Он любил во всем правду.

10 марта (26 февраля по старому стилю) исполнилось 170 лет со дня смерти настоятеля Новгородского Юрьева монастыря архимандрита Фотия (П.Н.Спасского 1792−1838). При жизни Фотий заслужил поистине всероссийскую славу. Его труды на благо Церкви, монашеские подвиги, проповеди и литературные произведения привлекли к архимандриту последователей и подражателей. Но не менее громко звучал и голос его врагов. Все деяния Фотия сопровождались потоком лжи и клеветы, которую повторяют и до сегодняшнего дня. Нельзя сказать, что в современном российском обществе имя Фотия предано забвению. В последнее десятилетие архимандриту посвящали монографии, научные статьи. Место захоронения Фотия и А.А.Орловой-Чесменской вновь привлекает почитателей их памяти. Но даже спустя 170 лет в России продолжают действовать силы, против которых боролся архимандрит. Недавно на высшую государственную должность претендовал человек, открыто позиционирующий себя, как великий мастер масонских лож России. Сегодня надо вновь вспомнить того, кто по заслугам сыскал себе славу величайшего борца с масонством и лжемистицизмом. Спустя 165 лет вновь будет опубликована речь священника В.С.Орнатского [1], произнесенная на месте упокоения Фотия и А.А.Орловой-Чесменской.

В настоящий день при самом гробе в Бозе почившего настоятеля Св. Обители Священно-Архимандрита Фотия, как прилично, возлюбленные братья, привести нам на память сие священное завещание Апостола Павла! И как оно должно быть близко к сердцу нашему, днесь в сем Св. Храме с особым умилением воссылаем плачевные молитвы к Господу о блаженном покое добродетельной души почившего! Ибо не знать нам потрудившегося здесь примерно, доброго о Господе настоятеля сей Св. Обители, наставника нашего не только при жизни, но и из-за гроба, и не возлюбить его особенною любовью за Св. Обитель Юрьевскую, поистине из развалин им воздвигнутую, распространенную, украшенную, обогащенную и облагодетельствованную, было бы по совести грешно. [2] Не благоговеть к памяти почившего делателя в сем храме Христовом, а особенно не обратить благочестивого взора на последние годы уединенной и труженической жизни его значило бы забыть священную обязанность Апостола помнить наставников наших, глаголавших нам слово Божие не столько устами, столько самой жизнью, чтобы, взирая на скончание их жительства, подражать им. Будет время, — на земле оно должно быть, — когда протечет новый, целый ряд настоятелей сей обители; но имя Священно-Архимандрита Фотия, его жизнь, подвиги, труды и бесчисленные пожертвования в благоденствие и славу Юрьевской Обители останутся здесь навсегда незабвенными. Он все видит, и невидимо, быть может, всего более действует во благо сей Обители и братии. И так да позволено будет мне, возлюбленные о Христе братья, ныне, когда празднуем день Св. Мучеников Фотия и Аникиты, с сердечным чувством коснуться обстоятельств жизни и трудов, в пользу сей Св. Обители, Священно-Архимандрита Фотия, соименного Св. Мученику Фотию. Кто знал в Бозе почившего, — а кто из нас не знал его?, — тот нимало не увидится, если мы назовем его откровенным и прямым любителем истины, не пристрастным к богатству и славе мирской, ревнителем благочестия и подвижнической жизни.

Так, возлюбленные братья, любить во всем правду и прямо открывать ее всякому — это одно из особенных свойств о Господе почившего настоятеля сей обители Священно-Архимандрита Фотия. Он как сам всегда выражал на словах то, что было на сердце, так и любил только тех, подобно ему, о чем говорили, то и мыслили. Чуждый лести, он не мог равнодушно переносить ее ни в ком. Убегая общественных бесед, куда нередко и легко вкрадывается лесть, пристрастие и коварство, он уединенно поучался небесной истине у самой Божественной истины Иисуса Христа; а для сего читал постоянно, возлюбив прежде всего душой, одно слово Божие и одно писание Св. Отцов. Ежедневно, среди тишины келейной, углублялся в Божественное писание и поучался христианскому благочестию и ревности у Великих Подвижников и Отцов Церкви, это было любимою, постоянною пищею добродетельной души его; и потом в Храме Божьем износит из благого сокровища своего небесную манну глаголов живота вечного, предлагая оную так, как Господь ему посылал на сердце и влагал в благочестивые уста, это было высоким, утешительным для него поприщем. И вот где надобно искать источника того сердечного убеждения в проповедуемых им христианских истинах, с которым он всегда действовал на сердца слушателей! Вот где истинный источник и той христианской теплоты, которой согрето было каждое сказанное им слово!… Приведите на память, возлюбленные братья, хотя одну из бесед в Бозе почившего, в Храме Божьем произнесенных: на что всегда более смотрел он? На различие ли знаний и воспитания, чтобы одним в одно время сказать то, что от других в другое время сокрыть? Или на одни сердце и совесть, на долг и звание всякого православного Христианина? Так, все мы равные перед Богом, все равно призванные к одной почести вышнего звания о Христе Иисусе, все равны были и перед проповедническим его судом. Говоря именем Божьим, он от лица Божия всегда и всякому говорил одну и ту же святую Истину, просто и откровенно, как, например, нужно молиться Богу, благоговейно стоять в храме Божьем, поститься по уставу Св. Православной Церкви и для сего соблюдать определенные времена и дни, любить Бога всем существом нашим, благодетельствовать ближним и помогать несчастным. Кто слышал из уст его, в самой обители сей, наставление, как поучаться слову Божию, тот, конечно, совершенно убежден в душе, что мы говорим настоящую правду. А что сказать о всех тех, кои или сами приходили к нему за наставлениями, или коих он сам взыскивал своим вниманием и попечением? Если возможно одному дать ответ за всех таких людей и в общих чертах представить все то, что глубоко запало на сердце каждого, пользовавшегося его наставлениями…

А о том, сколько был чужд всех стяжаний и почестей мирских в Бозе почивший, нужно ли говорить нам здесь. Одна Обитель сия, им возвеличенная и облагодетельствованная — вот все его стяжание и вся почесть. Во всех трудах своих в звании настоятеля Юрьевской Обители, — а их сколько было !, — которые у других людей вместе потом и кровью проливаются для того единственно, чтобы обеспечить свое состояние, возвеличить свое имя, передать потомству громкую о себе славу, почивший видел не себя, и не свое достояние, а имя Божие и Св. Дом Господен, и в нем искал не своей славы, а славы Божьей и Св. Угодника Великомученика Георгия, невидимого покровителя Обители…

Пусть восстанет он из гроба сего и бдительным взором приникнет на воздвигнутую им из праха и до настоящей славы восходящую Обитель Юрьевскую. И здесь и там он узрит новые храмы, и новые здания, и новое, гораздо большее благолепие, узрит и усладится духовно. Но что мы говорим узрит? Он все видит, и невидимо, быть может, более всего действует во благо сей Обители и братии, на сердце той, которая и доныне всегда равно ценит всякое благочестивое желание и предначертание в Бозе-почившего здесь. [3] Слава и почести мирские, равным образом, не пленили смиренной о Христе души его. На людскую славу он смотрел как на скоро исчезающий дым; а чести мирской он бегал как лишнего монашеского бремени, хотя она от него не отставала, как тень; ибо доброе его имя, имя благотворителя, странноприимца, отца всех бедных, больных, убогих, плачущих, гонимых носилась всюду.

Среди сей о Христе братии добродетельная душа его находила небесное утешение видеть оттертыми слезы на очах бедных, услаждаясь помощью гонимым и страждущим, любезно беседовала с ищущими спокойствия душевного среди скорбей житейских. С такими людьми он любил и более говорить, и долее оставаться. Здесь он находил истинную для себя славу; здесь искал и награды за труды, и пожертвования свои…. Мы уже умалчиваем как о тех случаях, в которых видимые, даруемые самим правительством знаки отличий были им принимаемы без тщеславия, как знаки возвышения сей Обители, [4] так и о тех подвигах, которые оказаны были почившим прежде управления Юрьевскою Обителью. [5] В сих случаях и подвигах, конечно, перед глазами света всего яснее отражается уничиженная ради Христа душа его; но дела мира предоставим одному суду мира. Мы скажем только, что честь и слава, неразлучны с честью и славою Св. Обители сей, пленяли дух его, восхищали сердце его. Такой чести и славы для возвеличивания Обители он искал и много ценил их; - мы разумеем права и преимущества Обители Юрьевской, коих он, по милости Божьей и по вниманию к нему Верховной Власти, стяжал довольно.

Наконец, почивший здесь Священно-Архимандрит Фотий был истинным ревнителем подвижнической жизни; в этом всякий из нас убежден по совести. Приученный к монашеским подвигам мужем славным, как своими трудами в жизни, так и самой смертью, он до гроба оставался верным последователем сему первому воспитателю и наставнику в духовной жизни… [6] Взглянем еще хотя раз на самого подвижника Христова, чтобы на долго-долго исполнить душу благоговейной памятью к нему. Если бы в кратких, но светлых чертах нужно было представить всю труженическую жизнь почившего, мы указали бы только на последние годы крайне уединенной и постнической жизни его, и, указавши, сказали бы вам все, что нужно сказать на сей раз. Среди полуночи, кода обещал прийти на землю Небесный Владыка и Судия наш, так внезапно, как тать в ночи, он всегда поднимался с ложа своего и, воздевши руки к небу, с коленопреклонением простирался перед образом Пречистой Божьей Матери и Девы, умоляя Ее ходатайствовать перед Сыном Своим и Богом о себе, о братии своей, о тех, кои возлюбили сие святое место и о всякой душе Православной, да не постигнет внезапно всех нас поистине страшный и великий суд Господен. О, как он боялся несчастной участи юродивых, в Св. Евангелии упоминавшихся душ, которые не стяжали в жизни сей светильника веры, молитвы и долготерпения христианского. Каждый день, в память трогательных событий в земной жизни Спасителя нашего, и в подражании Св. Его Апостолам, кроме общей со всею братией службы и молитвы во Храме, в третьем, шестом и девятом часу он удалялся в особую малую кельицу, и, затворив за собой двери, продолжал пламенно молиться.

Так, возлюбленные братья, молиться о нем Богу — вот наша первая и всегдашняя обязанность; больше мы не можем теперь оказать ему, большего он и сам от нас не потребует.

СНОСКИ:
1. Орнатский В.С. в 1833 году обучался в Новгородской семинарии и одновременно служил секретарем у графини А.А.Орловой-Чесменской. В дальнейшем одни из самых уважаемых священников Новгородской епархии, являлся кавалером четырех орденов св. Анны III, II и I степеней и двух св. Владимира — III и IV степени и имел самую высокую награду, полагаемую священникам — митру. Он составил так и не опубликованную книгу «Начертание жизни и деятельности архимандрита Фотия» (РГАДА. Ф. 1208. Оп. 3. Д. 40).
Публикуется по одноименной брошюре (СПб., 1843, 13с.) с некоторыми сокращениями. Автор введения и примечаний доктор исторических наук Юрий Евгеньевич КОНДАКОВ.

2. С 1822 по 1838 год Фотий был настоятелем Новгородского Юрьева монастыря. За это время были проведены следующие работы: в 1823 году были построены церкви Всемилостивейшего Спаса с двумя приделами и Воздвижения Креста Господня. 22 октября 1824 года была освящена новая церковь Юрьева монастыря Во Имя Спаса Нерукотворного. С 1825 по 1827 год был возобновлен и освящен старейший храм монастыря — Георгиевский собор, к нему был пристроен придел Св. Феоктиста, паперть и ризница. Был выстроен Орловский братский корпус. В 1827 году была построена каменная ограда с кладовыми на подворье в Новгороде. С 1828 по 1831 год был обновлен скит на острове, и построена церковь Божьей Матери Неопалимой Купины с летними настоятельскими кельями, больничным корпусом, башней и церковью Во имя архангела Михаила, а также была пристроена паперть к церкви Спаса Нерукотворного (Елагин Н.В. Жизнь графини А.А.Орловой-Чесменской. СПб. 1853. С. 42).

3. Речь идет о духовной дочери Фотия графине А.А.Орловой-Чесменской (1785−1848). Лишь до 1832 года графиня истратила на Новгородский Юрьев монастырь около 700 000 рублей.

4. От Александра I Фотий был пожалован драгоценной панагией и бриллиантовым крестом. 16 июня 1824 года Юрьев монастырь был исключен из общего благочиния и передан под надзор Фотия. 28 мая 1827 года архимандриту было объявлено, что, согласно его желанию, он остается настоятелем Юрьева монастыря пожизненно. 19 сентября 1828 года Фотий был назначен благочинным близлежащих новгородских монастырей и введен в состав консистории. 25 декабря 1833 года Св. Синод разрешил всем настоятелям Юрьева монастыря иметь жезл с сулком.

5. Фотием составлено «Историческое описание Новгородского первоклассного Юрьева общежитийного монастыря» (два экземпляра хранятся в РГАДА. Ф. 1208. Оп. 3. Д. 11−12). Рукопись содержит главу «О настоятелях Юрьева монастыря».

6. Речь идет о Св. Иннокентии, епископе Пензенском и Саратовском (1784−1819). Фотий считал себя учеником и последователем Св. Иннокентия и посвятил своему учителю книгу «Сказания о житии и подвигах блаженного Иннокентия, епископа Пензенского и Саратовского, скончавшегося в Бозе 1819 года октября 10 дня, написанная учеником его и сыном духовным, очевидцем Фотием 1821 года».