 |
| Труд | Вадим Карпов | 10.03.2005 |
«ХОЧУ ВСЕ ЗАБЫТЬ»
Ряды колючей проволоки, сторожевые вышки, металлические двери, проверка бдительной охраны, асфальтовые плацы, которые метут воспитанники. К каждой кровати колониста прикреплена табличка: когда пришел в отряд, по какой статье, когда должен выйти… Кругом казарменная чистота. Подростки дружно, хором, словно солдаты, приветствуют всех проходящих офицеров-воспитателей: «Здравия желаем…» Жесткий режим. В 6 утра — подъем, с 7.30 до 8 — завтрак. Отбой в 10 вечера.Валерий Сериков невысок, крепок, ничего «особенного». Разве что глаза — жесткие глаза рано повзрослевшего человека.
— Садись, — предлагаю я подростку стул рядом с собой.
— Нет-нет, — поправляет меня начальник детской воспитательной колонии, подполковник внутренней службы Ольга Зарецкая, которая присутствует при нашей встрече, — Валера сядет возле стены.
Воспитанник, явно раздраженный, говорить о себе не хочет, то и дело нервно одергивает свой синий форменный костюм. О чем его спрашивать? О родителях, о прошлой жизни? А что Валере рассказывать? О том, как рос без отца, как мать пила и сидела за решеткой, как старший брат тоже сидел и был убит во время какой-то криминальной разборки? О том, как сам убивал? А надо ли, чтобы преступник (пацан все-таки) снова и снова все это вспоминал, «проигрывал»?
Сериков сам все объяснил:
-…Я хочу, чтобы обо мне забыли. И сам хочу обо всем забыть. Это мое дело. Никого оно больше не касается.
— Скажи хотя бы, что собираешься делать, когда выйдешь, — работать, учиться?
— Не знаю, у меня слишком большой срок. Что будет тогда — не знаю… Неизвестно, что через час, пять минут случится. Вы напишете, а в Кыштыме прочитают — не хочу… Зачем мне это?
— Но все-таки, какие-то планы строишь?
— Строю, не строю, какая разница — вас это не касается.
Мой собеседник покраснел от злости на то, что его пытаются втянуть в разговор…
Когда Сериков вышел, Ольга Зарецкая сказала огорченно:
— У моих подопечных все словно обожжено, они воспринимают мир эмоционально, нет логики в поступках… За последние годы, — как бы подвела черту Ольга Викторовна, — в колонии стало больше ребят, попавших сюда за тяжкие преступления — грабежи, убийства. Такого раньше не было.
Значит, мир наш стал более жестоким, беспощадным, безжалостным. Можно ли сделать его чуточку добрее, вытащить этих пацанов — УБИЙЦ, НАСИЛЬНИКОВ, ГРАБИТЕЛЕЙ из трясины, спасти их души? Три года назад в колонии на месте старого магазина открылась церковь в честь святой великомученицы Анастасии Узорешительницы, которая покровительствует заключенным. Каждый вторник здесь проводятся службы, на которые приходят воспитанники колонии. Не все, конечно, но многие. И отец Алексей вместе со своим помощником пономарем Сергием, приезжая в храм за колючей проволокой, твердо уверены: ребятам может помочь слово Божие. Свою веру они несут воспитанникам, этим детям в казенной форме.
То, о чем мне поведал Сергий, похоже на чудо…
ЧАС ИСПОВЕДИ
— Я, конечно, знаю, за что попали в колонию многие малолетние прихожане, — рассказывает мой собеседник. — Кто-то лишил жизни близкого человека, родственника, свою девушку, прохожего… Душа у ребят убита. Мы об этом с ними часто говорим. Спрашиваю: если на руку человека лить кипяток, а он ее не отдергивает, что это значит? Значит, человек мертвый. Так и с душой. Мертвая душа уже ничего не воспринимает. Только раскаянием можно ее оживить. Если подросток пришел в храм, то надежда все-таки есть.Видно, что попали в колонию дети из нищеты, из тяжелых внешних обстоятельств. Что не защищены они были родительской молитвой. Большинство ни читать, ни рассуждать не в состоянии. Просто неграмотные. Они и про зубную щетку, мыльницу только в отряде узнали. И про то, что завтрак бывает и обед с компотом… Заторможенные, выросшие во враждебной среде.
* * *
— Когда церковь только открылась, ребята во время службы то заходили, то выходили покурить, поболтать, — делится своими наблюдениями Сергий. — Не было уважения к храму. Сейчас стоят спокойно, не переговариваются. А Николай Богданов так расчувствовался во время молитвы, что даже заплакал и вышел в притвор. А в отряде считается очень дерзким парнем…Ребятам всего по 14−15 лет, а что они видели за эти годы, кроме зла, жестокости, насилия? Мальчишки приходят в церковь и видят совсем другой мир, мир добра. И у них появляется, может быть, первый в жизни шанс сделать выбор…
Зашел в храм после окончания службы Дмитрий Габдурахманов, вспоминает Сергий. Спрашивает меня: «Можно ли мне ходить в церковь?» «Побудь здесь, с нами, — отвечаю. — Сам реши: тянется твоя душа к Богу или нет». Вроде потянулась. Дима крестился, стал активно трудиться на благоустройстве храма.
Однажды на улице меня остановил один из воспитанников, я даже имени его не знаю: «Скажите, в чем смысл жизни?» Отвечу, что смысл в Боге, — не воспримет. «Хорошо, — отвечаю, — что этот вопрос у тебя возник. Каждый человек сам должен найти ответ. А Господь вразумит, подскажет, поставив тебя в те или иные обстоятельства». Воспитанник был в отчаянии: «А если я не пойму?» «Не волнуйся, ответ есть, только искать его нужно своим трудом».
* * *
— Осенью 2002 года икону Анастасии Узорешительницы для храма освятил святейший Патриарх Алексий, — вспоминает Сергий. — В Москву за образом отправились офицеры колонии и два воспитанника. Была встреча с Патриархом. Ребят усадили за стол, угостили чаем. Алексий общался с ними долго, хотя его ждала важная встреча. В октябре икону внесли в храм. И в колонии вдруг все стало бурлить. Проверки, комиссии — одна за другой. Ушел прежний начальник, мужчина. Пришла православная женщина. Перемены начались. Пошили новую одежду для воспитанников — праздничную и будничную. Питание изменилось. Если раньше капустой кормили, то теперь — фрукты, мясо, сырки, каша со сливочным маслом, курица… И средства нашлись на ремонт, которые раньше почему-то не находили.* * *
— Владимира Жуликова из-под Магнитогорска мы крестили в минувшем апреле. Я был просто умилен его простотой, наивностью и верой. Завершив обряд крещения, отец Алексей ввел его в алтарь и предложил попросить у Бога то, чего он желает больше всего. Володя долго не думал: «Господи, хочу, чтобы дома все наладилось, и брат бросил пить». 21 мая у воспитанника день рождения. Накануне вечером он попросил: «Господи, пусть кто-нибудь приедет в колонию, чтобы поздравить». Каково же было его удивление, когда утром в столовой его подозвала начальник колонии Ольга Зарецкая и сказала: «У тебя сегодня день рождения? Иди, к тебе мама приехала». И в конце свидания он узнал от матери, что брат больше не пьет.* * *
— Среди тех, кто помогал благоустраивать храм, — Евгений Смольников. Очень старательно все делал. Вообще ребята в церкви меняются: это в отряде надо себя показывать, здесь же ценятся простота, спокойствие. Никому не придет в голову выругаться под куполами. Воспитанники иногда говорят: «В храме — как дома». А мы стараемся уют создавать. И трапезничаем, и чаем угощаем после службы. В праздники — торты, сгущенка, конфеты. Когда все строго, по режиму — душа насилуется.У Жени Смольникова все вроде складывалось. В отряде отношения нормальные, родственники часто приезжали навещать. Перевели его на работу в клуб при колонии. И он почему-то посчитал, что в церковь ходить не обязательно. Душа его ушла в повседневную суету. Месяц проходит, второй — не появляется Женя на службе. Встречаю его на плацу: «Как дела?» «Да вот, — рассказывает, — мать в больницу попала, с родственниками отношения разладились…» А ты помолись, советую, у иконы Анастасии Узорешительницы.
Через день встречаемся вновь, сообщает: «Письмо из дома получил…» А через неделю увиделись — паренек расцвел в улыбке. Значит, пошло на лад.
* * *
— Года три с лишним назад, еще при прежнем начальнике колонии, пришел ко мне в храм Евгений из Миасса (фамилию его называть не буду) и признался: «Я сегодня вечером что-то с собой сделаю…»И рассказал: «В отряде меня хотят избить». А история началась вот с чего. Подросток решил во что бы то ни стало попасть в лазарет. И проглотил лезвие бритвы. При этом, дабы не порезаться, острый металл завернул в бумажку. Способ известный. Бумага растворяется, в животе начинаются дикие рези. Нужна операция. На полгода подросток освободился бы от режима, отряда… Женя проглотил и стал ходить на богослужения. Но последствий никаких не возникало. Ни рези, ни боли. Минул месяц, другой. Может, случай, мало ли что. Но кому-то подросток намекнул на то, что сделал. И за такую попытку попасть в медсанчасть парня в отряде решили проучить…
Я попытался утешить, успокоить. Вместе мы прочитали покаянный канон. Но ушел он все равно подавленный. Увиделись мы на следующий день. Подросток стоял спокойный, улыбнулся: «Все обошлось».
* * *
— Человек согрешающий не столько виновен, сколько несчастен, — убежден Сергий. — Он вступает в связь со злом. И оно будет его мучить. Дети в полном сознании очень редко идут на тяжкие преступления. Обычно — в пьяном виде, под воздействием наркотиков. Потом объясняют: «Я не знаю, почему так сделал…» Спрашиваю: «Как же мог отца убить?» «Не понимаю"….Идет борьба за душу. Важно отучить от сквернословия. Это тот грех, который содействует связи молодого человека со злом.* * *
— 4 января в храме отмечалось 1700-летие памяти Анастасии Узорешительницы, — продолжает Сергий. — Был престольный праздник. К этому дню установили колокола, и над колонией разнесся первый торжественный звон. Обычно на богослужения приходят 5−10 человек. А тогда собралось больше полусотни. И это было тоже своего рода чудо.…Так получилось, что как раз те воспитанники, которые регулярно ходили в храм, освободились досрочно. Среди них Василий Тюрин, Владимир Жуликов, Дмитрий Габдурахманов, Евгений Смольников…
И добавил Сергий не без печали: Валерий Сериков в храме пока не появлялся.
