Китайцы просчитывают свои действия на десять ходов вперед

Беседа Людмилы Ильюниной с архимандритом Августином (Никитиным)

Людмила Ильюнина: Среди ваших путешествий Китай занимает особое место, в последние годы вы постоянно возвращаетесь на земли нашего «большого восточного соседа». С чем это связано?

Архимандрит Августин: Существуют две причины — одна историческая, другая геополитическая. Во время последней поездки я старался проехать по местам «русского Китая», а так же понять через историческую перспективу то, что сейчас происходит в отношениях между Китаем и Россией.

Напомню историю «русского Китая». В конце XIX века, когда прокладывали Китайскую восточную железную дорогу — КВЖД, был построен русский Харбин, как станционный поселок. Сначала он назывался Сунгари Первый, потому что там протекает река Сунгари. В этом поселке жили русские путейцы, инженеры и рабочие. В поселке была одна китайская улица, где местные жители проживали на правах обслуги. Когда поселок превратился в город, в нем было 20 православных храмов и два монастыря.

Потому, когда после 1917 года многие русские люди превратились в беженцев, то с Дальнего Востока основная масса двинулась в Харбин, как в русский город. Тогда в Харбине наблюдался расцвет русской культуры — здесь существовали многочисленные издательства, журналы, газеты, обрела второе дыхание Пекинская миссия.

Людмила Ильюнина: Кроме того, в то время в Китай прибыла великая святыня — останки Алапаевских мучеников. Потом мощи прпмцц. Елизаветы Федоровны и инокини Варвары были увезены в Иерусалим, а остальные тела были захоронены. Вы что-нибудь слышали о почитании в православном Китае Алапаевских мучеников, о возможности возвращения их останков на родину?

Архимандрит Августин: Увы, мне не удалось встретиться с кем-либо, кто мог бы разъяснить этот вопрос. Вообще у меня было впечатление, что «русское китайское прошлое» давно в прошлом, о нем особенно не вспоминают.

К тому же расцвет русской культуры и православия в Китае был очень недолгим.

В 1932 году Маньжурию заняли японцы, к нашим эмигрантам они относились довольно лояльно, потому что понимали, что они — враги советской власти. Но, тем не менее, у японцев всегда были имперские амбиции, поэтому русские с этой точки зрения им мешали. Многие русские это почувствовали и начали выезжать в Шанхай, который был тогда космополитическим центром Китая (типа Гонконга сейчас).

Русские достаточно спокойно жили в Китае до 1948 года. Когда стало ясно, что маодзедуновские войска приближаются к Шанхаю, началась массовая эмиграция русских из Китая в Австралию и в Америку. А еще пять-десять процентов из китайской русской эмиграции встали на патриотические позиции и вернулись в Советский Союз. Многие из этих людей попали в ГУЛАГ. Кстати в это время в СССР из Китая переехал джаз Олега Лундстрема, но, как ни парадоксально, их не арестовали, они стали «Казанским оркестром радио».

Но, надо сказать, что не все русские уехали из Китая, — последние русские старички и старушки нашли там вечное упокоение уже в наше время. Мне о них рассказывали, сам я их не видел.

Людмила Ильюнина: В каких русско-китайских городах вам удалось побывать? И в каком состоянии там находятся православные церкви?

Архимандрит Августин: Я побывал в Пекине, Харбине, Дальнем, Порт-Артуре.
Кроме того, я проехал всю Маньчжурию и так называемый Ханьский Китай, проплыл по Янцзы и по великому Китайскому Каналу (он идет от Пекина на юг на тысячу шестьсот километров).

В Харбине осталась одна действующая православная церковь в честь Покрова Божией Матери, ее прихожане — коренные китайцы, но священника у них нет. Последний настоятель-китаец скончался в 2000 году. Храм стоит на замке, но официально не закрыт, верующие собираются там по большим праздникам и молятся без священника.

Сейчас в наших семинариях и академиях в России учатся 16 китайцев. Есть надежда, что кто-то из них примет сан и поедет на родину, и в Харбинском храме наконец начнутся богослужения.

Дело в том, что по Китайским законам священника к ним нельзя послать из-за границы, и я, например, не мог там совершать богослужения, как делал это, например, недавно в Иране и в других странах.

Отец Дионисий (Поздняев), который служит в Гонконге, иногда приезжает в Пекин. Он может служить в здании посольства — потому что это территория России, но даже у кого-нибудь на квартире совершить требу по их законам он не имеет права. В стране действует запрет на любую иностранную миссию. Они живут по принципу «само»: самообеспечение, самодостаточность. Потому там все церкви национальные. Там есть, например «национальная китайская католическая церковь», но при этом есть подпольная католическая церковь, откуда и происходят епископы этой национальной церкви.

Что касается православия, то по официальным данным всего в Китае проживает две тысячи православных (последователи всех остальных вероисповеданий исчисляются десятками тысяч, в том числе много последователей сект, есть и китайская еврейская община).

Православная церковь, как я уже говорил, есть в Харбине, в Пекине и в Уйгурском автономном округе на границе с Казахстаном.

В городе Даляне, бывшем Дальнем храмов нет, правда есть мини копия Красной площади с кирпичной стеной с зубцами, есть кафе «Арбат». В бывшем храме оборудован магазин, в котором продают русские матрешки китайского производства и висят портреты Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина.

В Порт-Артуре, к сожалению православных храмов тоже нет. В этом городе находится военная база. Я там не смог даже попасть на наше кладбище, был арестован за то, что фотографировал памятники. Правда, ненадолго.

Людмила Ильюнина: Православная миссия в Китае не удалась? Почему?

Архимандрит Августин: Китайцы вообще народ нерелигиозный. В стране больше всего буддистов. Но это не похоже на религию, вероисповедание. Часть культуры — и только. Я побывал в буддистских монастырях, в том числе в знаменитом Шаолине. На меня это произвело впечатление коммерческой организации. Вход платный, и не только для туристов, но и для местных верующих. Цены (десять долларов) одинаковые и для иностранцев, и для китайцев.

Буддисты входят, покупают ароматные палочки, ставят пред статуей Будды, иногда немножко о чем-то поговорят с буддийским монахом, — и на этом все. Богослужения реального нет.

Людмила Ильюнина: Как вы относитесь к совету президента В. Путина, который он дал нашим архиереям в ответ на их сетование, что восток задавили китайцы: «А вы их в православие обращайте»?

Архимандрит Августин: Я тут согласен с комментарием «Радонежа» к этому ответу. Комментарий был такой: «Все это хорошо. Но если и дальше события будет развиваться по тому же плану, то через сорок лет у нас будет президент, которого будут звать Ву Пу».

Китайцы народ, который практически не поддается миссии. Об этом писал еще святитель Николай Японский.

Наоборот, Китаю присуща мощная идея национальной самодостаточности. Сейчас в их ФСБ есть отдел, который работает с китайцами зарубежом, через них они стараются всюду распространять свое влияние. Стратегия и тактика у них разработана до мелочей. Я выяснил, что только в Питере у нас уже живет 35 тысяч китайцев. Когда начнут строить «Чайна-Таун» китайцев станет еще больше.

Но это региональный уровень. А вот все, что касается Приморья — это уровень общегосударственный. Еще Мао говорил: «Приморье — наше».

А наши «сельские шахматисты» устраивают совместные военные учения. Крепят дружбу. Между тем, китайцы во время маневров присматриваются какой там рельеф в приграничных областях, какое у нас оружие, какие солдаты.

Это так напоминает недавнюю историю. В Брестской крепости в 1939 году был парад советских и немецких войск, кроме того, мы немцам перед самой войной передали лоцию всего северного морского пути, как ближайшим друзьям согласно пакту «Молотова-Риббентропа». Мы знаем, чем все это кончилось…

О русско-китайских отношениях сейчас можно сказать словами Шекспира: «Бернамский лес пошел…»

Китайцы не агрессивны, но они умеют выдавливать чужих и ассимилировать, но никогда не ассимилируются.

Людмила Ильюнина: Как практически это происходит?

Архимандрит Августин: Однажды во время путешествия выпал очень дождливый день, и я решил никуда не ездить и не ходить, и написал статью «Русский медведь и китайский дракон». Статья получилась большая. Сейчас я перескажу основные ее тезисы.

На нашем Дальнем Востоке уже проживает 100 тысяч китайцев, а в близлежащей от нашей границе Маньжурии 200 тысяч, а русских на приграничной территории только пять тысяч.

На наших глазах совершается то, о чем писал в начале XX века Владимир Соловьев: «Просыпаешься, а у тебя под кроватью китаец». А совсем недавние события в Косово, показывают, как практически это может происходить (только там албанцы, а у нас — китайцы).

На Дальнем Востоке китайцев становится все больше и больше в конце концов они проведут референдум и скажут: «Смотрите, нас больше — это наша территория. Надо официально присоединиться к Китаю».

В Кремле просчитывают на один, на два шага вперед, а они просчитывают уже давно на десять шагов вперед. История Китая дает удивительные примеры выживаемости, их трижды завоевывали иноземцы, и они всякий раз ассимилировали тех, кто был победителем. Все народы, которые их завоевывают, просто пропадают в перенаселенном Китае.

Кроме того, в Китае существует древняя традиция — не давать жизнь новорожденным девочкам. Раньше европейские путешественники видели на окраинах китайских деревень высохшие колодцы, наполненные трупами новорожденных девочек, теперь, конечно, такими изуверскими методами не пользуются, — есть медицинские новшества. И в результате мальчиков в Китае рождается намного больше, чем девочек. Невест в Китае не хватает, они перебираются к нам на Дальний Восток под видом туристов, женятся рожают детей и навсегда остаются. Так во Владивостоке уже есть целые китайские кварталы и можно увидеть надпись при входе в какой-нибудь дом (на русском языке): «Только для китайцев».

Еще один пример — напротив Благовещенска расположен китайский городок Хейхэ. Еще лет двадцать назад с нашего берега были видны только трубы от котельных, а сейчас там стоят небоскребы. Разбогатели они на торговле ширпотребом с нашими россиянами. Любой россиянин, имеющий заграничный паспорт, может в Благовещенске сесть на речной трамвайчик, переехать в Хейхэ, ему поставят штампик, что прибыл тогда-то, и он может без визы жить в этом городе целый месяц.

Город этот производит тяжелое впечатление — кругом надписи не только на китайском, но и на ломанном русском. Там есть институт русского языка «Маша», где китайцев учат русскому языку. Это настоящая языковая агрессия, которая к нам сюда войдет.

Людмила Ильюнина: Нас, питерских жителей особенно беспокоит начинающееся строительство «Чайна-тауна», что вы скажете по этому поводу. Есть опасения, что этот квартал станет еще одним криминогенным источником, в частности наркоторговли.

Архимандрит Августин: В Китае за наркоторговлю положен расстрел, но в других странах они могу «оттянуться».

Единственное, что можно сказать в утешение: если этот процесс необратим, то из двух зол нужно выбирать меньшее. Лучше пусть будут у нас китайские, а не чеченские кварталы. Китайцы не агрессивны, у них нет такого — взять под контроль силой, угрожать — «не будешь делать, как говорим, зарежем». Эти могут скупить все на подставные лица. Обвести вокруг пальца, улыбаясь. Могут посмотреть свысока — «у нас, мол, культура древнейшая в мире, что вы нам можете дать; что надо мы сами возьмем и используем по-своему», а так они достаточно веротерпимы и безразличны к чужой культуре.

Людмила Ильюнина: А как же «боксерское восстание» начала XX века, когда в Пекине были замучены сотни христиан?

Архимандрит Августин: Да, пожалуй, это говорит о «загадочной восточной душе», непредсказуемости их поведения.