Русская линия | Андрей Рогозянский | 06.03.2006 |
О мощном влиянии, которое регуляция в приеме пищи способна оказывать на духовную организацию и способности человека, известно давно. В той или иной форме данный эффект используется во всех крупных религиозных системах. В библейской ретроспективе пищевая аскеза обосновывается понятием вины человечества и необходимостью удерживаться вниманием в Боге, а не в материальном. Языческим пиршествам, культу плодородия и тучности, упитанного тельца, противопоставляется иная традиция, где те же изобильные земные дары отдаются в жертвоприношение Всевышнему. Египетские «котлы с мясом» — синоним приземленного существования и иной по отношению к Богоизбранности полюс; голод во время Исхода и странствия по пустыне оказывается необходимым условием для пробуждения жажды духовной и вступления в землю обетованную.
Древние евреи объявляют пост при наступлении войн и стихийных бедствий, накануне совершения жертвоприношений, при начале нового большого дела — дабы «взыскать Господа», «просить помощи у Господа», «умолять Господа» (2 Пар. 20); «смириться пред лицем Бога нашего, просить у Него благополучного пути для себя и для детей наших» (Езд. 8, 21). Пост также представляется неотъемлемым элементом в их повседневном благочестии. «Доброе дело, — объясняет Ездра, — молитва с постом и милостынею и справедливостью» (12, 8). Впрочем, у поста существует как внешняя, так и внутренняя сторона, и уже Исаия обращает внимание на необходимость «поститься сердцем», а не только чревом. «Таков ли тот пост, который Я избрал, — от лица Господа задает он вопрос соплеменникам, — день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу?» И отвечает: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся». Только при этом условии, заключает пророк, «откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: «вот Я!» (Ис. 58, 5−8). Но, невзирая на увещания, преобладающим в еврействе явится наружное, фарисейское видение, против которого Господь наш Иисус Христос свидетельствует в Евангелии: «когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (Мф. 6, 16).
В Новом завете значение поста расширяется. В нем видят, во-первых, орудие борьбы против диавола: «сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17, 21), во-вторых, инструмент духовного наставления (как, напр., в Деян. 13, 3 и 14, 23) и, в третьих, путь добровольного следования за Страдальцем Христом. В то же самое время, пост в известной степени самоценен и не требует дополнительных обоснований. Он заключает в себе некую глубоко таинственную сторону, а потому в продолжении сорока дней совершается Самим Сыном Божиим, не имеющим на Себе греха.
Действие поста сосредотачивающее и упорядочивающее, конечная ценность и цель его для человека — это в очередной раз обрестись в Боге, предстать перед Ним. Еще раз отметим, о чем говорит Исаия: «Тогда (после поста) ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: «вот Я!» Даже восприятие церковных Таинств, этих сверхъестественных даров Божиих людям, стоит в тесной зависимости от практики воздержания. Прежде, чем приступить к Исповеди и Евхаристии, Церковь рекомендует верующим известную совокупность условий: воздержание в пище и удовольствиях, усиленную молитву, обязательное участие в богослужении накануне. А к наиболее значительным праздникам — Рождеству и Пасхе Христовым, Успению Божией Матери — православные христиане идут путем длительного поста, периода очищения мыслей и чувств, освобождения души из-под власти телесных влечений, утончения восприимчивости к духовному. Один православный философ очень верно замечает по данному поводу, что аскетика и есть целиком «все более и более полное осознание жизни в Таинствах». Без этого, без тщательной и целенаправленной духовной работы, как замечает другой современный автор, протоиерей Владимир Воробьев в книге «Покаяние, исповедь, духовное руководство», «можно всю жизнь ходить в церковь, причащаться, исповедоваться и так ничего не понять по-настоящему, не начать жить духовной жизнью, работать над собой».
В раннем христианстве аскетическая практика имела широкое распространение. К мерам утеснения плоти, вообще, тогда относились спокойней, а наставление, духовное воспитание строили с учетом внутренних, аскетических закономерностей. Пост в соответствии с этим нередко прописывался в терапевтических целях — в качества своеобразного «общеукрепляющего» лекарства, раскрепощающего и приводящего в бодрое состояние душу. Также и епитимии не были актами внешнего торжества справедливости и морали. В каждом из совершенных проступков видели, прежде всего, действие страсти, угрызающей человека, и меры внушения подбирались такие, которые ослабляли бы данную страсть и укрепляли душевные силы против нее.
Святитель Василий Великий в «Нравственных правилах» приводит подробное разъяснение упомянутого принципа: «После каждого падения употреблять приличные врачевства так, чтобы одно и то же служило бы наказанием за погрешности и обращалось в упражнение в беспристрастности души. Например, рассердился кто (т.е. обидел, накричал). Такого должно заставить успокоить его (обиженного) и по мере предерзости его (в той мере, которой заслуживает проступок) оказать ему (обиженному) услугу, потому что навык смирения как бы отсекает душевную раздражительность… Произнес ли кто праздное слово, оскорбление ближнему, ложь или иное что запрещенное? Пусть уцеломудрится воздержанием чрева и молчанием». Так первая польза поста — обустройство и совершенствование христианской личности тесно смыкается со второй, состоящей в собирании множества индивидуальных воль в единое церковное целое.
Этот «регламент согласия» в Церкви предстает, во-первых, в форме Устава церковных правил и богослужения, а во-вторых, — в тех аскетических принципах, которыми согласуется внутренняя работа христиан над собой. На этом-то основании мы постимся, молимся, ходим в храмы все вместе, а не каждый по собственному порыву. Важнее всего, ключ ко вхождению в Божественную семью, — это не индивидуальное усилие, но умение единодушно, едиными устами славить Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа (Рим. 15, 6). Жизнь Церкви направляется к тому, чтоб ритмы нашей частной религиозной жизни совпали с церковными, причем не только текущего, но и общеисторического масштаба. Встречали, к примеру, у врат Иерусалима дети Спасителя с пальмовыми ветвями в руках — и нас приглашают на Вербное воскресенье прийти в храмы с ветвями верб. Известно из Апокалипсиса, что все ангельские силы поют песнь: «Свят, свят, свят, Господь…» и поклоняются престолу Всевышнего, — и мы на Литургии, во время Евхаристической жертвы, поем эту песнь и поклоняемся престолу Божию в храме.
В ходе поста важны не табу: «этого не ешь, туда не смотри и к тому не прикасайся», и не спортивный азарт: «выдержу пост или не выдержу?» Суть духовной жизни христианина в единстве его со вселенской жизнью творения в Боге, близкое и радостное переживание того факта, что вся Церковь в один и тот же момент служит литургию, празднует праздник, держит пост, приносит покаяние, причащается, святых величает… В Церкви идет напряженная жизнь, в любую минуту христианин решает вопрос о себе: в Теле Христовом ли я или отпал от него и остаюсь верующим по одной только наружности? Радость поста питается этим: испытанием веры и осознанием себя стоящим посреди величественного торжествующего церковного круга, исполненного свободы и радости соприсутствия в Боге.
http://rusk.ru/st.php?idar=104169
|