После путча.

В первые дни эйфории после ликвидации «путча» видный публицист А. Бовин сказал, перефразируя Вольтера: «Если бы этого „путча“ не было, его следовало бы выдумать!»

РЭКЕТ ЗА ДЕМОКРАТИЮ

Таким образом, многократно и в разных формах было выражено удовлетворение тем, что произошло событие под условным названием «августовский путч», а также его результатом — тем, что СССР оказался взорванным. Более того, уже тогда предполагалось, что организованный процесс распада должен теперь переместиться в Российскую Федерацию. Определённо об этом сказал один из видных демократических идеологов профессор Леонид Баткин: «На кого сейчас рассчитана формула о единой и неделимой России? На неграмотную массу?.. Я призываю вас вырабатывать решения исходя из того, что сейчас, на августовской волне, у нас появился великий исторический шанс по-настоящему реформировать Россию…»

Лихорадочная политическая активность после августа характеризовалась тем, что все политики концентрировали внимание именно на «путче» и тщательно обходили социально-экономические проблемы. Никто даже не упоминал о проблемах и вопросах, которые пусть с дрожью в голосе, но всё же поставили члены ГКЧП.

О реальной ситуации в стране вообще считалось неприличным говорить. Это — прямой результат воздействия «путча"-спектакля на общественное сознание, своего рода наркоз, при котором удалось на достаточное время парализовать любую оппозицию и провести болезненную операцию по ликвидации СССР.

Правда, в результате «путча» исчез созданный в массовом сознании страшный образ пугала-Центра. Поэтому в январе-феврале 1992 года был создан образ нового врага, мешающего реформам, в лице «красно-коричневых». Этот термин, предложенный на заседании демократического клуба «Московская трибуна», был подхвачен прессой и использован в качестве ярлыка фактически по отношению ко всем оппозиционным силам.

Сам способ ликования после победы над «путчем» показал глубокую моральную деградацию либеральной элиты. Тоску вызывали призывы интеллектуалов телевидения сообщать по телефону о людях, которые сочувствовали «путчу». Брезгливость, и ничего более, вызывали деятели вроде Марка Захарова, устроившего перед телевизионной камерой лицедейное шоу — сожжение собственного партбилета (впрочем, возможно, и не своего) после шести лет перестроечного выжидания удобного момента. Своими действиями идеологи демократов усилили расщепление общественного сознания. Так, после короткой обработки редакторов многие экс-коммунистические газеты превратились в рьяно антисоветские. Но они выходили в старом формате и с привычным оформлением. Это вызвало психологический шок…

ВРАГ — ГОСУДАРСТВО

«Августовская революция» породила новую вспышку антигосударственности — проклятия в адрес государственных структур стали почти обязательным довеском к уверениям в лояльности к демократическому режиму. Образ советского государства как врага всего человечества интенсивно создавался в связи с «ядерной кнопкой».

Разумеется, главная цель этой кампании — внедрение в общественное сознание мысли, что Россия не способна иметь ядерное оружие, что в руках дикаря оно становится смертельно опасной для человечества игрушкой, которую надо поставить под контроль сил ООН или армии США.

Фактически утверждалось, что советское военное командование изначально преступно и ждёт удобного момента, чтобы покончить с человечеством. Очевидно, что создаваемый образ — идеологический миф, никаких фактических или исторических оснований он под собой не имеет, но — сработало!

Во время «путча» печать представила армию (за исключением тех военных, которые «отказались стрелять в народ») как институт «фашистских убийц», а генералитет — как коллективного врага народа. Сейчас доподлинно установлено, что за всё время переворота ни один генерал не отдал ничего похожего на приказ «стрелять в народ», а со стороны солдат и младших командиров не было ни одного случая агрессии или даже угрозы агрессии (зато в октябре 1993 года Ельцин отдал не мифический, а реальный приказ стрелять в народ).

Настойчиво утверждался приоритет демократических идеалов перед воинской дисциплиной. После «путча» велась интенсивная идеологическая кампания, внедряющая мысль, что солдат не должен выполнять приказы, идущие вразрез с «общечеловеческими ценностями», что имело разрушительное действие. (Такая же технология разрушения армии использовалась в феврале 1917 года и привела страну к Гражданской войне.)

Утрата священного смысла присяги стала одним из тех факторов, которые позволили уже в декабре 1991-го совершенно безболезненно распустить союзные органы власти. Армия отнеслась к этому совершенно равнодушно. Её «генотип» был сломан.

СТРАХ КАК ИНСТРУМЕНТ

После августа в рядах демократов возник патологический страх перед «социальным взрывом». Введя «на время» почти неограниченную власть Б. Н. Ельцина, отвлекая людей запретом компартии, демократы лишились важного козыря в глазах населения — именно надежды на демократический политический порядок. Того единственного, что перестройка на какой-то момент почти дала людям. В сентябре 1991 года тогдашний шеф КГБ России В. Иваненко изложил по телевидению программу «демократического КГБ». На вопрос, откуда теперь исходит опасность для государства, он ответил, что теперь КГБ не будет заниматься диссидентами, главная опасность — социальный взрыв. Он развил свою идею в интервью «Аргументам и фактам»: «Сегодня главная опасность — в серии направленных социальных взрывов. Народ раздражён, возбуждён слухами о скорой либерализации цен… Поступают оперативные данные, что на крупных предприятиях стихийно возникают стачкомы и рабочкомы. Думаю, что зимой они могут сорганизоваться… Скорее всего в декабре возможен бунт».

Такова логика перестройки: врагами «антинародного режима партократов» были две-три сотни диссидентов, врагами демократической власти оказались народные массы — именно они были объявлены объектом внимания КГБ.

Наиболее последовательную позицию в вопросе подавления возможного массового недовольства населения радикальной экономической реформой занял мэр Москвы Г. Х. Попов, заявивший на своей пресс-конференции: «Я считаю возможным и необходимым применить в этом случае силу и применить её как можно скорее… Лучше применить войска, чем выпускать артиллерию, авиацию… Так что с этой точки зрения — вопрос простой».

Обратите внимание: стрелять по народу, выпускать войска или авиацию предлагает не какой-то большевистский тиран, а демократ из демократов! Русский народ, как известно, терпелив, и нужно вовсе уж довести его до отчаяния или до нищеты, чтобы он вышел на улицы. Именно против этих людей Попов «считает возможным и необходимым применить силу». Зачем? Этому можно дать одно объяснение: чтобы путем устрашения парализовать всякие попытки сопротивления. Чего добивался мэр с помощью угрозы применения силы? По сути, ликвидации уже последнего оставшегося у населения средства волеизъявления. В течение шести лет перестройки сокращались возможности населения выразить свои интересы. Устранены все старые, «нецивилизованные», хоть и со скрипом, но действовавшие системы: партийные организации, профсоюзы, трудовой коллектив, народный контроль, общественное мнение, пресса… Одновременно парализованы все обещанные демократические механизмы: разогнаны советы, бутафорией стали парламентские шоу и референдумы, резко антирабочие позиции заняла пресса. И, как логичное завершение — угроза применить артиллерию и авиацию против городов, где будут иметь место антиправительственные демонстрации.

Свою волчью природу новая власть проявила вскоре. Бесчеловечное избиение стариков, ветеранов войны, известных депутатов и писателей, вышедших на протестное шествие в День Советской Армии 23 февраля 1992 года на улицы Москвы, доказало народу, что против него встала чужая, враждебная ему власть, на растерзание которой Россия была отдана почти на 10 лет.
«Общенациональный Русский журнал», 2007, .7−8