Судьба — весь ХХ век

4 ноября — память митрополита Нестора (Анисимова), одного из наиболее видных иерархов Русской Церкви ХХ в.

Великая Россия — великие судьбы. Случатся ли еще подобные люди в нашей современной истории, чтоб в биографии их нашло совокупное отражение великое многообразие и коренные события даже не одной, а нескольких временных эпох? Судьба митрополита Нестора (в миру Николая Александровича Анисимова) безусловно принадлежит к этому числу. Успевший снискать себе имя и заслуженное уважение в Церкви еще в годы Империи, он оказался в самой гуще событий Гражданской войны и эмиграции, затем пережил гигантский водоворот Второй мировой войны, восчувствовал на себе безжалостное действие маховиков сталинского ГУЛАГа, снова служил Русской Церкви, чтобы окончить свой путь с упованием на конечное торжество правды Христовой уже в 1962 г., в обстановке хрущевских гонений.

Современники и знакомые описывают его образ такими словами: «Аристократ — человек большой культуры. Когда вы говорите с ним, ни на одну минуту не чувствуете, что с вами говорит человек, высший по сану и старший по летам. Это великолепный, талантливый рассказчик; охотно рассказывает об эпизодах своей бурной и многострадальной жизни» (А.Краснов-Левитин). Русская Церковь еще до 60-х годов истекшего столетия была жива и вдохновляема ими: людьми глубочайших фамильных традиций и ценностей, безупречного классического образования и воспитания, приверженцами глубоко гуманной идеи, представителями того периода в развитии российской народности и государства, в которое стремительно совершенствующиеся производительные силы рождали и далеко идущий творческий подъем, мощь убеждения, удивительную работоспособность.

Духовный его путь начался в 1907-м, с благословения св. прав. Иоанна Кронштадского и посвящения в монашество для дальнейшей миссионерской деятельности в самой отдаленной из тогдашних российских земель — на Камчатке. Данный этап его деятельности лучше всего известен, благодаря реалистичным и по-дневниковому подробным, но вместе с тем возвышенным и трогательным воспоминаниям в книге «Моя Камчатка».

Камчатский полуостров, и вправду, стал для иеромонаха Нестора глубоко своим, близким и личным. С таким ощущением приезжает он в Санкт-Петербург: не для того, чтобы покорять столицу и стяжать многочисленные восторги, но с целью придать необходимое продвижение делу преобразований российского Востока и призрения его коренных жителей. Камчадалы в то время находились на положении пасынков Империи. Невообразимо страдали они от нищеты, болезней, пьянства, невежества и своеволия самодуров-начальников.

Привлечь к нуждам их внимание власти, духовенства, всех милосердных благотворителей — такой целью был продиктован план создания Камчатского братства. Синод и обер-прокурор Лукьянов оказались против, однако, доклад о. Нестора в Обществе духовного просвещения произвел настоящий фурор в обществе и прессе. Личное покровительство проекту Камчатского братства оказала вдовствующая императрица Мария Федоровна, принявшая иеромонаха в Аничковом дворце.

В итоге, 14 сентября 1910 г. Благотворительное Камчатское Братство открыло свое представительство во Владивостоке, а после в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и других крупных городах России. В деятельности его принимали посильное участие такие выдающиеся люди своего времени, как святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский, будущие мученики великая княгиня Елизавета и митрополит Киевский Владимир. Покровителем Братства стал Цесаревич Алексей Николаевич.

На Камчатку потоком потекли пожертвования, стали приезжать добровольцы. В течение 1910−1917 гг. были построены десятки церквей, часовен, школ, приютов, больниц, лепрозориев и амбулаторий. Огромный вклад Братства был заметен не только в мероприятия христианского просвещения и призрения, но и в гражданское развитие края. Сам о. Нестор, в 1913 г. пожалованный игуменским саном, в совершенстве овладел эвенкийским и корякским языками и перевел на них Литургию, частично Евангелие и избранные молитвы.

Но с началом войны 1914 г. о. Нестор посчитал все же себя обязанным оставить миссионерскую работу и деятельно включиться в заботы и нужды фронта. Организаторский талант и широкие связи позволили ему в кратчайшие сроки организовать работу санитарного поезда «Первая помощь под огнем». Церковнослужитель подчас лично выносил с поля боя раненных, перевязывал их, утешал и переправлял в тыл.

В конце 1915-го о. Нестора Высочайшим повелением отозвали с фронта и стали готовить к архиерейскому служению на Камчатке. 16 октября 1916 г. над ним была совершена хиротония во епископы, с назначением правящим архиереем новообразованной Камчатской епархии. В данной должности епископ Нестор принял участие во Всероссийском Поместном соборе и выборах Св. Патриарха Тихона, во время которых проявил себя как твердый сторонник канонического устройства Церкви и открытый противник большевистского мятежа по своим политическим взглядам.

В частности, по его личному настоянию было произведено фотографирование повреждений Кремля от обстрела большевистской артиллерией и выпущена брошюра «Расстрел Московского Кремля». Замысел владыки был в том, чтоб по возможности большее число русских людей воочию убедились в плодах переворота, произведенного Лениным и Троцким. «Сейчас нам дорог каждый факт, — говорил он, — способный возбудить в народе ненависть к большевикам. Люди знают, что большевики против религии. Это обстоятельство следует использовать нам обязательно. Предлагаю немедленно составить короткую, но яркую книжку, где подробно рассказать о разрушениях и указать их виновников. На народ, привыкший к почитанию святынь, это подействует должным образом». В самой же брошюре владыка открыто писал: «Увы, безумная стратегия становится характерной для всех представителей самозванного правительства, и то же, что они сделали с Кремлём, делают нынче со всей Россией, разыскивая в ней орудиями смерти врагов своих бредовых утопий».

За это свое выступление против большевиков еп. Нестор был подвергнут аресту. Одним из первых православных архиереев он испытал на себе тяжесть гонений. Заключение в келье Ново-Спасского монастыря продлилось месяц, в освобождении узника деятельное участие принял новоизбранный патриарх Тихон. Когда же владыка опять появляется на Соборе, его встречали подобно герою. Собор поднялся с мест, с пением тропаря «Заступнице усердная, Мати Господа Вышнего…» -пророческим пением, ибо с Казанской иконой Божией Матери в его последующей непростой судьбе окажется связано многое.

Когда в 1918 г. Собор завершил работу, по стране вовсю полыхала война. Путь на Дальний Восток оказался отрезан. И, тем не менее, забота о сиротствующей пастве, тем более нуждающейся в руководстве в годину трагических событий, побудила его совершить приключенческое путешествие, почти в духе Ж. Верна и С. Стивенсона через Малороссию, Турцию, Сирию, Египет, Индию и Китай. Впрочем, совсем скоро владыке, ввиду установления на Дальнем Востоке правления большевиков пришлось в очередной раз и теперь уже навсегда распрощаться с милой для его сердца Камчаткой и с ее населением.

На некоторое время вихрь Гражданской войны увлек и его. Являясь доверенным лицом патриарха Тихона на востоке России и выполняя его поручения, владыка в то же самое время попытался по мере сил привнести начало церковности в среду Белого движения. Во Владивостоке в 1922 г. он участвовал в работах Земского собора, в армии Колчака он организовывал из числа духовных лиц особые «Полки Иисуса». В занятом белыми Алапаевске первым ему довелось подойти к телу убиенной великой княгини Елизаветы Федоровны. И — оставить надолго все, став ее преданным и постоянным служителем.

Вместе с небольшим конвоем еп. Нестор везет ее тело через всю Сибирь, Дальний Восток, в Японию и далее в Палестину, в Иерусалим. И лишь выполнив свою исполненную скорби и благоговения миссию, возвращается в Россию — в Крым, занятый Врангелем.

Судьба сводит его здесь со старой знакомой, императрицей Марией Федоровной. В последние дни пребывания в Севастополе белых частей владыка оказывается в роли ее непосредственного попечителя и духовника. Волнительная картина: в порту завершается паническая эвакуация на корабли, на окраины города вступают красные, а владыка степенно и неторопливо совершает свою литургию. Императрица также не желает трогаться без него. «Поспешите, владыко, Императрица без вас не едет», — торопят посланцы. Но епископ Нестор непреклонен и как бы отрешен от происходящего. Лишь завершив богослужение, он отправляется к пристани и одним из последних, вместе с Марией Федоровной отбывает из Крыма.

Масштаб личности и кипучий характер и в эмиграции делают его одной из наиболее заметных фигур. Владыка — член зарубежного Синода (в Карловцах), близкий к митрополиту Антонию Храповицкому. Впрочем, церковные политика и разделения не увлекают его. Охладев к административной деятельности и лелея в душе идеал единства со страдающей Российской Матерью-Церковью, он заново ударяется в миссионерство, теперь уже в общемировых масштабах. В Европе, в Азии, в Африке он проникает в самые отдаленные уголки, собирает пожертвования на церковное дело, несколько раз совершает паломничество на Святую Землю. В 1938 — 1939 гг. его целиком увлекает миссионерская работа в Индии и на Цейлоне. Накануне войны его постоянным местом пребывания становится Маньчжурия, город Харбин, где живет многочисленная русская община.

1945-й приносит Дальнему Востоку освобождение от Японии, но взамен ставит не менее острый вопрос об отношении к советским властям. Поначалу для владыки Нестора все складывается как будто благополучно. В 1946 г. патриарх Алексий I (Симанский) вступает с ним в общение и жалует сан митрополита, назначая своим экзархом по Дальнему Востоку и Юго-Восточной Азии. Архиерей получает аудиенцию у маршала Малиновского.

В 1948 г. в Москве, по случаю празднования юбилея автокефалии Русской Православной Церкви назначается совещание, на которое приглашают епископат. Однако, на перроне столичного вокзала митрополита Нестора ждет арест. Коммунистические власти злопамятны: владыке вменяют в вину былое сопротивление советским властям и промонархические симпатии: участие в перенесении мощей св. прпмц. Елизаветы, организации Земского Собора во Владивостоке в 1922 г., издание книги «Расстрел Московского Кремля», строительство часовни Венценосных Мучеников и пр.

Приговор — десять лет лагерей, тюремный этап в Потьму, на место Саровской пустыни. В лагере происходит знакомство митр. Нестора с другим замечательным иерархом-арестантом, архиепископом Мануилом (Лемешевским). Кроме тесного и духовно насыщенного общения с ним, владыка между прочим вспоминал и одну небезынтересную мистическую подробность.

Еще до революции в Дивеевском монастыре произошла его встреча с известной юродивой Пашей. Когда он пришел, Паша лежала на своей койке и встречала архимандрита отборной матерной руганью. Ничего не поняв, о. Нестор молча стоял у дверей, а юродивая, окончив материться, сказала: «Вот, батюшка, через сорок лет ты здесь другого слова не услышишь». Так и случилось: спустя сорок лет в советском лагере владыку постоянно донимал непрестанный мат охраны и заключенных.

В 1956 г. владыку вместе с архиепископом Мануилом освободили, после чего Патриархия немедленно восстановила его в служении и направила на Новосибирскую кафедру. Но взаимоотношения с властью по-прежнему «не строились» — владыка не позволял закрывать храмы, то и дело изобличал доносчиков из епархиальной среды. Спустя два года последовал его перевод из Новосибирска в Кировоград. Владыка и здесь много ездил по епархии, служил, проповедовал, ходатайствовал перед властями против закрытия храмов…

Так продолжалось несколько лет, до начала самой тяжелой болезни: инсульта и паралича. Больной владыка сперва поселился в Троице-Сергиевой Лавре, затем лежал в Москве, в Первой градской больнице среди простых людей. 4 ноября 1962 года, в день Казанской Божией Матери, он умер.

С этой кончиной в прошлое отошел целый период истории Русской Церкви. Похоронили митрополита Нестора (Анисимова) в Переделкино, в ограде храма Патриаршего Подворья. На отпевании присутствовал сам Патриарх. Согласно завещанию, надпись на кресте гласила: «Митрополит Нестор. Камчатский миссионер». Из всех событий и вех долгой и многострадальной жизни выбрана оказалась первая и, по-видимому, самая дорогая для него — пребывание на Камчатке. Образок же Казанской Божией Матери сам по себе напоминал о руководстве и заступлении, приведших его под кров Владычицы в самый день ее памяти и дату, символически отражающую в себе торжество Русской земли. Торжество веры и верности вопреки смуте, предательству и неопределенности.