Гений русской мысли и науки

К 120-летию со дня смерти Н.Я.Данилевского (28.11.1822 — 7.11.1885)

Талантливый ботаник и ихтиолог-практик, ученый-энциклопедист, исследовавший многообразие естественнонаучных и социально-экономических проблем, наконец, выдающийся культуролог и деятельный патриот России — таким предстает в нашей памяти Николай Яковлевич Данилевский. Немногие русские мыслители заняли столь почетное место в мировой культурологии, как он. Данилевский совершил концептуальный переворот в понимании развития человечества, упрочил теорию культурно-исторической самобытности России, начертал целостную программу социальной миссии России на арене мировой истории. Интеллектуальные и нравственные качества Данилевского высоко оценивали академик К.М.Бэр, Ф.М.Достоевский, П.П.Семенов-Тян-Шанский, Л.Н.Толстой, Н.Н.Страхов, К.Н.Леонтьев, А.А.Фет, В.В.Розанов и многие другие известные деятели русской культуры.

Николай Яковлевич родился 28 ноября (по старому стилю) 1822 г. в селе Оберец Ливенского уезда Орловской губернии в дворянской семье. Отец его, Яков Иванович, был заслуженным генералом, участником Отечественной войны 1812 г. Николай (имея сестру и брата) являлся старшим ребенком в семье, душевным центром которой была мать, Дарья Ивановна.

Первоначальное образование Николай Данилевский получил в частных пансионах. В 1836 г. он успешно сдал приемные экзамены в Царскосельский лицей. Не исключено, что ему удалось повидать одного из первых выпускников Александровского лицея — А.С.Пушкина. По мнению исследователя жизни и творчества Н.Я.Данилевского Б.П.Балуева, такая возможность представляется вполне реальной, ибо Пушкин был среди одиннадцати лицеистов первого выпуска, посетивших лицей в день его 25-летнего юбилея 19 октября 1836 г.

Окончив лицейский курс, Николай, ощущая недостаточную полноту полученного образования, с осени 1843 г. определился вольнослушателем по естественным наукам на физико-математический факультет Петербургского университета. В студенческие годы он перечитал массу книг по истории, социологии и политической экономии, начал писать и публиковаться в толстых журналах. В эти же годы Данилевский увлекся учением Шарля Фурье, видя в нем гуманную альтернативу капиталистическому строю. Надо сказать, что симпатии к мирному и умеренному социализму Николай Яковлевич сохранил на всю жизнь, связывая с началами общинной собственности и принципом социальной справедливости традиционную специфику российского общественно-экономического строя.

По-видимому, увлечение идеями Фурье привело Данилевского к связи с петрашевцами, за что в 1848 г., когда он был уже магистром ботаники, молодой ученый подвергся аресту, трехмесячному предварительному заключению, а затем ссылке в провинцию на службу, которую проходил в различных канцеляриях.

В 1853 г. Данилевский получил направление в четырехлетнюю научную экспедицию под начальством К.М.Бэра для исследования рыболовства на Волге и в Каспийском море. В дальнейшем около 20 лет уже сам Данилевский руководил подобными экспедициями, которые изучали рыбные запасы и промыслы в большинстве водоемов европейской части России. Результатом его исследований стал ряд важных научных и экономических трудов, опубликованных ученым и ставших основой для выработки российского законодательства о рыболовстве.

Но интересы Данилевского не исчерпывались практической ихтиологией. В 1869 г. он написал две филологические работы: «Несколько мыслей о русской географической терминологии» и «Дополнение к опыту областного великорусского словаря». Кроме того, Николай Яковлевич постоянно занимался анализом международного положения России, публикуя статьи в журналах и газетах; написал свою выдающуюся книгу «Россия и Европа»; до последних дней жизни работал над фундаментальным трудом «Дарвинизм», посвященным критике материалистической философии Дарвина с точки зрения религиозной телеологии.

Поворот интересов Данилевского в сторону социально-политических и культурно-исторических проблем был связан с началом эпохи реформ Александра II. В 1864 г. ученый снял для семьи дом в Крыму — около Мисхора, а в 1867 г. ему удалось купить запущенное имение «Мшатка» близ Фороса. Вероятно, здесь была создана основная часть «России и Европы», принесшей автору общественную известность. По мнению Б.П.Балуева, Данилевский писал книгу «Россия и Европа» в период с 1865 по 1868 год, причем писал ее урывками, в основном в зимнее время, так как с 1863 по 1867 г. занимался в летние месяцы экспедиционной работой.

Первый вариант названной выше книги был опубликован в 1869 г. в почвенническом журнале «Заря», а в 1871 г. весь труд был выпущен отдельным изданием. В дальнейшем с 1888 по 1895 г. «Россия и Европа» была издана еще трижды.

В своем культурологическом труде ученый-биолог предложил оригинальную концепцию исторического процесса. Он подверг критике теорию линейного исторического развития, предполагавшую, что все страны должны идти по одному, европейскому пути и выдвинул концепцию многовариантного (как сегодня принято говорить, многополюсного) исторического развития, осуществляющегося в форме уникальных «культурно-исторических типов». Каждый культурно-исторический тип является внутренне замкнутой цивилизаций, обладающей самобытным творческим духом, оригинальным предназначением и собственной судьбой. Прогресс, по мысли Данилевского, состоит не в том, чтобы всем народам идти в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, в разных направлениях (см.: Россия и Европа. М., 1991, с. 109).

Таким образом, русский ученый и мыслитель выдвинул в противовес господствовавшей тогда «однополярной», линейно-прогрессивной историософии европоцентристского толка плюралистическую концепцию исторического процесса. Европоцентризму, отождествляющему общечеловеческое и западноевропейское, Данилевский противопоставил теорию целостных и самобытных цивилизаций, которые, подобно живым организмам, рождаются, совершенствуются, стареют и умирают. Именно различия в психическом характере, нравственных воззрениях и условиях исторического воспитания народов, составляющих самобытные общества, определяют, по Данилевскому, различия самих цивилизаций.

Каждая вполне развившаяся цивилизация, из десяти перечисленных автором «России и Европы», (египетская, китайская, древнесемитическая, индийская, иранская, еврейская, греческая, римская, ново-семитическая, европейская) была понята как суверенная замкнутая система. Система, жизнедействующая из собственного духовного первоначала, а тем самым способная вносить неповторимый вклад в мировую сокровищницу культуры.

Данилевский выделил пять основополагающих принципов формирования самобытных цивилизаций.

1. Общность национального языка или сходство языков у группы народов.

2. Политическая независимость нации или этнического семейства данного культурно-исторического типа.

3. Оригинальность и непередаваемость творимой народом цивилизации.

4. Разнообразие и внутренняя независимость этнографических элементов исторического сообщества, необходимые для внутренней полноты его культурного развития.

5. Сходство характера этого развития с жизнью одноплодных растений, у которых период роста бывает неопределенно продолжительным, а период цветения и плодоношения относительно короток, завершаясь окончательным истощением жизненной силы.

Культурно-исторические типы соответствуют, по Данилевскому, великим лингвистико-этнографическим семействам — те и другие обладают завершенной целостностью и не могут рассматриваться как последовательные стадии исторического процесса. Известную равноценность и косвенную сравнимость разнотипных цивилизаций, по методу аналогии, мыслитель допускал только как следствие их одинаковой уникальности и органичности, что выражается в сходстве главных фаз циклического развития.

В жизни каждого культурно-исторического типа, на взгляд Данилевского, проявляются три основных этапа.

1. Этнографический, когда вырабатывается идеально-самобытное «морфологическое начало» народа, то есть его особый духовно-психологический характер, и зарождается данная культура.

2. Государственный, способствующий укреплению самостоятельности культурного развития.

3. Период цивилизации — пора окончательного исчерпания творческих потенций данного сообщества. В сравнении с этнографическим периодом она весьма недолговечна, ибо цивилизация есть растрата накопленного ранее духовного достояния, а не его приращение. В среднем продолжительность последней фазы, по мнению Данилевского, у разных народов колеблется от 400 до 600 лет.

Благодаря разработке учения о культурно-исторических типах Данилевский дал концептуальное оформление принципу национальной самобытности, а также теоретически упрочил и политически конкретизировал славянофильскую мысль об особой социально-культурной миссии России. Он решительно разделил Россию и Европу, отнеся их к различным типам цивилизации, обладающих несовместимыми интересами.

Данилевский исходил из того, что Россия в органическом смысле Европе не принадлежит, ибо никогда не была частью империи Карла Великого; не участвовала в борьбе с феодальным насилием, приведшей к определенной форме гражданской свободы; не боролась с гнетом католицизма; не имела нужды в религиозной свободе протестантизма; не знала воспитательного действия схоластики и той свободы мысли, которая создала новую науку; не жила идеалами греко-романской формы искусства. Не располагая европейскими культурными корнями, не впитав благотворных и вредных соков, вскормивших западную часть человечества, Россия если и сделалась в чем-то страной европейской, то не по рождению, а по усыновлению: к дичку был привит европейский черенок. Но задача Росси состоит совсем не в подражании Европе, не в прислуживании ей, а в создании особой многонародной цивилизации, относительно коей Россия, Чехия, Сербия, Болгария приобретут такой же смысл, какой имеют Франция, Англия, Германия, Испания по отношению к Европе. Славянство, на взгляд Данилевского, есть понятие одного порядка с Эллинизмом, Латинством, Европеизмом. Причем, в отличие от старых цивилизаций, уже проявивших свои творческие возможности в области религиозной (еврейская цивилизация), культурной (эллинская), политической (римская), политической и культурной (европейская), славянство покуда не достигло цивилизованной стадии. С этим обстоятельством и были связаны надежды Данилевского на то, что Россия, ставшая во главе славянского мира, положит начало новому могучему социально-историческому организму, который гармонично синтезирует религиозное, культурное, политическое и общественно-экономическое творчество.

Данилевский предполагал, что Россия путем военной борьбы с Турцией и Европой положит начало Славянскому культурно-историческому типу, который даст возможность гармонического развития всех сторон социальной жизни. Только в ходе этой борьбы за новую модель цивилизации русское общество сможет избавиться от умственного ига Европы и стать на службу великим историческим задачам России.

Отдавая дань уважения идеям выдающегося ученого и мыслителя, нельзя не сказать о некоторых противоречиях и недостатках в его теории, ибо русская мысль обязана ясно сознавать собственные погрешности, дабы постоянно оттачивать свое концептуальное острие.

Принципиальное противоречие методологического характера, наблюдающееся в учении Данилевского, на наш взгляд, состоит в том, что, с одной стороны, ученый признал уникальность каждой человеческой цивилизации, ее несравненность, самоценность и предназначенность к особой форме творческого жизнестроительства (будь то религиозного, культурного, политического, социально-экономического). Цивилизация, соединившая в себе все стороны деятельности, проявленные доселе разными культурно-историческими типами, резонно полагал он, обессмыслила бы их усилия, которые оказались бы не «живыми вкладами» в общую сокровищницу человечества, а только «жалкими подмостками» будущей сверхцивилизации (Россия и Европа, с. 118).

С другой стороны, Данилевский высказывает мысль, что впервые синтез всех сторон деятельности, исторически проявленных отдельными народами, может быть достигнут восходящим Славянским культурно-историческим типом (там же, с. 508).

Таким образом, вся история самобытных народов оказывается под угрозой обессмысливания и превращения лишь в циклически замкнутую «предысторию» славянства. Перед Данилевским же встает угроза попасть (вслед за Г. Гегелем, О. Контом, К. Марксом) в число теоретиков линейного прогресса, стремящихся организованно привести все человечество к некоему окончательному историческому результату.

Другой важный недостаток проявляется у Данилевского в том, что, типологически резко отделяя Россию от Европы, он оказывается более ясным и доказательным в анализе того, чем Россия сравнительно с Европой не является, нежели в исследовании положительных оснований самобытности нашей страны.

Исключение Данилевским России из контекста культурно-исторического развития Запада, с его империями, его схоластикой, его Возрождением, его Реформацией, его религиозными войнами, его антицерковной секуляризацией человеческого бытия, имело большое значение для осознания собственных устоев русской культуры. Однако сам автор «России и Европы» не вывел всех, предполагаемых его методологией, следствий касательно положительной самобытности отечественной цивилизации, и в отношении ее собственных принципов представления Данилевского приобрели довольно аморфный вид массы частных свойств, признаков, фактов, хотя подчас крайне содержательных, но требующих системного осмысления.

Может быть, Николай Яковлевич ставил пред собой иную, более узкую задачу — подвести научную базу под славянофильские воззрения о принципиальной культурно-исторической самобытности России? По мнению весьма проницательного В.В.Розанова, основная ценность книги Данилевского и заключается именно в этом — в изъяснении русским читателям, «почему, на основании каких общих законов истории они не схожи с германцем, французом, римлянином, греком; но в чем именно не схожи, чем их родина отличается от тех стран в историческом, бытовом, культурном отношении — этого они не узнают отсюда, это могут они узнать только из трудов Киреевского, Хомякова, К. Аксакова…» (Розанов В.В. Поздние фазы славянофильства // Розанов В.В. Сочинения. М., 1990, с. 191).

Однако, на наш взгляд, недостаток положительной ясности относительно самобытности России как цивилизации у Данилевского объясняется прежде всего его панславистскими воззрениями. Ибо свойственный ему подход к России, с точки зрения общих особенностей и интересов славянства, приводил к затемнению русского культурно-исторического начала началом славянско-племенным. Практически важная и конкретная проблема развития России на базе ее собственной самобытности покрывалась довольно расплывчатой, глобальной задачей построения Всеславянского типа цивилизации. Типа, который существовал лишь в проекте, но вне задачи созидания коего тысячелетняя отечественная история как бы утрачивала всякий смысл, всякое оправдание и предназначение.

Конечно, не следует забывать, что обращение Данилевского к идее славянского единства было мотивировано духом времени, необходимостью цивилизационного обоснования решения Восточного вопроса в пользу России. И все же, отсеивая преходящие исторические наслоения в теории Данилевского и рассуждая концептуально, следует признать, что именно радикальный панславизм помешал мыслителю увидеть собственно русскую духовную самодостаточность и собственно российский цивилизационный суверенитет. Ведь Данилевский считал, что Россия сама по себе, в итоге своей тысячелетней государственной истории не есть самостоятельная цивилизация. Россия станет таковой только тогда, когда завоюет Константинополь и возглавит Всеславянскую федерацию с центром в Царьграде, оставаясь Российской империей с государственной столицей в Петербурге. Вот почему у Данилевского, среди перечисленных им десяти развитых культурно-исторических типов, мы не находим ни русского, ни российского.

Эта панславистская установка, превращающая нашу страну в служебное орудие «общеславянских» интересов, кажется принципиально похожей на космополитическую версию исторической миссии России, проповедуемую в 1880-х гг. В.С.Соловьевым, который призывал Россию служить непременно целому человечеству. Как известно, Соловьев резко, но теоретически неосновательно, чисто моралистически критиковал учение Данилевского «слева», за якобы безнравственный национализм (см.: Соловьев Вл. Россия и Европа // Вестник Европы. Кн. 2. 1888, с. 742−753; кн. 4. 1888, с. 725−767).

Более обоснованную критику идей Данилевского «справа», в процессе осмысления перспектив решения Восточного вопроса, предпринял Ф.М.Достоевский, который обратил внимание на отклонение мысли Данилевского от следования русским национальным и российским государственным интересам.

Достоевский решительно осудил его проект превращения Константинополя в общий город греков и славян. «Как может Россия участвовать во владении Константинополем на равных основаниях с славянами, если Россия им неравна во всех отношениях — и каждому народу порознь и всем им вместе взятым? Великан Гулливер мог бы, если б захотел, уверять лилипутов, что он им во всех отношениях равен, но ведь это было бы очевидно нелепо. Зачем же напускать на себя нелепость для того, чтоб верить ей самому и насильно?» (Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1877 год. Полн. собр. соч. в 30-ти томах. Т. 26. Л., 1984, с. 83).

Писатель глубоко сомневается, что в исторически обозримое время будет возможна Всеславянская федерация, что освобожденные и воскресшие в новую жизнь славянские народности прильнут к России как к родной матери-освободительнице и привнесут много творчески-оригинальных элементов в русскую жизнь. Признаюсь, говорит Федор Михайлович, мне всегда казалось это у нас лишь учеными увлечениями. Он готов признать возможность такого рода явления, но только в перспективе не ранее ста лет (см.: там же, с. 81). Пока же все эти малые славянские племена, мудро и дальновидно указывал Достоевский, остаются духовно чужды русским, и потому способны явить собой редких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов России. Если Россия их освободит от владычества турок, то они первым делом затрубят на весь свет, что они племена образованные, способные к высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. «У них, конечно, явятся, с самого начала конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи, — иронически писал Достоевский. — Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров… Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать». Словом, освободив славян, России придется еще долго бороться с ограниченностью и дурными привычками славянства, проистекающими из его жадного тяготения к европейским формам политического и социального устройства (там же, с. 79−80).

Не пожаловал Достоевский и греков. Греки, по убеждению писателя, безвозвратно утратили свое первенство в православном мире, сохранив, однако, большие национальные амбиции. Поэтому, в случае русской победы, греки будут ненавидеть и бояться русских даже больше, чем бывших магометан. «Предстоятели православия в Константинополе могут унизиться до интриги, мелких проклятий, отлучений, неправильных соборов и проч., а может быть, упадут и до ереси — и все это из-за национальных причин, из-за национальных оскорблений и раздражений» (там же, с. 84−85).

Только Россия как центр мирового православия и политический гарант свободы славянских народов, по убеждению Достоевского, имеет необходимую способность и право владеть Царьградом, как духовным средоточием восточно-христианского мира. Он удивляется неверию Данилевского, высказанному им в ряде статей, что Россия недостойна владеть Константинополем. «Кажется, — пишет Достоевский, — Н.Я.Данилевский считает, что для самой России будет искусительно и, так сказать, развратительно единоличное владение Константинополем, возбудит в ней дурные завоевательные инстинкты и проч., но, кажется, пора бы наконец уверовать в Россию, особенно после подвига теперешней войны. Она доросла-с; даже до Константинополя доросла…

И вдруг автор даже и пока не решается доверить России Константинополь, — удивляется Достоевский. — И представьте, чем кончает: он выводит, что пока надо продлить существование Турции (отняв от нее всех славян, Балканы и проч.) и оставить пока Константинополь под властью турок…

„От Турции остается одна тень, — говорит Н.Я.Данилевский, — но тень эта должна (?) еще до поры до времени оттенять берега Босфора и Дарданелл, ибо заменить ее живым, и не только живым, но еще здоровым организмом, пока невозможно (!?)…“

Это Россия-то не здоровый и даже не живой еще организм, которым нельзя даже сметь заменить в столице православия гнилье турок?» — спрашивает Достоевский Данилевского (там же, с. 86).

Можно понять недоумение Федора Михайловича, не ожидавшего столь странных суждений от известного представителя нашего почвенничества. Между тем вполне очевидно, что странная с русской национальной точки зрения позиция Данилевского была обусловлена его панславистской концепцией, согласно которой Россия обретет цивилизационную полноценность, только создав Славянский культурно-исторический тип.

В наше время суровых вызовов русскому национальному самосознанию и его духовной самостоятельности необходимо, не забывая, разумеется, об общности судеб и интересов славянского мира, принять в расчет критические суждения нашего великого писателя, адресованные идеям великого русского ученого.

Подходя к концу очерка жизни и творчества Н.Я.Данилевского, следует сказать, что отмеченные несовершенства его теоретических представлений, практически неизбежные для всякого деятеля науки, руководствующегося относительным человеческим разумом, ничуть не бросают тени на нравственный образ его личности. Своей твердой, концептуально осмысленной защитой принципа культурно-исторической самобытности России, своим тревожным обличением идущего сверху разложения русского народного духа Николай Яковлевич Данилевский являет впечатляющий пример просвещенного и твердого государственно-национального служения.

Возможно, погрешая в теоретических и политических частностях, в общем и целом он мировоззренчески неколебимо отстаивал идею принципиальной различности культур России и Западной Европы и соответственно необходимость всесторонней, особенно умственной самостоятельности русского человека. Мыслитель мудро указывал, что, ввиду огромного перевеса в русском человеке общенародного, а точнее сказать традиционно-культурного, элемента над элементом культурного индивидуализма, русский, испытав денационализацию, обращается в ничто, в негодную тряпку, тогда как англичанин, немец, француз сохраняет довольно нравственных начал, чтобы оставаться еще отдельной чем-либо замечательной личностью. Слабость и немощь народного духа в высших слоях русского общества, предостерегал Данилевский, — «препятствует осуществлению великих судеб русского народа и может, наконец (несмотря на все видимое могущество), иссушив самобытный родник народного духа, лишить историческую жизнь русского народа внутренней зиждительной силы, а следовательно, сделать бесполезным, излишним самое его существование, — ибо все лишенное внутреннего содержания составляет лишь исторический хлам, который собирается и в огонь вметается в день исторического суда» (Россия и Европа, с. 299).

Николай Яковлевич умер 7 ноября (по старому стилю) 1885 г. на 63 году жизни во время своей инспекционной поездки в Грузию с целью изучения рыболовства на озере Гохча. Умер внезапно в гостиничном номере в Тифлисе от сердечного приступа.

В советские годы в марксистской общественной науке имя Данилевского формально не было забыто, но его идейное наследие оказалось под идеологическим запретом, в то время как на Западе оно заняло видное место, возглавляя ряд знаменитых учений о самобытности цивилизаций и многомерности путей народов в истории, созданных Освальдом Шпенглером, Арнольдом Тойнби, Вальтером Шубартом.

С конца 1980-х — начала 1990-х гг. идеи Данилевского начали возвращаться в сферу российской интеллектуальной жизни, а его творческое наследие стало предметом внимательного изучения со стороны философов, историков, культурологов. В 1997 г. в Москве вышла книга С.И.Бажова «Философия истории Н.Я.Данилевского», в 2001 г. в Твери — монографическое исследование Б.П.Балуева жизни и научной деятельности выдающегося русского ученого («Споры о судьбах России: Н.Я.Данилевский и его книга „Россия и Европа“»).

С 1994 г. в Крыму каждый год начали проводиться научные чтения, посвященные Данилевскому, в мае 1996 г. местные энтузиасты восстановили его могилу в Мшатке, а через год около могилы был заложен камень в фундамент будущей часовни — знак увековечения памяти великого русского мыслителя.

Нет никакого сомнения, что имя Н.Я.Данилевского занимает самое высокое место в истории русского культурного самосознания, рядом с именами М.В.Ломоносова, Н.М.Карамзина, А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, А.С.Хомякова, И.В.Киреевского, братьев Аксаковых, Ф.И.Тютчева, Ф.М.Достоевского, Н.С.Трубецкого, И.А.Ильина.
Юрий Юрьевич Булычев, доктор философских наук (Санкт-Петербург)