 |
| Интернет против телеэкрана | Рустем Вахитов | 14.03.2005 |
Сменовеховством называют движение в среде первой русской «белой эмиграции», провозгласившее тактический союз с большевиками на платформе русского патриотизма. Название этого движения связано со сборником статей «Смена вех» (1921 год, Прага), в котором участвовали известные «белые публицисты» Ключников, Потехин, Бобрищев-Пушкин, Устрялов, Чахотин, Лукьянов и другие. Они признали определенную правду Октябрьской Революции, в то же время не разделяя ее идеологии — коммунизма и рассматривая ее как попытки русского национально духа нащупать свои отличные от западных формы жизнеустройства. Сменовеховцы были убеждены, что власть большевиков не навсегда. Рано или поздно она выродится, считали они, в какой-нибудь режим национально-консервативного толка. Большевизм — только внешнее выражение воли народов России к обновлению, к преодолению тех проклятых болезней старого режима, которые привели его к смерти и как всякая стихия большевизм полон крайностей, неприятных, но преходящих. Влиться в число строителей новой России, поделиться своими знаниями, включиться в индустриализацию и культурную революцию, считали сменовеховцы — значит, способствовать тому, чтобы с фантазий о коммунистическом эксперименте власти переключились на насущные задачи возрождения и укрепления Российского государства, тому, чтобы среди самих большевиков на смену фанатикам-интернационалистам скорее пришли практики и российские государственники, пусть и прикрывающиеся коммунистической фразой. С удовлетворением сменовеховцы наблюдали: как большевики все больше отказываются от экстремизма первых лет революции и становятся созидателями и охранителями российского имперского государства, пусть и под другим названием. Причем, до тех пор, пока большевики были интернационалистами и сторонниками военного коммунизма, будущие сменовеховцы стояли на стороне «белых». Сменовеховство же возникло на волне «красного патриотизма», порожденного советско-польской войной и агрессией Антанты в Россию, а усилилось после НЭПа — поворота к реалистической, а не доктринальной экономической политике.
В конце ХХ века история будто бы повторилась. В 1991 году рухнул Советский Союз, сразу же, в несколько дней, безо всякого сопротивления, как некогда Российская Империя. К власти пришли крайние либералы-западники, ориентированные на насаждение в России западной политической и экономической модели ценой любых жертв. Тотальному разрушению подверглись основы советского жизнеустройства, более того, либералы первого призыва были крайне негативно настроены не только к советскому, но и к российскому наследию, видя в России образец «исторического уродца», сошедшего со «столбовой дороги цивилизации», а своеобразие России рассматривая как ее досадные недостатки, мешающие возвращению в «европейский дом».
В этих условиях движение Сопротивления ельцинскому радикал-либерализму включало в себя и коммунистов, и православных консерваторов. Сложилась уникальная и невиданная доселе «красно-белая» оппозиция. Причем, это был не только тактический союз, «красные» и «белые» проникались идеями друг друга, православные консерваторы постепенно приходили к осознанию личности Сталина не только как большевистского, но и как русского, национального вождя, автора поворота от интернационального к русскому коммунизму, коммунисты же стали признавать фундаментальное значение православия для русской культуры, искать точки соприкосновения православной этики и социалистических идей.
Однако уже во второй половине 90-х годов начались подспудные изменения во власти. Из правительства ушли младореформаторы и пришли так называемые хозяйственники, подстрекательство внутрироссийского сепаратизма стало опасно для новой власти, что вынудило ее начать борьбу с ним, пусть неумную, топорную и противоречивую. Наконец уход с политической сцены одиозной фигуры Ельцина, приход представителя спецслужб Путина и первые его шаги на посту Президента — возвращение мелодии Советского гимна и советского флага, попытки укрепления вертикали власти, заявления о приоритете российских национальных интересов ознаменовали резкую смену политического климата в России. У многих стало создаваться впечатление, что власть осуществляет патриотический поворот, пусть и прикрытый либеральной фразеологией и, увы, некогда единая оппозиция раскололась. Часть ее стала в той или иной степени поддерживать новую власть.
К сожалению, в прессе непримиримой оппозиции случаи подобной «смены ориентиров» принято расценивать исключительно как предательство идеалов вследствие шкурничества. Разумеется, есть и такие образчики (например, сюда следует отнести переход бывших красных губернаторов в «Единую Россию», который, очевидно, вызван конъюнктурными соображениями), однако, сводить к этому все подобные случаи — значит, подменять объяснение социального явления его морализаторским охаиванием. Мы полагаем, что, прежде всего, переход части идеологов патриотической оппозиции на сторону Путина, причем, зачастую с попыткой сохранить лицо и с декларацией тактического характера такого союза есть следствие изменившейся политической ситуации в России, то есть имеет совершенно объективный характер. Перед нами, по сути, целое движение, которое имеет свою идеологию, свое объяснение изменившейся реальности, свои представления о способе достижения общей для всех патриотов цели — возрождения и укрепления России, столь сильно пострадавшей в бурях либеральной контрреволюции 1991.г. Если мы и впредь будем делать вид, что это не политическое движение, а конъюнктурный кульбит кучки перевертышей — значит, мы так и останемся навсегда в мире собственных фантазий и эмоций.
Предлагаем назвать это движение можно неосменовеховством, ввиду явного параллелизма его с белоэмигрантским, «первым сменовеховством». В то же время мы не склоны распространять на это новое сменовеховство ту нашу в целом положительную оценку, которую мы даем сменовеховству старому. Сменовеховцы поддерживали реальное превращение большевиков в патриотов, неосменовеховцы поддерживают имитацию патриотизма Путиным. Более того, в дальнейшем мы намерены даже доказать, что новые сменовеховцы в отличии от старых, неизбежно потерпят рано или поздно принципиальное поражение, их ожидания относительно «перерождения новой власти» и попытки «помочь» ей в этом не имеют никакой перспективы. И дело не в отдельных конкретных людях, представляющих эту власть, а в объективных причинах. Это тезис мы и постараемся обосновать в данной статье.
Но об этом позже, а пока рассмотрим: что такое неосменовеховство, каковы его цели и программные положения, какими направлениями и лицами оно представлено.
2.Суть неосменовеховства
Суть неосменовеховской программы выразил в 2003 году исследователь творчества Н.В. Устрялова С. Сергеев. В своей работе «Страстотерпец самодержавья» он написал: «Возможно, русские патриоты нуждаются сейчас в смене вех, — большевики вели себя долгое время не лучше «демократов"… По крайней мере, ясно, что будущее России таится не в краснознаменных колоннах (имеется в виду, видимо, не только КПРФ, но и непримиримая «красно-белая» оппозиция — Р.В.), редеющих год от года, а в том жизненном укладе, который создала новая русская революция (имеется в виду августовская контрреволюция 1991 года — Р.В.). Ее Лениным приходится признать Ельцина, кто же будет Сталиным?». Из всего предшествующего и последующего контекста статьи ясно, что Сергеев считает, что «новый Сталин» — это Путин, и что либералы при Путине также закономерно переродились в национал-государственников, лишь прикрывающихся «демократической фразой», как и большевики при Сталине. Проще говоря, Сергеев предлагает современным патриотам, в том числе и левым, коммунистическим, отбросить проклятия в адрес либерального режима, подобно сменовеховцам 20-х годов, сложить «оружие» холодной гражданской войны 1991−2000 г. г., осознав, что она-де безнадежно проиграна и включиться в создание либеральной России, увидев в ней пусть и нам неприятного, но органического преемника России Советской и если взглянуть глубже и России Имперской. Сергеев бросает этот призыв в 2003 году; удивительно, что сам он при этом не замечает: новая смена вех давно уже произошла — еще в 2000 году, во время наивысшего пика популярности Путина. Причем, тогда же сразу оформились и два крыла неосменовеховства — правое и левое.
3. Правое неосменовеховство: А. Дугин и партия «Евразия»
Правое крыло сменовеховства представлено некоторой частью «пассивных патриотов», влившихся в «Единую Россию», партией «Родина» (руководитель Д.О. Рогозин), и другими, менее известными группировками, вроде православных неосталинистов во главе с А. Балашовым. Но самым ярким и последовательным идеологом правого неосменовеховства является, конечно, А.Г. Дугин.
Начав в позднесоветский период с отрицания коммунизма в духе крайне правых идей, Дугин в постсоветские времена перешел, естественно, в оппозицию к либералам-западникам. Правда теперь несколько меняется его отношение к советской цивилизации. Став одним из главных в России популяризатором идей немецкой геополитики (К. Хаусхоффер, К. Шмидт) и немецкой «консервативной революции (Э. Юнгер, Э. Никиш), Дугин отыскивает в СССР близкие ему консервативно-революционные черты. Затем Дугин пробуждает от многолетней летаргии евразийство — близкое к национал-большевизму и сменовеховству русское эмигрантское течение 20-х -30-х г. г. (Савицкий, Трубецкой, Алексеев, Карсавин и др.). Правда, евразийство Дугина сильно отличалось от первоначального, эмигрантского, вопреки уверениям самого Дугина. Он значительно его «модернизировал»: так, на место евразийской теории месторазвития он поставил немецкую геополитику Хаусхоффера, на место православной философии симфонической личности — теоретического базиса классического евразийства — надконфессиональную «метафизику» французского эзотерика Рене Генона. Но дух «славянофильского футуризма», совмещающий отрицание западного либерализма с позиций религиозного консерватизма и в то же время признание определенного положительного значения Октябрьской революции, Дугин сохранил.
Наконец, пиком политической карьеры Дугина-оппозиционера стало его участие в создании и работе так называемой Национал-Большевистской Партии или НБП (председатель с самого основания и до сих пор — писатель-авангардист Э. Лимонов), где Дугин вплоть до конца 90-х был главным теоретиком. Исследователи эмигрантской политической мысли уже отмечали, что идеология НБП имеет крайне мало общего с классическим русским национал-большевизмом Устрялова и его единомышленников сменовеховцев (хотя это не мешало Дугину называть Устрялова в числе идейных учителей партии, правда, в очень эксцентричной компании, которая самого Устрялова бы ужаснула — от протопопа Аввакума до сатаниста Кроули). Идеи НБП представляли и представляют собой совершенно эклектичное сочетание крайнего анархизма и крайнего национализма, благодаря чему лидеры этой партии способны на совершено противоположные политические маневры: Лимонов называет себя русским империалистом и требует признания чеченских сепаратистов, одобряет государство фашистского типа и в то же время борется с довольно умеренным авторитаризмом Путина.
В конце 90-х Дугин неожиданно для всех выходит из НБП, вскоре заявляет о своей поддержке курса президента Путина и создает свою партию под названием «Евразия», которая становится одной из самых пропрезидентских политических групп.
Обыкновенно, такой резкий поворот Дугина от радикальной оппозиции к радикальной лояльности власти объясняют либо его моральным кризисом, либо его эксцентричностью. В любом случае речь идет о некоем «предательстве» прежних идей. Однако на самом деле все гораздо сложнее. Собственно, Дугин всегда тем и отличался от Лимонова, что последовательно проводил «правую» линию — ценности сильного государства, антидемократизма и национализма (в то время как Лимонов всегда был более «левым» и его больше привлекала программа антикапитализма, интернационализма, доходящего до космополитизма и свободы творческих личностей). Если Дугин и бравировал при этом антибуржуазными лозунгами, то разве что в силу духа эпохи, когда «красные» и «белые» объединились в борьбе против либералов-американофилов. «Левизна» Дугина была наносной и очень скоро она бесследно улетучилась. Когда новая власть проявила хоть слабые попытки укрепить российское государство и заявить о его национальных интересах, при полном сохранении и даже ужесточении радикал-либеральной, капиталистической политики, Дугин открыто и бесповоротно сделал выбор в пользу этой власти. Он сам откровенно об этом говорил в докладе «От философии к политике»: «изменническая позиция политического руководства того времени (ельцинского — Р.В.) исключала возможность ее поддержки со стороны последовательных евразийцев (т.е. неоевразийцев во главе с Дугиным — Р.В.)…. С надеждой евразийцы восприняли курс Президента В.В. Путина на укрепление российской государственности…». В этом же докладе Дугин формулирует свое кредо реальной политики: «Евразийцы готовы поддержать представителя любого идеологического лагеря, у которых увидят волю к укреплению государственности, геополитической мощи державы…». По сути перед нами главное положение национал-большевизма Устрялова, который выразил его в статье «О верности себе» из первого национал-большевистского сборника «В борьбе за Россию» (1920) следующими чеканными словами: «Политика вообще не знает вечных истин. В ней по гераклитовски «все течет», все зависит от наличной «обстановки», «конъюнктуры», «реального соотношения сил». Лишь самая общая, верховная цель ее может претендовать на устойчивость. Для патриота эта общая верховная цель…благо государства — высший закон"…. Быть верным себе для патриота — значит быть верным этому принципу и только. Что же касается путей конкретного проведения его в жизнь, то они всецело обусловлены окружающей изменчивой обстановкой». Невозвращенец 30-х годов С. Дмитриевский хорошо сказал, что Устрялов поддержал большевиков не из симпатий к их идеологии, которую он, кстати, оценивал невысоко и резко отрицательно, а потому что он поддержал бы любую силу, которая вывела бы Россию из горячки Революции, целой, неразделенной, оздоровившейся и творчески активной. По этой же причине Дугин безоговорочно поддерживает в 2000 году Путина, чья идеология — либерализм идеологу неоевразийства глубоко отвратительна.
Но не только это сближает позицию Дугина и Устрялова. Также как харбинский национал-большевик, московский неоевразиец убежден, что любой политик, какой бы идеи он ни придерживался, встав у руля власти в России и ощутив патологическую враждебность Запада и идущие от почвы и от истории имперские импульсы, становится национал-консерватором. Идеология вторична, она будет подправлена по ходу дела сколь угодно радикально, так что от нее потом останется одна прежняя словесная оболочка, а суть будет совершенно противоположной, почва же первична. Устрялов предсказывал, что Сталин, формально не отказываясь от коммунизма, станет по сути националистом и даже русским империалистом и он не ошибся в своем прогнозе. Прибегая к той же аргументации, Дугин предсказывает скорое перерождение Путина.
Наконец, Дугин, как и Устрялов, не стремится к созданию массового движения, которое включилось бы в реальную политическую борьбу, он делает ставку на интеллектуальное, идеологическое влияние на власть имущую элиту, своими книгами, статьями, выступлениями он подталкивает начавшееся перерождение либерального властного истэблишмента в сторону умеренного авторитаризма.
Строго говоря, только с 2000 года Дугин пытается создать новую версию русского национал-большевизма в значение этого слова, близком к первоначальному, устряловскому. Парадоксально лишь, что сам он это как бы не замечает. Видимо, ему не слишком хочется вспоминать свой роман с псевдонационал-большевизмом в духе Лимонова да и самого «раннего Дугина», возможно, он считает само словосочетание «национал-большевизм» дискредитированным в глазах широких масс.
4. Левое неосменовеховство: Д. Якушев и группа «Левая Россия»
Левое неосменовеховство представлено целым рядом коммунистических и вообще левых и левацких группировок, стоящих вне КПРФ. Однако наиболее продуманной и принципиальной в вопросе о тактическом союзе с путинизмом является позиция группы «Левая Россия» (Баумгартен, Клочков, Никонова и другие), выпускающей одноименное Интернет-издание. Главным идеологом этой группы является талантливый публицист Д. Якушев.
Еще в 2000 году в первом номере своего Интернет-издания Д. Якушев охарактеризовал путинизм как период термидора либеральной контрреволюции в России, начавшейся в августе 1991-го. В статье «Термидор контрреволюции. Путин и коммунисты» Якушев отталкивался от широко известного тезиса теории революций о том, что всякая революция имеет два периода своего развития: разрушительный, когда нужно до основанья разбить все структуры старого порядка, и созидательный, когда на обломках старого, выстраивается новое революционное государство. Первый период либеральной контрреволюции 1991 года был представлен, по Якушеву, конечно же Ельциным: «Миссия Ельцина заключалась в необходимости широко открыть ворота для реставрации капитализма на территории бывшего СССР. Для этого требовалось прежде всего ломать, ломать и крушить». Теперь пришло время политика-термидорианца, который создал бы жесткие властные структуры российского буржуазного государства, приструнил зарвавшихся лидеров региональных элит и наиболее циничных и работающих на развал страны крупных бизнесменов и их медиа-обслугу. Якушев пишет: «Путин — прежде всего выразитель интересов значительной части правящего класса, выполняющий заказ этого класса на построение сильного централизованного государственного аппарата. Причем, речь идет именно о построении, о создании государства, так как при Ельцине единое государство фактически отсутствовало, шло формирование 89 государств… Но развал России не нужен прежде всего народам России, не нужен эксплуатируемым классам. Это обстоятельство и сделало Путина на какой-то период времени чем-то вроде общенационального лидера». Начавшееся формироваться антипутинское движение либералов воспринимается Якушевым как позиция компрадоров — выразителей интересов Запада, ориентированного на уничтожение любого, даже буржуазного российского государства и превращения России, как и всего постсоветского пространства, в колонию. Либералам, олигархам и губернаторам-сепаратистам нужно возвращение к ситуации 90-х годов, потому что такое рыхлое, аморфное, почти иллюзорное государство, как ельцинская РФ конца прошлого века очень удобна их хозяину — Западу для выкачивания с оставшихся от СССР развалин разнообразных ресурсов.
Путин с этой точки зрения выступает как либерал-патриот, противостоящий Западу в той мере, в какой интересы Запада противоречат интересам российского национального капитала и российского госчиновничества. Правда, тогда, четыре года назад Якушев еще не призывал коммунистов и левых к поддержке Путина и более того, оценивал такой политический демарш, который он сам произведет очень скоро, в самых резких выражениях, напоминающих антипутинские эскапады современных зюгановцев. Тогда он писал буквально следующее: «Из всего этого, конечно, не следует, что коммунисты должны вслед за Бабуриным и потихонечку мигрирующими в сторону власти остальными патриотами скатиться до поддержки Путина. Подобное означало бы для коммунистов полную потерю собственного лица и собственной политики». Однако уже тогда у Якушева проскальзывают нотки, которые заставляют подозревать в нем будущего идеолога смены патриотических вех «слева». Он задается сакраментальным вопросом: «как должны расценивать трудящиеся этот урезанный, буржуазный патриотизм Путина?» и очень осторожно пытается на него ответить: «Буржуазное государство — враг коммунистам, оно враг всему народу России, так как обрекает на нищету и бедность 90% населения, но нам не может быть безразлично: падет ли российское буржуазное государство под натиском пролетариата, или будет разорвано губернаторами-сепаратистами». Однако Якушев еще боится идти в своих умозаключениях до конца и он завершает статью замечанием, что обострившаяся борьба между компрадорской и национальной буржуазией выгодна для рабочего класса, который может и должен воспользоваться расколом во вражеском лагере. Окончательный вывод Якушева: «Мы должны будем сделать все, чтобы с одной стороны не дать губернаторам разорвать Россию, с другой — не дать путинцам оболванить народ и продолжать его грабить уже под соусом «единения и сплочения нации», необходимости восстановления великой России».
Но уже к выборам 2003 года позиция Якушева эволюционировала в пользу тактического признания буржуазного государства и тактической же, с перспективой будущей социалистической революции, поддержки Путина. Впоследствии в статье «Путин, империализм и коммунисты» Якушев напишет: «Путин спас российское государство и огромное ему спасибо за это. Ведь буржуазное государство не есть абсолютное зло. И если мы, коммунисты, собираемся сломать буржуазное государство, заменив его пролетарской демократией, истинной властью народа, то мы совсем не заинтересованы, чтобы это буржуазное государство сгинуло в пучине сепаратизма, религиозного экстремизма, средневекового мракобесия и стоящего за всем этим империализма». А единомышленник Якушева Антон Баумгартен в статье «Голосую за Путина!» заявляет прямо, что альтернативы Путину в плане создания твердой власти, которая может спасти Россию от западной колонизации, увы, нет. Все это сдабривается разного рода ругательствами в адрес КПРФ, в которой «Левая Россия» видит не только отступников от коммунистической идеи, но и просто слабую и рыхлую политическую структуру, аккумулирующую парламентских карьеристов в руководстве и маргиналов и стариков в массах, и не имеющую политической перспективы.
Итак, логика Якушева и его единомышленников очень проста: российские «истинные коммунисты» (т.е. не КПРФ) являются сторонниками социалистической революции в России, которая станет толчком и для других революций, распространяющихся по всему миру, так как Россия — опять «слабое звено в цепи империализма». Но для того, чтобы произвести эту революцию, нужно, чтоб, как минимум, существовала Россия. И никто, кроме Путина и его команды сейчас эту задачу выполнить не в состоянии. В случае революционного развития событий, который не так уж невероятен, если объединенная лево-правая антипутинская оппозиция будет продолжать «раскачивать лодку», а Запад подпитывать российских оппозиционных либералов финансами, КПРФ, считают «левороссы», не сможет возглавить социальную стихию, равно как и не смогут это сделать другие, мелкие левые партийки и группировки, не говоря уже о «правых маргиналах». В итоге развороченная бурей и растащенная сепаратистами Россия станет легкой добычей американских и натовских оккупационных войск.
Диалектика современной политической ситуации, по Якушеву, состоит в том, что для того, чтобы произвести российскую социалистическую революцию, нужно поддержать усилия российского буржуазного государства по его укреплению. Лучше власть своей национальной буржуазии и в перспективе — своя пролетарская революция, чем захват Родины иностранцами и никакой перспективы не то, что революции, но и национального бытия — так ставят вопрос идеологи группы «Левая Россия».
Якушев нигде не ссылается на Устрялова, но очевидно, что аргументация принятия чуждого режима у Якушева та же, что и у Устрялова — период экстремизма закончился, начался термидор — укрепление и усиление революционного государства, власть, несмотря на свою идеологию, постепенно подпитывается и пропитывается консервативными соками из почвы. Только Устрялову нужна сильная Россия сама по себе, пусть и с красным большевистским флагом над Кремлем, а Якушеву и его единомышленникам нужна сильная Россия лишь как удобный плацдарм для социалистических преобразований в мировом масштабе. Только Устрялов считал, что большевизм выродится медленно и мирно, и в конце концов от него останется лишь словесная оболочка, а потом и та спадет и свету Божьему предстанет омоложенная в огне Революции, умудренная Морозом сталинщины национально-консервативная Россия, Якушев же считает, что либерализм придется прогонять с нашей земли путем новой Революции, как только представится удобный геополитический момент, дабы Революция в России не привела к гибели России.
5. Ошибка неосменовеховцев.
Логика неосменовеховцев как справа, так и слева, выглядит довольно стройно и снабжена аргументацией, но она строится при этом на одном предположении, опровержение которого рушит всю логическую систему. Речь идет о теории Революции Н. Устрялова, говорящей о неизбежности перехода от якобинства к термидору и бонапартизму. Однако факты показывают, что в случае Путина эта теория не то, чтобы не работает, но, так сказать, работает не в полную мощь.
Она начинает ощущаться уже сейчас — якобинцу Ельцину, а не термидорианцу Путину приличествовало бы отменять старорежимные праздники, раздавать острова Китаю и Японии, с восторгом поддерживать американскую войну за мировое господство под названием «борьба с терроризмом» и доламывать российскую экономику и жизнеустройство радикальными реформами. Красный термидор 20-х годов ознаменовался отходом от догматизма в экономической сфере, укреплением России на международной арене, фактическим воссоединением Империи под новым названием — СССР. Где же воссоединение постсоветских территорий на базе нового договора, где отказ от тотальной, губительной приватизации, где мощь России, с которой снова будут считаться на Западе? Есть только слова, слова… Путинский либерал-консерватизм носит форму имитации, лишен живого, вещественного, существенного содержания. Чем же это объясняется?
Устрялов различал два рода Революций — Революции народные, захватывающие собой все общество, все его слои, приводящие к глубинным преобразованиям и революции тонкого верхнего слоя, которые приводят лишь к рокировке сил среди правящего слоя, к перемене мест оппозиции и властителей, а то и просто к перемене идей у одних и тех же людей во власти. Примером второй революции являлась Февральская 1917 года, первой — Октябрьская 1917 года. К национальному возрождению и укреплению приводит, по Устрялову, не любая революция, а только великая и народная революция типа русской октябрьской 1917 года или французской июльской 1789 года. При этом совершено неважно: под какими лозунгами происходит революция, пусть даже под антинациональными и антипатриотическими, как это и было в случае большевиков. Главное, что революция «перепашет» социальные пласты, уничтожит выродившийся правящий слой, который и довел страну да катастрофы революции, и вознесет на вершины власти новых людей, сильных, волевых, закаленных подпольной борьбой и гражданской войной, идейных и — по крайней мере еще не развращенных властью и ее привилегиями. Идеологический экстремизм потом схлынет, когда появится необходимость укреплять новое революционное государство, а энергия, воля, напор останутся и бывшие комиссары и утописты станут государственниками и националистами, а если не станут — сгинут на гильотине и в ГУЛАГе и будут заменены теми, кто стал. И новое государство, хочет оно того или нет, превратится в фактического наследника старого, так Империя якобинца Наполеона наследовала Франции королей, а империя большевика Сталина — России царей.
Итак, главное условие того, чтобы свинец и кровь революции превратились чудесным образом в золото и серебро национального и государственного величия — в народном, поистине глубинном характере революции. По отношению же к контрреволюции 1991 года, приведшей к власти Ельцина и его команду, следует сказать, что она — с этим трудно поспорить — была революцией тонкого слоя, верхушечным переворотом, возвысившим одну из групп старого правящего слоя, прежней номенклатуры. В этом она была подобна такой же аморфной, крикливой, истеричной и нежизнеспособной революции Февраля 1917 года. Она не привела во власть новых, энергичных, волевых людей, она не породила народных капиталистов, поднявшихся с самых низов за счет своей пассионарности… Увы и еще раз увы! И у власти, и у устья финансовых потоков все те же партсовноменклатурщики — партийцы и комсомольцы, что они раньше, тот самый прогнивший правящий слой, который однажды уже привел к гибели великий Советский Союз… Они, конечно, своевременно поменяли убеждения, сожгли старые партбилеты и завели новые, из противников капитализма превратились сами в капиталистов, они договорились с Западом, который цинично их использует в своих целях под красивые лозунги о демократии, позволяя им то, что они ставят превыше всего — свободу воровать и растаскивать… Но их суть от этого не изменилась. И пока они «на высоте», ничего хорошего Россию не ждет: революционные изменения и ниспадение в хаос будут продолжаться — для того, чтобы разваливать пассионарности не надо — а качественно нового и жизнеспособного, под какой угодно вывеской — либерализма ли, западничества ли, к сожалению, не возникнет. Так что поддержка этого режима — это поддержка гнилой крыши, которая все равно рухнет…
Разумеется, кое в чем неосменовеховцы правы. Думается, Путин искренне стремится к сохранению государственной целостности РФ. Его для того и поставил править олигархический клан Ельцина, дабы он пресек центробежные устремления слишком уж дерзких региональных баронов. К тому же если РФ распадется, то Путину вовсе не «светит» Нобелевская премия мира, как Горбачеву, скорее уж какой-нибудь «международный трибунал по Чечне». Так что для Путина борьба с сепаратизмом — вопрос жизни и смерти. Трудно возражать и против того, что ситуация в патриотическом движении оставляет желать лучшего, распадись РФ и начнись «парад сепаратизмов» и — не дай Бог! — натовская агрессия много ли найдется среди думских оппозиционеров лидеров реальной национально-освободительной борьбы — не словесной, сопряженной лишь с оскорблениями, а настоящей…
Но все же расчет на «консерватизм Путина» совершенно ошибочен. Путин все равно ничего не сможет поделать в этой ситуации, как бы он ни старался. Он не имеет реальной поддержки, он не имеет надежных людей, готовых ради идеи и отчизны идти на жертвы, он просто не имеет сильных и волевых единомышленников. Его сторонники — рыхлая чиновничья масса, жиреющая на ограблении народа, трусливая и продажная. Так что нужно быть готовым к великим потрясениям. И нужно суметь любой ценой выйти из них с сильной и помолодевшей великой российской государственностью. Заранее складывать оружие под предлогом наличия недостатков в левопатриотическом движении — значит впадать в пораженчество. Действительно, придет момент, когда ситуация приблизится к неуправляемой. Не то, чтобы власть будет свергнута, она сама рухнет, не справившись с потрясаемой кризисами страной, как это произошло в Феврале 1917. И вот тогда власть должна перехватить Партия, подобная ленинской, не клуб парламентских ораторов, а государство в миниатюре, микрокосм будущей Великой Империи… И работать над созданием такой партии или трансформации в данном направлении какой-либо существующей партии — например, той же КПРФ, нужно начинать уже сейчас.
