Свобода и совесть

Победоносным объединяющим принципом не может служить никакая партийная идеология, а только веками одухотворявшая народную жизнь религия

«Но не как я хочу, а как Ты…»

Магические заклинания и призывы к свободе вызвали столько бед и смертей, что ни одно другое понятие, ни одна болезнь, а только старость может с этим соперничать в погублении людей, боровшихся за правильное понимание и пользование свободой. А между тем, дело-то ясно: зрелый человек свободен выбирать только личную судьбу и каждый личный поступок, но не может решать за соседа, уважая его свободу, должен усмирять свой пыл, находясь меж людей. Но вот отделить сугубо индивидуальные поступки от общественнозначимых умеет не каждый, и уж совсем немногие готовы ответственно ограничивать душевные порывы. Напротив — страсть желать, удовлетворять обязательно все свои желания и для этого властвовать, свою свободу выстраивать на чужой, хороня этот фундамент в земле, распространена на бытовом уровне не менее, чем на государственном. Так зарождается борьба за овладение свободой и защитой её.

В одиночку человек неизбежно становится рабом и чужих, и своих страстей. Поэтому, люди ограничивают круг, в котором лично свободны, а другую часть своей свободы добровольно объёдиняют под единым руководством, которое, получив власть над многократно возросшей единой силой, уже по собственному плану и по своей воле управляет их индивидуальными усилиями, защищая от внешней среды коллективную свободу и организуя культуру внутренних взаимодействий, упрочняющую это единство. Могла бы помочь иерархия, как в построении самого общества, так и в выборе критериев для целей и методов деятельности, чтобы такое общество жило как единый организм. Природа в космосе и на дачном участке даёт нам массу поучительных примеров своей разумной иерархии, основанной на едином принципе — чем выше уровень, тем больше возможностей (потенциальной свободы), но и тем выше ответственность за решения, жёстче внутренний ценз, сдерживающий индивидуальную свободу. При этом на нижних уровнях иерархии, где действует строго запрещающая и немедленно наказующая сила, допустимые возможности всегда явно или косвенно задаются верхними уровнями, где свободу выбирать уравновешивает совесть, весть от Бога человеку, способному Его слышать.

Но демократия приучает поступать наоборот — в социальной среде тут всё начинается снизу. Человек, самостийным гуманизмом надменно возвысивший себя до цели и меры всех вещей, имеет многочисленные права и свободы: в один кодекс сведены свобода совести и рыночных отношений, неприкосновенность личности и частной собственности, право голоса на выборах и неуязвимость судей от обличений, свобода слова в печати и свобода ньюсмейкеров стричь и наряжать информацию, право продать своё тело и купить наркотики. Причём, не взирая на любые отличия и общественный статус мы, оказывается, все, от министра до бомжа, совершенно равны в своих гражданских правах на улице перед милиционером и в учреждениях перед чиновником, в кабинете у врача и у военкома, в семье у жены столько же прав как и у мужа, а у детей даже больше, чем у родителей… Но мало того, что есть права, есть ещё и многочисленные разночтения в непререкаемых законах, и как следствие — упорно от этого не лишающаяся рассудка правоприменительная практика — совершенное искусство манипуляции законодательными постулатами судом, заведомо равнодушным ко всем живым людям, но живо откликающимся на ещё более беспристрастные деньги. Семья не признаётся неразрушаемым нравственным союзом, мы забыли, что свою долгую жизнь проживает фамильный род, у нас нет законных общинных прав для отстаивания интересов деревень и городов, в которые вложили душу наши предки, а судьба когда-то целостного народа теперь зависит от арифметической суммы иллюзий публики, дезориентированной лукавыми избирательными технологиями и начисто лишённой возможности контроля не только за потешными спектаклями думских мордобоев, но и за соблюдением предвыборных обещаний.

Такие отношения не могут объединять людей, раз провозглашён разделяющий приоритет прав человека над правами общества. Вот государство в первую очередь и занимается соблюдением прав личности, оно в принципе вынуждено оставить на-потом выполнение своей изначально главнейшей задачи — постоянно поддерживать и оптимизировать культурное развитие единого народа, охранять его и среду его обитания от внутренних и внешних опасностей. Всё это вовсе интересам людей не соответствует, тем более, что реально то управляет государством купленный за невесть где наполняемые банковские счета бюрократический аппарат, в который стройными рядами и вливаются свободно и равноправно избранные интерпретаторы народной воли.

Почему же демократические государства не распадаются, а даже наступают? При демократии превыше всего, так же как и для любого безвластного гражданина, личные права любого представителя власти, его свобода забывать предвыборные посулы не ограничивается идеей служения народу, — конституционной ответственности за неисполнение долга нет в практическом законодательстве и должностных инструкциях даже как понятия. Исправить это сверху невозможно, потому что источником власти объявлен нижний полноправный, но неполномочный, уровень иерархии, а на полномочном, люди, долго добивавшиеся власти, сами себя казнить не станут, формально исполняя от народа пришедший закон, который, поступая по совести, неминуемо нарушишь. Реальная власть на эту пустяковую несуразицу не отвлекается — она, не нарушая установленного приоритета, в соответствии с общепринятым эгоизмом не хочет простаивать, пока другие зарабатывают и потребляют, и по демократической-то совести вполне «нравственно"(!) пользуется личными правами на самосохранение и зарабатывание своего частного капитала, для чего в гражданском обществе, а уже не в народе, поддерживает массированное зомбирование недальновидных Человеков с большой буквы с гораздо меньшими затратами, чем затраты на поддержку народного благосостояния, разницу оставляя себе. И какие могут быть претензии к власти? Так решил народ, согласившись, что свобода личности первична.

Внутри с ног на голову перевёрнутой пирамиды постулатов и логично притёртых законов, воплощающих демократическое мировоззрение, ложность аксиоматики сытым европейским населением, даже если и почувствуется, не драматизируется, а снаружи, на границах взаимодействия с другими культурами, она так же искусственно подпирается существенно превосходящим соседей финансовым могуществом, долго формировавшимся сначала преимущественно военным, потом колониальным, а теперь инфляционно-кредитным грабежом. Зависть к богатым является очень сильным аргументом в пользу их во всём правоты, а на нетерпеливый вечно безденежный молодняк действует и вовсе гипнотически. И хотя эрозия эфемерных идеалов остывающей цивилизации неотвратима всегда, критична она только при пресечении внешней подпитки, отсюда и агрессивно растущий аппетит. Но всё это не главное, — важнейшим условием жизни давно омертвевших социальных форм является летаргический сон совести у людей, укрытых тёплым лоскутным одеялом постоянно ветвящихся религий вплоть до атеистической, давно дружно выбравших мамону в качестве своего монотеистического идола и мирового правительства. Однако ленивая демократия золотого миллиарда отличается от нищей демократии, например, Афганистана или Ирака, — чужой наркоз не смиряет свободу воли к сохранению своих традиций, переходящую в ярость — тогда уж действует неприкрытая военная сила…

Эта глобализующаяся демкультура ползёт с запада к нам. Там мы видим, как свободная пресса оскорбляет мусульман карикатурами на Пророка, а официальные лица Дании в очередной раз демонстрируют двойные стандарты, вяло сожалея о почему-то синхронно везде загулявшей свободе провокационного слова, но с возмущением отзываясь на сжигание своих флагов, как бы, забывая, что любая зрелая культура ставит религиозные символы выше государственных. Мы видим, как и там, и у нас распадаются заражённые феминизмом семьи, благополучно стоявшие при патриархальном домострое. Мы видим здесь, что частные владельцы ещё недавно народного богатства имеют законное демократическое право разливать нефть по океанским танкерам, а нам взвинчивать цены на бензин до уровня, при котором транспорт — кровеносная система всякого хозяйства — останавливается, в первую очередь начиная давить народный малый бизнес. Если честно посчитать, минимум половину цены в нашем импорте сейчас составляет стоимость энергоресурсов. Мы платим за предательский примитивизм своей хозяйственной стратегии, глуповато радуясь высоким мировым ценам на нефть, которую разбазариваем налево и направо. А ведь если обусловить экспорт энергоресурсов предварительным насыщением внутреннего рынка бензином по пять рублей за литр (что само по себе прибыльно), то инвестиции и передовые технологии в омоложенную своим же топливом отечественную промышленность польются реками, за три-четыре года создав прочную базу для ускоренного гармоничного развития всех хозяйственных отраслей страны, а не только фиктивно полугосударственных энергетических монополий. Мы видим ещё множество проявлений того, как примат частного интереса над общественным разлагает наше государство и добивает всё быстрее изнашивающихся людей, которые, отвыкая думать и говорить, теперь «озвучивают» чьё-то суфлёрское бормотание, наиболее удачливые сделались «моделями» человека, а все вместе — «физическими лицами», неодушевлённым юридически подогнанным к гуманистической идеологии катализатором чужого обогащения, видим всё это в своём дворе и по телевизору, ставшем ещё и школой порока для наших детей, которые ведь «имеют право и возможность нажать выключатель…» — всё просто и демократично, без ограничения свобод и пробуждения совести.

Видим, а что делаем? Мы терпеливо пашем на дядином поле, бегаем и суетимся, толкаемся и выживаем в соответствии с заглоченным демопринципом счастливого эгоиста: каждый — в одиночку. Мы с интересом относимся к биологическим патологиям давно уже гордых, а не стыдящихся уродства сексменьшинств, и относимся без интереса к готовящемуся закону о ювенальной юстиции, по которому изобретательные юнцы смогут без труда сажать за решётку родителей, ограничивающих и наказывающих своих детей за проступки. При этом воспитанные в совершенной свободе несовершеннолетние преступники по уже действующему законодательству будут так же легко и так же законно уходить от ответственности за поножовщину, сбиваясь по вечерам в озорные волчьи стаи.

Многие считают, что с богато экипированным хладнокровным злом надо бороться теми же изощрёнными методами, но только страстно веря в правоту своего дела. В первую очередь советуют хорошо изучить методы информационной агрессии, ставшей главным боевым приёмом оранжистов, которые хотя и мутируют по всему идейному и цветовому спектру, но именно под таким названием известны ещё с середины прошлого тысячелетия. Для лечения психики зомбореволюционеров полезно будет знакомить их с по-журналистски достоверным видеорядом Босха. Убеждение контрреволюционных интеллектуалов даётся сложнее, — лавинообразно распространяется индуцированная уверенность, что необходимо разработать в неких аналитических центрах новорусскую победоносную идеологию, сформировать по всей стране патриотическую сетевую структуру, видимо, с каким-то харизматическим лейблом net-богатырской внешности, а-ля Лёня Голубков, разослать инструкции и тянуть, и тянуть эту сеть с золотыми рыбками, не очень-то отчаиваясь от пробиваемых в ней противником брешей. Не отвечать на эту массированную рыболовную агитацию уже становится невозможным. Интернетовская информационная аналогия правдоподобна, но, ставя в один ряд с организаторами сетевого маркетинга Сергия Радонежского, молитвенного ходатая Руси и окормителя монахов, стремительно раздвигавших пределы страны своими монастырями и воспламенявших своей деятельной любовью в душах людей Свет Божий, современные ревнители русского духа просто игнорируют культуротворческую духовную работу народа, находя в церковной иерархии только схемы и отождествляя их с исключительно разумом обоснованными стереотипами торговых и финансовых глобалистических сетей. Это несомненный повод задуматься не столько о глубине, сколько о наличии Веры у носителей таких идей, не ощущающих сути православной соборности.

Но даже и чисто интеллектуальный анализ спасительных сетевых систем результатов обнадёживающих не даёт. Ведь, упустив время, уже сдав многие позиции, имея ничтожные деньги, а без них сетевые структуры не строятся, в стране с хаотически разбалансированным мировоззрением можно партийными идеологическими инструкциями и лозунгами, разосланными по информационной сети, возбудить спонтанный бунт отчаяния (может, в этом и цель?), но нельзя ничего достойного построить. Необходимы реальные средства и методы, качественно превосходящие возможности противника, чтобы трезво готовить победу, добываемую своими руками по заранее продуманной стратегии, а не баламутить сознание спекуляциями о неизбежности русского чуда (происходящего во время бунта?), как это делают расслабляющие общественное сознание патриотические политпровокаторы, не умея предложить конкретные эффективные мероприятия. Полезно не на чудо уповать, а на Божью помощь в благотворных разумно и творчески самостоятельно и своевременно воплощаемых делах.

Всё, что работает против России извне и изнутри, работает за деньги, которые в результате социального договора и традиции стали эквивалентом человеческих усилий, правда, постоянно девальвирующимся эквивалентом. Но первичны и ценны именно реальные усилия, а не виртуальные кредитные карточки. И если находится значительное количество объединённых, по-новому договорившихся людей, отказавшихся от непомерного стяжания денег, но готовых работать и без них на достойные цели, бескорыстно помогая друг другу в обход страховых компаний — запугивающей индустрии накарканных и заранее оплаченных бед, то при некоторой критической массе такой социум становится сначала самодостаточным, а потом и генерирующим, причём внешняя финансовая система может быть подорвана, если эти люди ранее являлись для неё плохо оплачиваемыми донорами. Это вовсе не утопия, раз уж существовали даже большие государственные союзы, разделённые железным занавесом. А сообщества пассионариев, умеющих сочетать приносящую доход работу со стратегически организованной эффективной альтруистической деятельностью никогда в России окончательно не исчезали; другое дело, что объединяющие их идеи были не очень-то долговечны и адекватны обстановке.

Поэтому, оглядываясь на историю, надо, наконец-то осознать хоть разумом, если ощутить сердцем не получается, что победоносным объединяющим принципом не может служить никакая скоропортящаяся партийная идеология, а только веками одухотворявшая народную жизнь религия, которую не удалось уничтожить за годы сатанинского правления, нравственные заповеди которой лучшими, не уронившими своей чести, представителями народа сохранены и действуют в быту и прагматических делах. Вот с этого самого нижнего уровня, от замусоренной родной земли, прорастут из редких семян Православия конкурентоспособные профессионально-нравственные управленческие структуры. И систему взаимообъединяющих связей готовой, сетевой, не имеющей иммунитета от предательства, взять на трезвую голову не захочется. В первую очередь нам надо для преодоления розни вновь учиться говорить и понимать друг друга, восстанавливать, организующий здравое мышление, живой образный, прямой и глубокий, честный и духовнонасыщенный русский язык, вместо под хихиканье насаждаемого стереотипного телевизионного говорка с заезженными интонациями. Именно родной задушевный и откровенный язык с его сакральной этимологической предысторией является внешним кодовым признаком русского человека, а его внутренней статью — Вера Православная, не допускающая расхождений между словом и делом. Победа начинается с духовного подъёма и без него невозможна. Высокоумные сетования о несовместимости цейтнота для проведения преобразований и длительности нравственного роста обнаруживают лишь в зародыше ещё проявленную культуру и уже вполне зрелое зудящее властолюбие оппонентов. Сил и времени на добрые дела не хватает всегда, но это не повод для занятий дурью. Тем более, что сроков никто, кроме Господа, не знает.

Кстати, всеми любимый пример деятельности Минина и Пожарского говорит о том, что смутное время, только после оккупации столицы закончившееся массовой гражданской жертвенностью и личным воинским героизмом, началось с незрелости властей страны, утративших симфонию, не сумевших мобилизовать людей на своевременный культурный рост, требующий неброского, но немалого повседневного личного подвига в неуклонном стремлении к Истине, заблаговременно пробуждающего творческую бесстрашную волю прозревшего народа. И сейчас, когда оккупация жадной до денег поп-культурой очевидна, хочется надеяться, что разобщённые люди опять станут народом, который, не доводя дело до слома, уверует в Иисуса Христа, покается в своём отступничестве от Него, и найдёт силы, чтобы распрямиться во весь рост. Этот рост — культурный, творческий, охватывающий все аспекты реальной хозяйственно-эстетической и социальной практики, это свободная волевая деятельность, имеющая целью благодатное воспроизведение человеком в меру его ограниченного индивидуального потенциала необъятных замыслов и творений Создателя. Возродится этот дух — быстро найдутся эффективные средства защиты.

Как это не удивительно, какие-то, по крайней мере, внешне подобные соображения бродят уже и в верхних этажах нашей не устоявшейся, ещё пока не вполне европеизированной, а потому не классически демократичной власти. Похоже, мы стоим перед началом новой фазы в перестройке государственного управления. В. Сурков, пока практически неизвестный большинству людей теневой идеолог Кремля, вдруг дал не так давно интервью телепередаче «Реальная политика», порекомендовав всем, кто в состоянии, приступить к коллективному формированию «священного писания демократии», а всему народу задуматься не столько о том, что говорит наш президент, сколько над тем, о чём он молчит. Заявление было столь знаменательным, что по ходу забывший задавать вопросы Г. Павловский опасливо глядел на собеседника, казалось, почтительно соображая, видит ли он перед собой нового первосвященника Аарона при несловоохотливом Моисее, или же до перевыборов не вполне вновь проявленную царственную эманацию последнего.

Если писание священное, богоданное, то его, конечно, надо не писать, а читать. Но поскольку коллективный разум демократии категорически «не читатель, а писатель», то, уж конечно, чтобы услышали и уверовали, хор умудрённых соавторов должен быть значительным, ну хоть не менее числа известных семидесяти толковников, поскольку одного «нет пророка в своём отечестве». Это как раз и есть ещё один демократический принцип в действии, по которому истинность любого утверждения прямо пропорциональна количеству утверждающих, помноженному на значительность их учёных степеней и премий, вплоть до нобелевских. Невозможно думать, что не пришла В. Суркову в голову необходимость отказаться в цитируемой формулировке либо от священности писания, либо от его народно-демократического источника. Значит в этом, видимо, и состоит сфинксова загадка президента: что свобода совести и нам, и ему порекомендует выбрать — демократию или святость?

Нам всё менее интересно гадать за власть, — она давно живёт своей жизнью. Нам — решать эту дилемму каждому за себя. Если продолжать безвольно делегировать депутатам распоряжение своей совестью, то не только святости с раем на том свете, но и на этом-то не получится ничего кроме опять ещё большей демократии, уже плавно подходящей к священной диктатуре.

А значит, каждому пора будить совесть и вспомнить о долге русского человека перед Родиной, не откладывая на завтра, заново выстраивать вокруг себя нравственно организованные прагматические отношения, объединяться и отлаживать самоуправление, активизировать культурный рост людей, пока ещё есть у нас возможность ежедневного выбора своих поступков. Слово свобода стало ширпотребом, а вот совесть практически отсутствует в нашем лексиконе. Это не случайно. Только постоянно усмиряя совестью свободу, можно согласовывать свою волю с Волей Божьей. Это необходимое условие спасения души каждого человека, независимо от его статуса, но чем выше уровень социальной иерархии, тем ощутимее на всём обществе сказывается отсутствие совести во власти, потому-что совесть не эфемерна — она реальна сама по себе и реально воздействует на нашу практическую жизнь. И даже на этом свете через судороги психики можно иногда совершенно реально запоздало обнаружить разрушенную темницу обезображенной окаменелой души, сделавшейся видимой, но только уже без вырвавшейся из неволи свободолюбивой совести…

В силу этой непререкаемой реальности, страшась созревающего социального хаоса, многие даже неверующие люди всё же признают, правда, со спасающими их атеизм экивоками, неизбежность государственного строительства с учётом нравственных категорий, в первую очередь именно для России. Но они стараются не понимать очевидного: что этика не самостоятельна, имеет истоки, что нравственность не следует из социальных задач, а имеет религиозные основания, что совесть к человеку с заложенной народом генетикой правды и справедливости не приходит из вакуума, а специально и лично ему послана как последний благодатный спасительный дар. Поэтому и религии в государственной архитектуре такие люди отводят вспомогательную служебную функцию, стеснительно встраивая её в тёмном углу человеческих страстей для наведения в них порядка. Но духовная чуткость просыпается в русском народе повсеместно, он ещё не очень понимает сам себя, но уже знает, чего ему наверняка не надо, и он теперь, обложенный людской ложью за свою природную доверчивость, уже не примет никого и ничего в качестве источника нравственности кроме Христа и своей тысячелетней Церкви. Камень, отвергнутый такими каменщиками, всё равно будет поставлен именно во главу угла, без этого их новоделы, построенные на песке, предельно точно отображающем пылевую суть демократии, всё равно неминуемо разваляться, обязательно задавив и своих строителей.

А России уже не хватает времени на очередную кампанию по разработке религиозно-идеологических суррогатов и сил на продолжение социальных экспериментов по внедрению коллективно-авторизованной отсебятины — мы должны сейчас решительно переориентировать саму парадигму государственного строительства, признав, что у нашего мира уже есть Автор, и вопреки Ему лепить домики в песочнице по завезённым для нас формочкам юношеского нигилистического мировоззрения народу русскому не пристало, у него, слава Богу, есть своя голова на плечах, великая история и свежий опыт, чтобы сегодня сделать из всего этого верные выводы, вновь по совести обрести духовную творческую свободу, с которой по Слову Божьему всё и встанет на свои места:
«Ищите прежде Царствия Божьего и Правды Его, и остальное всё будет вам…»