 |
| Русский вестник | Анатолий Корнеев | 07.03.2005 |
Февральско-мартовский переворот 1917 г. явился в немалой степени порождением мятежных событий 1905 года, случившихся 100 лет тому назад. Октябрьский манифест того года был очень отрицательно воспринят монархистами, в том числе отцом Иоанном (ныне св. Иоанном Кронштадтским) и К. Победоносцевым, зорко увидевшими в нем источник государственного переворота. Отрицательную роль сыграло и предложенное Царю в августе 1914 года министром А. Кривошеиным как якобы патриотическое предложение о переименовании Санкт-Петербурга в Петроград, а не в Свято-Петроград. Хотя основную роль сыграл длительный, широкий международный масонский заговор против России, православной веры.
О действительном отношении Армии к Царю уже 28 февраля 1917 г. говорит, например, случай радостной встречи Николая II войсками, едущими на фронт. Кстати, конвой Его Императорского Величества, в том числе полковник Киреев Федор Михайлович, командир конвоя, во время переворота оставался верен Царю и Его семье. Об этом свидетельствуют участники тех событий, вопреки измышлениям пробольшевистских «Известий» того времени и последующим подобным публикациям.
В предыдущих статьях я уже писал о том, что во время переворота и после него верность и готовность защитить Царя и его семью проявили: Сводный Е.И.В. полк, офицеры Гвардейского экипажа, 20-тысячный гарнизон г. Гатчины, С. Г. Лучанинов со своим отрядом, адмирал К. Д. Нилов, адмирал А. Русин, полковник А. Кутепов, юнкера, в том числе Николаевского кавалерийского училища, Кабардинский полк и др. Это помимо широко известных случаев присылки телеграмм поддержки от имени графа Ф. А. Келлера и Хана Нахичеванского. Конечно, если бы в Петрограде во время мятежа находились вызванные Царем гвардейские части, то никакого переворота там не было бы. Так считают в своих воспоминаниях офицеры этих частей. Мятежные начальники, наоборот, отсылали их в глухие места, куда вести, в том числе о перевороте, доходили с трудом и опозданием.
Георгий Гоштовт пишет в своих воспоминаниях, что на утро 4 марта командиры отдельных частей были вызваны в штаб Гвардейского кавалерийского корпуса. На совещании офицеров, отражая настроение офицеров и нижних чинов, было решено напомнить государю, что он располагает верной дисциплинированной силой. Начальнику штаба Верховного Главнокомандующего была послана телеграмма следующего содержания: «До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу Вас не отказать повергнуть к стопам Его ВЕЛИЧЕСТВА безграничную преданность Гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого Монарха. Хан Нахичеванский». Таким образом, эта телеграмма выражала волю всего кавалерийского корпуса, а не Хана Нахичеванского, от имени которого она была послана или же начальника штаба Винекена, как видно из текстов ряда авторов. От имени принужденного отречься Царя пришла следующая ответная телеграмма: «Никогда не сомневался в чувствах гвардейской кавалерии. Прошу подчиниться Временному правительству. Николай».
Однако присягу Временному правительству во входившем в этот корпус лейб-гвардии Кирасирском полку, где служил Георгий Гоштовт, многие офицеры и солдаты не принимали, в том числе сам ротмистр Г. Гоштовт, его младшие офицеры, а также унтер-офицер Борисов, взводный Литвинов, отпросившиеся в командировки на время присяги. Г. Гоштовт сообщает интересный факт: «Многие солдаты из предусмотрительных крестьян присяжных листов не подписали».
Были и такие случаи, когда даже первоначальное отрицательное отношение к перевороту, к Временному правительству вызывало возбуждение дела в армейском суде, а если там якобы слабо наказали, то жалоба шла и в столицу, где оно также рассматривалось… Такой случай произошёл, например, с полковником Цвиленевым, командиром 1-й батареи Сибирского горного артиллерийского дивизиона, который, как установил армейский суд, проявил лишь колебание в отношении Временного правительства.
Однако, несмотря на то, что отказ от присяги грозил суровыми последствиями, немало офицеров и солдат отказывались от неё. В 18-м Вологодском пехотном полку такую присягу отверг капитан Сергей Михайлович Савич. Он сослался на то, что является монархистом, принес присягу Николаю II и считает его отречение от престола вынужденным. Капитан Савич заявил, что его присяга Временному правительству была бы нарушением присяги Царю, а потому он не мог бы клясться честью офицера быть верным Временному правительству… Но от службы в Армии он не отказывался и был готов продолжить её. Начальство заслуженного опытного офицера, кавалера ордена св. Георгия, испрашивало разрешения, не подвергая его лишению свободы, уволить капитана Савича С.М. от службы.
Конечно же присяга Временному правительству в войсках шла очень неохотно. И чтоб хоть как-то протолкнуть её через Армию, во многих подразделениях было принято заменять её обещанием верности службе. О применении такого метода в Туземной дивизии я уже рассказывал в «Русском Вестнике», Но и эта мера порою не помогала. Подпоручик 10-й самокатной роты из Заамурской конной дивизии Ястржембец-Демьянович Дмитрий Леонидович отказался не только принять присягу Временному правительству, но и заменить её обещанием. Очевидно, он не хотел обещать выполнять приказы этого правительства. Начальство в ответ на столь удивительное поведение немедленно изъяло его из дивизии и откомандировало в распоряжение начальника штаба армии, а также испрашивало указаний свыше, что с ним делать.
Временное правительство 9 марта 1917 г. передавало в воинские соединения воззвание к Армии и населению. В нём была фраза с опасением, что «русский фельдфебель примется хозяйничать у нас, наведёт свои порядки: первым делом его будет восстановление власти Императора — порабощение народа». В конце текста сообщалось, что подписали воззвание председатель совета министров и все министры. Однако вряд ли они догадывались, что вскоре в Духовщинском пехотном полку вполне реальный фельдфебель Л. (полная фамилия уточняется) откажется принять присягу авторам этого воззвания, заявив, что скорее умрёт, чем будет служить Временному правительству и, что согласен живот свой положить за старую веру, Царя и Отечество, на защиту которых и просит его отправить. Очевидно, что это был старообрядец. И, конечно, он знал, что Николай II восстановил все права старообрядцев.
Военачальники понимали, что гораздо выгоднее скрыть непринятие присяги, по возможности, чем взять на себя неприятные последствия этого. Так было в 73-й артиллерийской бригаде, например. Артиллеристы всей 4-й батареи со слезами на глазах восприняли неожиданное отречение Царя. Автор воспоминаний Э. Лисенко пишет, что эта весть «поразила нас, как удар грома. Всего мы ждали, но только не этого…» Обсудив ситуацию с присягой, они решили не принимать её. Командующий бригадой генерал, очевидно, скрыл это непринятие от высшего начальства, т.к. никаких последствий оно не имело. Да и сам он передал командование бригадой и скоро уехал…
Константин Подушкин вспоминал («Военная быль» N 86, 1967 г.), как ему, молодому офицеру командующий 18-м Гусарским Нежинским полком полковник А.А. Богородский разрешил не принимать присягу Временному правительству, хотя подвергал себя опасности. Сам он вскоре ушёл в отставку, т.к. морально не мог служить новой власти. При прощании с ним у многих солдат текли слёзы. Кроме того, капитан Тимофеев (12-й армейский корпус) также отказался принять присягу Временному правительству.
Интересно, что в 3-й Финляндской стрелковой артиллерийской бригаде нижние чины не захотели служить по-новому, по порядкам, установленным Временным правительством, и начальству приходилось заставлять их. Хотя они получали по ним значительные права. Очевидно, там же было и немало случаев отказа принимать присягу Временному правительству. В связи с этим понятно, что происходившее при Временном правительстве массовое дезертирство было и вследствие нежелания, в основном крестьян, служить Временному правительству, принимать ему присягу, а не только под влиянием большевистской пропаганды.
Участник Добровольческой Армии Митропольский Арсений Иванович интересно вспоминал о монархических настроениях в Армии Колчака летом 1918 г. («Луч Азии», Харбин, 1937 г. N 35). Летом 1918 г. формировался 1-й Сибирский Добровольческий полк. Как-то к автору подошёл незнакомый белобородый, почтенный старик. Он раздумчиво сказал, что самое главное — придти в Екатеринбург, т.к. там находится Государь. Он продолжал: «Надо Его освободить, вырвать из рук злодеев. А с Государем и Москву возьмёте, и Санкт-Петербург — всю Россию! Государь победит, без Государя не будет вам победы… Государя рука победит. За него сейчас вся Россия встанет…» Автор вспоминает: «Конечно, все мы были монархистами… Мы шли за Царя, хотя и не говорили об этом, как шли за Царя и все наши начальники… Мысль о Екатеринбургском Пленнике уже в душе каждого бойца». В голове у автора было: «Добыть Царя и — победа! Не добыть и всё — вилами на воде писано».
Как жаль, что не успели!..
(В статье использованы материалы фондов РГВИА).
Анатолий Корнеев, член Русского исторического общества
06.03.2005
