Русская линия | Владимир Воропаев | 26.12.2005 |
Декабристы — историческая случайность, обросшая литературой
В.О.Ключевский
Федор Иванович Тютчев в молодости |
14/26 ноября 1874 года князь Гагарин писал Ивану Аксакову из Парижа: «Рукописями Тютчева я очень дорожу и, вероятно, никому бы их не уступил. Вам же я отказать не могу — вы на них имеете больше прав, нежели я, их место в Москве, в ваших руках, скорее нежели в Париже у меня. Кроме того, мне очень приятно исполнить желание уважаемого противника, издателя «Дня» и «Москвы». Следовательно, все стихотворения Тютчева, писанные его рукой, хранящиеся у меня, вам принадлежат"[1].
В ответном письме от 24 ноября /6 декабря 1874 года Аксаков от всего сердца благодарит князя за обещание передать ему рукопись стихотворений Тютчева: «Вижу, что интересы русской литературы вам дороги по-прежнему, что живо в вас русское чувство, что, поставленный личною судьбою вне родной земли, вы не разорвали с нею душевной связи». Здесь же Аксаков говорит и о стихотворении «14-ое Декабря 1825»: «Из присланных вами двух стихотворений одно, полагаю, относится к декабристам («Вас развратило самовластье…»), стало быть: писано в 1826 году, когда ему было 23 года. Оно сурово в своем приговоре. Ни Пушкин, никто в то время, из страха прослыть нелиберальным, не решился бы высказать такое самостоятельное мнение — и совершенно искреннее, чуждое всяких расчетов, потому что, кроме вас, до сих пор в течение почти пятидесяти лет оно никому не сообщалось"[2].
Итак, стихотворение датируется второй половиной 1826 года. Поводом для его написания послужило обнародование приговора по делу декабристов. Вот оно.
Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил, —
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена —
И ваша память для потомства,
Как труп в земле, схоронена.
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула —
И не осталось и следов.
Комментаторы стихотворения единодушны в понимании его смысла. К.В.Пигарев пишет: «Казалось бы, Тютчев всецело на стороне правительства: декабристы для поэта — «жертвы мысли безрассудной», дерзнувшие посягнуть на исторически сложившийся строй. Однако в том, что произошло, Тютчев винит не одних декабристов, но и произвол «самовластья». А для самого строя у него не нашлось иных поэтических образов, кроме «вечного полюса», «вековой громады льдов» и «зимы железной"[3].
В том же ключе толкует стихотворение и В.В.Кожинов: «С первого взгляда может показаться, что Тютчев здесь «осуждает» декабристов. На самом же деле его позиция сложна и многозначна. Уже в первой строке историческая «вина» возложена на «Самовластье», которое в завершающей строфе предстает в предельно мрачных тонах: «вечный полюс», «вековая громада льдов», «зима железная». Тютчев говорит о заведомой обреченности декабристов — и в этом он исторически прав: восстание узкого круга дворянских революционеров было обречено на поражение. Точно так же прав он, говоря о полной оторванности декабристов от народа… Но Тютчев решительно ошибался в одном: он полагал, что «потомство» забудет декабристов, а в действительности они стали примером для следующих поколений революционеров. В замечательных последних строках поэт запечатлел самоотверженный, «безрассудный» героизм декабристов, отдавших свою «скудную кровь», которая «дымясь… сверкнула на вековой громаде льдов"[4].
По сути точно так же смысл стихотворения трактуется и в новом Полном собрании сочинений и писем Тютчева. В комментарии В.Н.Касаткиной отмечается «двойственность позиции автора по отношению к декабристам»: «Самовластье» — развращающая сила, оно «вечный полюс», «вековая громада льдов», но усилия деятелей 14 декабря бесплодны и исторически бесперспективны из-за их малочисленности («скудной крови») и этической недозволенности («вероломства»), поэт апеллирует к объективности («неподкупности») закона"[5].
Не трудно заметить, что в подобных толкованиях стихотворения «самовластье» (или произвол самовластья, что одно и то же) тождественно исторически сложившемуся строю, иными словами — самодержавию. При этом остается непонятным, как Тютчев, убежденный монархист, противник всяких революций, мог возложить хотя бы и часть вины на самодержавие, сочувствовать декабрьскому бунту. Политические взгляды поэта хорошо известны. Как свидетельствовал тот же Иван Аксаков, самодержавие признавалось Тютчевым «тою национальною формой правления, вне которой Россия покуда не может измыслить никакой другой, не сойдя с национальной исторической формы, без окончательного, гибельного разрыва общества с народом"[6].
А.Л.Осповат, посвятивший стихотворению «14-ое Декабря 1825» специальную статью, казалось бы, вносит важное уточнение: «Вас развратило Самовластье…» отнюдь не равнозначно суждению: «Вас спровоцировало на бунт самодержавие». По мнению исследователя, «политический противник» декабристов и Тютчева — «не самодержавие как таковое, но «самовластье», то есть деспотизм"[7].
Подлинник стихотворения Ф.И.Тючева «14-ое Декабря 1825» |
Между тем, для современников поэта смысл стихотворения не содержал в себе никакой двойственности. По словам Ивана Аксакова, «оно сурово в своем приговоре». Память о декабристах — «как труп в земле схоронена». Мы до сих пор не знаем точного места захоронения казненных декабристов. Издатель «Русского Архива» Петр Бартенев заметил: «…в Ярославле народ кидал мерзлою грязью в декабристов, что дало повод Ф.И.Тютчеву к стихам: «Народ, чуждаясь вероломства, поносит ваши имена"[9].
Думается, что главная мысль стихотворения заключена в его первой строке, точнее, в слове «самовластье». В современном академическом словаре русского языка приводятся два значения этого слова: 1. «единоличная, неограниченная власть (правителя, государя), а также система государственного управления, основанное на такой власти; самодержавие». 2. «склонность властвовать, повелевать, подчинять все своей воле, властолюбие, властность». Приблизительно так же понималось данное слово и в эпоху Тютчева. Возьмем, например, словарь языка Пушкина. Там отмечено: «Самовластье — ничем не ограниченная власть, деспотизм». В качестве примера такого словоупотребления приводятся знаменитые строки из стихотворения «К Чаадаеву» (1818):
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
В данном случае слово «самовластье» близко по значению к понятию «самодержавие». Зато в оде «Вольность» (1817) Пушкин говорит не о самодержавии, а как раз о самовластии (деспотизме), олицетворением которого является Наполеон.
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
К Французской революции Пушкин, как известно, относился отрицательно (см. элегию «Андрей Шенье»), как, впрочем, и к бунту вообще («Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный»). По мысли поэта, власть должна опираться на Закон.
Владыки! Вам венец и трон
Дает Закон — а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
Царь, монарх первый должен склониться перед вечным Законом, иметь смирение перед Промыслом Божиим. Если же он становится самовластным тираном, то нарушает законность самодержавия своего, благословленного при коронации Богом. Это несет беду тем, над которыми он поставлен, и ему самому. Он делается жертвой восстания, заговора.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
Пушкин даже в ранней «вольнолюбивой» лирике (отдав дань своему времени) был очень умеренных взглядов. В оде «Вольность» нет ничего революционного, крамольного. Подобные мысли высказывал сам Император Александр I. Вопрос, однако, заключается в том, как понимать Закон. Эпоха Просвещения выдвинула идею закона, не связанного с Божьим предначертанием. Таков «Общественный договор» Жан-Жака Руссо. По мысли французского философа-просветителя, люди заключают договор между собой и ему подчиняются. И все будто бы должно быть хорошо. Такое материалистическое понимание закона неприемлемо для русского человека, имеющего православное устроение души. Закон только тогда тверд и незыблем, когда установлен свыше, не людьми. Тогда не опасно такому закону и монарху подчиниться. Ибо в этом законе он подчиняется Божьей воле. С другой стороны, Французская революция показала, насколько уязвим бывает тот общественный договор, который создан людьми, упоенными самовластием, стремящимися подчинить других своей воле.
Такое понимание «самовластья» находит подтверждение в пушкинском стихотворении «Анчар» (1828). Анчар — древо яда, источник смерти, проклятие природы.
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила,
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.
Но самого древа нельзя обвинять в том, что оно несет зло. Это попущено Творцом природы. Никому, кроме человека, анчар не грозит бедой:
К нему и птица не летит,
И тигр нейдет…
Человек — вот существо, хотя и сотворенное Богом, но наделенное самовластием, то есть свободой воли. И.И.Срезневский в словаре древнерусского языка указывает: «Самовластие — свободная воля». В православной аскетике под «самовластием» понимается свойственная человеку как разумному существу способность сознательного выбора между добром и злом. Если он еще имеет власть и над другими людьми, то не всегда с честью выдерживает это испытание.
…Человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
В черновике мысль Пушкина выражена еще отчетливее: «Послал к анчару самовластно». Источник зла — самовластная воля человека. Словарь языка Пушкина отмечает: «Самовластно — по личному усмотрению, произволу, самовольно». Самовластно у Пушкина может поступать не только царь, но и разбойник. Словарь дает пример такого словоупотребления из «Капитанской дочки»: «Шайки разбойников злодействовали повсюду; начальники отдельных отрядов самовластно наказывали и миловали…»
В этом — пушкинском — контексте следует, как нам кажется, понимать и смысл стихотворения «14-ое Декабря 1825». Прояснить его помогает статья Тютчева «Россия и революция», написанная по-французски и впервые напечатанная в Париже в 1849 году. Здесь, в частности говорится: «Человеческое я, желающее зависеть лишь от самого себя, не признающее и не принимающее другого закона, кроме собственного волеизъявления, одним словом, человеческое я, заменяющее собой Бога, конечно же, не является чем-то новым среди людей; новым становится самовластие человеческого я, возведенное в политическое и общественное право и стремящееся с его помощью овладеть обществом. Это новшество и получило в 1789 году имя Французской революции"[10].
Та же мысль звучит и в стихотворении Тютчева «Наполеон»:
Сын Революции, ты с матерью ужасной
Отважно в бой вступил — и изнемог в борьбе…
Не одолел ее твой гений самовластный!..
Бой невозможный, труд напрасный!..
Ты всю ее носил в самом себе…
Таким образом, Тютчев пытается определить духовные причины революции. Ее идея заключается в «самовластии человеческого я, возведенного в политическое и общественное право». Именно в этом смысле и употребляется слово «самовластье» в стихотворении «14-ое Декабря 1825». Иван Аксаков, близко знавший Тютчева и написавший его биографию, отмечал, что «в его писаниях с самых ранних лет выражалась замечательная самостоятельность и единство мысли"[11]. Развращенные «самовластием человеческого я» («Вас развратило Самовластье…»), декабристы носили кару сами в себе («И меч его вас поразил…»). По Тютчеву, причина бунта и гибели декабристов по отношению к ним не внешняя — самовластье (самодержавие), а внутренняя — стремление утвердить власть собственного «я».
«Самовластье» у Тютчева во многом понимается как «любоначалие» — желание властвовать. Здесь снова уместно вспомнить Пушкина:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей
(«Отцы пустынники и жены непорочны…», 1836).
В словаре языка Пушкина приводится лишь одно значение слова «любоначалие» — «властолюбие, стремление властвовать над другими». Но страсть любоначалия многообразна. Это не только властолюбие, но также превозношение и гордость. Оно (любоначалие) прямо противоречит евангельской заповеди: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф. 20, 26−27). Нарушение Адамом и Евой запрета, наложенного Богом, не было простым непослушанием. «И вы будете, как боги», — сказал им змий во искушение (Быт. 3, 5). Вот где лежит исток самовластия восставших декабристов.
Что касается второй строфы стихотворения, то ее образы — «вечный полюс», «вековая громада льдов», «зима железная» — связаны с символикой русской государственности. Напротив, таяние снега, льда символизировали в ту эпоху революцию. По Тютчеву, декабристы покусились на коренные законы русской жизни, на которых покоилась Российская Империя, и потому их безрассудный бунт был обречен: «И не осталось и следов».
http://rusk.ru/st.php?idar=103987
|