Ф.М.Достоевский о «новом мировом порядке»

10 февраля исполняется 125 лет со дня кончины великого русского писателя (+ 28.01.1881)

Писатель-христианин не только сам ищет «Царства Божия и правды Его» (Мф. 6, 33), но и стремится помочь найти его другим. За вверенный ему талант он несет сугубую ответственность перед Богом и перед людьми: «И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12, 48). Однако следовать по пути спасения (и тем более вести за собой других) может только имеющий правильное представление о добре и зле, ибо «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 14, 15), т. е. — в преисподнюю. Прп. Антоний Великий называет умными людьми не тех, «которые изучили изречения и писания древних мудрецов», но лишь тех, «у которых душа умна, которые могут рассудить, что добро и что зло» (Добротолюбие: В 12 т. М., 1993. Т. 1. С. 63). Прп. Исаак Сирин «выше всех добродетелей» ставит рассудительность (Великие мысли, кратко реченные. СПб., 2003. С. 383). Но дар рассуждения дается только за смирение (Свв. Варсонофий Великий и Иоанн).

Согласно святоотеческому толкованию Священного Писания, для правильного различения добра и зла существует единственно верный критерий: в основании добра лежит смирение, а в истоке зла — гордость. К сожалению, даже в среде православных и нелицемерных патриотов этот ясный духовный критерий не всегда осознается.

Ф.М.Достоевскому — благодаря Богу — была дана редкая для светского писателя способность различения добра и зла. Знаменитый призыв, прозвучавший в его Пушкинской речи (1880) как «русское решение вопроса» по «народному разуму» и «народной вере и правде»: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость» (ПСС: В 30-ти т. Л., 1971 — 1990. Т. 26.С. 139. Далее при ссылках на это издание в скобках указывается том и страница), — является выражением духовной сущности всего его творчества. Но Достоевский как православный христианин прекрасно понимал, что смирение перед Богом и Его святой волей нельзя смешивать с непротивлением злу и «смирением» перед бесами — «духами злобы», с которыми нам заповедано «во всеоружии Божием» вести духовную брань (Еф. 6, 11−12). Поэтому он в своем художественном творчестве и публицистике последовательно утверждал и отстаивал христианские начала жизни и разоблачал «глубины сатанинские».

Русскую национальную идею, выраженную в известной триаде графа С.С.Уварова — Православие, Самодержавие, Народность — Достоевский принимал в ее духовно-иерархической целостности. Знаменательно, что в записной тетради писателя 1880 — 1881 гг. перед признанием — «направление» мое истекает из глубины христианского духа народного" - выведена следующая «формула»: «Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нем и у него ничего нет — да и не надо, потому что Православие все» (27, 64). Мысль о спасительности Православия для русского народа Достоевский не уставал повторять на страницах своего «Дневника писателя»: «Кто не понимает в народе нашем его Православия и окончательных целей его, тот никогда не поймет и самого народа нашего. Мало того: тот не может и любить народа русского…, а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть и каким себе напредставит его. А так как народ никогда таким не сделается, каким бы его хотели видеть наши умники, а останется самим собою, то и предвидится в будущем неминуемое и опасное столкновение» (27, 19).

На Самодержавие Достоевский смотрел как на причину «всех свобод России»: «Тут-то разница во взглядах русских иностранцев и русских -русских, по-иностранному — тирания, по-русски — источник всех свобод» (24, 278). Для писателя судьбы России и Самодержавия были неразделимы. «Царь для народа, — писал он в последнем выпуске своего „Дневника“, — не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя…, а всенародная, всеединящая сила, которую народ сам восхотел… Для народа Царь есть воплощение его самого, всей его идеи, надежд и верований его…» А единственной силой, «зиждущей, сохраняющей и ведущей» Россию, является «органическая, живая связь народа с Царем своим». Такое отношение к Царю, по Достоевскому, есть отличительная черта русского народа, и поэтому «история наша не может быть похожею на историю других европейских народов, тем более ее рабской копией» (27, 21−22).

Уйти от Православия для Достоевского — «оставить славянскую идею и Восточную Церковь» — означало «сломать всю старую Россию и поставить на ее место новую и уже совсем не Россию. Это будет равносильно революции. Отвергать назначение могут только прогрессивные вышвырки русского общества. Но они обречены на застой и на смерть, несмотря на всю, по-видимому, энергию их и тоску сердца их. (Я не про маклаков биржевых говорю, какая у них тоска сердца)» (26, 185).

Духовная проницательность позволила Достоевскому в свое время увидеть главные признаки того общемирового феномена, который на исходе XX века получил название «новый мировой порядок» (далее — НМП).

Доктрина НМП, ставшая в последние десятилетия достоянием широкой общественности, — не просто новейшее изобретение идеологов мондиализма. Идеи НМП не только давно «носятся в воздухе», но, время от времени, воплощаясь в «миротворческие» дела, сильно сотрясают земную поверхность. Так как в основополагающих принципах НМП почти нет ничего такого, чего бы не было «уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1, 10), то попытка выявить отношение Достоевского к утверждающемуся в начале третьего тысячелетия миропорядку вполне правомерна.

Разоблачение общей идеи НМП можно уже обнаружить в «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863) и «Записках из подполья» (1864): общественный «муравейник», выстраиваемый «мудрецами и любителями рода человеческого» под видом «хрустального дворца», в который «прилетит птица Каган», и настанут «новые экономические отношения, совсем уже готовые и… вычисленные с математической точностью», для Достоевского не более чем «курятник» (5, 111, 113−121).

В основе «теории» Раскольникова лежит разделение людей на два разряда: «низший» — «материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей» — «законодателей и установителей человечества», ведущих мир к «цели» (6, 199−201). Сущность этой цели проясняется в «Бесах» (1872). На этот роман часто любят ссылаться перестроечные обличители советского «тоталитаризма», забывая при этом о главнейшей социально-политической идее «Бесов»: либералы-западники -прямые «отцы» нигилизма и революционной демократии, и следовательно «деды» интернационал-большевистского тоталитарного строя, духовными наследниками которого являются современные демократы. Слова: «Русскому народу ни за что в мире не простят желания быть самим собой» (24, 301), -адресованы Достоевским «русскому» либералу, который по природе своей «лакей и только и смотрит, как бы кому сапоги вычистить» (10, 111).

В «Бесах» некий кабинетный теоретик Шигалев выдвигает следующую «систему устройства мира». Все человечество делится «на две неравные части»: «Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем и будут работать» (10, 312).

В своих теоретических выкладках Шигалев приходит к якобы парадоксальному заключению: «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом» (10, 311). По существу же никакого противоречия нет: второе «естественно» вытекает из первого. Диктатура НМП утверждается на принципах либерализма, декларирующего «свободу» личности и «права человека». Либеральная идеология призвана расшатать духовно-нравственные устои общества: оправдать грех и сделать его нормой, легализировать порок — выпустить зло на свободу («мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат…» — 10, 323) и постараться обеспечить его победу в мировом масштабе.

Сейчас только духовно близорукий может не видеть, что главное назначение так называемой демо (но)кратии состоит в установлении власти демонов (бесов) над человеческими душами.

Интересно, что в тех же «Бесах» Достоевский в уста Петруши Верховенского вложил тираду, символически предвещающую грядущий НМП: «И застонет стоном земля: „новый правый закон идет“, и взволнуется море, и рухнет балаган, и тогда подумаем, как бы поставить строение каменное. В первый раз! Строить мы будем, мы, одни мы!» (10, 326). Этот крик души «вольного каменщика» воспринимается Ставрогиным как бред помешанного, хотя очень смахивает на откровение строителя НМП. Раскольников в «Преступлении и наказании», обращаясь к Разумихину, произносит примечательную фразу: «Ты всех их добрее, то есть умнее и обсудить можешь…» (6, 88). Следовательно, мудрость тех, которые «умны на зло, но добра делать не умеют» (Иер. 4, 22), — «есть безумие перед Богом» (1. Кор. 3, 19). «Сионские мудрецы», пытающиеся управлять всем миром, на Страшном Суде могут оказаться в полных дураках.

В записной тетради Достоевского 1876−1877 гг. имеются многократные замечания: «Две России — биржевая-жидовская и христианская» (24, 269, 273, 275, 281, 284, 285). Писатель говорил «об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо „неудавшегося“ христианства»: «…Матерьялизм, слепая, плотоядная жажда личного матерьяльного обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами — вот все, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей» (25, 85). Господство «жидовской идеи» на Западе Достоевский считал уже свершившимся фактом: «Жид и банк господин теперь всему: и Европе, и просвещению, и социализму, ибо им он с корнем вырвет христианство и разрушит ее цивилизацию. И когда останется лишь одно безначалье, тут жид и станет во главе всего. Ибо, проповедуя социализм, он останется меж собой в единении, а когда погибнет все богатство Европы, останется банк жида. Антихрист придет и станет на безначалии» (27, 29).

В современную эпоху «рассеянный и гордый человек» (по выражению поэта Юрия Кузнецова) легко принимает те «идеалы» и «нормы» поведения, которые ему навязывает «враг рода человеческого». Все большая часть «цивилизованного» человечества, несмотря на видимое обилие религиозных кумиров, поклоняется единому идолу — «золотому тельцу» (см.: Исх., гл. 32). В обществе «общечеловеческих ценностей» чувство любви к Родине и к своему народу превращаются в анахронизм. На пьедестал возносится Смердяков, мечтающий «кабы нас… покорили эти самые французы…» (14, 205). Показательно, что у Достоевского почти все космополиты — «граждане мира» — кончают жизнь самоубийством.

Средства массовой информации, обслуживающие НМП («Жиды, явится пресса, а не литература» — 24, 187), работают по принципу, с гениальной простотой выраженному Достоевским: «Настоящая правда всегда неправдоподобна… чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали» (10,172). Та виртуозность, с которой в СМИ правда делается «правдоподобной», может исходить только от того, кто в Евангелии от Иоанна назван «лжецом и отцом лжи» (8, 44).

В сфере эстетической НМП утверждает культ «содомской красоты"^ (14, 100), которая в противоположность Красоте христианской призвана погубить мир. Небывалый со времен Содома и Гоморры расцвет «скотских сладострастных обществ» (10, 201) — явный и грозный признак того, что современное общество ожидает участь этих злополучных городов, чему мы все чаще и чаще становимся свидетелями.

По своей духовной сущности НМП — как идеология и практическая реальность — закономерное следствие грехопадения человека, упорно не желающего признать и принять волю своего Создателя и Спасителя. По многим признакам, это уже окончательный вариант «земного рая», так как торжество принципов НМП будет означать для человечества установление на Земле «царства» антихриста, «которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2 Фес. 2, 8).
Терлецкий Александр Дмитриевич, кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им. В.И.Вернадского (Симферополь)