертв среди нее не было.
Другая толпа, еще больше прежней, появилась на Каменоостровском проспекте и стала двигаться к Троицкому мосту. Потом кто-то говорил, что видел среди нее Гапона, но, вероятно, это была ошибка: Гапон не успел бы с такой скоростью переместиться с Нарвской стороны на Петербургскую. Толпа приближалась к выстроенным ротам. Дальнейшее известно из рапорта пристава Крылова генералу Фуллону: «По требованию моему остановиться толпе и не двигаться вперед, и несмотря на повторение этого требования, толпа продолжала двигаться. Предупредив в последний раз, что если не остановятся, то будут стрелять, я отошел в сторону, так как был подан приказ к стрельбе. Толпа продолжала двигаться, и после третьего сигнала, когда толпа все-таки не остановилась, был произведен один залп, закончившийся отдельными выстрелами, только тогда толпа, имея впереди несколько свалившихся, повернула назад и бросилась в стороны. Немедленно мною было потребовано из пожарной команды Петровской части двое саней, на которых был отправлен на место случая врач Соболев вместе с фельдшером. Врач лично сообщил, что доставил в больницу 5 умерших, 10 смертельно раненых и остальных более или менее тяжело раненых, а всего между 50 и 60 человек».
На Васильевском острове толпа вела себя с самого начала агрессивно и революционно. Генерал-майор Самгин докладывал: «Около 1 часа дня толпа на 4-й линии, значительно увеличившись в числе, стала устраивать проволочные заграждения, строить баррикады и выкидывать красные флаги. Роты двинулись вперед. (…) Во время движения рот из дома N35 по 4-й линии, а также из строящегося дома напротив него, бросались кирпичи, камни и были произведены выстрелы. На Малом проспекте толпа сплотилась и стала стрелять. Тогда одной полуротой 89-го пех. Беломорского полка было произведено 3 залпа. (…) Во время этих действий был арестован один студент, обращавшийся к солдатам с вызывающей речью, и при нем был найден заряженный револьвер. Во время действий войск на Васильевском острове, войсками было задержано за грабеж и вооруженное сопротивление 163 человека».
Вот против такой «мирной» толпы приходилось действовать войскам на Васильевском острове! 163 вооруженных боевика и грабителя никак не похожи на мирных верноподданных граждан. При этом следует отметить, что такие боевики были во всех рабочих колоннах. Проявилось это и во время столкновений возле Дворцовой площади.
К Дворцовой площади первая часть толпы вышла уже к 12 часам дня. Толпа скапливалась вокруг площади по прилегающим улицам и набережным, а также возле Александровского сада. Однако вплоть до 14 часов эти скопления удавалось рассеивать без применения оружия, действиями кавалерии и пехоты. Около 14 часов толпы стали значительно больше и сконцентрировались возле Певческого моста и Александровского сада, причем у последнего, как докладывал генерал Щербачев, «масса народа вела себя особенно вызывающе, не уступая никаким увещаниям и требованиям разойтись и отвечала бранью и насмешками на угрозы действовать оружием». Только после неоднократных уговоров преображенцами было дано два залпа по толпе, среди которой было убито 20 человек. Одновременно пришлось применить оружие и на Невском проспекте, где, по свидетельству солдат Семеновского полка, по офицерам из толпы было произведено несколько выстрелов из револьверов.
При этом следует отметить, что войска всюду, где только могли, старались действовать увещеваниями, уговорами, пытаясь предотвратить кровопролитие. Там где не было революционных подстрекателей, или их было недостаточно для воздействия на толпу, офицерам удавалось избежать крови. Так, в районе Александро-Невской лавры и Рождественской части никаких жертв и столкновений не было. То же самое и в Московской части.
По официальной статистике всего было убито 128 человек и ранено 360 (включая военнослужащих и полицейских). Тем не менее, революционеры, а вслед за ними советская историография, впоследствии лгали о «тысячах убитых». Но сколько бы ни было убитых, 9-го января 1905 года произошла великая трагедия: погибли ни в чём не повинные люди и сделано это было от имени Царя. Именно с этого дня клевета на Николая II примет самые изощрённые, самые подлые и самые живучие формы. Последнее нам полностью подтверждает статья г-на Калашникова.
Государь узнал о том, что случилось в Петербурге в 22 часа 20 минут 9-го января от приехавшего с докладом Святополк-Мирского. Император был потрясен. «Тяжелый день! — записал Николай II в тот день в дневнике. — В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных районах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!». Еще накануне Мирский докладывал ему, что в городе сохраняется спокойная обстановка! Теперь тот же Святополк-Мирский говорил о многотысячном шествии, десятках убитых.
Каждой пострадавшей семье из личных средств Царя было отпущено по 50.000 рублей, огромная по тем временам сумма. Виновные в бездеятельности министры Муравьев и Святополк-Мирский немедленно отправлены в отставку.
Накануне событий 9-го января Николай II оказался в полной информационной блокаде, организованной его ближайшим окружением. Вполне возможно, что если бы Император знал о грядущих выступлениях заранее, он бы смог каким-то образом их предотвратить. Не имея никакой возможности этого сделать, он был обречен стать главной мишенью для обвинений со стороны революционеров, общества и обманутого, так же как и он, простого народа.
Такова правда о событиях 9-го января. В отличие от г-на Калашникова, который рассказывает нам о никогда не существовавшем приказе Императора Николая II великому князю Владимиру Александровичу о расстреле демонстрации (любопытно, какими источниками пользовался доктор исторических наук?), наше изложение строится на строгих документах и отчетах ГАРФ, РГАСПИ, РГИА, РГВИА и других ведущих архивов России, а также воспоминаниях участников событий. Многие из этих документов были опубликованы в советское время и были доступны массовому читателю и уж тем более историкам (в частности, см.: Начало первой русской революции. Январь-март 1905 года. Под редакцией Н. С. Трусовой. М. 1955, Издательство АН СССР).
Почему доктор исторических наук Калашников не знаком с этими документами? А если знаком, то почему игнорирует их? И почему вместо анализа серьёзных документов, он приводит разные лживые мифы большевистской пропаганды?
Чего стоит этот перл: «а через несколько дней царь сам подтвердил публично: «Стреляли и стрелять будем». 19 января 1905 г. Николай II принял подобранную полицией группу петербургских рабочих, которым заявил, что «стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызовет и неповинные жертвы».
Ну, во-первых, что должен был, по мнению г-на Калашникова, сказать Царь: «давайте, продолжайте поддаваться революционерам дальше? Продолжайте мятежи и стачки?» Интересно, как бы поступили в этом случае на месте Царя столь любимые г-ну Калашникову большевики? Подсказать как? Думаю, г-н Калашников знает и без меня.
Во-вторых, Царь в своей речи выразил сожаление в том, что произошло, сказал, что ему известно, что жизнь рабочего тяжела, но заявил, что идти к нему мятежной толпой преступно.
В-третьих, все разговоры о том, что рабочие для встречи с Царем были «подобраны полицией» почерпнуты г-ном Калашниковым из замечательной газетенки «Голос труда» («Голос труда» N 2, 1905 г.; статья «Единение царя с народом»). Чтобы читателю было понятно, какими «источниками» пользуется доктор Калашников, поясним, что «Голос Труда» это нелегальная социал-демократическая газета, подпольный большевистский листок, издававшийся в том числе и на деньги японской разведки. Нечего и говорить хорошие источники у г-на Калашникова!
Остальные пассажи статьи Калашникова приводят в полное недоумение. Так, говоря о Февральской революции Калашников пишет: «Утром 26 февраля, в воскресенье, солдаты, получив приказ и боясь нарушить присягу, стреляли в безоружных демонстрантов, более ста человек были убиты и ранены. Царю доложили: «Войска действовали ревностно». И царь не выразил возмущение этими действиями».
А г-н Калашников наверное думал, что Царь должен был возмущаться подавлением бунта в своей столице во время войны и наказывать войска, которые якобы стреляли в якобы безоружных демонстрантов. Откуда г-н Калашников откопал этот эпизод непонятно, наверное, из какой-нибудь газеты «Голос Труда». В феврале 1917 года все было наоборот. Подстрекатели, агенты западных спецслужб, солдаты, изменившие своему долгу и присяге, просто уголовный элемент сеяли ужас и смерть на улицах Петрограда. Прежде всего, убивали офицеров, тех, кто смог бы дать отпор мятежу и те, кто был военным профессионалом. Так в первые дни февральской революции от рук убийц пали командир крейсера «Аврора» капитан 1-го ранга М.И.Никольский, штабс-капитан И.С.Лашкевич, адмирал А.И.Непенин и многие другие. Кстати, убийца офицера Лашкевича Тимофей Кирпичников в февральские дни занимался убийствами и грабежом горожан.
Заканчивает свою статью г-н Калашников совершенной гнусностью. «Оценивая акцию большевиков, — пишет он, — надо признать, что одно зло породило другое зло, но и инициатором зла был Николай Второй. Русский народ это понимал, поэтому цареубийство было встречено равнодушно и грех этот до сих пор нераскаян. И требовать покаяния за этот грех, на мой взгляд, аморально, ибо это равносильно признанию того, что простых людей, их жен и детей убивать можно — это государственная необходимость для сохранения порядка, а «помазанника» и его семью — нельзя, это страшный грех. Народ оказался объективнее и мудрее своих пастырей».
Итак, по утверждению г-на Калашникова, в убийстве Царской Семьи виновен сам Император Николай II, который поплатится за свою «кровавую деятельность». И каяться народу нечего, и Церковь-то у нас глупая оказывается, народ-то давно все понял, что за Царь-то был. Убили и поделом, а тут Церковь со своей канонизацией!
Поздравляю вас, доктор исторических наук товарищ, простите, г-н Калашников! Вы не зря учили большевистскую тактику и стратегию! Вы клевещете на замученных людей, пытаетесь в наше тяжелое и сложное время вбить клин между Церковью и народом. Для вас не существует ни понятия святости, ни Соборного разума, не знаю, веруете ли вы в Бога. И в этом плане мне вас искренне жаль. Вы сами лишаете себя великой радости молитвы Святым Царственным Страстотерпцам, вы по-прежнему верите лживым мифам злейших врагов России. Вы на подсознательном, а может быть и сознательном уровне, вы там, в Гражданской войне, с «комиссарами в пыльных шлемах», с теми извергами, которые закапывали заживо казаков вместе с грудными детьми, которые распинали священников, сжигали заживо целые деревни, травили газами тамбовских крестьян. При этом вы сознательно стараетесь отколоть Царя от его народа, столкнуть лбами людей, хотите показать, что те, кто чтит Царя, презирает свой народ, полностью отвергает советский период. Это ложь!
У нас, у православных людей, есть великое богатство, наша история, которая нераздельна с историей нашей Церкви, нашего Отечества, великая, трагическая история нашего народа, о котором якобы вы так печетесь в своей статье. У нас есть и князь Святослав, и Петр Великий, и генералиссимус Суворов, и Пушкин, и Александр Благословенный, и преподобный Серафим, и Царь-Освободитель, и Царь-Миротворец. У нас есть и Куликово поле, и Бородино, и Сталинград, и знамя Победы. Есть Гагарин и Шолохов. Вы правы, народ наш мудр, а главное добр. И он, несмотря на всю клевету, которую изрыгали на последнего Царя в фильмах, книгах, брошюрах, стихах и статьях, авторы подобные вам, задолго до официального прославления глубоко почитал Святых Царственных Страстотерпцев.
Настанет время, и я верю, что оно уже близко, когда правда о Государе Николае II, его великом подвиге, станет достоянием всего нашего народа. Когда ложь и клевета на него станет ясна всем и все отвернутся от этой лжи. Когда девизом нашего Отечества станут Царские слова, что «не зло победит зло, а только Любовь». Я вам искренне желаю, доктор Калашников, чтобы в тот день вам стало стыдно за вашу статью.
http://rusk.ru/st.php?idar=105344
Страницы: | 1 | |