 |
| Русская линия | Анатолий Степанов | 04.03.2006 |
Однако сегодня его имени нет в учебниках истории. На примере его жизни не учат служению Отчизне русских детей. Напротив, на скрижалях нашего прошлого имя Александра Ивановича Дубровина занесено в «черный список», в «касту неприкасаемых». Бандиты и убийцы, воры и изменники подвергаются меньшему хулению, чем этот человек — детский врач, статский советник, ставший по зову сердца вождем Союза Русского Народа.
УРОЖЕНЕЦ ПЕРМСКОЙ ЗЕМЛИ
Александр Иванович Дубровин происходил из обедневших дворян, у его отца не было даже захудалого имения. Он родился в 1855 году (к сожалению, точная дата его рождения не известна) в городе Кунгур Пермской губернии, где его отец служил полицейским чиновником. О его родителях, годах детства и юности мы, увы, не имеем сведений. Известно лишь, что он успешно закончил курс Пермской гимназии и поступил в Санкт-Петербургскую Медико-хирургическую академию, что свидетельствует о том, что учился сын полицейского чиновника Александр Дубровин весьма прилежно. В 1879 году Дубровин окончил курс академии и 19 декабря 1879 года официально был признан лекарем.
Для отбывания положенного по закону военного ценза 20 января 1880 года он был определен младшим врачом в 5-й пехотный Калужский полк, но через месяц был переведен в 90-й Онежский полк. Затем военный врач Дубровин служил в Кронштадтской артиллерии, при лазарете Конного лейб-гвардии полка, которым командовал генерал-майор барон В.Б.Фредерикс, ординатором в Семеновском Александровском военном госпитале. Ещё находясь на военной службе, 10 декабря 1884 года он был утвержден действительным членом Дома призрения и ремесленного образования бедных детей, состоявшего под покровительством Его Величества.
Отслужив положенное по закону время в армии, в январе 1889 года Дубровин был зачислен в запас чиновников Военно-медицинского ведомства. В том же 1889 году он защитил докторскую диссертацию и в августе 1889 года был назначен врачом ремесленного училища Цесаревича Николая департамента Торговли и Мануфактур (бывший Дом призрения). Директором училища был сын известного русского поэта Николай Аполлонович Майков. Так Дубровин сблизился с этой известной в России семьей, впоследствии еще один сын поэта художник Аполлон Аполлонович Майков станет заместителем Дубровина по Союзу Русского Народа. 17 апреля 1896 года одновременно с обязанностями врача ремесленного училища Дубровин получил должность сверхштатного старшего медицинского чиновника Медицинского департамента Министерства внутренних дел. В мае 1897 года он уволился от должности врача училища. Годом раньше в мае 1896 года Дубровин стал вторым сотрудником директора Николаевского детского приюта.
Много и активно в это время Александр Иванович занимался частной медицинской практикой, стал известным в Петербурге детским врачом. В результате он составил себе небольшое состояние, приобрел акции и 5-этажный доходный дом недалеко от Измайловского собора. Дубровин не стал богачом, но был вполне состоятельным человеком. Кстати, он немало жертвовал на церковные и общественные нужды, был видным благотворителем. В марте 1906 года его даже избрали почетным членом Благотворительного общества вспоможения бедным прихода Измайловского собора в благодарность за пожертвования на нужды этого общества.
18 сентября 1896 года Дубровин был произведен в статские советники. В этом звании он пребывал вплоть до 1917 года, хотя по своему статусу и выслуге лет должен был получить действительного статского советника, но тут уж недоброжелатели постарались, и Дубровин очередного звания так и не получил. За время службы он был награжден орденами Св. Станислава 2-й и 3-й степени, Св. Анны 3-й степени, а также серебряной медалью в память царствования Императора Александра III.
9 июля 1906 года Александр Иванович был уволен от государственной службы, а в августе 1909 года он был уволен и из запаса.
Дубровин был женат первым (и единственным) браком на девице Елене Ивановне. От этого брака у него было два сына Александр, родившийся 15 августа 1879 года, и Николай, родившийся 15 ноября 1881 года. Старший сын окончил Институт путей сообщения и служил инженером на железных дорогах, к 1920 году он был помощником начальника Казанской железной дороги. Николай закончил Морское училище, в 1914 году был лейтенантом Российского флота, участвовал в Первой мировой войне, в 1919—1920 году служил в Красной армии, был начальником оперативного отдела Западно-Двинской флотилии.
«СОЮЗ ЗАРОДИЛСЯ В МОЕЙ КВАРТИРЕ»
Есть и более раннее свидетельство Дубровина о появлении и первых шагах Союза Русского Народа. В 1910 году, в самый разгар междоусобной борьбы в Союзе, когда на роль «основателей» Союза стали претендовать многие, он вспоминал: «Союз зародился в моей квартире. Мысль о нем зрела у меня с 9 января 1905 г. Как выяснилось, почти одновременно со мной тою же мыслью был охвачен и Аполлон Аполлонович Майков. Другие присоединились уже к нам. Первые шаги по образованию Союза были сделаны из моей квартиры, где и собирались вначале. Учредители в моем доме сделали и свои первые взносы, кто сколько мог… Из учредителей избран был Совет и должностные лица: председатель — я, Дубровин; два товарища председателя: А.А.Майков и А.И.Тришатный; секретарь С.И.Тришатный и казначей Ив.Ив.Баранов. Начались работы; в моей квартире было собираться неудобно, и я предоставил Союзу в своем доме отдельную квартиру. Я оставил за собой общее руководство, А.А.Майков принял на себя заведование Советом и канцелярией, а А.И.Тришатный занялся формированием и открытием отделов. А.А.Майков с раннего утра приходил в Союз и оставался там до ночи… Деятельное участие в работе принимали не только члены Совета и учредители, но и простые союзники. Денежные поступления, хотя и не обильно, но притекали ежедневно и давали возможность скромно существовать начатому делу».
Причем Дубровин подчеркивал, что «работали все и несли свой труд идейно, без ожидания какого-либо вознаграждения, благодаря чему Союз разрастался незаметно, но быстро; волна оскорбленного чувства за поруганную Родину быстро разливалась по всему пространству униженной России, охватывала умы и сердца во всех слоях населения и привлекала к Союзу массу новых единомышленников».
Помимо названных лиц — старого знакомого А.А.Майкова, братьев Александра и Сергея Иосифовичей Тришатных, крупного петербургского купца Ивана Ивановича Баранова — важную роль в организации Союза Русского Народа сыграл настоятель Воскресенского миссионерского монастыря недалеко от станции Любань под Петербургом игумен Арсений (Алексеев). Именно их организационные усилия привели к тому, что в октябре — ноябре родилась крупнейшая право-монархическая организация России. 8 ноября 1905 года, когда Церковь праздновала память Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, был избран Главный Совет Союза Русского Народа, в который помимо Дубровина, Майкова, братьев Тришатных и Баранова вошли видные правые деятели: присяжный поверенный Павел Федорович Булацель, предприниматель и публицист Георгий Васильевич Бутми, один из крупнейших купцов Петербурга Павел Петрович Сурин, а также В.Л.Воронков, В.А.Андреев, С.Д.Чекалов, М.Н.Зеленский, Е.Д.Голубев, Н.Н.Языков, Г. А.Слипак и другие. Вскоре был учрежден печатный орган Союза — газета «Русское знамя», бессменным издателем и некоторое время редактором которой был лично Александр Иванович Дубровин.
Союз Русского Народа создавался в тревожное время: страна была поражена забастовками, власть растерялась перед натиском революции, в Москве дело дошло до вооруженного бунта, подобная угроза нависла и над столицей. В этих условиях главные усилия Дубровина и его единомышленников были направлены на противодействие уличным беспорядкам. И они достигли серьезных успехов. Уже на первый митинг, организованный Союзом 21 ноября 1905 года в двунадесятый праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы в Михайловском манеже, по словам участника события видного правого публициста депутата 2-й Государственной Думы Павла Александровича Крушевана, «собралось тысяч двадцать народу». На митинге выступали Дубровин, П.Ф.Булацель, В.М.Пуришкевич, известный писатель князь Михаил Николаевич Волконский, приват-доцент Петербургского университета Борис Владимирович Никольский, писатель и публицист Николай Александрович Энгельгардт и другие известные монархисты. Крушеван свидетельствовал о царившем на митинге «необычайном воодушевлении, не поддающемся описанию». Такими многочисленными митингами не могли похвастаться ни либералы, ни социалисты. Несомненно, эта демонстрация силы охладила пыл тех, кто пытался организовать революционное выступление в столице.
Вскоре Дубровин сделался весьма заметной политической фигурой. 9 декабря 1905 года он направил Императору Николаю II телеграмму, в которой от имени Союза умолял Государя не выпускать на свободу политических заключенных (это было одно из главных требований либералов и социалистов). Государю позиция Дубровина пришлась по сердцу, он полностью разделял опасения лидера Союза Русского Народа, а потому одобрительно отнесся к телеграмме. 11 декабря, когда власти ожидали революционного выступления в столице, Дубровин встретился с военным министром А.Ф.Редигером, которому предложил привезти из Витебска в столицу 20 тысяч старообрядцев, вооружить их и расположить вокруг города, чтобы «навести порядок в районе заводов и помешать рабочим двинуться на Царское Село». Таковы были планы революционеров, они намеревались повторить на русской почве поход на Версаль, ставший ключевым моментом кровавой французской революции. Предложение Дубровина, хотя и обсуждалось, принято не было.
Большой заслугой Дубровина было то, что он осмелился выступить против всесильного в то время С.Ю.Витте. В начале декабря 1905 года лидеры Союза Русского Народа Дубровин, Булацель и Майков добились приема у Великого Князя Николая Николаевича, который был в ту пору главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. Они указали Великому Князю, как сообщалось, на «опасное положение России под управлением Витте, который, побуждаемый жидами, ведет к революции и распадению России». В дальнейшем Дубровин не раз выступал с резкой критикой предательской политики Витте, подчёркивая, что его действия направлены к установлению конституционной монархии. Лидер Союза Русского Народа даже написал ядовитый памфлет на Витте «Тайна судьбы (Фантазия-действительность)», в котором представил всесильного сановника в роли антихриста, коронуемого на царство. В том, что кабинет Витте просуществовал недолго, несомненно, была заслуга Дубровина. Фактически он стал одним из могильщиков правительства «графа Полусахалинского», получившего отставку в апреле 1906 года. На Третьем Всероссийском Съезде Русских Людей в Киеве в начале октября 1906 года лидер московских монархистов, редактор газеты «Московские ведомости» Владимир Андреевич Грингмут, сам немало сделавший для низвержения правительства Витте (его газета несколько месяцев выходила с вызывающим аншлагом «Но прежде всего Витте должен быть уволен»), особо выделил эту историческую заслугу Дубровина перед Русским народом. Грингмут отмечал, что «после 17 октября 1905, когда все общество растерялось, он первый в Петербурге собрал около себя кружок лиц для защиты устоев Самодержавия», организовал «стихию, которая известна под названием „Черной Сотни“, для борьбы с революцией», «он первый поднял голос „Долой Витте“ — этого величайшего врага и лжеца России».
Важнейшим событием для формировавшегося Союза Русского Народа стал высочайший прием, который состоялся 23 декабря 1905 года. На встречу с Царём прибыла весьма представительная депутация учредителей Союза (24 человека) во главе с руководителем организации. Дубровин зачитал Государю адрес Союза, в котором говорилось, в частности, что «недавно зародился и быстро вырос Союз Русского Народа», что с каждым днем число членов СРН увеличивается, ибо «почуяло сердце народное, что Союз Русского Народа сплотился для важного, неотложного дела». В адресе были сформулированы три условия сохранения «крепости и силы Государства Русского»: во-первых, власть Царя, «исконная Самодержавная, врученная русским народом» первому Романову должна быть «незыблемою и нерушимою», «земля наша Русская — единою и неделимою, вера наша православная в России — первенствующею»; во-вторых, необходимо восстановить общественный порядок и закон, а «кучку злых крамольников», попирающих дарованные Царем свободы, подавить силой власти; в-третьих, народ ждёт, когда Государь «мудрым и справедливым словом, справедливо и для всех безобидно» укажет пути решения аграрного вопроса, поможет «земельной тесноте крестьянства».
От имени Союза председатель заверил Монарха: «Мы, Государь, постоим за Тебя нелицемерно, не щадя ни добра, ни голов своих, как отцы и деды наши за Царей своих стояли, отныне и до века». Несомненно, мысли, прозвучавшие в союзном адресе, совпадали с тем, к чему стремился Государь, а потому Николай II поблагодарил председателя Союза и поручил передать царское «спасибо» всем подписавшим адрес русским людям. В заключение речи вождь Союза Русского Народа поднес Императору знаки члена Союза для Него и Наследника Цесаревича, прося принять их, дабы этой милостью осчастливить всех русских людей — членов Союза. Государь, рассмотрев знак, изготовленный по эскизу художника А.А.Майкова, поблагодарил Дубровина и милостиво принял. Есть свидетельства, что Цесаревич Алексий и даже сам Государь не стыдились носить эти знаки членов Союза Русского Народа. Причем, об этом свидетельствовали как монархисты, так и их противники — либералы.
ДУБРОВИН И МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ВАДКОВСКИЙ)
Хоругвь и знамя были освящены 26 ноября (в день памяти великомученика Георгия Победоносца) викарием Санкт-Петербургской епархии епископом Ямбургским Сергием (Тихомировым), который впоследствии стал помощником и преемником просветителя Японии свт. Николая (Касаткина). Большим утешением для монархистов стало участие в торжественной церемонии, проходившей в Михайловском манеже, почитавшегося всей Россией отца Иоанна Кронштадтского. Батюшка не только принял участие в богослужении, но и присутствовал на митинге (епископ Сергий уехал сразу после молебна), он одобрительно слушал выступления ораторов, кивая головой в знак согласия с тем, о чём говорили союзники. Именно отец Иоанн передал знамя Союза в руки Александра Ивановича Дубровина, благословляя лидера Союза на борьбу с революцией и на защиту святынь Русского Народа.
Однако обидные слова митрополита Антония не были забыты, и 2 декабря 1906 года появилось открытое письмо Дубровина к владыке. В нем лидер Союза Русского Народа публично обвинил первенствующего члена Св. Синода во многих грехах. В формализме: «воспитанный в духе либеральных веяний 60-х и 70-х годов, Вы, овдовевши, из профессорского фрака спокойно переоделись в рясу; но ряса не согрела Вас: и до сих пор Вы остались, в сущности, в том же фраке — бездушным, формальным исполнителем не духа, а буквы закона».
В союзе с «преступным провокатором» гр. Витте.
В пособничестве и покровительстве церковному либерализму: «Вы воспитали 32 бунтовщиков иереев», «обратили „Церковный голос“ и „Церковный вестник“ в революционные органы», «превратили Духовные академии в революционные гнезда, предоставив им автономию»; «все противо-церковное, противо-государственное в среде духовенства выросло около Вас, пользовалось Вашим покровительством в столице».
В гонениях на патриотическое духовенство: «Вы по указке князя Оболенского [обер-прокурор Св. Синода в правительстве С.Ю.Витте — А.С.] постыдно предали на общественное глумление доблестного Московского митрополита за правдивое слово, которым он осудил бунты и измены» (этот «позорный и ложный акт», писал Дубровин, был подписан без заседания Синода, подписи собирались по одиночке под давлением митрополита Антония, как утверждалось, «для успокоения общественного мнения»). В изгнании из Москвы епископа Никона (Рождественского), из Ярославля иеромонаха Илиодора (Труфанова), в ссылке на Соловки игумена Арсения (Алексеева).
Дубровин также обвинил митрополита Антония в том, что тот опозорил «торжества открытия мощей прп. Серафима, предав гласности, на соблазн верующим, тайный по существу протокол осмотра останков Святого, как будто бы это был обычный полицейский протокол осмотра могилы».
Лидер Союза Русского Народа восклицал: «Между тем, Вы „вне и выше всякой политики“! Но в таком случае не умываете ли Вы руки, подобно Пилату? И водою ли? Не кровью ли Русского народа?! Можно ли, в самом деле, при переживаемых обстоятельствах стоять „вне и выше всякой политики“! И Вы не стояли вне ее, но Вы имели политику, увы, пагубную для русского духовенства, Вам подчиненного, и для Русского народа». «Как русский патриот и православный верующий человек, я не мог молчать и все сказал, что требовало мое исстрадавшееся русское сердце», — подчеркнул Дубровин. В заключение открытого письма он отметил: «Перед саном святителя я благоговею; лично против Вас, как человека, у меня нет ни гнева, ни раздражения. Но я буду бороться, не страшась ничего, до гробовой доски, отдам всю жизнь до последней капли крови за торжество священных для меня начал: Святой Веры Православной, Самодержавного Русского Царя и Великого Русского Народа».
Открытое письмо председателя Главного Совета Союза Русского Народа первенствующему члену Св. Синода, разумеется, не могло остаться незамеченным, письмо имело широкое хождение, несколько раз переиздавалось и вызвало большой резонанс в обществе. Правда, уже тогда высказывались сомнения насчет авторства Дубровина. Действительно, прочтение письма убеждает, что его автор — яркий, талантливый публицист. Между тем, известно, что Александр Иванович не обладал публицистическим даром. Скорее всего, письмо — плод коллективного творчества, но, несомненно, оно отражало тогдашние чувства и мысли вождя Союза Русского Народа.
Митрополит Антоний в публичную полемику вступать не захотел, но в частном письме к обер-прокурору Св. Синода П.П.Извольскому счел необходимым изложить свою версию приема депутации Союза Русского Народа и свое отношение к обвинениям и вопросам Дубровина. В изложении владыки встреча с союзниками выглядела несколько иначе, а некоторые обвинения Дубровина не столь обоснованными.
Между тем, стоит отметить, что письмо лидера Союза Русского Народа неоднократно публиковалось в патриотической прессе и в наше время. Однако некоторые публикаторы и интерпретаторы, склонные односторонне обвинять во всех грехах митрополита Антония (Вадковского) и видеть в его лице едва ли не главного покровителя антимонархической оппозиции, совершенно не обращают внимания на тот знаменательный факт (а может быть по некомпетентности не знают об этом факте?), что петербургский архиерей и вождь Союза Русского Народа, как и подобает православным христианам, вскоре примирились. Более того, митрополит Антоний стал едва ли не главным покровителем Союза.
Впервые публичное примирение Дубровина и митрополита Антония произошло буквально через полгода после публикации письма. 1 июля 1907 года в Санкт-Петербург из Иерусалима прибыл инициатор Крестового похода монархистов против революции и вдохновитель учреждения Союза Русского Народа игумен Арсений (Алексеев). Ему была устроена торжественная встреча. Дело в том, что игумен вез икону Воскресения Христова с вделанной в нее частицей Гроба Господня, этой святыней благословил Русского Царя Вселенский Патриарх. С Николаевского вокзала крестный ход во главе с будущим Новомучеником епископом Гдовским Кириллом (Смирновым) и сонмом духовенства с хоругвями и иконами двинулся по Невскому проспекту к Казанскому собору, где на паперти икону встретил сам митрополит Антоний. Святыню встречали также многочисленные монархисты во главе с Дубровиным. После богослужения в соборе перед иконой Дубровин сердечно поблагодарил митрополита за участие в праздненстве Союза Русского Народа, а тот в ответ братски облобызал вождя Союза.
А уже 11 февраля 1908 года митрополит Антоний (Вадковский) служил молебен перед открытием Всероссийского Съезда Союза Русского Народа. После молебна в ответ на благодарность владыка облобызал Дубровина и сказал: «Призываю благословение Божие на великое дело Союза Русского Народа, = 485; установить мир и тишину в нашей дорогой Родине, о чем ежечасно молит Святая Церковь». Именно на этом съезде по инициативе Дубровина было принято официальное решение начать сбор средств среди союзников для строительства в Петербурге храма-памятника в честь 300-летия Дома Романовых. Достойно внимания, что митрополит Антоний не только поддержал инициативу Союза и благословил проводить ежегодно в день Покрова кружечный сбор по всей Империи, но и лично представил этот проект Государю, который одобрил идею, что помогло преодолеть всевозможные бюрократические препоны. Однако болезнь и смерть митрополита Антония, а также распри в руководстве Союза Русского Народа привели к тому, что первоначальный проект был изменен и строительство храма пошло по-другому. В итоге вместо монархического храма-памятника — символа верноподданничества Русского народа Династии Романовых был построен величественный собор, ставший обычным монастырским подворьем. Феодоровский собор за Николаевским вокзалом (до сих пор, кстати, не переданный Церкви) стал подворьем Феодоровского Городецкого мужского монастыря Нижегородской епархии (того самого, где пребывала чудотворная икона Феодоровской Божией Матери, которую после упразднения обители перенесли в Ипатьевский монастырь в Костроме, где ею благословили на Царство боярина Михаила Романова).
НА ОСТРИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ
Столь теплый прием, оказанный Дубровину в Костроме, весьма показателен, — лидер Союза Русского Народа пользовался огромной популярностью в провинции. Знаки благодарности и уважения он получал отовсюду. Так, в 1909 году Терское казачье войско избрало Дубровина своим «почетным стариком», а на следующий год терцы прислали ему кинжал с драгоценной резной рукояткой из слоновой кости, оправленной серебром. На одной стороне было выгравировано «На память драгоценному Александру Ивановичу Дубровину от Терского казачества, избравшего его своим почетным стариком и казаком Терского казачьего войска в 1909 г.», а на другой «Без нужды не вынимай и со стыдом не вкладывай». Этим казачьим заветам Дубровин следовал всегда.
Однако оказавшись на острие политической борьбы, лидер Союза Русского Народа сделался и объектом яростных нападок всех явных и тайных сторонников революции. Враги не гнушались ничем. Так в марте 1907 года Дубровин получил по почте конверт, в котором оказалось медицинское свидетельство о…его смерти, причем на официальном бланке и с подписью врача. Нравственные террористы указали в качестве причины смерти убийство, в графе болезнь было указано «со слов врача: патриотизм».
Многое пришлось пережить мужественному борцу за Веру, Царя и Отечество. Но угрозы и оскорбления либеральной прессы его не особенно задевали, напротив, они свидетельствовали, что вождь Союза Русского Народа идет в правильном направлении. А вот попытка поставить под сомнение его профессиональную репутацию задела за живое. Дубровин был известен как профессионал своего дела в медицинских кругах и очень дорожил своей репутацией. Но в конце марта 1906 года Санкт-Петербургское отделение «Всероссийского Медицинского союза» потребовало от Дубровина выйти из Черной Сотни, грозя исключением из медицинской корпорации. Тогда все руководители и активисты Союза Русского Народа выступили с письмами в его защиту, а сам он опубликовал в «Русском знамени» обращение «Моим самозваным судьям». Дубровин отвергал обвинения, обращая особое внимание на то, что под требованием Медицинского союза не поставил подпись ни один человек с именем, а только представители низшего медицинского персонала. Дубровин писал, что к мнению уважаемых им коллег врачей он бы прислушался, а слушать самозванцев не намерен.
Скоро враги Дубровина нашли весьма эффективный способ борьбы с лидером Союза Русского Народа. Способ подлый, но формально вполне законный. Издание ежедневной политической газеты, не имевшей штата постоянных сотрудников, было делом нелегким: трудно было обеспечить достоверность всех фактов, которые сообщались в многочисленных письмах с мест, еще труднее с документами на руках доказать справедливость обвинений. К примеру, то, что А.И.Гучков — враг, было очевидно для всех монархистов, но доказать в суде факт его участия в подготовке революции было невозможно, только в 1917 году всё стало явным. Этими обстоятельствами начали активно пользоваться враги Дубровина, по любому поводу подавая на него в суд. Несчетное количество раз лидер Союза Русского Народа приговаривался судом к штрафу и даже кратковременным арестам по обвинению в порочении «чести и достоинства» «прогрессивных» чиновников и либеральных политиков.
Характерный пример — история с городским головой г. Батум князем Андрониковым. 2 апреля 1910 года в «Русском знамени» была опубликована заметка, в которой городская дума и управа г. Батум обвинялись в недостаче денег, причем подчеркивалось, что деньги эти потрачены на революцию. Статья была анонимной, документального подтверждения своих подозрений информатор Дубровина не представил. Городской голова подал в суд на Дубровина, как на издателя газеты. Все попытки завершить дело миром были отвергнуты. Дело тянулось долго, пока за него не взялся известный адвокат, либеральная «звезда» А.С.Зарудный. Дубровин поручил защиту своих интересов частному поверенному Ф.А.Клюеву, который одно время был редактором «Русского знамени» и помогал Дубровину в судебных тяжбах, но тот дело провалил, поставив лидера СРН в нелегкое положение. Дубровин, не чувствуя особой опасности, решил защищаться сам, но что он мог сделать против «зубра» судебного крючкотворства? В январе 1915 года дело слушалось, как обвинение Дубровина в том, что он опорочил честь и достоинство городского головы, но неожиданно Зарудный предложил суду дело прекратить и отправить на доследование, переквалифицировав обвинение на более серьезную статью — клевета. В итоге 31 марта 1915 года Петроградский окружной суд приговорил Дубровина за клевету в адрес князя Андроникова к 2 месяцам тюрьмы.
Увы, это был не единственный случай судебного преследования вождя Союза Русского Народа.
МЕЖДОУСОБНАЯ БРАНЬ
Однако летом 1907 года на съезде Союза в Москве сторонники Дубровина решили пресечь поползновения Пуришкевича, в итоге было принято решение, что ни одно циркулярное письмо от имени Главного Совета, не подписанное Дубровиным, не должно приниматься к исполнению на местах. Должность товарища председателя, таким образом, становилась чисто технической. Потерпев поражение на съезде, Пуришкевич и некоторые его сторонники вышли из состава Союза.
Однако борьба на этом не завершилась. В феврале 1908 года на съезде Союза Русского Народа в Петербурге группа влиятельных членов Главного Совета и членов-учредителей (предприниматели Василий Львович Воронков, Василий Андреевич Андреев и др.) обратилась с заявлением и открытым письмом к председателю съезда графу Алексею Ивановичу Коновницыну с жалобой на диктаторское поведение Дубровина, на отсутствие финансовой отчетности в Союзе и другие нарушения устава. Они потребовали отставки лидера Союза. Оскорбленный до глубины души Дубровин заявил: «Я, можно сказать, родил Союз, я кормил его, а теперь, когда он окреп и разросся, меня хотят удалить, как ненужную вещь». Обвинения против Дубровина не убедили большинство делегатов съезда. В результате инициаторы заявления были удалены со Съезда и даже под горячую руку тут же исключены из Союза Русского Народа. Вскоре всех недовольных Дубровиным собрал вокруг себя Пуришкевич, который учредил в 1908 году собственную монархическую организацию — Русский Народный Союз имени Михаила Архангела. Не мудрствуя лукаво, Пуришкевич использовал программу и устав Союза Русского Народа, и начал создавать в провинции параллельные монархические организации. Так начался раскол в Союзе Русского Народа.
Во всех этих межличностных конфликтах в Союзе, как правило, невозможно установить правых и виноватых. Правильно было бы сказать, что виноваты были все, ибо руководствовались в своих поступках страстями, а не духовным разумением и трезвомыслием.
Однако в этой борьбе страстей Александр Иванович Дубровин удивлял своим благородством и миролюбием. Можно привести два примера. После выхода из Союза В.М.Пуришкевича ходили слухи, что он, уходя, выкрал документы Главного Совета. Дубровин первоначально упорно молчал, не желая дать повод к кривотолкам. Более того, после резкого столкновения Пуришкевича с Милюковым в Государственной Думе, когда они обозвали друг друга подлецами, а кадеты начали активно обвинять Пуришкевича в воровстве, сообщая, что он стащил документы у Дубровина, Александр Иванович публично опроверг эти заявления, как не соответствующие действительности. И только позже, когда Пуришкевич открыто перешел в лагерь врагов Самодержавия, Дубровин подтвердил справедливость обвинений в воровстве документов.
Еще один пример. Известно, что одним из самых непримиримых противников Дубровина был московский протоиерей Иоанн Восторгов. Однако, когда в 1916 году сменивший о. Иоанна на посту лидера Русского Монархического Союза С.А.Кельцев вознамерился подать на него в суд, обвиняя в растрате средств Союза, отсутствии отчетности и т. п., Дубровин, не раздумывая, выступил на защиту своего давнего противника. Вообще, в конфликтных ситуациях внутри монархического движения Александр Иванович, как правило, искал пути к примирению, а не к эскалации конфликта.
ДУБРОВИН И СТОЛЫПИН
По сути, Дубровин и Столыпин были представителями разных идеологических и политических течений внутри правого лагеря. Дубровин был сторонником неограниченного Самодержавия, решительным противником либерально-конституционных уступок. Его называют крайне правым, что не вполне точно, но это тема отдельного разговора. Во взглядах Дубровина можно найти даже следы этакого монархического народничества, по крайней мере, Союз Русского Народа очень часто поднимал перед властью вопрос о земельной тесноте русского крестьянства и необходимости решения аграрного вопроса, о защите русских рабочих от притеснений и эксплуатации со стороны фабрикантов. Вождь Союза Русского Народа неоднократно подчеркивал, что Союз должен защищать интересы прежде всего простого народа. Именно в глубинной народности Союза Русского Народа лежит причина массовости Союза, который, несомненно, был главным конкурентом социалистов за умы и сердца простого народа.
На допросе в ЧК Дубровин даже назвал себя «коммунистом-монархистом». Согласно протокола допроса, он заявил: «Я по убеждению коммунист-монархист, т. е. чтобы при монархическом правлении были бы те формы правления, которые, которые могли бы принести народу улучшение его благосостояния, для меня были священны всякие кооперации, ассоциации и т. д.». И далее: «Я рассчитывал, что при существовании монархии можно этого достичь при сближении Царя с народом и, что главные силы должны быть направлены, чтобы искоренить то зло бюрократического режима, чиновничьего, это средостение между Царем и народом и если это средостение прервать, если его сделать менее чувствительным, то народ будет приближен к Царю несравненно больше, т. е. Царь будет знать нужды народа лучше, чем он знает». Даже, если сделать скидку на обстоятельства произнесения этих слов, Дубровина можно смело причислить к последователям славянофильства.
Столыпин был человеком совсем иного склада. Пётр Аркадьевич был чужд славянофильской идеологии. Не только потому, что он был политиком-прагматиком, готовым идти на компромиссы и соглашения с различными политическими силами. Скорее дело в том, что по большому счету, Столыпин хотел превратить Россию в преуспевающую европейскую страну. Он намеревался реформировать Россию по западным лекалам, отсюда его готовность к компромиссу с октябристом Гучковым и даже с кадетом Милюковым. Отсюда, кстати, и его национализм. Именно Столыпин наряду со знаменитым публицистом Михаилом Осиповичем Меньшиковым был основоположником современного русского национализма (национализма европейского типа). Именно поэтому некоторые современные либеральные политики пытаются объявить Столыпина своим предшественником.
Если Дубровин искал опору в простом русском народе, его интересы намеревался защищать, то Столыпин хотел создать опору государству в виде зажиточных слоев общества — кулаков, или, выражаясь современным языком, представителей мелкого и среднего бизнеса. Именно поэтому наиболее острая полемика между председателем правительства и лидером крупнейшей партии страны развернулась вокруг аграрной реформы Столыпина и разрушения крестьянской общины.
Впрочем, поначалу отношения Дубровина со Столыпиным складывались вполне удовлетворительно. Премьер поддерживал все силы, которые вели борьбу с революцией. Дубровин часто обращался к Столыпину с различными просьбами о содействии и нередко находил понимание у главы правительства. Так если у Союза Русского Народа возникали проблемы с местными властями, Дубровин в первое время не предавал их огласке, а извещал сначала председателя правительства, дабы урегулировать конфликт административными мерами.
Более того, Дубровину пришлось даже оказать личную услугу премьеру. 12 декабря 1906 года, когда на даче Столыпина на Аптекарском острове эсеры-максималисты устроили чудовищный теракт, именно Дубровин оказывал первую помощь жертвам, среди которых были сын и дочь Столыпина. Когда прогремел взрыв, лидер Союза Русского Народа вместе со своим заместителем В.М.Пуришкевичем был на соседней даче у товарища министра внутренних дел С.Е.Крыжановского. Он сразу бросился на соседнюю дачу, чтобы исполнять свой врачебный долг. На допросе в ЧК Дубровин вспоминал: «Мне навстречу несут на руках детей Столыпина, сынишка лет 8−9 и затем барышня, которая страшно стонет. Столыпин подбегает ко мне: „Пожалуйста, доктор, сделайте одолжение, окажите помощь. Я что могу, — сделаю“. Их перенесли на другую дачу рядом, и там я первый же сделал им перевязки, и мальчику, и девочке лет 15−16, она была в состоянии шока, так что, когда я осматривал её, делал перевязки, она даже не стонала, обе ноги были раздроблены, в особенности левая до колена, представляла мешок с костями, вся кость была раздроблена и эти переломы были осложнёнными, т. е. с ранами, и кожными и мышечными. Сколько возможно, я принял меры, перевязал мальчика, у которого был перелом бедра». Показательно, что в иностранных газетах появилась дня через 3−4 клевета в адрес Дубровина, западные журналюги написали, что взрыв на даче Столыпина организовал… Союз Русского Народа.
Однако доверительные контакты между премьер-министром и лидером Союза Русского Народа продолжались недолго. И, как подчеркивал Дубровин, даже его помощь в спасении детей Столыпина не привела к потеплению в их, становившихся всё более напряжёнными, отношениях. Причина была конечно в том, что лидер Союза Русского Народа категорически не принял все базовые идеи столыпинского курса. Он был, как уже отмечалось, непримиримым противником разрушения крестьянской общины, считая, что только она может успешно противостоять социалистической пропаганде. Для него были неприемлемы заигрывания Столыпина с кадетами и октябристами, которые открыто выступали за ограничение Самодержавия.
Но дело не только в этом. Дубровин и Столыпин расходились и в оценке ситуации в стране. Премьер считал, что в России уже наступило умиротворение, что революция подавлена. Лидер Союза Русского Народа, напротив, утверждал, что это только видимость, что революция не подавлена окончательно, она только ушла с улицы. Главной угрозой Самодержавию являлось теперь, на взгляд Дубровина, «бюрократическое средостение», появившееся со времен Петра Великого, и возникшая недавно «политиканская стена» между Царем и народом. Для борьбы с этим злом, полагал он, нужно, во-первых, не платить жалования выборным, чтобы противодействовать превращению избранников народа в профессиональную касту и, во-вторых, нужно, чтобы у народа, как в старину, снова появилось право подачи челобитных. Негативно относился Дубровин и к детищу Столыпина — III Государственной Думе, отмечая, что в ней «народился октябрист», поставивший целью ограничить власть Царя. Лидер Союза Русского Народа считал более целесообразным после роспуска II Государственной Думы не собирать третью. Впрочем, тут он расходился не только с мнением П.А.Столыпина, но и с мнением Государя.
Представление о политической платформе Дубровина дает его речь на закрытом заседании Ростовского-на-Дону отдела Союза Русского Народа, которую он произнес 31 июля 1908 года. Отношения со Столыпиным к тому времени были уже далеко не безоблачными. На собрании Дубровин заявил, что Союз Русского Народа возник в тот момент, когда в стране царила полная анархия, когда власти растерялись и попрятались, и Россия неминуемо должна была погибнуть. Но явился Союз, подавил революцию и спас родину. А теперь, говорил лидер Союза, вернувшиеся правители говорят Союзу: уходите, вы нам больше не нужны, мы сами управимся. Но революция подавлена не окончательно, «революция ушла только с улицы и спряталась в дворцах и палатах». Для борьбы с ней необходимо, прежде всего, единение, нужно, полагал Дубровин, «оставить личные счеты и слиться воедино». Вторая неотложная задача: «изгнать из России жидов, как наших главных врагов, главных виновников русской революции и всех несчастий, постигших Россию в последние годы». Причем, подчеркивал Дубровин, «для борьбы с жидами нужны не погромы (от них страдают только еврейская беднота, да русские люди, которых потом таскают по судам). Богатые же жиды остаются в стороне и еще больше богатеют». На взгляд Дубровина, гораздо более эффективной мерой является «всеобщий бойкот товаров и услуг», производимых евреями.
Столыпин считал такие идеи, как минимум утопическими. Словом, основные идеи Дубровина и Столыпина сильно различались. Стало очевидным, что Союз Русского Народа и его лидер являются помехой для политического курса председателя правительства. Начались притеснения и преследования активистов Союза со стороны власти. По приказу Столыпина Департамент полиции перлюстрировал переписку правых, за лидерами монархистов была установлена слежка. Орган Союза Русского Народа газета «Русское знамя» регулярно подвергалась цензурным репрессиям, порою более безжалостным, чем либеральные издания. За 5 лет с 1905 по 1910 годы на газету налагалось 6 штрафов на весьма внушительную сумму в 11 тысяч рублей, орган Союза получил 13 предупреждений и обращений внимания, 18 номеров газеты было изъято (правда, 8 арестов было через несколько дней отменено).
Столыпину не удалось договориться о сотрудничестве с октябристами и кадетами, которые требовали слишком больших уступок. Не удалось ему и превратить Союз Русского Народа в простолыпинскую силу. Чтобы избежать полного политического краха, премьер начал создавать собственную партийная силу в Думе в лице Всероссийского Национального Союза. Но место справа от октябристов, на которое претендовали националисты, оказалось занято монархистами, прежде всего Союзом Русского Народа. Видимо, в этот момент у Столыпина и его сторонников возник план, с одной стороны, удалить Дубровина с поста председателя Главного Совета Союза Русского Народа, заменив его на более послушного деятеля, и одновременно расколоть и ослабить Союз, расчистив таким образом политическое поле для деятельности националистов. Нужен был только подходящий повод для кампании против Союза Русского Народа и его лидера. Вскоре он представился в связи с расследованием обстоятельств убийства депутата Государственной Думы кадета М.Я.Герценштейна.
УБИЙСТВО ГЕРЦЕНШТЕЙНА
Примечательно, что в организации убийства Герценштейна обвиняли человека, который всегда настаивал, что Союз Русского Народа — «Союз мира и любви», призывал союзников к нравственной чистоте. Так, выступая 31 января 1906 года с речью над могилой рабочих-монархистов, убитых террористами в харчевне «Тверь», Дубровин говорил: «Не мстите, православные, этим осатаневшим, заблудшим людям. Мы — Союз мира и любви; мы должны быть чисты перед Богом и Царем, и встанем только за Веру Православную, Царя Самодержавного и за Святую Русь». Но пристрастный суд меньше всего интересовала истина, важно было обвинить в убийстве именно лидера Союза Русского Народа.
Судебный процесс начался 14 июля 1909 года в Териоках. По ходу его становилось всё более очевидным, что Дубровину грозил арест и заточение в финляндской тюрьме. В любой момент ему могла прийти повестка в суд в качестве свидетеля с последующим арестом или к нему и вовсе мог явиться судебный пристав с ордером на арест. В это же время произошло покушение на лидера Союза Русского Народа — он был отравлен. Сам Дубровин полагал, что покушение совершил один из его охранников и горничная, которая подсыпала в еду какое-то зелье. Поскольку следствия не производилось, трудно сказать, кто стоял за попыткой убить вождя Союза Русского Народа: террористы-революционеры или организаторы убийства Герценштейна, опасавшиеся его разоблачений. Родственники увезли Дубровина в Харьковскую губернию, где служил его старший сын Александр, а затем он уехал на лечение в Ялту, где мог находиться в безопасности под надежной защитой Ялтинского градоначальника генерал-майора Ивана Антоновича Думбадзе.
На защиту своего председателя встали все союзники. В сентябре 1909 года в самый разгар кампании против Дубровина общее собрание Курского отдела Союза Русского Народа обратилось к Государю с телеграммой, в которой просило передать расследование убийства Герценштейна в русский суд. «Подкупленные свидетели и наемные адвокаты иудейской веры добиваются последней доли своего торжества — судить в лице Дубровина весь Союз Русского Народа, судить и позорить нашу неизменную преданность Тебе, нашу горячую веру в Православную Церковь и нашу национальную гордость». Организаторов процесса волнует не поиск истины, а свидетельство, что «Ты, Государь, от нас отступился», что «довольно для Русского Народа правды жидовской, а русской правды ему не будет», — писали почетный председатель отдела архиепископ Питирим (Окнов), товарищ председателя М.Я.Говорухо-Отрок, члены отдела Н.Е.Марков, А.П.Вишневский, А.К.Щекин и другие.
22 сентября Киевские патриотические организации направили телеграмму, которую подписали председатель губернского отдела Союза Русского Народа епископ Иннокентий (Ястребов), председатель отдела Русского Собрания протоиерей Г. Я.Прозоров, руководитель Русского Братства генерал П.Г.Жуков, члены губернского отдела Союза Русского Народа профессор П.В.Никольский, В.Э.Розмитальский и другие. В телеграмме отмечалось, что финляндцы с евреями и русскими изменниками «решаются нанести в лице Дубровина великую обиду Русскому Народу». Киевские монархисты подчеркивали, что человеческий закон не гарантирует справедливость, тем более финляндский закон XVIII в.: «Ты же дан нам Богом, чтобы охранять справедливость и тогда, когда не может этого сделать закон». Они умоляли Государя, чтобы Он повелел «судить русским судом» привлекаемых по делу Герценштейна.
В защиту Дубровина выступил и старейшина патриотического движения генерал Евгений Васильевич Богданович, который обратился с письмом к великому князю Владимиру Александровичу. Богданович отмечал, что «враги Государя, без сомнения нарочно стараются достигнуть этой выдачи для того, чтобы оторвать сердца подданных от Монарха». Если это случится, предупреждал генерал, «огорченные и оскорбленные русские патриоты уже не станут вторично жертвовать жизнью для того, чтобы потом подвергнуться участи Дубровина». Богданович просил дядю Государя передать Царю, что он «умоляет Его Величество Своей Высочайшей властью спасти Дубровина, повелев изъять дело из ведения финляндского суда и передать его на новое рассмотрение суду русскому».
Вопрос об организаторах и участниках убийства Герценштейна и последовавшего вскоре убийства его друга еще одного известного еврейского деятеля редактора кадетской газеты «Русские ведомости» Г. Б.Иолосса так и остался до конца невыясненным. Правые винили в убийстве революционеров, а причину видели в присвоении, в частности, Иоллосом денег, направленных на нужды революции еврейскими банкирами. Известный современный исследователь право-монархического движения профессор Ю.И.Кирьянов полагал, что к организации этих убийств был причастен Департамент полиции. По его мнению, это «вполне укладывается в схему, согласно которой П.А.Столыпин, „умиротворяя“ страну, ликвидируя партии „уличного действия“ и устраняя опасных подстрекателей „беспорядков“, попытался создать впечатление, что вина за будоражившие общественное мнение „беспорядки“ лежала не на властях, а на некоторых „союзниках“, и в этой связи козлами отпущения сделать А.И.Дубровина и его приверженцев».
«ТИХИЙ ПЕРЕВОРОТ» В СОЮЗЕ
Обвинением Дубровина в причастности к уголовному преступлению и его отъездом в Ялту воспользовались противники лидера Союза Русского Народа, считавшие, что его политика губительна для Союза и страны в целом. Группа влиятельных правых деятелей — депутаты Государственной Думы Николай Евгеньевич Марков и Святослав Александрович Володимеров, сенатор Александр Александрович Римский-Корсаков, член Государственного Совета Михаил Яковлевич Говорухо-Отрок, граф Эммануил Иванович Коновницын и другие — решила отстранить Дубровина от руководства Союзом. Им удалось привлечь на свою сторону товарища председателя Главного Совета Виктора Павловича Соколова, который в отсутствие председателя руководил текущей работой. Противники Дубровина выдвинули тезис о необходимости обновления руководства Союза, поэтому их стали называть «обновленцами» (в ту пору это слово не имело той негативной коннотации, какую оно приобрело после церковного обновленчества 20-х годов прошлого века).
Первым шагом «обновленцев» стал переезд Главного Совета из дома Дубровина, где он размещался со времени основания Союза, в Басков переулок, это произошло уже 20 июля 1909 года, т. е. вскоре после вынужденного отъезда из Петербурга председателя Союза Русского Народа. 3 ноября 1909 года состав Главного Совета пополнился влиятельными противниками Дубровина, в него были избраны: бывший Ярославский губернатор, сенатор А.А.Римский-Корсаков, член Государственного Совета М.Я.Говорухо-Отрок, член Государственной Думы о. Димитрий Машкевич. Тогда же вторым товарищем председателя был избран давний недоброжелатель Дубровина председатель Петербургского столичного совета Союза Русского Народа граф Э.И.Коновницын, который стал фактическим главой Главного Совета. Судя по всему, именно Коновницын был мотором антидубровинской кампании, и мотивом его действий было, видимо, честолюбие. В конце концов, Коновницын занял в новом обновленном Главном Совете должность Дубровина, — он стал почетным председателем Союза, а реальное руководство Союзом было сосредоточено в руках Н.Е.Маркова.
Когда Дубровин в декабре 1909 года наконец вернулся в Петербург, ему предложили остаться почетным председателем Союза, но сложить звание действительного председателя. Дубровин с таким предложением не согласился. Его поддержали видные деятели Союза Русского Народа академик Алексей Иванович Соболевский, казначей Союза купчиха Елена Адриановна Полубояринова, профессор Борис Владимирович Никольский, редактор газеты «Гроза» Николай Николаевич Жеденов, врачи Григорий Григорьевич Надеждин и Алексей Николаевич Борк и другие. О лояльности основателю и вождю Союза заявили влиятельные местные отделы Союза Русского Народа: Ярославский во главе с глазным врачом Иваном Николаевичем Кацауровым, Почаевский во главе с наместником местной лавры архимандритом Виталием (Максименко), Астраханский во главе с купцом Нестором Николаевичем Тихановичем-Савицким, Воронежский во главе с купцом Рафаилом Митрофановичем Карцевым, Казанский во главе с педагогом и общественным деятелем Александром Титовичем Соловьёвым и другие.
Поначалу противоборствующие стороны пытались договориться о компромиссе, однако переговоры ничем не завершились. 2 февраля 1910 года противники Дубровина пошли в наступление, — соединенное собрание Главного Совета и членов-учредителей Союза вынесло решение об исключении по всему Союзу близкого Дубровину публициста Льва Катанского (автора пасквильных статей, в которых обвинялись в неблаговидных поступках противники Дубровина), который «позорит Союз». Попутно Дубровин был обвинён в том, что на Съезде Союза Русского Народа в 1907 году он ввел в заблуждение делегатов, заявив, что Катанский сам вышел из Союза. Собрание предложило Дубровину не допускать Катанского «как человека вредного» к сотрудничеству в «Русском знамени». В ответ Дубровин составил и разослал по отделам Союза брошюру, куда включил: письмо к союзникам, обращение к Главному Совету с изложением сути дела, а также циркулярное письмо Главного Совета и выписку из журнала заседаний соединенного собрания совета и учредителей 2 февраля 1910 года, сопроводив ее таким послесловием: «Все здесь приведенное я мог бы напечатать в „Русском знамени“, но не делаю этого потому, что хочу избежать огласки в жидовских газетах, и без того на нас выливают много грязи. Вам же союзники, как ни грустно и тяжело, но знать нужно правду». Эпизод с Катанским должен был поставить под сомнение порядочность Дубровина, обвинить лидера Союза в обмане единомышленников.
Полный разрыв произошёл в мае 1910 года, когда из Главного Совета вынуждены были выйти все сторонники Дубровина, а обновленческий Главный Совет отказался признавать органом Союза, оставшуюся в руках Дубровина, газету «Русское знамя» и учредил собственный еженедельный орган Союза «Вестник Союза Русского Народа». Внутренняя борьба в Союзе Русского Народа длилась еще два с лишним года. Полное размежевание и учреждение фактически самостоятельных организаций — Союза Русского Народа под руководством Н.Е.Маркова и Всероссийского Дубровинского Союза Русского Народа под руководством А.И.Дубровина — произошло весной — летом 1912 года.
Раскол в Союзе серьезно подорвал позиции правых в обществе. Одним из следствий раскола стало обособление наиболее крупных и дееспособных местных отделов, которые, не желая участвовать в междоусобной борьбе, поспешили зарегистрироваться как самостоятельные монархические организации. Словом политика П.А.Столыпина в отношении Союза Русского Народа привела к тому, что из мощного многочисленного Союза он превратился в конгломерат организаций, лидеры которых подозревали друг друга в тайных кознях и постоянно враждовали. Один из ближайших сподвижников Столыпина бывший Одесский градоначальник И.Н.Толмачев писал 12 декабря 1911 года: «Меня угнетает мысль о полном развале правых. Столыпин достиг своего, плоды его политики мы пожинаем теперь; все ополчились друг на друга».
С 1912 года марковцы и дубровинцы двигались параллельными курсами, принимали по сути одинаковые решения, боролись с одними и теми же врагами, но тщательно избегали даже намека на сближение. Более того, не прекратились распри, Дубровин и Марков постоянно нападали друг на друга, официальные органы обеих союзов не жалели чёрной краски в описании действий своих единомышленников. Даже в расследовании обстоятельств ритуального убийства Андрюши Ющинского, по которому практически совпадали позиции всех монархических организаций, Союз Русского Народа и Всероссийский Дубровинский Союз Русского Народа действовали обособленно.
Совершенно деморализованный последними событиями, Александр Иванович Дубровин в 1912 году продал свой дом в Петербурге, оставив себе в нём только квартиру, и уехал жить в деревню, — к тому времени его жена купила небольшое поместье в Орловской губернии. С этого времени Дубровин бывал в столице наездами, по несколько месяцев в году.
В ПРЕДДВЕРИИ РЕВОЛЮЦИОННОЙ КАТАСТРОФЫ
Тяжелейшие поражения, понесенные русской армией весной 1915 года из-за нехватки снарядов и неумелого управления, пагубно сказывались на общественных настроениях. Снова активизировались враги Самодержавия, решившие воспользоваться в своих интересах трудностями на фронте. Под лозунгами единства общества кадетско-октябристские вожди Государственной Думы и симпатизировавшие им либеральные сановники и представители генералитета добились от Государя в июне-июле увольнения министров-монархистов И.Г.Щегловитова, Н.А.Маклакова, В.К.Саблера и других.
В конце августа 1915 года в Государственной Думе образовался Прогрессивный блок, который откровенно провозгласил курс на ограничение Самодержавия и в который вошли даже некоторые политики, ранее состоявшие в монархических организациях, такие, как организатор Киевского Клуба Русских Националистов А.И.Савенко, редактор газеты «Киевлянин» В.В.Шульгин. Правые не без оснований предполагали, что идет тайная работа по организации заговора против Государя и Монархии. Враги Самодержавия для своих целей начали использовать не только думскую трибуну, но и различные общественные органы, созданные, на первый взгляд, для помощи воюющей армии.
В этих условиях начали активизироваться и правые. Летом и осенью усилиями лидера Одесского Союза Русских Людей Николая Николаевича Родзевича и председателя Астраханской Народно-монархической партии Нестора Николаевича Тихановича-Савицкого началась подготовка к созыву монархического съезда. Правда, из-за раскола в Союзе Русского Народа вместо единого съезда в результате были проведены два совещания: сторонниками Н.Е.Маркова в ноябре в Петрограде и сторонниками А.И.Дубровина в декабре в Нижнем Новгороде. Поначалу уставший от междоусобной борьбы Дубровин скептически отнёсся с идее монархического съезда. 20 сентября 1915 года он писал Н.Н.Родзевичу: «Съезд совершенно бесполезен. Особенно при том разногласии и раздорах…, которые поддерживаются и в настоящее время… У нас решено пока не шуметь, а тихо (конспиративно) делать свое дело — списаться с единомышленниками, лучше лично, и подготовить все для оказания сопротивления преступному натиску».
Однако, когда совещания удалось собрать, мы видим прежнего Дубровина, энергичного, готового к борьбе. На Нижегородском Всероссийском Совещании уполномоченных монархических организаций и правых деятелей 26−28 ноября 1915 года он был избран почетным председателем, выступал с докладом о необходимости объединения для борьбы с надвигающейся смутой. В своем докладе призывал к борьбе с врагом внешним и внутренним, подчеркивая, что враги есть не только среди подполья, но и среди министров. Однако задачей монархистов является прежде всего «борьба с улицей и на улице». «Вот когда враги наши выйдут на улицу, тогда настанет наше время», — говорил он. По итогам Совещания Дубровин был избран одним из семи членов Президиума Монархического Движения, руководящего органа Черной Сотни с широкими полномочиями.
В это время происходит примирение двух выдающихся деятелей русского патриотического движения Александра Ивановича Дубровина и Николая Евгеньевича Маркова и сближение возглавляемых ими Всероссийского Дубровинского Союза Русского Народа и Союза Русского Народа. Процесс этот ускорился с осени 1915 года, после смерти графа Э.И.Коновницына. К сближению, несомненно, подталкивала активизация врагов Самодержавия. Дубровин и Марков за время конфликта сказали немало колких слов в адрес друг друга, но нашли в себе силы преодолеть былую неприязнь. На Совещании монархистов в Петрограде, которое организовал в ноябре 1915 года Марков, Дубровин был избран в состав Совета Монархических Съездов. А на Нижегородском Совещании, которое созвали в декабре сторонники Дубровина, Марков присутствовал и выступал с докладом. С 1916 года Дубровин и Марков уже действовали рука об руку, вместе пытались организовать монархический съезд в Петрограде, вместе боролись с Отечественным Патриотическим Союзом, дубровинское «Русское знамя» вновь стало вестником обоих Союзов Русского Народа. Полностью Н.Е.Марков вернул доверие и расположение дубровинцев после своей исторической речи в Государственной Думе 22 ноября 1916 года, когда он назвал председателя Думы М.В.Родзянко «мерзавцем» и был лишен права выступать в заседаниях. 1 февраля 1917 года Дубровин торжественно вручил Маркову присланный из Москвы от председателя Мининского отдела Всероссийского Дубровинского Союза Русского Народа А.В.Вопилова складень с ликом Николая Чудотворца и трогательный адрес.
В это трудное время Александр Иванович пытался по мере сил помогать Царю, призывал союзников нравственно поддерживать Императора и Императрицу. 20 сентября 1915 года он писал Н.Н.Родзевичу, что нужно «писать правду [Государю и Государыне — А.С.] для укрепления Их в том, что они не одни и что есть люди, готовые им помочь, не жалея и не щадя себя». 13 декабря 1916 года, когда была развязана настоящая травля Царицы, он писал председателю Одесского отдела Всероссийского Дубровинского Союза Русского Народа М.Т.Донцову: «Все последние политические выступления в Государственной думе потрясающе подействовали на Государыню, и мы, русские люди, должны поддержать Ее своим сочувствием. Поэтому советую вам немедленно послать Ей от своего отдела телеграмму с выражением верноподданических чувств, примерно выразив Ей сочувствие в тяжелом положении по случаю войны, за Ее сочувствие армии и народу русскому, за Ее заботы о нуждах Русского Народа, уход за ранеными и за Ее заботы о них…».
Переписка лидеров правых свидетельствует, что они прекрасно знали настроение улицы, понимали, к чему стремятся их противники, и пытались бороться. Главным средством борьбы руководители Союза Русского Народа считали созыв монархического съезда, который должен был решить ряд важнейших задач. Во-первых, съезд должен был окончательно преодолеть раскол в монархическом движении и избрать авторитетный общемонархический совет, с которым бы стали считаться правительство и местные власти. Во-вторых, съезд должен был предложить обществу программу правых по победоносному завершению войны и послевоенному обустройству России, чтобы лишить либералов оснований заявлять, что программа есть только у них. Наконец, в-третьих, съезд должен был стать мощнейшей патриотической манифестацией и этим сорвать планы заговорщиков. Поэтому, вокруг созыва съезда развернулась серьезная борьба. Руководство Союза Русского Народа летом — осенью 1916 года предприняло целый ряд мер по созыву монархического форума. Положительному решению вопроса мешала частая смена главы правительства (к примеру, правый премьер А.Ф.Трепов просто не успел принять никакого решения по вопросу созыва съезда).
В начале декабря 1916 года А.И.Дубровин и В.П.Соколов, как представители двух течений в Союзе Русского Народа, обратились к И.Г.Щегловитову с просьбой выяснить мотивы запрещения монархического съезда. В январе 1917 года Щегловитов, назначенный с 1 января председателем Государственного Совета, имел обстоятельную беседу с министром внутренних дел А.Д.Протопоповым, убеждая его в целесообразности монархического съезда. Однако Протопопов, имевший полномочия решить вопрос самостоятельно, решил подстраховаться и передал его на усмотрение председателя Совета министров князя Н.Д.Голицына, который созыв съезда не разрешил, мотивировав отказ недопустимостью в настоящее время каких бы то ни было политических манифестаций.
До революционной катастрофы оставались считанные недели.
ПУТЬ НА ГОЛГОФУ
После февральского государственного переворота Дубровин был арестован в числе первых, уже 28 февраля 1917 года он был схвачен и доставлен в штаб февральской революции — в Таврический дворец (так он впервые попал в Государственную Думу, куда принципиально не ходил), а затем заточен в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Такая оперативность новой власти при той неразберихе, которая царила в Петрограде, свидетельствует о том, что руководители февральской революции очень боялись вождя Союза Русского Народа. С 20 апреля по 12 мая Чрезвычайная Следственная комиссия (ЧСК) Временного правительства обыскивала и осматривала опечатанную квартиру Дубровина. Архив Союза, литературу и прочие материалы, представлявшие интерес для следствия, отвезли в Камеру вещественных доказательств ЧСК и, частично, на хранение в бывшее Петроградское охранное отделение. Эти материалы хранятся ныне в Государственном Архиве Российской Федерации в Москве.
Более трех месяцев 62-летний Дубровин томился в каземате Петропавловки, в июне 1917 года он был переведён на офицерскую гауптвахту. В это время газеты во всех красках описывали, как Дубровин организовывал убийства М.Я.Герценштейна, Г. Б.Иоллоса и А.Л.Караваева, а также покушения на жизнь С.Ю.Витте. Дубровин направил в ЧСК протест против этих беспочвенных обвинений либеральной прессы. В ответ ЧСК глумливо объявила заключенному, что опровержение частных газетных заметок не входит в ее обязанности. Летом же Дубровин обратился в Министерство юстиции с ходатайством об освобождении из-под стражи по болезни. На последовавший запрос Министерства юстиции ЧСК ответила, что даже если Дубровин будет привлечён в качестве обвиняемого, то мерой пресечения вряд ли будет избрано содержание под стражей. Однако и после этого вождь Союза остался под арестом.
О его жизни в революционных застенках не сохранилось практически никаких свидетельств. Только знаменитый поэт Александр Блок, служивший секретарём ЧСК Временного правительства, в своих записных книжках оставил краткую запись после посещения Дубровина 27 мая в камере Петропавловской крепости. По мнению Блока у Дубровина были «галлюцинации». И далее: «Дубровин, всхлипнувший и бросившийся целовать руку Муравьева [председатель ЧСК Временного правительства — А.С.], — потом с рыданием упал на койку (гнусные глаза у старика)». На основании этой фрагментарной записи трудно сделать какие-то выводы о состоянии лидера Союза Русского Народа. Был ли Дубровин, в самом деле, болен, или он просто юродствовал при появлении депутации бонз февралистского режима, — трудно сказать. Поэтому оставим дневниковую запись на совести поэта. Ясно, что Блок не испытывал симпатии и даже жалости к «узнику демократии». Кстати, через три года «гнусным стариком, производящим отвратительное впечатление на всех, кто с ним сталкивался» назвал Дубровина еще один «сердцеведец» — начальник следственного отделения ЧК В.Д.Фельдман в своем заключении по делу Дубровина. Любопытно, что в заключении Фельдмана в графе «показания свидетелей» записано: «Вся Россия знает о деятельности Союза Русского Народа». Какие уж тут нужны свидетельства, когда «все и так знают"… Так сказать, типичный образчик «революционной правовой мысли».
Только 2 ноября 1917 года, когда февралистский режим уже рухнул, и в стране царила неразбериха, решением анонимного чиновника внесудебной комиссии Министерства юстиции Дубровин был освобожден. Документ разрешал ему свободное проживание по всей России. Поначалу Дубровин жил в гостинице с женой, приехавшей в Петроград хлопотать об освобождении мужа, и племянницей. Его квартира была разгромлена, средств для жизни не было никаких.
«ВСЁ ЕВРЕЙСТВО ВСЕГО ЗЕМНОГО ШАРА БУДЕТ БЛАГОСЛОВЛЯТЬ ЭТОТ РАССТРЕЛ»
К апрелю 1919 года Дубровин поправился, стал выходить из дома. С лета он вернулся к врачебной практике, — надо было зарабатывать себе на жизнь. Сначала как частнопрактикующий врач, а с 7 декабря 1919 года он был зачислен в штат 1-й Лефортовской амбулатории. Коллег не интересовали его политические воззрения, поскольку больные шли толпами, а оказать квалифицированную медицинскую помощь было некому. Нужны были врачи, и Дубровин согласился устроиться на службу. Почти год он работал врачом советской больницы под самым носом у чекистов. Более того, когда осенью 1920 года сын съехал на другую квартиру, соседом Дубровина по квартире стал комиссар Конышев.
Только 21 октября 1920 года Александр Иванович Дубровин был арестован. Из материалов следственного дела не ясно, что стало причиной ареста. Видимо, кто-то донёс, что он «тот самый Дубровин».
30 октября 1920 года состоялся первый допрос бывшего председателя Союза Русского Народа. Вёл его заведующий следственным отделением ВЧК Фельдман. Дубровину было предъявлено обвинение «в организации и участии целого ряда убийств [так в подлиннике — А.С.], погромов, инсинуаций, затемнений [! — А.С.], подлогов и пр. в качестве Председателя „Союза Русского Народа“, его закулисной деятельности». 31 октября состоялся второй и последний допрос. Допрашивать не представлявшего никакой угрозы для советской власти старика явились лично член Президиума ВЧК В.Р.Менжинский, известный палач, председатель Всеукраинской ЧК М.Я.Лацис и начальник Оперативного отдела ВЧК Б.М.Футорян. Чекистские бонзы явно пришли получить удовлетворение от унижения, оказавшегося в их власти старого человека, того самого Дубровина, которого они ещё совсем недавно смертельно боялись. Вопросы о контрреволюционной деятельности были заданы мимоходом, поскольку чекисты понимали, что обвинить Дубровина не в чем.
1 ноября уже упоминавшийся Фельдман составил заключение по делу Дубровина, в котором написал, что считает обвинение «в организации до революции убийств, погромов, инсинуаций, подлогов, стремящихся всей своей деятельностью задушить освобождение России доказанным». В тот же день Особый отдел ВЧК вынес постановление по обвинению Дубровина «в активном душительстве освободительного движения в России» и предложил Коллегии ВЧК «бывшего председателя Союза Русского Народа А.И.Дубровина — расстрелять».
Однако Дубровин не был сразу же расстрелян, его убийство было отложено до апреля 1921 года. По-видимому, среди чекистской головки не было единодушия как убить председателя Союза Русского Народа. Одни считали, что расстрелять Дубровина нужно тайно, обычным способом, как это практиковалось чекистами. Другие настаивали на инсценировке гласного судебного процесса. Так уже упоминавшийся Борис Моисеевич Футорян 8 апреля 1921 года составил служебную записку, в которой писал: «Считаю нужным передать Ревтрибуналу и приговорить к расстрелу. Если Зап[адная] Европа когда-либо оправдывала наш красный террор, то Дубровин один из таких. Всё еврейство всего земного шара будет безусловно благословлять этот расстрел. Нет смысла расстреливать без Рев[олюционного] Триб[унала]. Следовало бы присоединить к этому делу дело Колесникова — знаменитого прокурора по делу Шмидта (1905) и вместе судить». На записке стоит резолюция ещё одного знаменитого палача Г. Ягоды: «Т.Фельдману. Поставить на президиум». Президиум ВЧК 14 апреля 1921 года постановил расстрелять Дубровина без инсценировки судебного процесса.
Сведений о том, когда и где был расстрелян Дубровин, нет даже в архиве ФСБ. Считается, что он расстрелян 14 апреля или вскоре после 14 апреля. Впрочем, и тут есть нестыковка. Почему-то записка Фельдмана тогдашнему главному чекистскому палачу Шанину («Направить это дело Шанину для приведения приговора в исполнение») датирована 11-м апреля, т. е. тремя днями ранее заседания Президиума ВЧК. Место захоронения председателя Союза Русского Народа, разумеется, также не известно.
По заключению Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 7 сентября 1998 года Александр Иванович Дубровин был реабилитирован.
http://rusk.ru/st.php?idar=104162
|
|
