 |
| Русская линия | Андрей Иванов | 12.03.2007 |
Недавние защитники монархии (хоть, зачастую и с оговорками), многие националисты весной 1917 г. запели совсем другие песни. «…Подавляющее большинство из монархов были слишком невыдающиеся, слишком заурядные люди. И вот в руки этих-то слабых и НЕУМНЫХ людей, очутившихся в вихре лести и измены, попала историческая судьба великого народа…»; «Боже, до чего прав я был, чувствуя задолго до войны глубокое возмущенное и презрительное чувство к Николаю II! Он погубил Россию, как губит огромный корабль невежественный или пьяный капитан…», — писал в те дни один из идеологов русского национализма М.О.Меньшиков. [1] «Да будут благословлены дни, когда свободная речь стала возможной! Вместе с речью освободилась и мысль народная, тот „Дух Божий, который дышит, где хочет“. Освобождается в сознании истинная воля народная, и в этом страстном напряжении ума и слова я не вижу ничего худого…», — писал Меньшиков в марте 1917 г., проклиная еще недавно защищаемые им «горькое прошлое» и «дурную власть». [2]
«Надо, наконец, с корнем вырвать безумную надежду на идолов и самим взяться за свое спасение. Непременно самим, подчиняясь новой народной власти не иначе, как вполне сознательно…»; «Никакой измены, мне кажется, со стороны нации не было, и нет. Была измена, но со стороны самодержавия, преступно обманувшего народ <…> Мы, нация, <…> терпели монархию в различных формах свыше тысячи лет…»; «…Если бы московский народ после смерти последнего царя — Рюриковича, просто упразднил бы монархию и вернулся бы к новгородскому народоправству, то не было бы и великой смуты <…> Мы должны быть благодарны судьбе, что тысячелетие изменявшая народу монархия, наконец <…> сама над собою поставила крест» [3], — поучал своих читателей этот недавний, по выражению Ленина, «цепной пес самодержавия». Однако восторг перед «февралем» быстро стал угасать. Вскоре Меньшикова отстранили от работы в газете, и он был вынужден перебраться с семьей на дачу на Валдае, практически полностью лишившись средств к существованию.
В те же дни сетовал на то, что «он не мог равнодушно выносить установившегося (царского — А.И.) режима» и первый председатель ВНК, шталмейстер Высочайшего двора князь Б.А.Васильчиков [4].
Выждав две недели с начала революции, круто повернул влево и член Главного совета ВНС, редактор считавшейся рупором русского национализма газеты «Новое время» М.А.Суворин. «…Петроград встал как один человек и совершилось великое событие <…>, когда в несколько часов одна шестая часть света руками петроградцев скинула с себя оковы <…> и стало всем ясно, кто наш самый страшный враг, приносящий в жертву честолюбию, наживе, разврату и выдающий с головой врагу нашу великую Родину. <…> Если Москва выбирала самодержавных царей, то пусть Петроград в лице Учредительного Собрания выберет ту новую свободную форму правления, которую продиктует ему воля народа. Петроград прорубил окно в Европу, пусть же он проложит и первый путь к свободной жизни великого народа», — писал он в редакторской статье [5].
Те же взгляды выражал в феврале-марте 1917 г. и его младший брат, член-учредитель ВНК Б.А.Суворин, ставший инициатором издания органа «Петроградского комитета журналистов» — «Известий» — первой газеты революционной России. Свое отношение к революции он в полной мере показал в статье с характерным названием «Подвиг»: «Как во сне! <…> Такова была наша жизнь за последние две недели <…> И вот мы граждане великого свободного государства! <…> Теперь мы все граждане <…> государства показавшего, что мы можем всё, нет для нас недоступного, нет запретного. <…> Не говоря лишнего слова Петроград, которому особенно надоел старый строй, взял да сбросил его в тартарары, в пучину забвения <…> и наша умная, долготерпеливая, дорогая всем нам Россия взяла и стала свободной. Перед удивленными народами выросла необычайная страна» [6].
Надо отметить, что «Новое время», долгое время считавшееся рупором русского национализма, вообще отличилось в мартовские дни 1917 г. своей неожиданно быстро усвоенной революционностью. Газета «из органа охранительно-консервативного, всегда стоявшего за правительство, перешла в оппозицию, а с первых дней революции стала революционной, антимонархической и проклинательницей «проклятого режима», — отмечал лидер крайне-правых Н.Е.Марков [7].
Наиболее характерна в этом смысле восторженно-наивная статья «Что такое революция», опубликованная 12 (25) марта 1917 г. Справедливо отмечая, что в «умах запуганных людей» «революция — это долгая смута. Революция — значит убийства, грабеж, осквернение храмов, младенцы, разбитые о камень, изнасилование, поругание всех заветов божеских и человеческих», анонимный автор далее восклицал: «Ах! Нас обманывали глупыми сказками. Революция вовсе не разрушение. Она созидание <…> Наша армия на границе с новым одушевлением отражает врага. Рабочие на заводах торопятся наверстать потерянное время. Русский народ во всей совокупности восстает к новой свободной жизни. Вот, что значит революция — не разрушение, а созидание, не смерть, а восстание к истинной жизни. И да будет еще и еще благословенна русская великая революция!». А в номере газеты за 15 (28) марта была помещена заметка, также обращающая на себя внимании своей наивной непосредственностью. Восхваляя «завоевания, вечно памятных февральских дней», неизвестный автор заметки писал: «Низложение монарха представляется совершенно естественным делом; как будто бы мы весь век ничего другого не делали, как низвергали самодержавных государей…»
«Странное зрелище представлял дом 6 по Эртелеву переулку (здание редакции «Нового времени» — А.И.) после 27 февраля 1917 года. На груди швейцара — невероятно — красный бант. Впрочем, что же невероятного — только что вышло «Новое время"… с передовой статьей — «мы всегда говорили, что самодержавие изжило себя», — вспоминал эти дни поэт Г. В.Иванов [8].
Самое непосредственное участие в февральских событиях принял один из лидеров ВНС В.В.Шульгин. Как известно, вместе с октябристом А.И.Гучковым он принимал отречение Императора Николая II, а затем и Великого князя Михаила Александровича от престола; был комиссаром Временного комитета Государственной думы и Временного правительства над Петроградским телеграфным агентством, принимал участие в составлении списка министров Временного правительства, а также целей его программы. Разочаровавшись позже в революции и ее творцах, Шульгин вынужден был признать: «Не скажу, чтобы вся Дума целиком желала революции; это было бы неправдой… Но даже не желая этого, мы революцию творили… Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несем за это моральную ответственность»[9].
В статье издаваемого им «Киевлянина» — рупора русских националистов Киева, давалась такая оценка февральской катастрофе: «Произошел февральский переворот. По замыслу своему переворот чисто национальный <…> Многие из нас только недавно почувствовали, что они русские <…> Надо сознаться, что долгое многовековое предпочтение, которое оказывала верховная власть нашего государства русским, сделало много трудно поправимых бед» [10].
Признал новую власть и сотрудничал с ней (выполнял поручения Временного комитета Государственной думы) и правый националист, член Думы Д.Н.Чихачев, отказавшийся в свое время примкнуть к либеральной оппозиции и наряду с лидером партии П.Н.Балашевым предпринимавшим попытки создания Консервативного блока. А его старший брат, бывший председатель Киевского клуба русских националистов, также член Думы и киевский вице-губернатор — Н.Н.Чихачев, примкнувший в 1915 г. к Прогрессивному блоку, по свидетельству националиста Ф.Н.Безака, весной 1917 г. не много не мало, оказался в Совете солдатских и рабочих депутатов[11].
Признал Февральскую революцию (правда, отнесся к ней значительно сдержаннее многих своих однопартийцев) и единственный архиерей — член Главного совета ВНС епископ Евлогий (Георгиевский). «Совершился великий переворот в политической жизни России, — писал владыка весной 1917 г., — Император Николай II отказался от престола и вместе с этим прекратил свое существование прежний самодержавный строй русского государства. Не время теперь, да и совершенно бесполезно спорить о самодержавии, ибо по русской пословице «лежачего не бьют». Не станем скрывать, что многим из нас тяжело отказаться от идеи о самодержавии в той возвышенно-чистой его форме, как оно отражается в наших церковных молитвословиях, где царь рисуется как избранник и помазанник Божий в живом общении с своим народом. Но эта чистая идея, к сожалению, не находила в себе практического осуществления в нашей русской действительности, и мы со скорбью наблюдали, особенно в последние годы, как наш русский царь был окружен и отделен от народа тесным кольцом безответственных и темных влияний. Неудивительно, что такое самодержавие само вырыло себе могилу <…> Но наш старый исторический девиз, с которым мы сжились, которому мы привыкли служить, состоит из трех членов: за веру, царя и отечество. Если теперь у нас нет царя, то два другие наши начала еще ярче, еще сильнее выступают в нашем сознании, еще крепче влекут наши сердца. Цари приходят и уходят, а вера и родина — это такие святыни нашего сердца, которые имеют вечное непреходящее значение, независимое ни от каких случайностей» [12].
Зато священники-депутаты протоиереи С.В.Сырнев и И.М.Караваев, проделавшие к 1915 г. эволюцию от крайне-правых до прогрессивных националистов, встречали февральский переворот «с глубокой радостью»: «…Мы всем сердцем приветствуем Вас, Архипастыри, духовенство [и] церковных старост епархии с наступлением новой светлой эры в жизни русского Государства и церкви и выражаем твердую уверенность, что Промысел Божий, устрояющий судьбы мира, сохранит нашу дорогую родину на том пути, на который, не без воли Божией, она вступила, завоевывая себе свободу, правду, справедливость, без которых немыслима мирная, счастливая жизнь Церкви и Государства»[13].
В том же духе отозвался на крушение самодержавия и депутат-националист протоиерей Ф.Д.Филоненко. «Темные силы цезарепапизма, державшие Церковь Христову в тяжелых тисках гнета и насилия — рухнули. Совесть русского православного духовенства и всех православных чад Церкви отныне свободна <…> Возблагодарим Господа Бога за Его милость к нашей родине и Церкви Христовой и помянем добрым словом всех борцов и подвижников за свободу <…> Вековой гнет прежнего режима, подорвав и плодотворную работу Церкви, сковал ее силы, разрознил их, придушил. Белоснежная риза Церкви загрязнена кощунственными его руками», — писал 9 марта провозгласивший себя «скромным борцом за свободу Церкви», о. Филоненко [14].
Впрочем, справедливости ради отметим, что были среди русских националистов и другие оценки революции. Так один из лидеров правого крыла ВНС, член Главного совета союза, депутат III и IV Государственных дум, член Государственного совета Ф.Н.Безак, узнав накануне февральского переворота 1917 г. о планах по отстранению Государя от престола, просил у Императора аудиенции, собираясь сообщить ему об этом и предложить решительные меры, для предотвращения заговора. Однако аудиенция не состоялась. Когда «великая бескровная» докатилась до Киева, как губернский предводитель дворянства Безак отвечая на вопрос общественности «что теперь делать?», заявил о необходимости оставаться верными данной Государю присяге и телеграфировать в ставку с требованием прислать в город казаков для наведения порядка[15].
«Мне отвечали, что нельзя идти против народа, — писал он, вспоминая эти трагические для России дни. — Я возразил, что тут никакого народа нет <…>, и что все это будет сразу прекращено, если принять энергичные меры. Даже стрелять не придется, достаточно появления казаков с нагайками, чтобы все разбежались» [16]. Позже, творцов Февральской революции Безак аттестовал следующими словами: «Кто разрушил могучую, великую Россию? Уж конечно не крестьянское население и даже не большевики; а те, кто во время величайшего напряжения всех сил страны перед самым победоносным окончанием войны, задумали свергнуть ту власть, которая одна могла вывести Россию из тяжелого положения, власть Помазанника Божия, власть русского Царя»[17].
Подводя итог, с уверенностью можно констатировать, что подавляющее большинство русских националистов, за небольшим исключением некоторых представителей правого крыла ВНС, не только не выступили против свершившегося государственного переворота, но и поддержали его, превратившись, по иронии судьбы, из умеренных защитников монархии в умеренных сторонников революции…
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1]Цит. по: Репников А.В.Консервативные представления о переустройстве России (конец XIX — начало XX веков). М., 2006. С. 314−315.
[2] Меньшиков М.О.Речи к народу (Ч. 1 — 2) // Новое время. 1917. 11(24) марта; 14 (27) марта.
[3] Там же // 14 (27) марта; Меньшиков М.О. Кто кому изменил? // Там же. 18 (31) марта.
[4] Беседа с князем Б.А.Васильчиковым // Новое время. 1917. 11 (24) марта.
[5] Суворин М. Москва или Петроград // Новое время. 1917. 15 (28) марта.
[6] Суворин Б. Подвиг // Там же.
[7] Марков Н.Е.Войны темных сил. Статьи. 1921−1937. М., 2002. С. 188.
[8] Иванов Г. Из петербургских воспоминаний. Эртелев переулок // Огонек. 1989. N37. С. 11.
[9] Цит. по: М.Е. Голостенов Шульгин В.В. // Политические деятели России. 1917. Биографический словарь / гл. ред.П.В.Волобуев. М., 1993. С. 364.
[10] К.Б.Чувство национальности // Киевлянин. 1917. 7 мая.
[11] Безак Ф.Н. Воспоминания о Киеве и о гетманском перевороте (авторизованная машинописная рукопись). C. 53. Из личного архива К.Ф.Безак.
[12] Цит. по: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. (Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви) / Сост., автор предисловия и комментариев М.А.Бабкин . М., 2006. С. 131.
[13] Там же. С. 222.
[14] «Братское слово к петроградскому духовенству» члена Государственной думы протоиерея Феодора Филоненко // Там же. С. 356 — 357.
[15] Безак Ф.Н. Указ. соч. С. 51.
[16] Там же.
[17] Там же. С. 1.
http://rusk.ru/st.php?idar=104771
Страницы: | 1 | |
