Историк Николай Бабилунга: «Для молдаван Россия всегда была звездой спасения»

По мнению ведущего приднестровского историка, русские в Молдавии, надеющиеся с помощью Румынии стать гражданами Евросоюза, повторяют ошибку русских в Прибалтике

— Николай Вадимович, разделяете ли вы позицию Ильи Николаевича Галинского о «вредоносности и опасности» идеологии молдавенизма для приднестровской государственности?

— Лично я считаю вредоносным и опасным как раз отрицание некоторыми нашими коллегами идеологии молдавенизма (или молдавизма), поскольку и в первый раз, в 1924 году, приднестровская государственность (Молдавская АССР в составе Украины. — В.Б.) состоялась как ответ на агрессию румынизма. И во второй раз, в 1990 году, государственность Приднестровья создавалась по этим же причинам. Это не случайно. Оккупация Бессарабии румынами в начале гражданской войны и их болезненное желание «перековать» бессарабских молдаван в румын стала весомой причиной создания молдавской государственности на украинских землях левого берега Днестра. Утверждение агрессивного румынизма в качестве государственной идеологии правящего в Кишиневе национал-номенклатурного режима и столь же навязчивое стремление объявить молдаван румынами и единственными хозяевами этой «оторванной от матери-родины частички Румынии» стало одной из важнейших побудительных причин возрождения молдавской государственности в Приднестровье в нашу эпоху. И никакой здесь вредоносности и опасности идеология молдавенизма не представляет. Все издания нашей лаборатории последних лет это убедительно доказывают. Более того — эта идеология совершенно не противоречит нашему интернационализму и патриотизму, который был присущ нашему народу испокон веков.

Идеология молдавенизма ориентирована как раз на Россию, она очень тесно связана с государственной идеей России. Молдаване ещё 350 лет тому назад обратились к Москве с просьбой принять княжество в русское подданство. На протяжении столетий они стремились жить под одной крышей с православной Россией. Как писал молдавский митрополит Вениамин Костаке, «истинное счастье сих земель заключается в их присоединении к России». И эта идеология фактически до сих пор остаётся. И население Приднестровья, особенно молдавское население, остаётся верным этой идеологии. Я не понимаю, что здесь может быть опасного — и лично для Ильи Николаевича, и для всех приднестровцев?

— Можно ли говорить о Румынии и румынской идее, как об антироссийском проекте?

— Румыния с самого начала своего создания всегда занимала антироссийские позиции. Всегда или почти всегда. Мы можем вспомнить очень мало примеров, когда румыны выступали союзниками России. Даже в период Первой мировой войны они очень долго колебались, два года думали, к кому им примкнуть — к Антанте, чтобы оторвать у Венгрии Трансильванию, или же примкнуть к немцам и австриякам, чтобы оторвать у России Бессарабию. Они колебались как буриданов осел и не могли понять, что им выгоднее. Но когда они всё-таки вступили на стороне Антанты (убедившись, что выигрывает Антанта, и на её стороне будет победа), они лишь усугубили положение России, потому что пришлось сворачивать наступление на Западном фронте, Брусиловский прорыв не дал никакого результата, нужно было растягивать линию фронта, создавать новый Румынский фронт. А может и вся наша история пошла бы иным путем, если бы не пришлось срочно помогать Румынии, бросая в угоду подобной филантропии свои военные успехи? После того как Румыния вступила в войну, она была сразу же почти полностью оккупирована. И всё. Ее пришлось снова спасать русским.

Но это — лишь один из малочисленных случаев, когда Румыния была на стороне России. В остальных, почти что во всех исторических событиях, мы видим, что румыны себя выставляли и до сих пор представляют, как заслон Западной цивилизации от «восточных варваров», как они называют славян. Трудно найти такие примеры, когда бы Румыния шла с Россией до конца и не предала бы её в один прекрасный момент. Посмотрите, Румыния вошла в Антанту. Она стала союзницей России. Это же надо — не объявив России войну, они захватывают часть российской территории — Бессарабию, и объявляют её своей! Захватывают часть территории у страны, с которой они не воевали, с которой были в союзе, и которая спасла их от полного разгрома немцами и австрияками. Это вообще уму непостижимо! Возможно даже, уникальный случай в мировой истории. Страна подписывает с терзающим ее противником сепаратный мир и вонзает нож в спину своему союзнику и спасителю! Так что Бессарабский вопрос порожден захватническими устремлениями агрессивного румынского шовинизма в 1918 году. Он был реанимирован прорумынскими националистами Молдовы в конце 80-х гг. ХХ века. И каждое историческое наступление румынистов сопровождалось становлением молдавской государственности в Приднестровье. Это не случайность. Это закономерность. Не видеть ее могут только те, кто не хочет видеть. Кстати одной из первых книг, изданной сотрудниками нашей лаборатории в начале 90-х гг. стал сборник документов «Бессарабский вопрос и образование Приднестровской Молдавской Республики». Это тоже не случайность.

— Ряд аналитиков в России и Приднестровье активно проповедуют «план Белковского», который подразумевает, что для Приднестровья будет даже легче, если Молдова присоединится к Румынии, тогда у Приднестровья появится больше оснований требовать независимости. Какую опасность, на ваш взгляд, представляет для Приднестровья объединение Молдавии с Румынией? Каково Ваше личное отношение к так называемому «плану Белковского»?

— В том-то и дело — «так называемому». Это даже не план, а какие-то довольно абстрактные рассуждения, поиск какой-то гипотетической возможности. Откровенно говоря, я не очень большой поклонник таланта господина Белковского, хотя, конечно, признаю его право на свою точку зрения и с уважением готов ее обсуждать. Этот так называемый «план» оставляет нам больше вопросов, чем даёт ответов. Например, вопрос по правобережному городу Бендеры: если ПМР и Молдова будут граничить по Днестру, то что мы с Бендерами будем делать — отдадим город румынам? Ну так пусть г-н Белковский приедет в Бендеры и спросит у жителей города — согласны они на такой вариант или нет. Мы в 1992 году видели, что ответили бендерчане на подобные вопросы. Даже молдавские ястребы не решаются повторить вновь свои попытки.

Другой вопрос. Румынские аппетиты вовсе не ограничиваются Молдовой вместе с Приднестровьем. Они претендуют на остров Змеиный в Чёрном море, им нужны Черновицкая область и значительная часть Одесской области Украины. Последние беспрецедентные по своей наглости решения Румынской православной церкви об открытии своих приходов в украинской «Транснистрии» еще ярче высвечивают эти устремления. Так до каких же пределов уважаемый политолог готов удовлетворять эти аппетиты, — от Карпат до Южного Буга? До Днепра? До Дона? Или до Волги, куда их погнал в свое время их любимый дуче?

Далее — почему Белковский решает за жителей Молдовы? Я говорю не только о молдаванах, но и вообще о всех жителях Республики Молдова, о гагаузах, болгарах, украинцах, русских, евреях, цыганах. Они сказали господину Белковскому, что хотят в Румынию? Или он провел серьезные и репрезентативные социологические опросы? Кстати, об исследованиях. Дело это достаточно сложное и кропотливое. Но есть простые и вполне убедительные показатели самочувствия общественного организма. Один из методов, по которому мы можем определить национальную идентификацию больших масс людей в стране — это перепись населения. Ко мне пришёл переписчик и спросил у меня национальность. Я сказал — молдаванин. Он мне не сказал: «Покажите паспорт, я должен проверить, правду вы говорите или нет». Я отвечаю так, как я себя чувствую (ведь и в паспорте может стоять одно, а мое самоощущение совершенно другое). Я мог бы назвать себя китайцем, и он бы написал, что я по национальности китаец. Но я себя китайцем не чувствую. А по своему менталитету я молдаванин. И румыном я себя не чувствую. И в роду моем не было ни румын, ни китайцев.

Так вот, во время последней переписи населения Молдовы меньше 2% молдаван назвали себя румынами. Кстати, возможно это были действительно какие-то румыны. Это значит, что молдавская идентичность в ментальности народа — очень твёрдая. Её не удалось пошатнуть за 22 года господства румын в Бессарабии, и сейчас, после почти двадцатилетнего торжества панрумынистских идей, абсолютное большинство молдаван называет себя молдаванами, а не румынами.

Если бы большинство населения сказало бы переписчикам: «Я — румын», это перепись бы зафиксировала в массовом порядке, и мы имели бы полное основание считать, — молдавский народ исчез, есть румыны Молдовы, которые естественно стремятся к Румынии. Тогда можно было бы развести руками и сказать: «Да, существуют два румынских государства — пусть объединяются, ничего не поделаешь». Но в том-то и дело — молдаване ощущают себя молдаванами. И не так уж они стремятся в Румынию, как это кажется господину Белковскому при всем моем почтении к его интеллекту и прозорливости. Да, там, в Молдове, есть крикливая часть «творческой интеллигенции», исповедующая свою румынскую идентичность, непрерывную, как им кажется, чуть ли не с античных времен. Но она всегда там была, а нынче она получает за это деньги, она зарабатывает свои гранты. Им это выгодно. А вот что у них в душе — мы не знаем. Поэтому я бы не стал говорить, что объединение Молдовы и Румынии абсолютно неизбежно. Мы не знаем, как всё повернётся в будущем.

Что касается Приднестровья, и его выгод от аншлюса Молдовы с Румынией, то и здесь не все однозначно. Я бы не взялся посчитать на счетах, что Приднестровье получило бы, и что бы оно потеряло. Своё право на государственность мы и так заслужили за 18 лет нашего существования. Это право у нас никто не может и отнять — независимо от того, будет Молдавия в Румынии, или она будет самостоятельным государством. Не будем забывать и о наших собственных проблемах: кроме города Бендеры, на правом берегу есть сёла Гыска, Кицканы, Кременчуг, Копанка. Есть и сёла на левом берегу в Дубоссарском районе, которые подчиняются Молдове — Дороцкое, Кошница, Кочиеры, Новая Моловата и другие. Как с ними быть, тоже отдадим Румынии? Так что, ещё раз повторяю, в «плане Белковского» больше вопросов, чем ответов.

— Илья Николаевич Галинский высказывает мнение: вне зависимости от того, войдёт Молдавия в Румынию или нет — она в любом случае останется частью прозападного, антироссийского блока. Можно ли согласиться с этим мнением Вашего уважаемого оппонента?

— Я бы здесь очень чётко различал, — суп отдельно, мухи — отдельно. Есть какие-то тактические выверты правящего кишиневского режима, и есть стратегически, исторически обоснованное направление вектора государственного и гражданского развития народа. Молдавия всегда находилась в сфере интересов России, и для молдаван Россия всегда была звездой спасения — и в период 300-летнего турецкого ига, и во время румынской оккупации, и во время румыно-немецкой фашистской оккупации. Ибо только с помощью России молдаване могли сохранять свою культуру, свою молдавскую идентичность. Русские никогда не говорили молдаванам, что они славяне второго сорта, как это постоянно твердили и продолжают твердить румыны. Собственно, это одна из важнейших составляющих частей молдавского национального проекта и молдавенизма как такового, — сохранение своей ментальности под сенью братской православной государственности. То, как сейчас правящий режим пытается лавировать между Россией и Западом, мы в истории тоже видели. Они, видимо, наивно считают, что «ласковый телёнок двух маток сосёт». Это их дело.

Но утверждать, что Республика Молдова находится в числе каких-то ярых и непримиримых врагов России, я бы не стал, даже при режиме Воронина. И опять же — а куда отнести Украину? Тоже в «непримиримые враги России» записать? Многие постсоветские республики, которые ищут свои национальные идеи и пытаются самоутвердиться, сейчас мечутся между двумя полюсами — мы эти метания видим и понимаем, с чем они связаны. Как только Россия окрепнет, как только она станет ведущей мировой державой наравне с США и Евросоюзом, мы посмотрим, как будут вести себя правящие режимы, которые придут к власти в Молдавии, на Украине, в Грузии и во всех других республиках.

— Вы стояли у истоков создания пророссийского лагеря ещё в единой Молдавии. Как вы оцениваете шансы пророссийских сил в Республике Молдова сейчас? Способны ли они противостоять прозападному лагерю?

— Я не могу сейчас ничего твердо утверждать. Просто я не занимался специальными исследованиями в этой области, но, на мой взгляд, сегодня пророссийских партий в Молдавии фактически нет, либо они настолько слабы, что не могут оказывать влияние на политику правящего режима. Там есть русские общества, которые занимаются пельменями, блинами и балалайками, но в политику лезть не решаются. Почти все русскоязычные СМИ там стали рептильными. А те, что не стали рептильными, как газета «Коммерсант-плюс» и ещё несколько порядочных газет — они подвергаются репрессиям. О телевидении и радио я даже не говорю. Когда в прямом эфире кишиневской радиостанции говорят, что «у русских собаки упитаннее детей» — я думаю, это идёт не случайно.

Однако, даже если в Молдавии нет пророссийских политических партий, мы не можем утверждать, что там нет пророссийских социальных сил. Конечно, большая часть уехала, часть живёт, часть пытается приноровиться к новым условиям, какими бы унизительными и бесчеловечными они ни были. Некоторые считают, вероятно, что им даже объединение с Румынией пойдёт на пользу. Но это такая же ошибка, как и в республиках Прибалтики, когда ещё во времена Советского Союза многие русские голосовали за независимость. Многие русскоязычные тогда активно поддерживали «Саюдис» и прочие народные фронты, думая: «Мы выйдем из Советского Союза — и получим европейские паспорта, и будем ездить по всей Европе, и жить как в Швеции». А что оказалось? Никаких паспортов они не получили, им сказали: «Убирайтесь, мы вас ненавидим; чемодан — вокзал — Россия; нечего вам здесь делать, вы здесь оккупанты, мигранты». И паспорта они дали только тем русским, которые там жили до 1939 года. А сколько их там жило — несколько десятков? А сотни тысяч людей остались за бортом общественной жизни. Так что те русские Молдовы, кто надеется, что, как только их республика присоединится к Румынии, они сразу же станут гражданами Евросоюза и превратятся в «колированных европейцев» — они очень сильно ошибаются. История как раз показывает, что это — совершенно тщетные надежды. В случае объединения Молдавии с Румынией румыны сделают всё, чтобы там русских не осталось. Как они это делали в 1918—1940 и в 1941—1944 годах.

Они будут выдавливать оттуда и русских, и украинцев, и гагаузов, и болгар — всех, кого они не считают румынами. Да собственно, и молдаван они не считают румынами, либо считают их румынами второго, третьего, десятого сорта. Так что, если, не дай Бог, когда-нибудь, в ближайшем или далёком будущем, состоится «аншлюс» — он не принесёт ничего хорошего ни русским, ни украинцам, ни молдаванам — никому. Но социальные силы пророссийской ориентации в Молдове, тем не менее, есть и они достаточно мощные, на что указывает, как это ни парадоксально, сам приход Воронина к власти с его обещаниями сделать русский язык в республике государственным, вступить вместе с Приднестровьем в союз России и Белоруссии, и на этой основе решить все имеющиеся разногласия с ПМР.

— Вы упомянули о решении Румынской православной церкви. В кои-то веки мы увидели принципиальную позицию Воронина в противостоянии экспансии Румынского Патриархата на каноническую территорию Русской Православной Церкви. Более того — в кои-то веки мы увидели единую позицию Кишинёва и Тирасполя в этом вопросе. Может ли, на Ваш взгляд, в данном конкретном случае Приднестровье протянуть руку помощи Воронину, учитывая, что его принципиальная и последовательная позиция была даже отмечена Фондом единства православных народов?

— Я думаю, что Воронин по праву заслужил эту награду. Но не вполне убежден, что он нуждается в протянутой приднестровцами руке. Более того, господин-товарищ Воронин — настолько человек сложный, что может утром сказать одно, вечером — совершенно другое, а на следующий день сделать третье. Зачем он вообще допустил «Бессарабскую митрополию», которая подчиняется Румынской Церкви? Я понимаю: на него давили. Но на то ты и президент, избранный народом, что должен думать о своих национальных интересах, о своём народе, в том числе и о его Церкви, коль скоро большинство жителей православные, причём прихожане Церкви Московского Патриархата. И сейчас он вынужден исправлять эту ошибку. Я думаю, что он очень хорошо понимает, чем это грозит.

Слава Богу, наш приднестровский конфликт, который состоит из очень многих частей (и борьба элит, и борьба за собственность, борьба за родной язык, за свободу и многое другое), почти не имел конфессиональной составляющей. А самые страшные конфликты — это конфликты на религиозной почве. Но и на той, и на этой стороне все были православные, причём относящие себя к Русской Православной Церкви. Молдавия несколько веков находилась в окормлении Русской Церкви. А ведь в Румынии церковная жизнь организована по-другому: там все священники находятся на содержании у государства, и на содержании достаточно неплохом. А теперь представьте себе: в каком-нибудь заброшенном молдавском селе, откуда уже больше половины жителей уехало, а старушки не могут заплатить ни за газ, ни за свет, ни за дрова, ни даже за свечку Богу. И тут приходят к какому-нибудь местному батюшке в полуразваленную церковь эмиссары и говорят: «Переходи в Бессарабскую митрополию, будешь получать 500−600 евро в месяц постоянной зарплаты, а мы тебе ещё и церковь отремонтируем». Что делать этому батюшке? Конечно, он перейдёт! И по-человечески его очень хорошо можно понять. А к чему это приведет, пусть уж господин Воронин поразмышляет.

На территории Приднестровья никогда не будет Румынской Церкви — ни на Левобережье Днестра, ни в Бендерах. Надо только приехать сюда на танках и насильно её навязать. Я вспоминаю высказывание нашего владыки Юстиниана, когда мы в конце прошлого года обсуждали эту проблему: «Раньше Румыния присылала сюда солдат на танках, а за ними шли попы, а сейчас они хотят сделать наоборот — сначала придут попы, а за ними уже и танки приедут». Это так. Я не думаю, что у Воронина настолько глубокая вера, и он всеми силами рвётся помочь Русской Православной Церкви — здесь всё в его личных интересах, и, надо сказать, в интересах молдавского народа: не допускать раскола.

Вспомните, что было, да и сейчас происходит на Украине: униаты и представители «Киевского патриархата» приходят и явочным порядком захватывают храмы. То же самое может начаться и у нас. Причём, что самое страшное, многие священники на это пойдут — из чисто житейских, меркантильных интересов. А паству никто и спрашивать не будет. Если в селе есть единственная церковь — ведь не поедут сельчане в Кишинёв молиться? Нет, конечно! Они будут ходить туда, где им ближе. А там румынский поп, а там «Бессарабская митрополия».

— Но ведь и само молдавское духовенство расколото! Часть его уже сейчас твердо выступает за автокефалию.

— Это значит: всё поставить с ног на голову в так называемом «мирном» решении проблемы. Это значит — добиться ещё большего накала конфликта. Кому-то, надо думать, это выгодно. И мы догадываемся, кому. Раскол в Церкви — это как раз то, чего нам не хватало. Но повторяю, здесь, в Приднестровье, не будет раскола, но пропасть между двумя берегами еще больше увеличится. Сейчас хотя бы Церковь нас объединяет. А тогда пропасть достигнет совсем невероятной глубины.

— Каким Вы видите перспективы Православия в Приднестровье? Не чувствуется ли, что меняется отношение правящей элиты к Православию? Ведь Патриотическая партия Приднестровья вообще выступила с инициативой придать Православию в республике государственный статус.

— Приднестровье всегда было православным краем. И никогда здесь не будет ни «Бессарабской митрополии» ни Украинской автокефальной церкви — здесь всегда была, есть и будет Русская Православная Церковь. Что касается взаимоотношения Церкви и научной общественности, или, в более широком плане, нашего государства — я здесь больших проблем не вижу. У нас старые и прочные связи с Тираспольско-Дубоссарской епархией, мы уже 10 лет проводим совместные конференции. Наши студенты с удовольствием изучают историю Православия в крае, обсуждают различные проблемы. В прошлом году сюда приезжал диакон Андрей Кураев, провёл здесь несколько лекций — залы были полные. Ежегодно наш университет, совместно с Епархией, проводит православную научную конференцию «Покровские чтения», и в Рыбнице начали проводить «Михайловские чтения». Роль Церкви в духовной жизни нашего общества возрастает. В 70-е годы, при Советской власти, на территории Приднестровья не было ни одной церкви, кроме как в городе Бендеры. А сейчас почти во всех сёлах есть православные храмы.

Правда, бывают отрицательные примеры, когда молодёжь начинает вместо традиционных корней искать каких-то сектантов, буддистов или кришнаитов. Наверное, это по-своему объяснимо. Я в студенческие годы тоже увлекался дзен-буддизмом, но не на уровне медитаций, естественно, — просто привлекала восточная культура, ее философия, тысячелетняя мудрость. Так ведь и в нашем Православии мудрости тоже не меньше! Поэтому я думаю, что увлечение йогой, тантрами и прочим — временное, это флуктуации в пределах допустимого, в пределах нормы. Церковь ведь — не армия, здесь не построишь всех поротно, побатальонно — и шагом марш, идём молиться! Это личное дело каждого человека. Но то, что подавляющее большинство населения Приднестровья — свыше 90% - назвали себя верующими православными людьми — это можно считать достижением. Понятно, что далеко не все они воцерковлены. Но верить ведь тоже можно по-разному. Не обязательно становиться фанатиком и разбивать себе лоб. И всё-таки именно Русская Православная Церковь — это и наше славное прошлое, и наше трудное настоящее, и наше, надеюсь, счастливое будущее.

— Президент ПМР Игорь Смирнов на днях высказался по дискуссионной теме в России — он открыто выступил за введение ОПК в школах Приднестровья. Как, на Ваш взгляд, может, и в Приднестровском госуниверситете пришло время открыть богословский факультет или кафедру богословия, начать научные исследования, ведь такие факультеты открыты в большинстве университетов США и Европы. Может быть, если ПГУ начнёт фундаментально заниматься этой отраслью — это повысит статус университета в научном мире?

— Я думаю, что это совершенно правильно. Статус университета и его авторитет, бесспорно, возросли бы, если бы мы открыли такой факультет. Самое главное — это то, что никто не выступает против этой идеи. Несколько лет назад я был в Православном Свято-Тихоновском университете, говорил там со многими преподавателями, и разговор шёл о возможностях открытия подобного факультета в Приднестровском университете. Затем мы обсуждали эту проблему с владыкой Юстинианом и с ректором нашего университета, Степаном Иордановичем Берилом. Проблема здесь — не в том, что кто-то против такого факультета. Проблема в том, что для открытия подобного факультета или даже кафедры нужны соответствующие кадры. Кто будет читать предмет? Скажем, общегражданские предметы мы прочитаем — историю Церкви, например. Но ведь должна будет преподаваться масса специфических дисциплин, и мы только опростоволосимся, если откроем этот факультет без квалифицированных специалистов. Можно, конечно, пригласить двух-трёх, но чтобы сюда выезжал в полном составе Свято-Тихоновский университет — такое ведь невозможно. Легче туда послать нескольких наших студентов.

Точно так же — и с преподаванием «Основ Православия» в средней школе. Идея сама по себе — очень и очень продуктивная. Если школьникам на их уровне говорить с самого начала не только об основах православной веры, но и о культуре, нравственности, морали — это бы сыграло свою роль в преодолении той дикости, варварства и бездуховности, в которой, к сожалению, пребывает наше общество уже много лет подряд. Однако, опять же, кто будет вести эти уроки? Поручить учителю физкультуры? Лучше не надо! Это будет иметь отрицательный эффект. Или представьте себе, что «Основы Православия» будут преподавать бывшие специалисты по истории КПСС и научному коммунизму. И что мы получим, в конце концов?

И должны быть учебники. Вот чего не хватает! Когда здесь выступал о. Андрей Кураев, он именно об этом сказал: должны быть очень умные и хорошо написанные учебники. А те проекты учебников, которые он читал, по его мнению, не стоит даже открывать. С этими учебниками к детям идти нельзя! Это очень тонкая вещь. Одно дело — преподавать математику, химию, даже историю, и совсем другое дело — со скальпелем лезть в духовную жизнь, в сложный мир нравственных и моральных императивов, даже в психику человека. Здесь необходимы специалисты, они должны быть подготовленными, иметь высокую квалификацию, отзывчивую душу, искреннюю веру. У нас их много? Я думаю, что в этом — вся проблема. Решить «по-большевицки» мы, конечно, можем. Назначим безграмотного Максима Ветрова (помните старый фильм о Максиме?) главой государственного банка — и вот он вмиг все финансы организует в молодой советской республике! А в жизни так не бывает. В свое время примерно такие же «большевицкие» решения принимал председатель Мао — давайте немедленно чуть поднапряжемся все вместе, воробьёв уничтожим, рис больше никто поедать не будет, и накормим страну. Уничтожили воробьёв — и что получилось? Стали ввозить птиц, потому что рис начали пожирать гусеницы, которыми питались уничтоженные воробышки. Так вот, я думаю, что сама идея введения в школах «Основ Православия» очень хороша. Но поручите нашему министру просвещения претворить ее в жизнь, и вы увидите, что получится. Не надо и пробовать. Может быть, необходимо сделать какие-то пилотные проекты. Выбрать в Тирасполе, Бендерах, Рыбнице, Дубоссарах самые продвинутые гимназии, найти каких-то уникальных преподавателей, обучить их в российских центрах, подготовить, создать элиту. Завести учебную литературу, разработать программы, методический аппарат, подготовить планы, обсудить с умными людьми. И только после этого сказать, осенив себя крестным знамением: «Ну, с Богом!».
Беседовал Владимир Букарский