 |
| Русская линия | Александр Рудаков | 05.08.2006 |
Именно тогда произошло исполнение библейских пророчеств об Иерусалиме, который вновь стал «святым городом» и местом паломничества для бесчисленного множества верующих. Каждая из перечисленных здесь черт представляет собой отдельную тему, которая будет специально разобрана в этой статье. Ее публикация посвящена 1700-летию начала правления Константина Великого, которое приходится на 2006-й год. Напомним, что семнадцать веков назад, в 306-м году, римские легионы, дислоцированные на острове Альбион (Британия), провозгласили Константина цезарем и августом.
КОНСТАНТИН ВЕЛИКИЙ И АПОСТОЛ ПАВЕЛ
Религиозный путь Константина и в самом деле начался с видения, подобного видению Павла на пути в Дамаск. Между 306 и 312 гг. перед глазами императора на небе появился гигантский Крест, вокруг которого светилась надпись «сим побеждай"[2]. Явление Креста не могло быть игрой воображения — повествуя о нем впоследствии, император ссылался на своих воинов, видевших то же, что и он[3]. Так Константин, подобно Апостолу Павлу, был призван на служение, высшая цель которого заключается в духовном просвещении и спасении людей.
Повествуя о своих миссионерских трудах, Апостол Павел писал: „для всех я сделался всем, чтобы спасти хотя бы некоторых“. Общаясь с иудеями, он ссылался на пророчества Ветхого Завета, а проповедуя эллинам, указывал на следы истинного богопочитания в языческих культах (памятник „Неведомому Богу“ и речь в афинском Ареопаге). Константин Великий действовал подобным же образом, проповедуя среди своих воинов. Государю приходилось считаться с тем, что самой распространенной в их среде религией был культ Митры, в центре которого находилось почитание Солнца. Константин не стал преследовать митраистов, но убеждал их в том, что вещественное солнце, которому они поклонялись, есть небесная икона Спасителя Христа. Объявив воскресенье выходным днем, Константин призвал посвятить его молитвам, которые сам и составлял. На щитах своих солдат он повелел начертать монограмму имени Спасителя, которая начиная с 312 года стала официальной эмблемой его армии.
Император принадлежал к числу харизматических вождей, пользовавшихся безграничным влиянием на офицеров и солдатскую массу. Это влияние он и употребил для того, что приобщить воинов к своей вере. Проповедь христианства в римском войске имела несомненный успех, поскольку авторитет Константина, не проигравшего ни одного сражения на суше и на море, служил лучшим доказательством его религиозной правоты. Так римская армия, бывшая до Константина главным оплотом язычества, стараниями святого государя превратилась в ХРIСТOПONIМON KAI FILOХРIСТON СТРАТEUМA» (христоименитое и христолюбивое воинство). Это позволило Константину использовать военную силу для защиты Церкви не только внутри, но и за пределами своей империи. После побед над языческими тиранами император добился заключения мирного договора с Персией, одним из условий которого было лояльное отношение шаха к христианам (соглашение восточные соседи Рима выполняли до самой его смерти).
Еще одно сходство Константина Великого с Апостолом Павлом проявилось в борьбе с церковными расколами. Апостол Павел стремился разрушить барьер враждебности между христианами из иудеев и новообращенными из числа язычников. Ради этого он предпринял рискованное и опасное путешествие в Иерусалим, которое стоило ему многих лет заточения. Подобно св. Павлу, Константин Великий также всеми силами стремился к церковному миру. Беседуя однажды с христианскими епископами, император, по свидетельству Евсевия Кесарийского, сказал им: «вы — епископы внутренних дел Церкви, меня же можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних». Исполняя это служение, Константин Великий стремился примирить с Церковью раскольников — донатистов и новациан, а затем на 1-м Вселенском соборе побудил епископов принять православный Символ Веры.[4]
При этом Константин старался не применять силу против еретиков-ариан, предчувствуя, что со временем церковное единство будет вновь обретено на основе православного учения. Полвека спустя все именно так и произошло, и Василий Великий, подготовивший преодоление церковного раскола, вполне может быть назван продолжателем линии Константина Великого.
С темой обретения церковного единства связан и вопрос о крещении императора. Противники Константина Великого (главным образом из числа западных богословов и историков) вменяют ему в вину, что он откладывал совершение таинства до последних дней. Однако на это было, по крайней мере, три весомых причины. Главная из них заключается в том, что сама Церковь начиная с 312 года была расколота, и Константин, приняв крещение от одного из ее епископов, противопоставил бы себя другим. Император, призванный объединять, а не разобщать своих подданных, мог принадлежать лишь к Единой Церкви — а церковное единство было восстановлено только на Втором Вселенском Соборе, спустя четыре десятилетия после его смерти. Кроме того, крещение в зрелом возрасте было в то время обычной практикой, и оглашенные христиане считались членами Церкви. Так, св. Амвросию Медиоланскому даже предложили занять епископскую кафедру Милана в то время, когда он находился на государственной должности и еще не был крещен. Не следует забывать также и о том, что царское служение сопряжено с множеством духовных и этических рисков, а император слишком дорожил таинством, возрождающим человека к вечной жизни во Христе. Напомним, что даже спустя почти тысячу лет после Константина Великого московские князья пред смертью принимали монашескую схиму, после чего им отпускались грехи, отчасти с неизбежностью совершаемые во время их правления.
СУМЕРКИ ВОЛХВОВ
В годы правления императора Диоклетиана (284−304) власть оккультистов-чернокнижинков была так велика, что распространялась на все общество. По мнению знаменитого (хотя и крайне тенденциозного) историка античности Якоба Буркхарда, «волшебники держали империю в немалом страхе, и даже видные и высокообразованные люди опасались подвергнуться исходящей от них опасности».[5]
Диоклетиан, начавший последнее и самое страшное гонение на христиан, находился в полной зависимости от оккультистов. Древние авторы донесли до нас сведения о том, как однажды некий человек постоянно являлся Диоклетиану во сне, повелевая назначить на высший государственный пост. Император, понимая, что стал жертвой сверхъестественного внушения, в конце концов все же уступил, воскликнув «получай власть, которой ты требуешь у меня каждую ночь».
Склонность Диоклетиана к оккультизму привела к тому, что своим преемником он сделал ненавидевшего христиан (но мало способного к государственной деятельности) Галерия, сына иллирийской колдуньи Ромулы.
Такой преемник, конечно же, был выгоден всем «служителям тьмы», обосновавшимся в императорском дворце. Для них христиане были опасными врагами, самим фактом своего существования разряжавшими ту атмосферу, в которой чернокнижники не только могли чувствовать себя сверхлюдьми и тайными властителями мира, но и получать огромные доходы от эксплуатации человеческих слабостей и суеверий. В этом, пожалуй, была причина одного из самых острых противоречий между христианством и языческим миром, который к началу четвертого века уже давно отошел от почитания «светлых» олимпийских богов и эволюционировал в сторону темных культов «карфагенского» типа. Среди откровенно демонических сущностей, которыми поклонялись в эпоху Диоклетиана, следует особо упомянуть так называемого «тирского Геракла», двойника Мелькарта хананеев-финикийцев. В такой духовной атмосфере «специалисты оккультных наук», конечно же, слыли весьма авторитетными фигурами. А правители-язычники были сами готовы пойти в ученики к столь могущественным людям.
Противник Константина, Максенций, по свидетельству древних историков «рассекал беременных женщин и рассматривал внутренности новорожденных младенцев», и в огромном количестве умерщвлял львов (это считалось эффективным жертвоприношением), чтобы предотвратить пугавшую его войну. Не отставал от Максенция и Лициний, также пытавшийся противостоять Константину. По свидетельству Евсевия, он «окружил себя прорицателями и египетскими гадателями, составителями волшебных снадобий и шарлатанами».
* * *
Константин Великий много сделал для того, чтобы воплотить в жизнь этот священный императив. Сразу же после окончания войн с тиранами-язычниками он полностью запретил деятельность корпораций «волшебников», которых было больше трехста во всех провинциях империи.
Для современников Константина уничтожение оккультных центров стало еще одним деянием, свидетельствовавшем о его апостольской миссии. Из Св. Писания известно, что апостолы, разрушая козни демонов, сурово наказывали волхвов (как св. Павел — Елиму Волхва, а св. Петр — Симона Волхва, поднявшегося в воздух с помощью заклинаний, но по молитве Апостола упавшего с высоты на землю и разбившегося о камни).
Получив власть, Константин Великий уверенно пошел по стопам Петра и Павла. Главный удар император нанес по черно-магическим братствам Финикии и Египта. Биограф Константина Евсевий Кесарийский сообщает о разрушении капища в Афаке Финикийской, представлявшем собой второе издание библейского Содома и уничтожение «храма» Афродиты-Астарты в финикийском Гелиополе. Однако подобные меры проводились по всей стране с характерной для римской государственной машины последовательностью и методичностью, после чего оккультисты уже не могли, как прежде, держать всю империю в страхе перед своими чарами.
ИМПЕРИЯ СБЫВШИХСЯ ПРОРОЧЕСТВ
Пророку Даниилу, предвозвестившему гибель языческих царств, Константин поставил в своей новой столице великолепный памятник, который произвел когда-то неизгладимое впечатление на Евсевия Кесарийского. «При источниках, среди торговой площади, ты видишь знакомый читателям божественных писаний символ доброго пастыря, видишь также изваянного вместе со львами и блистающего золотыми покровами Даниила», писал церковный историк. Однако особое место в религиозном мировоззрении императора, по-видимому, занимала самая таинственная книга Нового Завета — Апокалипсис. В эпоху Константина на греческом Востоке она считалась, по крайней мере, спорной (ее окончательно признают канонической лишь полвека спустя под влиянием авторитета св. Афанасия Великого). Однако на римском Западе Откровение Иоанна Богослова пользовалось непререкаемым авторитетом, и его статус в корпусе новозаветных писаний никогда не ставился под сомнение. Во время гонений Диоклетиана и Галерия Апокалипсис, по вполне очевидным причинам, внимательно изучался многими клириками. Советник Константина Великого, Осиус Кордовский[6] вполне мог обсуждать его содержание с императором, а тот, в свою очередь, серьезно задуматься над возможностью их частичного осуществления в современную ему эпоху.
Среди приближенных Константина, помимо Осиуса были и другие люди, с которыми можно было обсуждать эти вопросы. Например, Лактанций, первый биограф императора, считал, что шесть тысячелетий существования мира, отраженных в библейской хронологии, аналогичны шести дням творения. Седьмое тысячелетие — символ седьмого дня, в который должно наступить тысячелетнее царство Христа. Поскольку начало отсчета исторического времени отнесено в церковной традиции к 5508 году до н.э., Лактанций ожидал наступления конца света в 492 году.[7]
ОБРАЗЫ АПОКАЛИПСИСА
Вот как описывает ее сюжет Евсевий Кесарийский: «Константин изобразил над главой собственного лика спасительное знамя (лабарум), а под ногами — стремящегося в бездну дракона, под видом которого разумел враждебного и неприязненного зверя, через тиранию безбожников преследовавшего Церковь Божью». Комментарий, который дает церковный историк, также достаточно красноречив: «этим император хотел показать всем, что дракон под его ногами поражен и низвергнут в морские бездны. Тайного врага рода человеческого он представлял низвергнутым в бездну погибели силой спасительного знамения, находящегося над своей главой».
Евсевий, сомневавшийся в каноничности Апокалипсиса, объясняет смысл этой картины с помощью текста ветхозаветного псалма («император начертал то, что некогда возвестили об этом звере пророки, которые говорили, что Бог поднимет великий и страшный меч на дракона, змия убегающего, и погубит его в море»). Похоже, однако, что для Константина Великого источником этих образов было именно Откровение Иоанна Богослова. Возможно, что в образе божьего воина, пришедшего разрушить царство дракона, Константин Великий увидел указание на историческую миссию христианского воинства и христианского государства.
Из этого, конечно же, вовсе не следует, что пророчества Тайнозрителя уже сбылись в IV-м веке и не относятся к «последним дням» мира. Однако вполне допустимо предположить, что архетип этих событий находит свою реализацию во всех «Больших Эпохах» истории человечества. В каждой из них можно найти эпизоды, когда на христианство обрушивается натиск богоборческих сил, а затем происходит нечто такое, что вполне можно понимать как прообраз эсхатологического торжества над мировым злом.
Еще одним примером тому может послужить история Иерусалима, которому пророки Ветхого Завета возвещали великое будущее после прихода Мессии.
В первые века христианства читатели терялись в догадках — имели ли эти пророчества отношение к судьбе реального земного града или представляли собой некие аллегории? Долгое время казалось, что правильный ответ — первый. После подавления иудейского восстания под предводительством Бар-Кохбы римляне сравняли Иерусалим с землей и возвели на месте столицы библейского мира город Элиа Капитолия. Когда же двести лет спустя легионы Константина Великого заняли Палестину, его мать, св. равноапостольная Елена, отравилась на поиски Животворящего Креста Господня. Вскоре главная святыня христианского мира была обнаружена[8], и Иерусалим преобразился до неузнаваемости.
В полном соответствии с предсказаниями пророков, сюда устремились бесчисленные толпы паломников со всех концов света. Как и прежде, люди шли поклониться храму — но не старому, ветхозаветному, а новому, построенному в честь победы Воскресшего Спасителя над смертью.
Вот что говорит об этом Евсевий Кесарийский: «На месте спасительного страдания воздвигнут новый Иерусалим, в противоположность древнему, который был подвергнут крайнему опустошению. Государь построил храм в честь победы Спасителя над смертью». «Может быть, — пишет Евсевий, — это тот самый храм, который пророческое слово называет новым и юным Иерусалимом, и во славу которого, по внушению Духа Божьего, так много говорится в Писании«[9]. Так город, потерявший свое имя и стертый с лица земли, благодаря св. Константину и св. Елене снова вернулся в историю. Атрибуты языческих культов, которые ритуально оскверняли Иерусалим, были отправлены на переплавку. А «священный город» Библии получил статус духовного центра христианского мира, каковым он остается и по сей день.
ОСУЩЕСТВЛЕННАЯ НАДЕЖДА
Римские легионеры, разрушившие Карфаген, вполне заслужили библейские благословения, обращенные к тем, кто сокрушит финикийцев, или, как их называли древние израильтяне, хананеев. Вспомним, что финикийская религия с ее кровавыми изуверскими ритуалами и возведенным в культ развратом предается проклятьям чуть ли не на каждой странице Ветхого Завета. «Когда перейдете через Иордан в землю Ханаанскую, прогоните от себя всех жителей земли той, и истребите все изображения их, и всех литых идолов их истребите, и все высоты их разорите» (Числ. 33, 51−52) повелевает народу Священное Писание.
На протяжении шестисот лет последователи Моисея — от полководца Иисуса Навина до пророка Илии и царя Иосии, вели с ней беспощадную борьбу, продолжавшуюся до самой гибели державы царя Давида и Вавилонского пленения.
Карфаген первоначально возник как торговая колония финикийцев, а затем занял доминирующее положение в Восточном Средиземноморье. И его жители были как раз теми самыми хананеями, с которыми сражались цари и пророки ветхозаветного Израиля. Исчезнув, в конце концов, в Палестине, жуткие культы финикийцев расцвели в Карфагене, который стал не столько крупнейшим экономическим центром античности, но и вполне реальным претендентом на мировое господство.
Рим, имевший до начала Пунических войн лишь локальное геополитическое значение, оказался единственной силой, способной противостоять хананеям-финикийцам. Так римским полководцам было суждено довести до конца то дело, которое начали герои ветхозаветной истории.
Карфаген был повержен, после чего Римская держава за какие-нибудь сто лет превратилась в самое крупное государство мира. Этот процесс завершился к 20-му году до Р.Х., когда Октавиан Август, провозглашенный императором семью годами ранее, объединил под своей властью все римские владения. В этом же году, как следует из церковного предания, родилась Пречистая Дева Мария. Такое совпадение, конечно же, не может быть случайным, и все богословские и историко-философские выводы из этого факта еще предстоит сделать в будущем.
«СВЕТ» И «ТЕНЬ» РИМА
Двойственность между «светлым» и «темным» ликом Рима определяла и отношение к нему со стороны христиан. Для них имел большое значение тот факт, что римское государство защищает их от вторжения варваров, что признавал даже такой пацифист-максималист, как Тертуллиан. Однако было очевидно и другое — политический режим Рима часто приближался к тому, чтобы стать «Режимом Зверя», мощь которого направлена против христианских общин.
Сама столица Империи, названная в Откровении Иоанна Богослова «матерью всем мерзостям земным», была форпостом одиозного язычества. По свидетельству Тертуллиана, император Тиберий предложил римскому сенату разрешить поклонение Христу[10], однако сенаторы ответили отказом. Для основной массы населения Рима преданность старым культам (сколь бы архаичными и отжившими они ни были) была, как бы теперь сказали, фактором цивилизационной идентичности, построенной на ощущении превосходства.
Отказ от язычества сулил Риму утрату этого ощущения, с чем не захотели бы смириться ни аристократы, ни плебс. Правители Рима, преследовавшие христиан из-за своего эгоистического национализма, действовали по тем же самым мотивам, что и противники христианства в иудейской среде. Есть много общего между осудившими Христа на распятие иудейскими первосвященниками Анной и Каиафой, с одной стороны, и гонителями христианства Валерианом и Децием, считавшими себя «римскими патриотами», с другой.
* * *
Очерчивая копьем границы Нового Рима (так при Константине называли Константинополь) государь сказал своим приближенным, удивившимся размаху предстоящего строительства «буду идти, пока не остановится Идущий впереди меня». Совершая этот поступок, он ясно ощущал, что действует не по своему разумению, но исполняет Божью волю.
Сегодня день обновления Царьграда — малоизвестный церковный праздник[11]. А между тем, значение этого события очень велико. Посвятив Константинополь Пречистой Деве Марии, одновременно с Рождеством Которой возникла когда-то Римская Империя, Константин Великий создавал старому Риму религиозную альтернативу.
Ее прообразом служил «Новый Иерусалим», Божий Град, описанный Апостолом Иоанном Богословом в Апокалипсисе. Строительство новой священной столицы, мыслимой как идеальный христианский город радикально изменило сакрально-географическое пространство римской ойкумены и создало духовные предпосылки становления новой христианской государственности. Появление на исторической арене вновь обратившегося в язычество Юлиана Отступника уже ничего не могло изменить — программа исторического развития, запущенная в момент «обновления Царьграда», была способна успешно нейтрализовать любые «вирусы». Больше того, пример «Второго Рима» был чрезвычайно важен для воцерковления Первого, который через три поколения после основания Константинополя (незадолго перед началом череды варварских нашествий" начала V-го века) также стал христианским городом. После разрушения основ римской политической системы в Западной Европе он утратил какое-либо политическое значение, однако приобрел статус важнейшего религиозного центра, который и сохранял вплоть до 858 года, когда произошел церковный раскол между Западом и Востоком.
* * *
«ВЛАСТЬ НА НЕБЕ» И «ВЛАСТЬ НА ЗЕМЛЕ»
В наше время, когда христианство часто воспринимается сквозь призму анархистских и антигосударственных стереотипов, эта мысль может многим показаться спорной, и потому нуждается в серьезных доказательствах. Напомним, однако, что, с точки зрения древних (и с позиции любого династического легитимизма) «царем» является тот, кто имеет законное право царствовать, а не тот, кто фактически осуществляет властные полномочия. «Царь» — это не должностное лицо, которое получает свой статус в силу исполнения неких государственных обязанностей, но носитель особого, неотчуждаемого сакрально-правого качества. Иными словами тот, кто имеет право царствовать, и есть царь в высшем религиозном смысле — даже если пребывает в умалении кенозиса и идет на Голгофу.
Приводя аргументы в защиту такого подхода, можно вспомнить и о том, что переданные в Евангелии от Иоанна слова Иисуса Христа «Царство Мое не от мира сего» чаще всего цитируются без многозначительного словечка «ныне» которым заканчивается ответ Пилату.
— Если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда" (Ин. 18, 36).
Подтверждению этой мысли служит и Его последняя речь в Евангелии от Матфея.
— Дана Мне всякая власть на Небе и на земле. Итак идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедал вам. И се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 18−20).
Эти слова и царская родословная Спасителя, с которой начинается Евангелие от Матфея образуют композиционное кольцо. В них — альфа и омега, начало и конец Первого Евангелия.
Что хотел донести до нас св. Апостол Матфей, используя этот композиционный прием? Очевидно, что Христос — больше, чем любой возможный Наследник Давида (и об этом прямо говорится в Мф. 22, 45: «Если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?»). Однако, будучи по своему Божеству Царем всего сущего, по своему Человечеству Христос явился в мир Царем священной библейской монархии.[12]
Это царское право стало духовной предпосылкой ее возобновления святым Константином Великим и его наследниками — государями Рима, Царьграда, затем и «Третьего Рима» — Москвы.
Не случайно большинство христологических церковных праздников обязательно имеет «царский» смысл. Говоря о Рождестве, мы обязательно вспомним о золоте волхвов, поднесенном Младенцу-Царю. Празднуя Сретение — слышим слово Симеона Богоприимца о царских обетованиях народу Ветхого Завета. Кульминацией этой темы становится Вход Господень в Иерусалим, где народ приветствует Христа как Царя-Мессию. Затем «царский» мотив продолжается во время Страстной Недели («Сей есть Царь Иудейский»), получает новое звучание в дни Вознесения («Дана Мне всякая власть на Небе и на Земле») и Преображения (в чудесном сиянии, окружившем Спасителя на горе Фавор, Отцы Церкви видели указание на Его царское величие) и завершается мощным мажорным аккордом в праздник Воздвижения Креста. Указание на появление символа небесного Креста («тогда явится знамение Сына Человеческого на Небе»), предвозвещающего вторжение Воплощенного Логоса в человеческую историю, можно обнаружить в Мф. 24, 30. Исполнение этого пророчества относят ко временам Второго Пришествия, однако явление Креста с надписью «Сим победиши», которого удостоился святой равноапостольный Константин Великий, вполне можно рассматривать как таинственное символическое предвосхищение этого эсхатологического события.
Образ Креста еще раз появляется в жизни Константина Великого, когда св. Елена организует проведение раскопок в Иерусалиме и обнаружит то самое древо, на котором был распят Спаситель. Эти события в биографии семейства Константина — световой крест на небе и вполне вещественный — на земле, начинают и завершают эпоху, когда язычество пало, и все политические преграды на пути к проповеди христианства были разрушены. С этого момента знак Креста, священный символ победы Вечной Жизни над глобальным космическим принципом хаоса и энтропии, приобретает еще один, политический смысл. Отныне он становится эмблемой христианского воинства и христианской империи. И если Пасха являет собой день исхода верных в Царство Божье, то Воздвижение Креста напоминает о переходе христиан из «государства Зверя» в «государство Божьей Правды», которое хотя бы в идеале устремлено к высшей духовной цели.
По словам протоиерея Валентина Асмуса, в праздник Воздвижения «мы вспоминаем все великие благодеяния Божии, явленные роду христианскому в православном царстве. Мы смиренно просим, чтобы эти благодеяния были не бесплодны и для нас, давно оторванных от христианского царства и несущихся, словно на какой маленькой льдине, в холодный и угрюмый океан будущего"[13].
ПРОДОЛЖЕНИЕ МИССИИ
Своими делами Константин неустанно доказывал, что коль скоро сама человеческая природа возрождена и восстановлена Спасителем, то и государство, состоящее из людей, может и должно иметь высшую духовную цель. Он верил, что после встречи человечества с Христом торжество Божьей Правды возможно не только на Страшном Суде и в ином измерении бытия, но в том реальном пространстве-времени, где мы существуем здесь и сейчас.
На своем личном примере Константин Великий показал, как много может сделать справедливая власть государя-христианина для распространения веры и утверждения добра. Последующие семнадцать веков подтвердили его правоту. Примеру Константина Великого последовали многие святые цари-миссионеры — император Юстиниан, болгарский царь Борис, моравский князь Ростислав, пригласивший в свои земли просветителей славян святых равноапостольных Кирилл и Мефодия, и, наконец, святой равноапостольный князь Владимир[14].
Таким образом, даже покинув мир, Константин все равно остался действовать в нем, продолжая свой подвиг через тех, кто продолжил его дело.
2. По мнению английского историка Дж. Бейкера, явление Креста Константину Великому произошло не перед сражением с Максенцием в конце октября 312 года, а значительно раньше — в 306 году в Британии.
3. Одним из очевидцев явления Креста Константину Великому был св.Евсигний. В старости святой Евсигний оставил военную службу и удалился на свою родину, в Антиохию. Он дожил до царствования Юлиана Отступника (361−363), стремившегося восстановить язычество. По доносу одного из антиохийских граждан святой Евсигний как христианин предстал перед судом. Обвинив Юлиана Отступника в предательстве тех идеалов, за которые сражался Константин Великий, он принял мученическую смерть в 362 году. Память мученика Евсигния празднуется 5/18 августа.
4. Большинство участников Никейского Собора изначально склонялись к поддержке учения Ария и приняли православный Символ Веры под влиянием Константина Великого. По словам А.В.Карташева «Константин взял на себя роль рупора для повелительного провозглашения тонкого богословского термина („единосущие“ — ред.), который был признан надежным щитом против арианства избранным меньшинством епископата». (См. А.В.Карташев. История Вселенских Соборов. М., 2002, с. 38).
5. Буркхард Якоб. Век Константина Великого. М., 2003, с. 200.
6. Осий — Hosius (а не Осия!) Кордубский из Испании занимал кафедру Кордовы до своей смерти в 359 г. Вскоре после провозглашения Константина императором, который стал открыто заявлять себя христианином, Константин призвал его ко двору и окружил любовью и уважением" (Карташев А.В. История Вселенских Соборов. М., 2002, с.47). Память святителя Осиуса празднуется 27 августа / 9 сентября.
7. Примечательно, что примерно в это время (конец V-го века в Константинополе произошло событие, которое нашло свое отражение в церковном календаре. 6/19 ноября празднуется Воспоминание о спадении из воздуха праха, когда отмечается необыкновенное явление, произошедшее в конце пятого столетия. «Небо сделалось облачным и темным, на земле ощущался сильный жар. Это продолжалось 40 дней, и население Константинополя всерьез опасалось, что вскоре весь мир будет сожжен огнем». После продолжительных крестных ходов и церковных молитв страшная тень, нависавшая над городом, исчезла. Из облаков на землю ниспал горячий и мрачный пепел, которым были опалены растения (См:. Священник Иоанн Бухарев. Жития святых Православной Церкви. М., 2003, с.564).
8. Обретение Честного креста и гвоздей св. царицею Еленою в Иерусалиме празднуется 6/19 марта.
9. Евсевий Памфил. Жизнь блаженного василевса Константина. 3.33. Обновление Храма Воскресения Христова празднуется 13/26 сентября.
10. Евсевий Памфил. Церковная история. М., 2001, с. 57−58.
11. Обновление Царьграда (день освящения новой столицы Константинополя) состоялось в 330 году и празднуется 11/24 мая, в один день с памятью св. равноапостольных Кирилла и Мефодия.
12. Св. Григорий Нисский отмечает: «Имя Христос, если переложить его на более ясное и удобопонятное слово, означает царя. Так как св. Писание показывает этим именем, по некоторому особенному употреблению, царское достоинство (См.: Макарий, митр. Московский и Коломенский. Православно-догматическое богословие. Ч. 2. СПб., 1883, с.166).
Комментируя 2-й псалом, блаженный Феодорит Кирский пишет: «Как Бог, Он (Христос) имеет царство по самой природе, а как человек, приемлет помазание на царство» (Феодорит Кирский, блаж. Изъяснение псалмов. М., 2004, с. 18).
Обобщая святоотеческое учение о царском служении Христа, митрополит Макарий пишет: «Господь Иисус, царь вечный по Божеству, будучи помазан Духом Святым в царя и по человечеству в самом воплощении (Лук. 1, 32−35; Деян. 10, 37−38) употреблял и употребляет свое царское могущество и власть на великое дело нашего спасения» (Макарий, митр. Московский и Коломенский. Православно-догматическое богословие. Ч. 2. СПб., 1883, с.164).
13. Протоиерей Валентин Асмус. Всемирное воздвижение Честного и Животворящего Креста // Имперское Возрождение. 2004. N 1, с. 58.
14. Утверждение христианства на Руси понималось православными русскими князьями как продолжение апостольской миссии Константина. Не случайно св. митрополит Илларион в «Слове о законе и благодати» сравнивает св. Владимира с Константином Великим, не случайно освящение Софийского собора в Киеве (главного храма Древней Руси) совершилось в день обновления Царьграда, а закладка Софийского собора в Новгороде (древнейший православный храм на территории современной России) — в день памяти св. равноапостольных Константина и Елены.
http://rusk.ru/st.php?idar=104432
Страницы: | 1 | |
