 |
| Правая.Ru | Наталия Ганина | 14.03.2005 |
«Без лести предан» — само собой вспоминается при взгляде на фотографию, где высокий длиннобородый казак с трогательной, поистине сыновней заботой и почтительностью, склонясь, подает руку выходящей из автомобиля Императрице Марии Феодоровне. Запечатленная сцена тем примечательнее, что перед нами — не имперский Санкт-Петербург, а Копенгаген 20-х годов.
Тимофей Ксенофонтович Ящик родился в 1878 г. на Кубани, в станице Новоминской, в большой казачьей семье. С 1900 г. ушел на военную службу, оставив дома молодую жену, Марфу Самсоновну, и двух дочерей — Анастасию и Екатерину. Во время службы на Кавказской линии (близ Карса) был зачислен в конвой командующего войсками Кавказского военного округа кн. Г. С. Голицына и в основном находился в Тифлисе. В 1905 г., когда Тимофей Ящик при содействии кн. Голицына переводится в Петербург на пополнение 2-й лейб-гвардии конвойной Кубанской казачьей сотни, происходит первая встреча казака с Государем и Царской Семьей. Однако непосредственное пребывание Т. Ящика при Царской Семье относится к 1914 г., когда после пятилетнего перерыва он добровольцем возвращается на службу в Царском Конвое и становится первым лейб-казаком Государя.
«Он быстро и внимательно взглянул на меня и тогда сказал: „Я беру этого Ящика!“ Я и виду не подал, что от счастья не мог стоять на ногах. Мне было 36 лет… А через три месяца началась война».
Осенью 1914 г. Т. Ящик сопровождал Государя в инспекционной поездке на Кавказ и турецкий фронт. Затем, после года службы в действующей армии, казак по личному указанию Царя был командирован ко вдовствующей Императрице Марии Феодоровне, которой он верно прослужил почти 13 лет — вплоть до ее кончины в октябре 1928 г [i].
Хотя Тимофей Ящик по долгу службы обязан был находиться вдали от своей семьи, судьба его неразрывно была связана с родными. У Тимофея и Марфы Ящик было девятеро детей, но супруги были готовы отдать свою жизнь за Царя. В 1919 г. на Кубани в семье Ящик нашла приют сестра Государя — Великая Княгиня Ольга Александровна с мужем и детьми (в конце того же года Тимофей Ящик вывез всех через Новороссийск, Турцию и всю Европу в Копенгаген), и долго еще в станице Новоминской ходили слухи о том, что у казаков «жила Царица». В 1922 г. Марфа Самсоновна со своими родными-казаками была взята победившим ревкомом в заложники. На месте казни один из ревкомовцев потребовал отпустить женщину; командир с неохотой согласился. Марфа стала просить за всех заложников. Командир велел ей уходить, потому что ее простили. «Не за что меня прощать!» — ответила Марфа и осталась со смертниками.
Из девятерых детей Тимофея и Марфы ныне жива одна дочь — 94-летняя Анна, живущая в станице Новоминской. Остались потомки — внуки и внучатые племянники. Все годы своего пребывания за границей Тимофей Ящик не оставлял своей семьи помощью: посылки и даже деньги получал и исправно передавал один из родственников, Александр Ящик, одноногий инвалид мiровой войны, отчаянно храбрый человек.
В 1925 г. Тимофей Ящик с благословения Императрицы женился на датчанке Агнес, перешедшей в Православие и принявшей имя Нины. После смерти Императрицы Марии Феодоровны Тимофей и Нина купили дом и открыли маленькую бакалейную лавочку. В своем доме Ящик навсегда приютил второго царского лейб-казака, Кирилла Полякова, который в Дании бедствовал. В конце 40-х годов, незадолго до кончины, Тимофей поделился с корреспондентом копенгагенской газеты «Berlingske Tidende» своими воспоминаниями, которые наряду с другими рассказами казака легли потом в основу книги, записанной Ниной по-датски и предназначавшейся, прежде всего, для датских читателей.
Таким образом, воспоминания Тимофея Ящика дошли до нас в своеобразной адаптации. По сохранившимся личным записям лейб-казака можно судить, что замечал он многое, мыслил оригинально, чувствовал тонко и при всей внешней «русской простоте» был, как истинный русский, совсем не прост. Если бы из-под пера его вышла пусть даже небольшая книга, мы имели бы уникальный памятник русского сказа. Однако и в нынешнем виде воспоминания полны ярких подробностей — чего стоит хотя бы свидетельство очевидца об орле, сопровождавшем Царский поезд в начале войны: «В тот день, когда наш поезд приближался к Тифлису, Царь увидел большого орла, который парил в воздухе перед локомотивом. Мы были в двух десятках верст от Тифлиса, а большая красивая птица всё еще летела перед поездом, как будто хотела показать дорогу. Царь… следил за ним глазами, и мы также высунулись из окон купе, чтобы посмотреть, как долго птица будет лететь перед нами. Она летела прямо перед поездом до самого въезда в город, а тут неожиданно резко взлетела вверх и длинными сильными взмахами крыльев полетела в свое гнездо в горах» [ii].
Русское издание воспоминаний Тимофея Ящика уже не равно своему датскому источнику. Оно объединило усилия многих людей по сохранению памяти о Царской Семье, членах Императорской Фамилии, верном лейб-казаке и русских людях в эмиграции. Показательно, что для переводчицы воспоминаний, И.Н. Демидовой, знакомство с судьбой царского лейб-казака началось с иконы Христа Спасителя, на обороте которой была надпись Тимофея Ящика: «Благословенiе от Креснаго — Георгiю въ память присоединенiя к православiю. Храни и молись. Богъ тебе поможетъ во всемъ» [iii].
Книга воспоминаний Тимофея Ящика примечательна во многих отношениях, но духовное ее средоточие — запись лейб-казака об отречении Государя. Эти безхитростные, ровно-скорбные строки имеют ни с чем не сравнимый вес — за ними живой голос, живая любовь и боль.
«В 1916 году я уехал в командировку с Императрицей Марией Ф. в гор. Киев, прожили с 1 мая 1916-го года по 23 марта 1917-го года. До самой проклятой революции. 27-го февраля извесно стало, что в Петрограде начались безпорядки, а 2 марта уже стало извесно, что Государь отрекся от престола. Это самое для меня было больное место. Узнавше это, я сделался больной, с меня служащие смеялись, но я молчал. Не вдруг Императрица скоро поехала в гор. Могилев в Ставку к Государю. Государь был в форме кавказской: серая черкеска и бешмет серый, погоны 6-го Кубанского пластунского батальона, ботинок на шнурке спущен цвета красного. На меня подействовало хорошее впечатление то, что Ее Величество, когда выходили с вагона, то сказали Государю: вот я тебе и Ящика привезла. Государь ответил: очень рад, мама. Эти слова мне засели в сердце на всю мою жизнь и для поучения детям моим. В Ставке мы прожили четыре дня, жили в поезде, завтракать ездили во дворец, а к обеду Государь приезжал к нам в поезд. После этого приехали два разбойника Госд. Думы, одного забыл фамилию, а один был Бубликов.
Государь был у Императрицы в вагоне; когда Государь приехал в автомобиле, то за ним бегли 12-ть гимназисток, провожали и плакали. Когда они добежали до нашего поезда, то стали просить хорунжего Нагайцева, конвойного офицера, чтоб он доложил Государю, что они просят у Государя что-нибудь на память. Тогда Государь взял лист простой бумаги, порвал на карточки и написал на каждой „Николай“ и отдал хорунжему Нагайцеву, а тот раздал гимназисткам. Они прятали, целували и плакали, было несколько лишних, стоящие люди старики и старушки просили и то же делали. Эта картина была вся слезная. Когда поезд был готов к отправке, то доложил Государю флигель-адъютант полковник принц Лейхтенбергский, как был в то время дежурный, и когда Государь выходил с вагона, то Императрица его благословляла, осеняя кресным знамением и обливалась слезами; мы стояли…» [iv]
Незаметная, но значительная деталь: Тимофей Ксенофонтович Ящик скончался 17 июля 1946 г., в день годовщины убиения Царственных Мучеников, его супруга Нина — 7 июня 1952 г., в день рождения Царицы-Мученицы Александры.
[i] Тимофея Ящика отпевали в копенгагенском храме Св. блгв. кн. Александра Невского, где казак часто молился с Императрицей Марией Феодоровной и где происходило ее отпевание.
[ii] С. 57.
[iii] Надпись была сделана в последний год земной жизни
[iv] С. 120.
