Я готов работать дворником, лишь бы чистоту в государстве навести

Из новой книги «Знамени и присяге не изменил»

От редакции: В издательстве «Алгоритм» вышла книга генерала Альберта МАКАШОВА «Знамени и присяге не изменил». В день памяти трагических событий октября 1993 года издательство предложило нам опубликовать новые выдержки из книги, в которой автор вспоминает о том, что происходило в те дни в самом эпицентре событий. Прежде РЛ уже публиковала выдержки из воспоминаний генерала А.М.Макашова..

Ко мне приходили разные люди. Одни искренне хотели помочь. Требовали оружия. Другие пытались что-нибудь выведать. Эти работали, как правило, под видом корреспондентов. До того обнаглели, что даже липового удостоверения от редакции не позаботились получить. Мы беседовали. Вслух предупреждали, что такие-то лестничные переходы заминированы, на крыше и в подвале установлены растяжки и т. п. Действовало. Штурм переносился. К руководству приходили офицеры Генштаба, делились информацией. Некоторых я знал в лицо. Меня знали все. К Ачалову проскальзывали и в генеральских званиях, но без формы. Особенно увеличивался поток, когда чаша весов склонялась в нашу сторону. Увидев одного генерала, который рьяно осуждал меня в 91-м году и даже оформлял документы на мое увольнение из армии, я спросил у Ачалова: «А этому-то что надо здесь?» Ачалов, как истинный десантник, сплюнул и сказал: «Должность будущего советника просил"…

Было много и таких, кто регулярно появлялись у нас на балконе — говорили громко, складно, ни о чем. А ночевали дома. Интересно, как их пропускали к нам в крепость?

В первые дни осады Верховного Совета, когда телефонная связь еще была — звонок. Знакомый адмирал, спрашивает: «Ну, как вы там? Держитесь? А мы тут вывозим на БДК (большой десантный корабль) людей из Сухуми. Ну, вы там держитесь». Бросил я трубку. Он Шеварднадзе из Сухуми спасал…

Однажды привели ко мне представителя одного гордого племени. Он предлагал свою помощь, но взамен требовал гарантию свободы и независимости его народу. Я колебался до тех пор, пока не узнал, что их в Москве всего четверо, а за границей миллион. А свою фуражку я отдал казачьему сотнику, обещавшему привести в Дом Советов всю свою сотню, — как доказательство нашей с ним встречи. Ни фуражки, ни казаков я больше не видел, а на голову надел подаренный мне одним из защитников черный берет морского пехотинца.

В конце сентября, среди ночи, будит меня мой помощник, капитан III ранга Балтфлота Штукатуров Евгений.

— Альберт Михайлович, дело срочное. У нас один из охраны Ельцина.

— Ну, веди сюда.

Входит в форме спецназа человек. Рост ниже среднего. Пьяный настолько, что это заметно невооруженным взглядом.

— Генерал, охрана Ельцина готова защищать Кнс… Конституцию. Прикажи впустить через главный вход. Мы готовы перейти на твою сторону. Все с оружием. Представляешь, утром Борис Николаевич проснется, а охраны нет. Давай приказ!

Смотрю на него. Пьяный, точно. Взгляда не поднимает, глаза по углам блуждают. Дурак? Кто его знает… Провокация?

Начинаю разговор.

— А сколько Вас?

— Все…

— А сколько и где сейчас находитесь?

Он настолько пьян или притворяется? Или наркотики…

Продолжаю разговор, благодарю за службу. Предлагаю всех, кого он приведет, построить перед главным входом в 6.00 утра. Будет оркестр, женщины споют: «Вы — спасители России"… Неожиданно легко он соглашается. Его уводят. До сих пор ни слуху, ни духу.

Один из военачальников того времени прислал к руководству своего человека для торгов. Тот требовал не меньше министерского портфеля. Надо было соглашаться. Но депутаты поторопились и раздали должности раньше победы, а добровольно отдать свой будущий пост новому претенденту никто не пожелал, так что после длительных торгов военачальник отказался спасать Отечество от узурпатора Ельцина. Когда я узнал об этом, ругался страшно и заявил, что свой пост Первого заместителя министра обороны отдаю любому майору, который приведет к Дому свой батальон или полк с оружием и полевой кухней. Позже выяснилось, что я — не Первый заместитель, а просто заместитель. Таких можно назначать хоть десяток. Уж для кого руководство (Президент Руцкой, Председатель Хасбулатов) держало этот пост, не знаю. Да только выше того звания, что я получил — Защитника Конституции и России — все равно не найти.

* * *

Говорит мне Ачалов: «Альберт Михайлович, пришли ребята. Во, какие! Все в форме. Организация. Дисциплина. Ты их не трогай. Они подчинены мне».

В этот же день посыпались жалобы от рабочих, от студентов, от женщин. Баркашовцы избили в умывальнике якута. Ведут себя нагло, вызывающе. Пошел посмотреть, поговорил с Баркашовым. Человек двадцать пять, все в форме. Ощущение маскарада. Дисциплина жесткая. Держатся особняком, взгляд исподлобья, колючий. Поговорил с Баркашовым. Подготовка на уровне ШРМ (школа рабочей молодежи, вечерняя). В голове у них каша из «Майн кампф», христианства, восточных единоборств. Поскольку люди министра, предложил отдельное место. В спортзале. Потом на плане обороны отвел им место для защиты подвалов и всех коммуникаций. Интересно, что все назначенные съездом министры: Дунаев (МВД), Баранников (КГБ) потребовали по десятку баркашовцев для своей охраны, так и сидели они в приемной министров. Пользы никакой, а вреда морального — много. Ельцинские СМИ с удовольствием рифмовали «Баркашов» и «Макашов». Вероятнее всего, власть-то их и привела в Дом Советов. Они мне не были подчинены.

Главный враг у нас не инородцы Великой России (азербайджанцы, якуты, кавказцы) а те, у кого есть свое государство, те, кто грабит все народы России, вывозит капитал, презирает русскую, советскую культуру, издевается над нашей историей. «Вождь» скинхедов Александр Иванов, бывший полурежиссер, в газете «Я — русский» открыто пишет: «Сегодня нам нужно дружить с евреями, бороться против таджиков, азербайджанцев…». Так это стратегия иудаизма. Кусать всех, а их не трогать. Неужели не понятно?

* * *

В один из дней предложил Баркашову проверить его участок обороны. С внутреннего двора с помощью коменданта здания (начальник гражданской обороны) спустились через калитку в решетке из металла в подвал. Света нет. Идем с двумя фонарями, держась вдоль стены. Размеры — автобус может проехать. Вдруг слышим громкий храп. Один из помощников Баркашова шепчет: «Здесь где-то наш пост». Положение неприятное. Если это часовой спит, то он с оружием. А если в темноте всех перестреляет с испуга? Выключаем фонари, на цыпочках пробираемся до источника звука, включаем. На деревянных нарах в форме Штирлица — храпит. Автомат, слава Богу, на других нарах. Баркашов оставляет помощника разбираться со своим кадром. Мы идем дальше. Сухо. Есть какое-то движение воздуха. Звук поездов. Комендант гражданской обороны шепчет: «Станция метро «Киевская». В свете фонаря виден поворотный круг стены. Вывод: есть путь для отхода, есть путь и для прохода ельцинских сил в здание. Решение: выставить усиленный пост с пулеметом. И не спать. Баркашов извиняется.

Допрашиваю коменданта ГО. Звание — подполковник. Рост — полтора метра. Чернявый, типичный хасид. С перепуга дрожит и заикается. Но осмеливается: «Кто будет платить за противогазы, розданные защитникам, за ковровые дорожки?» Отвечаю: «Советская власть. После победы».

Интересно, как они все находят для себя такие должности и место службы: завхоз, продюсер, комендант, конферансье, банкир, диктор?

Господи, неужели ты выбрал себе такой народец в наказание нам?

* * *

Ачалова, как единственного в русской истории Министра обороны, избранного непосредственно Съездом, на людях подчеркнуто звал «Товарищ министр». В своем осажденном гарнизоне старался поддерживать порядок. Команда «Союза офицеров» была управляема. Баркашовцы находились под землей и в приемных. Полк добровольцев курировал генерал-лейтенант Калинин Ю.Н. Около меня всегда под рукой был десяток. Охрана Президента и Председателя Верховного Совета, как и баркашовцы, мне подчинена не была. О группе «Север» до сих пор знаю мало. В Останкино они мне не подчинялись. Говорили: «Мы группа рабочих». Непосредственно со мной было пять человек.

Один мой близкий знакомый, старый генерал, однажды сказал мне: «Нам надо уходить. Ты не на своей должности. Ты здесь как начальник караула"… Я отвечал, не рисуясь, что готов работать дворником, лишь бы чистоту в государстве навести. Я не мог не прийти сюда так же, как и не мог уйти отсюда, не выполнив до конца воинскую присягу.