Радонеж | Александр Богатырев | 22.03.2008 |
Советские годы не в счет. Тогда суждения наподобие «я книгу литературного власовца не читал, но скажу», или «я фильма Феллини не видел, но возмущен» можно было и в газете прочесть, и по радио услышать. В перестроечные и в перестроенные годы подобные оценки звучали реже, но все же звучали. Теперь же появились еще более парадоксальные рассуждения, но уже от культурных и образованных наших сограждан, все читавших и все смотревших.
Оценки в нынешнее свободное время стали намного более политизированными, нежели при коммунистической несвободе. Правда, в годы победившего социализма произведений, в которых не воспевалось величие идей вождя мирового пролетариата, было немного. «Самиздат» и «тамиздат» обсуждался на кухнях. В официальной же прессе крамольные опусы разносили в пух и прах. Разница заключалась лишь в том, что у одного критика было больше пуха, а у другого — праха.
Зато сейчас разномыслие кажется безбрежным. Но только на первый взгляд. Оно неминуемо сводится не к оценке таланта автора, а к проверке его приверженности идеалам либерализма. Если ты не либерал, то рассчитывать на доброе слово от критиков и родимых СМИ не приходится.
К этому мы привыкли. Но то, что в среде церковных литераторов появились критики, ставящие во главу угла эту самую верность либеральным ценностям, не может не тревожить. В церковном народе, слава Богу, всегда были, есть и будут люди разной степени консервативности и свободомыслия. Но христианское понимание свободы остается неизменным. Если это свобода не во Христе, а в неодолимой тяге к либеральной всеядности при непременной нелюбви к своему народу, то это уже не свобода…
То, что фильм отца Тихона вызвал в либеральной среде яростное неприятие, понятно. Но вот уже появилась разгромная критика от церковных публицистов-историков. Петербургский протоиерей Георгий Митрофанов выступил с разбором фильма по радио «Град Петров». Эта передача была повторена в канун Великого Поста.
Отвечать отцу Георгию мне не хотелось по многим причинам. Знаком я с ним давно. С большим удовольствием слушал его проповеди в храме Серафима Саровского. Это были замечательные проповеди. Умные, глубокие, с обильным использованием ветхозаветных и новозаветных сюжетов. Прибегая к историческим параллелям он очень убедительно и нередко остроумно указывал на наше сегодняшнее окаянство.
И совершенно не понятно, почему он отказал отцу Тихону в аналогичном праве прибегнуть к историческим параллелям. Очевидно, будучи ученым академического толка, в своем анализе он подошел к разбору публицистического фильма с требованиями, предъявляемыми к академическим трудам. Подход неправомерный, поскольку избранная отцом Тихоном стилистика сразу заявила о разговоре принципиально в ином русле. С первых же минут зрителю сообщают, что речь пойдет не об истории Византии, а о попытке разобраться в причинах ее гибели. Причинах, как духовных, так и политических и экономических. Автор даже и не пытается прикрыть вольность трактовки претензией на академический подход. И в этом скорее заслуга фильма, а не недостаток. Это кинопроповедь, в которой автор волен «проходить сквозь толщу веков» подбирая факты, соответствующие теме проповеди.
В фильме все: и заданная стилистика, и «нарезка» исторических событий и фактов, и нарочито донельзя осовремененный язык имеют цель — рассказать о наших российских бедах с помощью показа узловых событий в истории нашей духовной прародины, приведших к ее гибели. Разумеется, факты подобраны тенденциозно. Но эта тенденциозность правомерна. Она оправдана, поскольку соответствует поставленной задаче. И автор прекрасно с ней справился — на событиях, до боли похожих на переживаемые нами, образно и убедительно показал угрозу нашей гибели и ухода России с исторической сцены.
Очень печально, что в своем выступлении отец Георгий избрал тон, не соответствующий принятому в академической среде. Он заявил, что рассказ о Византии в изложении отца Тихона скорее похож на рассказ о какой-нибудь банановой республике с бесчисленными заговорами, переворотами и коррупцией, нежели об империи, жизнь которой была экклезиоцентрична во всех своих проявлениях. Что вместо Византийской империи отец Тихон мог бы выбрать предметом своего исследования империю Ацтеков, а вместо Василия Второго Мантесуму, у которого золота было не меньше, чем у византийских императоров.
Подобное суждение в стиле раннего НТВ и «Эха Москвы» не делает чести профессору духовной академии. Оно столь же эффектно, сколь бестактно и совершенно несправедливо.
Я затрудняюсь определить жанр произнесенной отцом Георгием речи.
Говорит он гладко, хорошим языком. Одна мысль следует за другой в русле заданной логики. Все сказанное кажется очень убедительным. К счастью, я успел записать самые серьезные обвинения. По прочтении, убедительность их как-то быстро улетучилась. По сути никакого разбора критик так и не произвел. Вся речь состояла из хлестких обвинительных формул ничего общего не имеющих с предметом исследования.
Он обвинил автора в допущении многих ошибок, но привел лишь одну (хотя бы две, исключительно для подтверждения множественности). Но и приведенная «ошибка» таковой по сути не является. Показанная на экране карта Византийской империи шестого века во время рассказа о событиях тринадцатого века — технический огрех и только. Зритель слышит об огромности империи и эту огромность видит. И вскоре узнает о том, что от этой раскинувшейся на трех континентах империи остается лишь осажденная столица, да и ту захватывают враги. Велика ли беда, что иллюстрация не точно соответствовала тексту!
Непонятно почему отец Георгий назвал разбираемую работу «постмодернистской» — явлением одного ряда с поделками Акунина и «фашиствующего Лимонова», а так же с работой отца Иоанна Охлобыстина, снявшегося в «бездарном во всех отношениях фильме о Григории Распутине». Он заявил, что это ни что иное, как опасная тенденция, чреватая потерей Церковью исторического чувства, а вслед за ним и веры в Бога. Далее шел долгий пассаж о том, что Иоанн Охлобыстин постоянно эпатирует, то бывших коллег-артистов, то церковнослужителей, что он, вслед за маргиналами, восхваляет лже-старца, а это следует рассматривать, как вызов церковной иерархии. Заодно напомнил, что лицедейство наказуемо извержением из сана.
История с отцом Охлобыстиным была так подверстана к разбираемому фильму архимандрита Тихона, (будто речь шла о совместной работе), что создалось впечатление, что упреки в адрес первого имеют прямое отношение ко второму. Подобный ораторский прием скорее характерен для следователей 30-х годов, (о которых отец Георгий очень любит поговорить), нежели для профессора духовной академии.
Обвинительную линию отец Митрофанов провел виртуозно и при этом совершенно бездоказательно. А некоторые высказывания, наподобие: «Отец Тихон использует исторический фон лишь для демонстрации собственного творческого или не очень творческого Я» абсолютно не допустимы. Это ли речь академического мужа да еще обличенного в священнический сан!
Отец Георгий сумел обвинить своего коллегу во всех мыслимых и немыслимых грехах. В том, что для него Православие — не истинная жизнь, а лишь «этнополитический и идеологический бренд». Звучит грозно, но не по адресу. Что имеется в виду, он так и не объяснил.
Странно звучит утверждение православного иерея о том, что эта работа способствует утрате «живого пульса преемственности, который и может лишь поддерживать жизнь Церкви и народа». Преемственность, разумеется дело важное. Но до сих пор считалось, что жизнь Церкви поддерживает сам Христос и Дух Святый, а не упомянутый импульс.
При всей вольности подборки исторических сюжетов совершенно очевидна боль, с которой автор говорит о гибели величайшей империи, впервые в истории попытавшейся организовать жизнь целого государства по законам Христовым. И в этом проявилась боль о нынешнем состоянии народа и государства российского. А в этом и есть проявление исторического чувства, об атрофии которого неоднократно помянул в своей речи протоиерей Георгий Митрофанов.
Было бы чему атрофироваться! Целый век прожили, «под собою не чуя страны».
А вот после фильма «Гибель Империи» все книги по истории Византии были буквально сметены с полок книжных магазинов. Так что не атрофии, а пробуждению этого самого исторического чувства способствовал фильм отца Тихона. О Византии заговорили впервые за целый век. Да еще как заговорили! Для многих зрителей Византия перестала быть просто короткой главкой из учебника.
Ошибки ромеев, показанные в фильме, дали ощущение трагизма жизни, но никак не мертвой схемы.
Но отец Георгий утверждает, что нам был показан лишь набор мозаичных деталей «призванных подчеркнуть сиюминутность размышлений». Свое же «не сиюминутное размышление» он завершает сообщением о том, что у него «невольно возникает вопрос: А жива ли вообще наша Церковь?».
В этом демагогическом закруте, свалив в одну кучу и «фашиствующего Лимонова» с борзопишущим Акуниным, и Охлобыстина, лицедействующего с певичкой Орбакайте, и реальные вместе с надуманными бедами Церкви, отец Георгий Митрофанов подвел слушателя к мысли о том, что во всех перечисленных бедах виновен никто иной, как отец Тихон Шевкунов.
Ай, да академик! Ай, да историк! Ай, да протопресвитер!
А чего стоит его рассуждение о том, что идея фильма родилась в самолете. «Это» — заявляет отец Георгий — «о многом говорит!». Хотелось бы знать о чем. Известно, что многие гениальные идеи рождались и в более экзотических местах. А некоторые в местах, которые и поминать конфузно. Даже самолет, оказывается, может быть представлен, как криминал в устах раздраженного протоиерея.
Он утверждает, что Византия для отца Тихона «лишь информационный повод». Боюсь, что разговор о фильме для самого протоиерея Георгия стал этим самым «информационным поводом» для размышлений, не имеющих отношения к разбираемому предмету.
Истинная причина столь возбужденного неприятия фильма при всем многословии обвинительного вердикта без труда угадывается. Она показана в фильме. Пока ромеи твердо стояли в вере и без труда отличали друзей от лжебратии, и империя стояла твердо. Отец Тихон, конечно, по нынешним временам непозволительно откровенно рассказал о врагах Византии. Но при абсолютной «запараллеленности» сюжета с современными российскими событиями фильм этот нужно воспринимать не как призыв к поиску врагов, а как обоснованный призыв к трезвению и твердому стоянию в вере Православной.
По поводу же исторического чувства, об «атрофии» которого так скорбит уважаемый критик, хотелось бы поговорить особо. Спору нет, без него худо. Но мы знаем примеры из нашей недавней истории, когда православные бабушки, слыхом не слыхавшие о Византии и искренне полагавшие, что святой Никола — стопроцентный русак, вставали грудью на защиту своих храмов, за что были мучимы и расстреливаемы. И таких неразумеющих истории бабушек и дедушек были многие сотни тысяч. Знаем мы и о барыньках, тонко чувствовавших историю, способных часами говорить о Владимире Соловьеве и специфике богословия Сергия Булгакова, ставших комиссарскими наложницами. Да и чего только не было на Руси! Вот единого исторического чувства, пожалуй, не было. Стоит лишь сравнить трактовку одних и тех же событий в трудах Карамзина и демократствующего Ключевского.
Но не в этом наша главная беда. А вот когда обремененный историческими знаниями протоиерей говорит поносно о прославленных Церковью новомучениках и царственных страстотерпцах, становится страшно и за него, и за себя, и за всю Россию.
Наш уважаемый протоиерей еще много чего говорит, с чем трудно согласиться, но об этом отдельный разговор.
Остается лишь попросить у него прощения за немирный дух ответа на его немирный и не справедливый разбор замечательной кинопроповеди отца Тихона Шевкунова.
Страницы: | 1 | 2 | Следующая >> |