 |
| Русская линия | Владимир Сурин | 10.10.2007 |
…и зная, что прав, ужасаюсь и отвращаюсь правоты своей
Из древнеегипетского папируса эпохи Среднего царства
Начать следует с констатации двух аксиом.
Первая. Научно-технический прогресс, научно-техническая революция, колоссальный рост производительности труда, небывалый в истории человечества уровень развития производительных сил, возросший уровень материального благосостояния населения Европы и США привели к депопуляции европейцев.
Вторая. Небывалая прежде практика государственного стимулирования деторождения, практика предоставления значительных денежных выплат и весомого пакета социальных льгот и привилегий, связанных с рождением и воспитанием детей, активировали процесс физического замещения депопулирующих европейцев неевропейскими мигрантами. Постхристианская женщина не рожает детей — вопреки всем выплатам, льготам и привилегиям. И напротив, социальные пособия и выплаты на детей стали реальной, подчас единственной, основой жизни миллионов многодетных семей мигрантов в Европе и Северной Америке.
Таким образом, в ситуации экономического процветания Запада происходит физическое вымирание постхристианских европейских наций. Поэтому просто рассуждать о чем-либо, не предлагая принципиально новой идеи, новой концепции преодоления данной физической катастрофы, не имеет смысла. Находить и выявлять все новые и новые факты и закономерности, обнаруживать другие второстепенные взаимосвязи, детали и подробности, добавлять иные краски и штрихи к описанию физического крушения Европы — зачем? Для чего?
Правда, говорить о физической катастрофе Европы не вполне точно, ибо есть две европейские нации, которые сегодня, напротив, пребывают в состоянии демографического комфорта и процветания. Это албанцы и турки. Данный факт уравновешивается другим, также касающимся этнических европейцев. При общем росте населения США численность тамошних белых европейцев стремительно сокращается.
То есть полностью политкорректной и точной будет констатация факта физической катастрофы постхристианских наций, в том числе и русской нации. Что удручает больше всего, так это охватившая сегодня российское общество эйфория самообмана. Как, оказывается, мало нужно, чтобы умиротворить конформистское сознание! Президент сказал о необходимости решения демографической проблемы. И массовое конформистское сознание восприняло эти слова как своего рода рекламное клише: президент все правильно сделал, за нас всех одним своим президентским словом решил проблему. Как? Где и в чем это успешное решение? А можно ли вообще остановить депопуляцию европейцев?
То, о чем Путин сказал и с чем мы дружно согласились, на Западе уже давно есть. Есть даже и нечто большее. А именно: уже реально достигнутая весьма высокая продолжительность жизни западных европейцев. Следовательно, наглядный катастрофический пример Запада надо воспринимать ровно наоборот — по принципу «не делай, как я».
Но, оказывается, проблема вовсе не в сложности выбора оптимального и верного варианта, одного из многих. Проблема, увы, в другом — в отсутствии выбора. Проблема трагическая. Платить призовые деньги за зачатие и рождение или не платить? Вот абсолютно безальтернативный «выбор», который стоит перед государством в ситуации депопуляции русской нации. Ничего не делать или учредить «материнский капитал»? Вот в чем подлинный трагизм текущего момента. Государство не может ничего не делать и одновременно не в состоянии реально что-то сделать, чтобы избежать национальной катастрофы.
Закольцовывает ситуацию отсутствие морально-нравственных рычагов влияния государства на семью. Государственная проповедь усеченного «неохристианства от демографии», призывы к постхристианам: «Рожайте, как христиане (или мусульмане)» — это нонсенс.
Претендуя если не на глобальное господство, то уж, во всяком случае, на лидерство, сам Запад, как оказывается, просто не может добиться совершеннейшей мелочи. А именно: главенства мужчины в каждой отдельно взятой западной семье. Механическое и противоестественное перенесение сугубо политических принципов в семью и замена ими бытийных законов и оснований семейной иерархии привели к крушению «демократической» семьи и физическому апокалипсису Запада — феномену постхристианской бездетности.
Западная «семейная демократия» столь же быстро, сколь и незаметно выродилась в бытийную анархию, в примитивную обыденно-бытовую неуправляемость западной женщины. И затем из этого «пустяка» обыденной жизни взросло нечто никогда прежде не существовавшее — современная постхристианская женская цивилизация.
Давно известно, что любую самую мощную технику — танк, самолет и т. д. — можно легко вывести из строя при помощи сахара. Достаточно просто некоторое его количество всыпать в топливный бак. Нечто подобное и случилось с Западом. Воспринимаемый многими как штаб-квартира всесильной мировой закулисы, Запад в действительности банальным образом вымирает. А сама эта примитивная депопуляция вызвана совершенно обыденной причиной — неспособностью западного мужчины к лидерству в семье.
Привнесенная извне, из мира политики в семью демократия стала тем «сахаром», который вывел из строя двигатель традиционной цивилизации мужского сексизма, после чего процесс морально-волевой и психофизической деградации западного мужчины принял необратимый характер.
И потому транснациональный проект «Детоферма» не имеет альтернативы. На том, что собой представляет этот проект, следует остановиться подробнее.
Детоферма: исторический опыт и современные перспективы
Нацистская евгеника стала реализовываться самым циничным и легкодоступным образом. С началом войны стало обычной, всячески поощряемой практикой организованное спаривание молодых немецких солдат-отпускников с немками. Это было именно спаривание. Семейное положение «одноразовых партнеров», статус зачатого ими ребенка, многие другие морально-этические, религиозные и правовые аспекты данной проблемы — все оправдывалось государственным кредо: Германия — для немцев, Германия — превыше всего. При этом всем покоренным ими народам гитлеровцы навязывали другую демографическую формулу: одна семья — один ребенок. (Кто же покорил современную Европу, живущую по этой формуле и без Гитлера?)
Сталин пошел иным путем. Был введен жесточайший запрет на аборты. Причем в тяжелейшее время послевоенной разрухи.
Проблема мигрантов — легальных, нелегальных, желательных, нежелательных, каких угодно — ложная и навязанная проблема. Новое Великое переселение народов, которое мы сегодня наблюдаем, — это нечто принципиально другое. Это вовсе не миграция в поисках работы. Происходит процесс заполнения физической пустоты, человеческого вакуума.
Америка, как падающий Рим, строит свою «стену Адриана», отгораживаясь от Мексики. Почему? Причина банальная. Женщины гринго не рожают детей. А женщины латинос — рожают. И что остается — реально, на практике, а не в абстрактных доктринах неоконов — от претензий США на мировое лидерство? Почему президент ведущей сверхдержавы не может заставить, убедить, уговорить, понудить и т. д. белых американок рожать? И почему их более смуглые соседки по континенту рожают, рожают помногу и без всякого президентского вмешательства?
Вывод из всего этого очевиден — без детофермы все белые постхристиане не способны более к самовоспроизводящемуся функционированию. Налицо предельно жесткая дилемма: государственная детоферма или смерть государства, неуправляемая депопуляция или контролируемое государством физическое самозамещение европейцев. И потому детоферме — быть!
Мировоззренческая основа детофермы строится на постулате: отец и мать — это в прямом смысле производственные профессии. Отец и мать — отныне штатные работники детофермы. А сама детоферма представляет собой четко организованное и централизованно управляемое производство непрерывного цикла. Где круглосуточно, посменно, в границах установленного восьмичасового дня, за достойную плату трудятся только высококвалифицированные профессионалы: медики, педагоги, управленцы и пр. Профессиональная обязанность матери — зачатие, вынашивание и рождение младенца. Она неразрывно сочетается с повседневной работой обычного порядка либо на детоферме, либо где-то еще. Рожденный ребенок поступает на детоферму, за что роженица сразу, без задержки получает фиксированное денежное вознаграждение.
Постхристианское общество потребления по алгоритму своей самоорганизации есть большой конвейер, где само бытие оказывается разделенным на отдельные операции, каждую из которых выполняет специалист-профессионал. Дети отныне — не эксклюзивный «штучный товар», не уникальное изделие «кустаря-одиночки». Эффективное массовое детопроизводство в условиях постхристианской цивилизации является единственно возможным способом воспроизводства себе подобных. Постхристианство уже не знает бытийной ценности, именуемой «продление рода». Отныне речь может идти только об организации высокотехнологичной и эффективной отрасли поточного обезличенного детопроизводства. Только таким способом преодолевается фундаментальное противоречие постхристианской эпохи: дети не нужны отдельно взятому постхристианину — дети жизненно необходимы постхристианскому государству.
Известная практика суррогатного материнства есть не что иное, как верно угаданная, но еще не получившая должного распространения модель профессионального отцовства и материнства в структуре детофермы. Различие — микроскопическое, непринципиальное — состоит лишь в том, что грядущее всеобъемлющее суррогатное отцовство и материнство станет своего рода государственным заказом, который и будет размещаться и реализовываться на детоферме.
Открывается реальная возможность научно обоснованного и технологически обеспеченного выпуска детопродукции с заранее заданными свойствами. Конкретные предприятия сетевой детофермы могут быть ориентированы на узкую специализацию. Где-то — буквально с момента зачатия — будут взращиваться, воспитываться, обучаться и готовиться, например, спортсмены. Где-то все будет нацелено на создание будущих научных кадров и т. п.
При таком подходе просто утрачивают свою актуальность многие социальные, образовательные, финансовые и другие проблемы. И главное — снимается угроза депопуляции, причем без каких бы то ни было перемен в потребительском, гедонистском образе жизни. И постхристиане обретают реальный шанс на физическое выживание. Единственный реальный шанс.
Дефамилизация постхристианского Запада
Сегодня отчётливо выявилось принципиальное отличие западной и византийской моделей богоборчества. Византийское богоборчество, в форме советского воинствующего атеизма, при всей своей чудовищности и жестокости, тем не менее, оставалось в традиционных бытийных рамках мужского сексизма.
Постулат «мужского атеизма» Бога — нет, — есть формула отрицания бытия Бога. Отрицается бытие Бога Отца, Бога Сына и Святого Духа. Отрицается именно само бытие Святой Троицы. Следует особо подчеркнуть: в православии Святая Троица также определяется мужским родом.
Совершенно иную картину мы наблюдаем на Западе. Де-христианизация Запада стала результатом мощного воздействия «мягкого» женского богоборчества.
В Европе и Америке церкви не взрывали, как в СССР. Церкви на Западе просто опустели. Молча, без слов, миллионы и миллионы людей оставили Церковь. И западный феномен де-христианизации состоит в том, что в первых рядах покинувших Церковь были именно женщины.
Бог Отец, Бог Сын и Дух Святой. Он, Он и Он.
— Нет! Я, Западная Женщина, решительно отвергаю такого «мужского Бога»!
Диакон, пастор, священник, епископ, апостол… Он, он, он!
— Нет! Я, Западная Женщина, решительно отвергаю такую «мужскую Церковь»!
… «и к мужу твоему влечение твоё, и он будет господствовать над тобою» (Быт. 3:16).
… «А евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей» (Мф. 14:21).
— Нет! Я, Западная Женщина, решительно отвергаю такую «мужскую Религию»!
Русская пословица: мягко стелет, да жёстко спать, — весьма точно выражает характер и специфику западного «женского богоборчества».
Пост-христианский Бог современного Запада — это буквально она (!). Бог женского рода. Женщина.
Пост-христианское Евангелие тщательнейшим образом переосмыслено и переписано в духе женского сексизма. И, наконец, сама западная Церковь пала жертвой борьбы за права женщин (?!). Ибо в Европе и Америке утвердилось и всё более крепнет женское священство.
Мягко и незаметно свершился настоящий цивилизационный переворот. В результате которого западная пост-христианская цивилизация выродилась в Цивилизацию Женского Богоборчества. А современное западное общество в бытийном плане обратилось в общество всевластия Антихристианского Матриархата. Нетрадиционное общество доминирующего женского сексизма.
Вектор развития этого нового общества таков, что в самом ближайшем будущем Запад станет полностью бездетным, а на Святом Престоле окажется Мама Римская.
Ислам сегодня оказывается исторически успешным по преимуществу не как Религия, а как идеологическая Цитадель традиционно-бытийного мужского сексизма. Рядовые европейцы, коренные «этнические христиане» чаще принимая ислам, делают это прежде всего по экзистенциальным мотивам. Ибо в реалиях западной Женской Цивилизации только ислам гарантирует и позволяет западному Мужчине вернуть себе роль и статус Лидера в Семье. Живя сегодня бок о бок с мигрантами-мусульманами, западноевропейцы только на их живом примере находят прямой путь восстановления традиционной семейной Иерархии.
Запад, как оказалось, абсолютизировал роль научно-технического прогресса. Высокомерно взирая на «третий мир», Запад пребывал в уверенности, что историческое соперничество Цивилизаций имеет вид сопоставления: цивилизация прогресса — цивилизация выживания.
Однако, оказалось, что в центре убогой хижины находится вовсе не «дырка в полу», а нечто совершенно иное. А именно: Семья. И, напротив, западная цивилизация свелась в конечном итоге к цивилизации массового бытового комфорта, по сути к «цивилизации канализации». Цивилизационная гордыня Запада обернулась его бытийным фиаско. Катастрофой бездетности.
Поскольку «Бог умер» — умерла и Семья. Ибо: более нет единых критериев, нет жёсткой иерархии. Любое и каждое мнение свободного индивидуума, в том числе по поводу критериев истинности и сути иерархии — каждое мнение отныне по-своему истинно.
— Семья — это разветвлённый, с живыми корнями до пятого поколения включительно, многочисленный Клан?
— Нет! Это только Он и Она.
— Нет! Это Он и Он.
— Нет! Она и Она.
Легион — вот имя числу «моделей семьи» в современном постхристианском обществе.
И вот он, убийственный вопрос: может ли современное Государство каким-либо образом влиять, направлять и тем более управлять процессом детозачатия и деторождения?
Наконец: сама насущная необходимость в такого рода централизованном влиянии и управлении, — не есть ли веление времени? Веление Времени ДЕТОФЕРМЫ.
Неотъемлемой своей частью процесс дефамилизации имеет в том числе подмену понятий. Например, краткое временное проживание в семье, пригласившей воспитанника детдома погостить на время каникул, не есть временное проживание в качестве гостя. Оказывается, это… семья. То есть состояние подменяется процессом. Не важно, что через полтора-два месяца ребенок возвращается в детдом. Дефамилизированное общество лжет самому себе: изобретается терминологическое лицемерие — каникулярная семья.
Не менее парадоксален и другой современный обман — гражданский брак. «Гражданский брак» — это… негражданский небрак. С юридической точки зрения, с точки зрения государства — это не брак вовсе, поскольку он никак не отражен в ЗАГСе. Таким образом, для современного секулярного правового государства оказывается неприемлемой сама терминология, навязываемая деградирующим обществом потребления. В своем отношении к семье и браку секулярное правовое государство более ответственно, адекватно и цивилизованно, нежели постхристианское общество потребления. При этом происходит и вовсе нечто совершенно невероятное. В то время как естественные брачные союзы уходят из государства и Церкви, противоестественные модели «семьи», напротив, активно в них утверждаются. На фоне религиозной и правовой бесстатусности естественных брачных союзов особенно поражает поистине маниакальное стремление педерастов и лесбиянок к традиционному официозу, к оформлению гражданского и даже церковного брака.
В итоге, с одной стороны, не венчанная в Церкви, не зарегистрированная в ЗАГСе естественная (по сексуальному признаку) «каникулярная семья», с другой — освященное (уже фактически!) Западной церковью и официально подтвержденное юридически противоестественное «супружество» педерастов.
Может ли в данной ситуации современное государство каким-либо образом управлять процессом деторождения? Однозначный ответ на этот вопрос ясен без дополнительных комментариев. Широко употребляемое понятие «контроль над рождаемостью» есть не что иное, как самосбывающийся прогноз. Время подлинного контроля над рождаемостью, то есть контроля со стороны государства, наступает сегодня.
Контроль не тождествен лавинообразному снижению рождаемости. Контроль не тождествен личному выбору — быть навсегда свободным от детей. Контроль в его подлинном смысле означает реальную возможность государства добиться увеличения рождаемости в сегодняшних реалиях физической катастрофы Европы.
Цивилизация оргазма
Показательно, насколько тесно переплелись в современном обществе дефамилизация и моральная деградация.
Женщина, состоящая в законном благополучном браке, оставляет новорожденного в роддоме. Постхристианские государство и общество предоставляют ей такое право.
И женщина реализует его.
Взрослые материально обеспеченные дети отправляют своих родителей в дом престарелых. Современные государство и общество предоставляют им такое право.
И они им пользуются.
Материально успешные, абсолютно здоровые, по всем медицинским показаниям способные к деторождению супруги сознательно категорически отказываются иметь детей. Их никто не осуждает. Ибо это их законное право.
Беременная замужняя женщина единолично принимает решение делать аборт. Либеральные государство и общество предоставили ей это право. И она им пользуется.
Перед нами лишь ничтожно малая часть пунктов открытого листа законных «демографических свобод», ведущих европейцев к неизбежному физическому вымиранию. История многократно доказывала, насколько необходимо в критические моменты задавать неудобные вопросы. «Демографическая политика» — вчитаемся, вдумаемся в это весьма нетрадиционное понятие. Что за ним стоит? Если отбросить политкорректное лицемерие, то ответ ясен: ежедневно генерируемая проблема личного выбора женщины. Выбора между контрацепцией (абортом) и зачатием.
Вот уже куда, в какую сферу вынуждено сегодня вторгаться государство! И каков же инструментарий государственного вмешательства — в противовес вмешательству хирургическому? Деньги. Деньги против скальпеля. Рожать или не рожать — это проблема политическая?
Как заставить деньги работать напрямую, чтобы избежать демографической катастрофы, — вот в чем сегодня заключается подлинная проблема. Как реально увеличить рождаемость в условиях, когда европейскую женщину невозможно ни заставить, ни убедить рожать?
Как заставить деньги работать напрямую в условиях дефамилизации общества? Демократическое секулярное государство узаконило, возвело в абсолют, сделало общегосударственным категорическим императивом право женщины распоряжаться своим телом. А что, если и здесь, в этом принципиальнейшем пункте, перестать лгать? Что, если от изобретения политизированных неологизмов и политкорректного терминологического мифотворчества вернуться к традиционной прямой русской речи?
Итак, женщина свободна распоряжаться своим телом. Для каждого владеющего русским языком понятно, что речь идет, по-видимому, о декларации права женщины на занятие проституцией. Более того, помимо фактического права торговать собственным телом государство наделяет женщину еще и юридическим правом на членовредительство. Эмбрион человека, еще не ставший членом общества потребления, человеком не признается. Человеческое дитя в утробе матери — не человек. Это часть тела женщины. И от этой части тела женщина имеет законное право избавиться. Удалить ее посредством хирургической операции. А возможна ли в принципе проблема массового удаления каких-либо других здоровых частей тела женщины? Данный вопрос не абсурден. Разве плод в утробе матери (оплодотворенная беременная женщина есть уже мать!) — это какой-то нездоровый нарост? Неожиданно возникшее противоестественное физическое уродство? Некое злокачественное новообразование? А беременность — не является ли она сама по себе болезнью?
За преднамеренно заостренными парадоксальными вопросами легко угадывается бог западной бездетной цивилизации, имя которому — оргазм. А бесчисленные эмбриономорфные «части тела» женщины — жертвоприношения этому ненасытному божеству. Причина физической катастрофы современной западной цивилизации в том, что она является цивилизацией оргазма. Вся ценностная система Запада вращается вокруг своего особого солнца — полового акта исключительно ради оргазма, «очищенного» от зачатия детоубийством. Не воздержанием Запад контролирует рождаемость, а детоубийством. Утверждения, что контрацепция — якобы не аборт, это рецидивы совести. Мифология всегда тяготеет к новым красивым словам, к «мифам в себе». Западная мифология свободы — в особенности. Так педерасты становятся геями, самоубийство — эвтаназией. Красиво звучит, не правда ли?
Практически все женские контрацептивны, включая так называемую спираль и гормональные препараты, имеют выраженный абортивный принцип действия. Спираль провоцирует искусственный выкидыш уже зачатого младенца. Применение гормональных таблеток вызывает искусственную атрофию эндометрия, живой зародыш отторгается от организма матери и погибает. Известна и статистика материнского детоубийства: в среднем «цивилизованная женщина» внутриутробно за год убивает контрацептивами 12−13 младенцев. Поистине царь Ирод с его избиением вифлеемских младенцев — сам «младенец» в сравнении со зловещей фигурой западной матери одного ребенка.
Болезненно-неестественный культ прекрасной дамы в реалиях одномерного утилитарного общества потребления оказался смертоносной закваской, переродившей постхристианскую цивилизацию «мягкого богоборчества» в гламурную псевдоцивилизацию, все исторические смыслы которой оказались отсечены или утрачены и сведены к одному — к наибольшему благоприятствованию женскому оргазму без деторождения.
История западной цивилизации дает в качестве «информации к размышлению» в том числе и такой факт, как возникновение феномена трапезы без насыщения. Использование технологии вкушения пищи ради удовольствия от её вкушения, когда трапеза может продолжаться сколь угодно долго. Вспомним древний Рим времён упадка. На столах знати обычным атрибутом становятся вазы с павлиньими перьями. Чревоугодие, обжорство, — эти пороки тем не менее всегда включали в себя естественный монолитный цикл: приём пищи — насыщение.
Упадок, деградация" вырождение начинаются и проявляются тогда, когда целью становится голый «гастрономический оргазм». Эстетически прекрасным инструментом искусственно вызывается рвотный рефлекс. Отныне вкушение пищи может продолжаться бесконечно. Ибо разрушен сам порядок вещей. Совершён гедонистский прорыв за рамки естества. Обжорства, как такового — нет! Извращение достигло тождества с наслаждением, в данном случае гастрономическим.
Гламурный псевдотермин «сексуальная революция» означает и выявляет подсознательный позыв выродившегося Запада выдать желаемое за действительное. Женский оргазм ради оргазма; оргазм без беременности; женский оргазм, противоестественно уравненный с мужским; оргазм, «очищенный» от деторождения институцией законного детоубийства — есть нечто запредельное. Выходящее за пределы первоосновного бытия.
Становление и утверждение Цивилизации Оргазма и Аборта является бытийной катастрофой постхристианской Европы.
Налицо закольцованная одномерная тавтология: свобода в удовольствии — удовольствие в свободе. Его Ничтожество Потребитель, отождествив свободу и удовольствие, создал чудовищную нетрадиционную цивилизацию Аборта и Оргазма. Цивилизация, в которой прежде были Церковь-Кухня-Дети, выродилась в одну большую Кухню. Где вперемешку едят, пьют и занимаются сексом. Стоящий здесь же телевизор транслирует то же самое. А поскольку это — Кухня, властвует на ней Женщина. Бездетная (а часто и безмужняя). Амазонка, смысл и цель жизни которой — Оргазм, а главная жизненная декорация — Карьера. Кухонный передник отныне — это главная и неотъемлемая принадлежность западного мужского костюма.
Цивилизационное фиаско западного мужчины — достоверный свершившийся факт. Постхристианские амазонки принудили западного мужчину из лидера стать менеджером, призванным обеспечивать западной женщине оргазм ради оргазма. Оргазм без деторождения. Оргазм как образ жизни. Запад вплотную подошел к «окончательному решению детского вопроса».
Проект Детоферма обречён на принятие к реализации. Ибо он спасает от физической смерти земной постхристианский постиндустриальный «рай». Отработал положенные 8 часов — и наслаждайся комфортом, богатством и свободой. Ты — успешный профессионал. Кормить, пеленать, лечить, воспитывать, учить детей — дело других профессионалов.
Цивилизация Комфорта, — это ещё и Цивилизация Большого Конвейера. Каждый должен профессионально выполнять ту операцию, которой он обучен. Время жизни постхристиан делится на две равноценные части: работа и досуг. Досуг в условиях максимального комфорта и личной свободы — это ли не райское блаженство? Это ли не цель и смысл жизни цивилизованного человека? А творческая и профессиональная самореализация? Разве она не важна? И, наконец — главное. Западный коммунизм — в отличие от коммунизма советского, — действительно реально построен.
И «всего то лишь» — нужно в пожарном порядке спасаться от депопуляции. Вариант спасения: Детоферма.
Государство вместо семьи
Конформистский дух обожествляет рейтинг всего и вся. В цивилизации, где множество мнений отождествилось с множеством истин, иерархия низвелась до рейтинга. Если некая институция (политик, экспертное сообщество, СМИ и т. д.) говорит о наличии определенной проблемы — значит она существует. Напротив, если проблема не сформулирована, не заявлена, не доведена до сведения потребителя, ее нет. В основе современного конформистского сознания — карикатурный парафраз сталинской идеологемы: нет термина — нет проблемы. Сегодня нет термина, описывающего ненужность детей в эпоху цивилизации аборта и оргазма. «Кризис семьи», «демографическая проблема» — эти политкорректные лжетермины не требуют поиска истины.
Всеми основными компонентами глобальной детофермы постхристианский мир уже обладает. Недостает лишь некоего внешнего повода для того, чтобы концептуально объединить всю современную инфраструктуру, имеющую касательство к репродукции и воспитанию человека. А единственной реальной альтернативой детоферме становится физическая смерть постхристианской цивилизации.
На сегодняшний день достаточно сказано о стимулировании рождаемости с использованием так называемого материнского капитала. Но буквально скороговоркой, вскользь и уклончиво прозвучали официальные комментарии по поводу трехлетней отсрочки реального распоряжения этим пособием.
Три года — срок немалый. Каждый родитель знает, что именно первые три года жизни новорожденного являются определяющими. И в сугубо медицинском аспекте, и в плане становления будущей личности. Именно на этом этапе семья и требует опеки, внимания, помощи и поддержки. И вдруг — решение об отсрочке. Почему?
Ведь если с точки зрения государства родителям нельзя напрямую доверить деньги на ребенка, как можно им доверить самого ребенка? Вообще о какой проблеме идет речь? Кого призвана обмануть невнятная самоуничижительная и — главное — лживая скороговорка: «Ну вы же знаете, какой у нас народ». Какой?
Одна из элементарных базовых характеристик личности нормального полноценного человека — его способность к самостоятельной рациональной трате денег. Очевидно, что государство не имеет претензий к обществу и гражданину в плане «нецелевого расходования средств». Такой проблематики просто нет. А может ли она быть в принципе? Оказывается, может.
Если общество в целом и каждый гражданин в отдельности не ставят в ряд своих значимых приоритетных жизненных целей деторождение.
Не существует бюджетных даров в виде, например, жилищного капитала. А если бы такой поистине волшебный дар вдруг стал стержнем национального проекта, не было бы проблемы его нецелевого использования. А вот целевое расходование материнского капитала вызывает сомнение. Значит, создание семьи и рождение детей окончательно и бесповоротно перестало быть значимой целью. О чем говорят вполне обоснованные опасения государства по поводу материнского капитала?
О том, что дети не нужны постхристианскому обществу потребления. Они нужны только самому государству.
И с формально-логической, и с религиозной точек зрения путь к физическому спасению лежит в сфере духовно-нравственной. Чтобы остановить процесс депопуляции, европейцы должны вновь стать христианами, необходимы возврат к патриархальной семье и запрет абортов и контрацепции.
Бесспорно и очевидно, что именно это и невозможно. Невозможно абсолютно. Абсолютно неприемлема и общественная дискуссия на тему рехристианизации Европы. «Назад ко Христу» — это цивилизационный регресс. Постхристианский мир хочет и надеется избежать гибели от примитивной депопуляции, оставаясь тем не менее приверженным своим постхристианским ценностям. Поэтому детоферма — единственный шанс выживания европейцев.
В качестве отдельных звеньев грядущей детофермы следует рассматривать уже существующие внесемейные институции: детские сады и ясли, дома ребенка, детские дома, интернаты, летние лагеря, молочные кухни, родильные дома. Практически все давно готово к переходу на внесемейную промышленную модель зачатия и деторождения. Остался только один шаг — эффективно контролируемое государством зачатие.
Бесспорно, ребенок и в эпоху дефамилизации может рождаться и воспитываться в семье. Но это сугубо частное дело родителей, их личный осознанный выбор. Государство при этом должно открыто заявить: поскольку семья де-факто является бесперспективным реликтом, она более не рассматривается в качестве приоритетной демографической институции.
Уход европейской женщины из христианства и из семьи разомкнул небо и землю. В результате возникла противоестественная цивилизация, зависшая между земным и небесным. Ложно воспринимая себя как самодостаточную, эта постхристианская цивилизация придумала собственные небо и землю. Небом стала политика, а землей — экономика. А определяющим бытие циклом — краткий промежуток от выборов до выборов. Земное благополучие оказалось сведенным к успешным экономическим показателям. Экономика целиком отождествилась с земным бытием. В итоге нетрадиционная цивилизация пала жертвой собственной нетрадиционности. Экономика и политика стали самоценными и самодостаточными. В результате гибнущая бездетная цивилизация не чувствует приближающейся смерти.
Видимо, в силу особой евразийской срединности Россия еще способна разглядеть эту надвигающуюся угрозу. Поэтому именно из России неизбежность европейской детофермы видится особенно явственно. Без детофермы европейцам не быть.
Каждому — свое.
http://rusk.ru/st.php?idar=105021
Страницы: | 1 | |
