Философские беседы братьев Карамазовых

Часть третья: О хорошей жизни и конце истории

Комментарий издателя. Прошло около года, как я прокинул гостеприимный Скотопригоньевск. С тех пор немало воды утекло. Покрылась оранжевым цветом и гордо отделилась от России незалежная Киевщина, океанской волной чуть не смыло в море небольшую восточную страну, был оправдан американскими присяжными в своих притязаниях на малолетних детей поп-идол Майкл Джексон. Как говорит одна моя знакомая, «холера развивается нормально"…

А что же наши давние собеседники Карамазовы, подумал я, и решил вновь заехать в привычный городок. Как они там, какие новые мысли возникли, до чего договорились?

Когда я входил в трактир «Столичный город», меня поразила почти полная тишина, стоящая в зале. Посетителей почти не было, лишь мелькало что-то на экране огромного телевизора, да посверкивали адскими огоньками игральные автоматы. Все на стадионе — ответил на мой недоуменный вопрос бармен. Сегодня у нас первые в Скотопригоньевске «бои без правил» будут, а потом даже «женские бои в грязи» обещаны. А завтра общегородской пивной фестиваль…

Неужто и братья на стадионе? Я заскучал было в пустом зале, но это длилось недолго: через несколько минут, как по заказу, в отдельный кабинет вошли и сели за стол четыре знакомые мужские фигуры. А потом и пятая пожаловала — Федор Павлович. Наконец-то — подумал я. Не могут же настоящие русские философы предпочесть «жизнь» смыслу ее! А вот послушаем.

БЕСЕДА ПЕРВАЯ

Федор Павлович: Мое почтение, господа! Видели, что в городе делается?

Смердяков: А что особенного? Слава Богу, и до наших медвежьих углов цивилизация дошла. По всему свету «бои без правил» идут, а уж на женские драки, Федор Павлович, я думаю, вы первый побежите!

Федор Павлович: Любопытно-с, любопытно-с… Признаться, не откажусь, хотя все же… Вот, Иван, скажи по совести, что мне, старику, с этими боями делать — ведь последнюю радость в жизни предлагают?

Митя: Мерзость очередная, вот это что! Вам о душе, батенька, думать пора, а не о голых бабах.

Федор Павлович: Ничего не могу поделать — они притягивают сильнее.

Смердяков: Вот погодите, у нас скоро дорогой бордель откроют, да еще парочку попроще — тогда уж вовсе как в Амстердаме будет. Лафа!

Иван: Ты напрасно горячишься, Дмитрий. Прошлый раз уж мы выяснили, что жизнь из света и тени одновременно состоит. На то она и жизнь. А кто хочет из жизни один свет сделать, тому надо в монастырь идти, на грешной земле этого все равно не получится.

Федор Павлович: Вот-вот, Ванечка, благодетель ты мой, всегда-то у тебя поддержку найду.

Алеша: Не совестно ли тебе, Иван, нашего престарелого родителя в грехе оправдывать? Ведь то, что ты говоришь, манихейством по-ученому называется, когда добро и зло уравнивается друг с другом. Ересь это.

Иван: Может быть, и ересь, а только жизнь именно так устроена. Как сказал один русский поэт, тьме и свету на земле боги праведные дали «одинакие криле». А ты, Алексей, ступай в монахи, в схиму, что же ты здесь с нами в трактире сидишь?

Алеша: Меня старец благословил в миру покуда пожить. Да и ты мне все же брат, а Федор Павлович — родной отец.

Митя: Жалей, далей их, Алеша! А они тебе потом такую кровавую баню вместе с борделем устроют, почище римских…

Федор Павлович: Типун тебе на язык, сынок!

Смердяков: Русский народ — быдло, толпа воров и пьяниц! Его в кулаке держать надо. На то должна быть полиция, а если потребуется, мы и американскую пехоту пригласим.

Митя: Вот ведь куда клонит, подлец! Ему лично — бордель, а России-матушке морскую пехоту с полосатым флагом. Не бывать этому.

Иван: По-моему, Смердяков в своем роде логичен. Если смысл жизни — в самой жизни, то не все ли равно, каким средствами она поддерживается? Кстати, и в истории нашей всегда сильный кулак был — то царский, то коммунистический. Нынче тоже либеральная «железная рука» не помешает. Вот тот же Чубайс, например.

Митя: И что твой Чубайс сделал? Ваучеры ввел, народ разорил?

Иван: Чубайс создал класс собственников в России. Он создал русский капитализм.

Федор Павлович: Русский? Хе-хе-хе…

Иван: Какой уж есть.

Митя: Чубайс создал две России: одну для бедных, другую для богатых. Первых — сто миллионов, вторых — миллион. Ну, погодите, дождетесь вы народного бунта. Тогда никакая охрана не спасет. Запылают ваши коттеджи и мерседесы.

Смердяков: Это мы уже проходили. Опять ГУЛАГ захотели, зэковскую баланду хлебать?

Федор Павлович: Нет уж, увольте! Мне насильственный земной рай не нужен, я и в божий-то не готов.

Иван: Такова Россия — вечно между хаосом и произволом колеблется. Это еще Федор Михайлович подметил. Тоже правильно.

Смердяков: В Париж, в Париж!

Алеша: Не совестно ли вам, братья, так о собственной стране говорить. Ведь она мать нам. Неужели вы только беспорядок в ней видите? Откройте глаза — ведь это христианская часть света, причем последняя на земле. Запад давно отказался от Христа, языческий Восток его не знал. Только у нас еще продолжается борьба между Святым Духом и князем тьмы. Русский народ еще живет по ценностям, а не по правилам — от этого и все беспорядки наши. А там, где идеальный порядок, там и жизни нет, как на кладбище. Умные немцы в один голос стонут, что у них жизнь «конечна и без тайны». Кстати, тот же Федор Михайлович еще в позапрошлом веке Европу дорогим кладбищем назвал.

Иван: Хватит идеализаций России, Алеша. Наши мужички-богоносцы себя в семнадцатом году хорошо показали. А нынешние еще откровеннее — родную мать за доллары продадут, не то что Родину.

Смердяков: И правильно сделают. Чего с ними чикаться.

Митя: Разумеется, «женские бои в грязи» везде хороши. А народ пусть на тебя ишачит, кровопивец!

Федор Павлович: А вот я в этом деле патриот. По мне, лучше наших русских женщин никого на свете нету. Уж я-то знаю, поверьте-с…

Смердяков: То-то русские проститутки по всему миру известны. И за это Россию тоже презирают.

Иван: Да, особой нравственностью наш народ никогда не отличался. Это еще в Московии иностранцы отмечали. А уж интеллигенция наша каких только мифов о русской женщине не напридумывала! Тут и «коня на скаку остановит», и Прекрасную Даму — Софию — из нее изобразит. Варварство все это, скифство! Человек по своей природе жить должен. Природа его земная, грешная. На то и закон, чтобы эту злую природу обуздывать. А иное все — утопии, в том числе и идеальная Русь, Алеша. Как сказал Владимир Соловьев, задача государства не в том, чтоб превратить жизнь в рай, а том, чтобы она не превратилась в ад.

Митя: Как это у Пушкина? «Умен, как бес, и зол ужасно».

Алеша: Если так рассуждать, то и само христианство — утопия. Но Христос воскрес, и в этом все дело.

Иван: Даже если он и воскрес, к современной жизни это отношения не имеет. Особенно к русской. Храмы у нас посещает не более 5% населения. Времена великого инквизитора прошли.

Митя: Примерно столько же «христиан» в твоей любимой Европе. И вообще у них не христианство, а «паповерие». Это такая же подделка под христианство, как в Бельгии — королевская власть. Папы и короли у них декоративные — виртуальные, как теперь модно выражаться. А Америка и вовсе «страна желтого дьявола». Вы видели пейзаж Нью-Йорка с моря?

Смердяков: По мне все едино — что папа, что король, лишь бы бабки были. Однако позвольте напомнить, что на похоронах последнего папы в Риме было 3 миллиона человек.

Митя: Из которых 2 миллиона поляков, свихнувшихся на национализме и русофобии. Им что папа, что «Солидарность"…

Федор Павлович: И там плохо, и тут не хорошо… Что-то вы совсем меня запутали опять. Где же правда-то? Говори, Иван, а потом Алексей!

Иван: Я уже говорил, и повторю снова: правда в том, чтобы каждый на земле по своей человеческой природе жил — что народ, что отдельная личность. Уже 300 лет это называется гуманизмом, демократией, «открытым обществом». Хоть трансмодерном назовите, только не мешайте людям жить так, как они хотят. Хотят «женские бои в грязи» смотреть — пусть смотрят. Хотят каждый год автомобиль менять, материться по телевизору и сто сортов колбасы жрать — пожалуйста. Невидимая рука рынка все устроит. Сегодня рынок как бы вместо Бога, это надо признать. Точнее, на рынке всем «богам» молиться можно, но жить позволено только по рыночным правилам. А кто желает иного — скатертью дорога, в монастырь, в ГУЛАГ, в Китай, к «братьям-мусульманам"…

Федор Павлович: Нет уж, увольте, к мусульманам не пойду, там обрезание делать надо, и с коньяком туго… Ну, а ты что скажешь, Алешенька?..

Алеша: Если уж по-ученому спорить, Иван, то я тебе на твой «трансмодерн» «кроссмодерном» отвечу. Так называется разваливающаяся, разбегающаяся культура, осколки которой летят по разным направлениям. Именно так, как ты изобразил, Иван. Мусульмане в свою сторону идут, китайцы — в свою, евреи на свои деньги да на Америку надеются, сатанисты на Воланда уповают. В сущности, мы вступаем в эпоху новых религиозных войн. Константин Леонтьев еще в позапрошлом веке об этом писал, предупреждал об опасности уравнительного смешения. Нынче это называется глобализацией. Однако у нее две стороны: одной рукой глобализация всех ровняет (всемирное ТВ, Голливуд и т. п.), другой — сталкивает врагов нос к носу. Раньше каждая вера сама по себе жила, «железные занавесы» были — сегодня Афганистану и Ираку бомбами «либерализм» навязывают, а они за это Нью-Йорк и Лондон взрывают. Если одним можно, то почему другим нельзя? Если одни — террористы, то и другие тоже. Не желают они «чернуху с порнухой» по телевизору смотреть и своих женщин в «боях в грязи» использовать. Я их вполне понимаю. Если свобода — то для всех, а не только для «золотого миллиарда». Есть еще «голодный миллиард», Иван, и это тоже человеческая мера. Одним рынком тут не обойдешься, рынок бедных еще беднее делает. Тут Бог нужен.

Федор Павлович: Ну оба правы, ну оба! (в восторге хлопает в ладоши). Коньячку-с за умных сыновей!

Комментарий издателя. Покинув трактир «Столичный город», я прошелся по улочкам «Скотопригоньевска». Даже на «пивной праздник» завернул, и кружечку пива выпил. Народ гулял вовсю, как только у нас на Руси умеют — воистину «без правил». Это тебе не мюнхенский «Октоберфест». Огромный мужик в тельняшке подошел ко мне, и, взяв меня за галстук, грозно спросил: «Ты меня уважаешь?»

Как это хорошо — подумал я. Одни гуляют, другие философствуют, третьи пьют до упаду. «Жить стоит только так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы"… Впрочем, вернусь-ка я в «Столичный город». Быть может, братья еще не разошлись. И точно…

БЕСЕДА ВТОРАЯ

Федор Павлович: Ну что, господа, погуляли? Полюбовались на Русь-матушку?

Иван: Да уж, красота, нечего сказать. Одних пьяных по кустам сколько! Да все с матерной руганью, причем из самых нежных девичьих уст. Такого раньше никогда не было, даже при советской власти. Поверьте мне, скоро молодежь вообще голая ходить будет, а там и совокупляться прилюдно начнет. Как это у Федора Михайловича — «выпьем за все прекрасное и высокое…»

Федор Павлович: А что, я не против. Только староват уже голышом-то ходить, вот жалость…

Смердяков: Для этого в цивилизованных странах давно свои правила установлены, нудистские пляжи, например, или, там, карнавалы… Вот в Бразилии, например, только и делают, что «отрываются по полной» всем народом…

Митя: При советской власти за одно ругательство можно было на 15 суток загреметь. А нынче сам министр культуры Швыдкой разглагольствует по телевизору о сексе как двигателе культуры и о мате как основе русского языка. Недавно вот в Москву бразильский театр приезжал, билеты по 500 долларов стоили, так там на сцене прямо совокуплялись, и голые актеры ходили среди зрителей в зале. И называлось все это «притчей-оргией», разумеется, со ссылками на Ницше и Достоевского. Я бы этот театр вместе со зрителями прямо со спектакля — на лесоповал, на перевоспитание физическим трудом.

Иван: Нравственность из-под палки — это лицемерие. Жизнь без праздника все равно что работа без зарплаты, рабская жизнь. Весь Советский Союз держался на рабском труде. Как только его отменили, «сверхдержава» и рухнула. Нужна не только свобода культуры, но и культура свободы. Точнее, культура и есть мера человеческой свободы. А русский человек к культуре фактически не способен, вот и Алеша подтвердит.

Федор Павлович: Да провались она, культура эта, если мне ликовать хочется…

Смердяков: По мне, если деньги есть, то и культура на месте. Небось, купюры свои аккуратно пересчитаешь да в банк под хорошие проценты положишь, не ошибешься. Нынче любая бабуся тебе про курс доллара расскажет.

Митя: А чем рабство у денег лучше рабства у идей? При коммунизме вера была, воодушевление было, русский человек гордился своей страной, и полмира по-русски говорило. А теперь что? Какая-то Нигерия, и та о нас ноги вытирает!

Алеша: И будет вытирать, пока Россия не очнется и не вспомнит, что она — последнее христианское царство на земле. Ты прав, Иван, русский человек не любит умеренной жизни. Для него это и не жизнь вовсе, а цивилизованная каторга. Для того чтобы у нас был такой порядок, как в Германии, нам самим надо сделаться немцами: оно, конечно, хорошо, но скучно. Духовно скучно, прежде всего. Русь пошла на коммунистический опыт, потому что не хотела впадать в самый страшный разврат — разврат денег. Человек денег — что может быть пошлее? А если он при этом еще культурен, умерен, аккуратен — это еще противнее. Именно такую цивилизацию предложила миру Америка. Торжествующая либеральная буржуазность есть истинное люциферианство, настоящее царство дьявола на земле. Наслаждение, сила, всемирная власть — вот идея этого современного Рима! И это ты называешь культурой и свободой, Иван? Неужто для этого Господь приходил на землю? Да, западный человек живет по правилам, блудит умеренно, хитрит свой бизнес по законам — раб из рабов. Тут даже откровенный русский разбойник или пьянчуга лучше — он хоть себя пупом земли не почитает, и в глубине души кается…

Иван: Ты выдаешь желаемое за действительное, Алексей. Впрочем, если вымирание России продолжится такими темпами, как сейчас, то уже через 30−40 лет на этих землях будут жить другие народы, другие языки более приспособленные к жизни. Особенно южные.

Митя: Не допустим! Я — русский националист, и нас много! Советского Союза больше нет, но есть Россия, ныне, и присно, и во веки веков! Государство наше на глазах «русеет», вот что главное.

Смердяков: Что же он такой свиньей сделался, ваш «святой» русский человек? Впрочем, и всегда был… Вон, даже Украина от нас отделилась, в Европу пошла.

Митя: Молчи, лакей, ты и есть главная свинья. Одно слово — смердяковщина.

Алеша: Не ссорьтесь, браться. Все мы дети одного Отечества, потому между нами и вечный спор идет — не за деньги, заметьте, а за веру. Где еще такое возможно? Россия — это сердце мира. Если оно остановится, Господу не за что будет мир любить. Самые пороки наши есть продолжение наших достоинств, и наоборот. Кстати, именно «пороки» наши кое в чём защищают нас от цивилизованной мертвечины. Если хочешь летать, надо уметь и падать — и многие падают. Святые были и при Советах, а при «бельгийской конституции» их не будет. А Богу нужны именно святые, а не сытые эгоцентрики. Прибалты обвиняют нас за оккупацию, украинцы за «голодомор». Русофобы всего мира рассматривают Россию как вызов цивилизованному человечеству. Это голос буржуазных наций, возникших в Европе на излете Просвещения. Здесь нация и культура — это антиподы религии. Робеспьеры были честнее. Впрочем, новая европейская конституция о христианстве, кажется, вовсе забыла. Россия — единственная великая страна, у которой нация и культура не противостоят вере, а по существу с ней совпадают (христиане — крестьяне). Дехристианизация России при Советах оказалась ее денационализацией — вот беда русского человека. Россия вымирает не потому, что есть нечего, а потому, что народ лишили трансцедентного смысла жизни. «Пепси» и «тойотами» его не заменишь.

Смеряков: Еще как заменишь. Почти все уже и заменили.

Митя: Не суди по себе, лакей.

Смердяков: А я по пивному фестивалю да по женским боям сужу!

Федор Павлович: В самую точку смотрит, собака!

Иван: Ты лучше скажи, Алеша, как ты с таким народом дальше жить собираешься? Как ты будешь «политическую нацию» с ним организовывать? Кто тебя в ООН держать будет?

Комментарий издателя: Ишь куда заехали братья, подумал я. ООН им подавай! Тут бы выжить России-матушке. Ведь по миллиону в год вымираем.

БЕСЕДА ТРЕТЬЯ

Федор Павлович: Итак, дети мои, много слов сказано, не пора ли к делу переходить? Предлагаю выпить за нас с вами — пока мы есть, и Россия жива, и весь мир тоже! Знаете, песня есть такая: «Пока я пьян, а пьян всегда я, никто меня не сокрушит…»

Смердяков: Гениально! Цивилизованные нации работают, а наши-то всё пьют да пьют. Ничего, скоро конец всему этому свинству, уже недолго осталось. Помяните мое слово, будет тут 50 миллионов рабов, на чеченов, китайцев и американцев ишачить. И поделом!

Алеша: Как ни странно, вы кое в чем правы, батюшка! Человек — лишь тогда человек, когда выходит за свои человеческие пределы. На философском языке это называется «трансцендирующее существо». Пьяница проспится, а самодовольный безбожник — никогда. По-моему, всецело нормализованная жизнь и есть преисподняя. Абсолютно нормальный человек — уже наполовину бес. Современная «политкорректность» — в той же ООН, например — сродни коммунистической партийности: обе живой божий мир убивают.

Митя: Не дам я тебе русский коммунизм в обиду, Алеша! 70 лет Россия коммунизмом защищала себя от золотого дьявола. Между прочим, и продолжительность жизни в Советском Союзе росла, и даже цены снижали. Да что там говорить! Конечно, был и ГУЛАГ, и рабский труд, но во время войны и даже после был шанс — наполнить советские формы русским содержанием. По мне, Алеша, коммунизм больше соответствует Нагорной проповеди, чем биржевая игра и «райское наслаждение баунти». Может быть, коммунизм и был всегда национальной идеей России. Еврей Маркс тут ни при чем — это была последняя, эсхатологическая фаза русского православного царства.

Иван: Любопытно! Что же, и последнего русского царя со всей семьей в жертву этой «русской идее» принесли? И Урицкие с Зиновьевыми и Троцкими тоже «русскую идею» осуществляли?

Смердяков: Не надоело вам, господа, об этаких древностях препираться? Кого это сейчас волнует, кроме старых коммуняк-маразматиков?

Митя: Молчи, змей! Тогда лучшие люди жили — ни себя, ни своего добра не жалели. Да и врагов тоже! Ты думаешь, Богу твое поганое брюхо нужно, или твой «мерседес»? Ему большое дело нужно, ради которого не жалко жизнь отдать. Не евреи русский народ подставили (они его только направляли) — он сам возвел себя на Голгофу, сам вызвался за правду пострадать. Как это у Светлова: «Я хату покинул, ушел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…»

Иван: Да уж, отдали — кого в Сибирь на поселение, кого в беспаспортные колхозы. Светлов, между прочим, тоже еврей был. А твой любимый Сталин, Дмитрий, только осуществил план Бронштейна-Троцкого относительно трудовых армий. А бывшего военного «наркома» — ледорубом…

Федор Павлович: А ведь прав лакей — чего сейчас об этом толковать. Проехали уже. Вы мне лучше скажите, как мне нынче, в 2005 году быть. Я ведь в Брайтон-Бич не собираюсь, я тут, в Скотопригоньевске хочу с «мовешками» да с коньячком перебиться.

Иван: А чего вы переживаете, батюшка? Вон уважаемый Алексей Федорович наше пьянство даже религиозно оправдывает, я же его только разрешаю — разумеется, в разумных дозах. И уж тем более с «мовешками» поаккуратнее, про «безопасный секс» слыхали?

Федор Павлович: Слыхал, как не слыхать. Да не люблю я всех этих хитростей. По мне, иной раз в канаве даже лучше, душевней как-то, да и к матери-земле ближе.

Алеша: Поймите меня правильно, братья. Я не пьянство и разврат оправдываю — я жизнь хочу от мертвечины спасти. Высший подвиг христианина — иночество, и тут спорить не о чем. А кто не в силах туда подняться, пусть лучше на земле валяется, чем в комфортабельных офисах с кондиционерами заседает. С земли-то Господь, быть может, подберет, а из буржуазного офиса точно в рай дороги нет. Запад убил свою духовную жизнь схоластикой, а потом и свою природную, космическую жизнь — рассудочным прагматическим законом. Он не любит ни живого Бога, ни живой космос: и то и другое там в рабстве у ratio. Чтобы Бога и жизнь полюбить, себя забыть нужно.

Иван: По-научному это называется «децентрация субъекта», распад личности. По-своему ты логичен: сначала распался русский человек (еще в начале ХХ века), потом и сама Россия. Может, ты и оргии «на башне» у Вячеслава Иванова вспомнишь, или тебе «революционной стихии» хватит — той самой, что рыцарь Прекрасной Дамы в 1918 году воспел? Могу даже стишок Андрея Белого к случаю привести:

И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня!
Россия, Россия, Россия,
Мессия грядущего дня!

Федор Павлович: А что, мне нравится. Красиво сказано. «Красота мир спасет».

Смердяков: Провалитесь вы скоро со своей красотой, да, считай, уже провалились. Европе вы не нужны, Востоку — тем более. Нефть и газ из вас выкачают — и на мировую помойку.

Иван: Между прочим, на территории России не только русские живут. Тут и татары с башкирами, и якуты, и угро-финны. И нефть с газом им тоже принадлежит. Их-то куда денете, уважаемые русские националисты?

Алеша: Ты знаешь, Иван, что я не националист. Не надо передергивать. Я знаю, что Господь святую Русь любит, и это для меня главное.

Митя: Я бы на месте твоих угро-финнов, Иван, помалкивал. Тоже мне, «горячие эстонские парни». Гордились бы тем, что они к великой державе принадлежат, и к нашей истории причастны. Как были свинопасы при немцах, так и остались. Между прочим, грузинский князь Багратион был счастлив тем, что он генерал русской службы, и прямо называл себя русским. Так и надо!

Федор Павлович: Все это вокруг да около, господа. Вы мне прямо ответьте: стоит ли мне, старому греховоднику, на привычную скотопригоньевскую жизнь рассчитывать, или, как говорится, пора делать ноги? Мне тут одна еврейская вдова уже который раз предлагает на ней жениться — глядишь, и я уже израильский гражданин. Вроде Гусинского с Невзлиным.

Комментарий издателя. Ну, дальше ехать некуда, подумалось мне. Разве что в Китай!

БЕСЕДА ЧЕТВЕРТАЯ

Федор Павлович: Пора заканчивать, господа, время позднее. Предлагаю всем высказаться до конца, подвести, так сказать, итог жизни. Начну с себя. Моя исповедь простая: жизнь люблю во всех ее видах, особенно плотскую, телесную. Как покажет мне иная красотка свой «изгиб» — тут я и бога и черта забываю, и «вверх пятами» к ней, к прелестнице… Что хотите со мной, то и делайте. Судите самым страшным судом, а иначе не умею. Ведь вообще-то я верующий человек, иногда и в храм захаживаю, особенно на престольный праздник. Не знаю, какой ад Бог для меня приготовил, но смиренно прошу его о прощении, ибо сознаю, что червь есмь, и в землю как червь лягу.

Алеша: Тяжкие слова вы произнесли, батюшка, а все же за искренность Вашу спасибо. Уж то хорошо, что правым и достойным себя не воображаете. Многие нынче после таких признаний не то что не скорбят, а еще выше нос перед Создателем и людьми задирают.

Смердяков: И правильно делают. Я еще сильнее скажу: никто на этом свете мне не указ, а про «тот» свет я ничего не знаю. И повторяю: всему миру чтоб провалиться, а мне чтоб чай пить. Я никому ничего не должен, и люблю я только самого себя. Если Запад со своим постмодерном это, наконец, перестал скрывать, — честь ему и хвала. У него есть сила, деньги, технологии, информация, еще немного — и всемирная диктатура США, pax americana. Все остальные либо слуги, либо рабы. Нечего со всякими недочеловеками чикаться, с неграми там, или с арабами. Они ничего толком сделать не умеют. А уж русских в первую голову убрать надо: так загадили землю, что смотреть противно. Вот и великий русский писатель Виктор Астафьев то же самое говорил…

Митя: Уши вянут слушать, что вы несете. Особенно ты, смерд. Я хоть и сам буйный, и выпить люблю, но до такого гадства не доходил. Если уж спросить исповеди у сатаны, то это и будет смердяковщина. Дьявол прежде всего глумлив, ему посмеяться над всем высоким надо. Смешон — значит, унижен. Христианский грешник свой грех признает, а сатанист им любуется. В этом разница между грешником и злодеем. Злодей сам себя уже заранее простил. Твой любимый Запад, Иван, как раз это и сделал. Я не был в Америке, (а предлагали), а дух ихний за версту чую. Желтым дьяволом пахнет. Если все — товар, то конец всему. Душу и тело, талант и знания — все на рынок. Нет хуже разврата. По сравнению с этим даже ГУЛАГ лучше. Страданием человек очищается, и даже может душу спасти. За что я люблю Советский Союз — там сытости и корысти предел положили. Бойтесь не тех, кто убивает тело, а тех, кто душу губит, сказано в Писании.

Иван: Как ты жить-то с такими мыслями собираешься, Дмитрий?

Митя: Нужен новый железный занавес. Нужны патриоты, а не денежные мешки у власти. Пусть это будут новые коммунисты в союзе с православными христианами. Партия «Родина», или что-то в этом роде. Нефть, газ, уран, электричество — в национальную собственность. Русофобию с телевидения — вон. Нужен общенациональный православный телеканал. Во внешней политике — Восточно-Славянский союз, Византийское Содружество наций, Организация «Православная конференция» — называйте, как хотите. Почему мусульмане могут, а православные — нет? В перспективе — стратегический союз с Китаем, Индией и исламским миром против Запада. Впрочем, Запад в ближайшие сто лет сам сгинет, он уже сейчас наполовину труп. Туда ему и дорога.

Что касается русского православного государства — все проекты уже разработаны. Россия — имперская (нелиберальная) демократия, во главе державы — выборный Император, утверждаемый Думой. Избирательное право не для всех, а только для граждан Империи. Кто не проголосовал на выборах, лишается статуса гражданина (то есть принадлежности к Народу) и переходит просто в «население». Патриарх — второе лицо в государстве после Императора. Все основные вопросы внутренней и внешней политики решаются ими совместно. Телевидение и стратегические ресурсы — в государственной собственности. Есть только две державные партии — условно «правая» и условно «левая», которые и предлагают Думе кандидатуру Императора. Закон Божий и «Основы православной культуры» обязательны для всех школьников и студентов на весь период обучения. Читайте К. Леонтьева, А. Дугина, А. Устяна: серьёзные люди. Имперский социализм, неовизантизм, симфония властей — вот путь Третьего Рима.

Алеша: Красиво звучит, Митя. С одним только не соглашусь: насильно свят не будешь. Новое Средневековье, князь-папа у власти — всё это не русское. Впрочем, тут даже не Средними веками, тут Платоном да древней Индией с Египтом пахнет. Кастовый строй, мудрецы и стражи у власти. В ХХ веке это пытались повторить в Европе коммунисты с фашистами — не получилось. Может быть, выйдет у китайцев, но ведь они и не слыхали про Христа. Ныне нечто подобное делают в исламском мире, так ведь там ХIII век. В православии это невозможно — Христос никого не ведет к себе в цепях. Церковь, превращенная в государство — это инквизиция. Только во времена Торквемады была вера народа, а сейчас это личное избрание каждого. Пусть каждый свободно выберет своё. Если ты веришь в Христа под дулом пистолета, нет тебе в том никакой пользы. Либерализм надо победить изнутри.

Иван: Оба вы великие путаники, братья. Посмотрите кругом: хватит вам по чужим книгами жить. Впрочем, наша разлюбезная Русь только и делала, что по чужим «великим текстам» жила, сначала по византийским, потом по немецко-еврейским, теперь по американским. Будем надеяться, что последние окажутся для нее полезнее двух первых. В России уже тысячу лет «переходный период». Если вы не образумитесь и не войдете в европейский союз цивилизованных наций, Россию просто закроют как неудавшуюся тупиковую ветвь истории. Такая как есть, она не нужна никому, тем более соседям. У неё нет ничего, кроме дешевого леса и газа, у нее не осталось союзников и друзей. Разве что Лукашенко, но и он не вечен. Спускайте флаг, закрывайте лавочку, если хотите выжить. Кажется, Бжезинский высказался в том смысле, что Россия будет расчленена и под опекой. Далеко смотрел этот бывший полячок. Я с ним совершенно солидарен, так и для самих русских лучше будет.

Смердяков: Слушайте, слушайте умного человека.

Митя: Так это ты из патриотизма свое Отечество отменить хочешь?

Иван: Вот именно. Мне, знаете ли, слезинки русского ребенка жалко, а вы со своими коммуно-христианскими бреднями (тут он посмотрел на Митю с Алешей) не то что слезинку, а море крови прольете, и уже пролили. Человек из плоти и крови состоит, он прежде всего тело, и его жалеть надо. Кто любит идеи, тот убивает людей. Сделайте из России нормальную региональную буржуазную страну, уменьшите ее в три-четыре раза, проложите дороги, купите у передовых корпораций технику, оставьте смешные имперские амбиции — вот тогда, может, еще несколько поколений поживет на этой земле. Кстати, государственность как таковая отмирает во всем мире — на смену этим мифологическим монстрам идут сетевые структуры, виртуальные технологии, электронные международные деньги. Сегодня людьми правят хозяева информационного поля, а деньги — это прежде всего информация. Возможно, история цивилизации действительно завершается, но это старая, идеалистическая ее история. Хватит нам розовых мифов о будущем. Запад нашел адекватную форму существования для современных людей — дай Бог России, если она сможет, разделить его судьбу.

Алеша: Вот что я вас скажу напоследок, братья. Любое общество достойно своих идеалов, и не переживет его. На знаменах Европы и Америки написано «Стыдно быть бедным!» Это не просто незнание Христа, как, например, в древнем Риме — это отказ от Него, предательство Его. Они живут ради угождения плоти, с ней и погибнут. У нынешних европейцев тусклые глаза — замечали вы это? Это оттого, что они отказались от Бога, от жажды иного, высшего. Им и здесь хорошо. Они наладили свою грешную жизнь, изобрели юридические «правила греха». При этом остальное (незападное) человечество превращается в «сублимированных рабов», часто под видом благодеяний. Это новый, утонченный феодализм. Идеалы современного Запада — наслаждение, успех, слава. Это антихристианские, антихристовы идеалы. Достигаются они на короткое время ценой души. Остальное (незападное) человечество превращается в слуг и рабов. Это новый феодализм и рабовладение. Он не имеет религиозной и моральной санкции и скоро рухнет.

Как быть в этой ситуации России? Я вижу одни выход: жертва Отечеству со стороны интеллигенции. В XXI веке ей снова придется взять на себя зло рациональных технологий ради спасения православной, хотя и грешной души народа. Русскому народу не нужна пустая свобода, её немедленно заполняет сатана. Ты прав, Митя, симфония властей в России — это наша главная национальная задача. Только симфония эта должна вытекать из веры народа, а не насиловать его. В этом всё дело. Если насильно — тогда не надо симфонии, тогда пусть каждый свою душу в храме спасает. Химеру национал-инквизиции не надо выдавать за Православное Царство на земле. Вот если Россия свободно — всеобщим тайным голосованием — назовет своего Вождя-Президента-Императора — тогда другое дело. Тогда действительно понадобятся «стражи православной революции». Может быть, даже «комиссия по расследованию антирусской деятельности». Тогда понадобятся образованные, умные православные патриоты, чтобы наладить телевидение, радио, промышленность, торговлю, армию, науку, школу… Они и сейчас есть в России — надо только дать им ход. Повторяю, это будет жертва русской интеллигенции, потому что ей волей-неволей придется прибегать в своей борьбе за Русь к «технологиям мира сего». Известное дело, неправдой к правде не придешь, но иначе не бывает на грешной земле. Даже Спаситель выгнал торговцев из храма. Это прекрасно понял и объяснил И.А.Ильин в своей книге «О сопротивлении злу силою». Это всегда понимала подлинно русская интеллигенция, от Ломоносова до Менделеева, от Филарета Московского до патриархов Тихона и Сергия. Они брали на себя грехи Родины и перерабатывали их ради нее же. Они заботились о ней, выращивали ее — кто религиозно, кто научно, кто художественно, кто державно. Потому и Русь стояла, не потеряв себя даже под Советами.

Запад выполнил свою историческую задачу — обнаружил пределы тварной свободы. Свободе в Боге он предпочел свободу от Бога. Гордый Прометей-Фауст уже чует перед собой бездну, из которой доносится нечистое дыхание. России предстоит пройти по краю этой бездны, не свалившись в нее. Удержаться на краю нам придется ценой потерь — территориальных, экономических, престижных. Пусть так. Пусть нас называют варварами, азиатами — нам лишь бы веру и язык сохранить. Это станет подвигом русских людей, знающих тайну Духа. Такие люди всегда находились на Руси: Туполевы и Королевы творили в «шарашках», а не за доллары. Русская водородная бомба была сделана в Сарове — там святой Серафим на защиту встал. Творчество — любое творчество — растет сверху, а не от мира сего. Мотивация его оттуда. Речь идет о тех «ста тысячах» воинов Святой Руси, которым выпадает творческое послушание. Пусть это будет каста, элита избранных — их сердцем и умом спасется народ русский, когда на него со всех сторон хлынут (и уже хлынули) волны инфернальной заразы. Один праведник стоит тысячи грешников, один монастырь десятки небоскребов пересилит. Все земное когда-нибудь рухнет — города, государства, культуры — только не светильники веры. «Врата адовы не одолеют ее». Быть может, впереди нас ждут новые катакомбы, тайная христианская Церковь — и тогда вокруг нее снова соберутся избранные. Назовите это хоть теократией — не надо бояться этого слова. Оттуда начнет свой последний поход Россия — навстречу Спасу-в-силах, к Восьмому дню творения. И тогда Богородица остановит ракеты, нацеленные в сердце Святой Руси. История в конечном счете принадлежит не человеку, а Богу.

Федор Павлович: Ничего этого не будет. Если уж в начале ХХ века Союз русского народа провалился, то теперь и подавно провалится. Строение души у нас изменилось, вот что.

Алеша: Это только снаружи так кажется. А внутри что было, то и есть.

Смердяков: Беспорядок один будет.

Митя: Вот потому и нужна национальная диктатура.

Иван: Нужно нормальное правовое государство частных собственников. Иначе будет очередная революция, сразу и 1917, и 1930, и 1937, и 1993.

Алеша: Спаси и сохрани!

Послесловие издателя. Не часто такое услышишь в нынешнем профаническом мире. Однако в России такие речи еще звучат, и вот это самое удивительное. Казалось бы, уже все отдали, потеряли все, что могли, везде «апраксин двор» заправляет — а вот поди ж ты… На века написал Федор Михайлович. Как из бронзы отлитые, стоят четыре брата Карамазовых, вместе со своим незабвенным родителем. И все спорят, не словом, так делом. А о чем спор? Да все о том же — о смысле жизни, или, если сказать иначе, о спасении души. Спорят две позиции, два взгляда на человека — эвдемонический и сотериологический. Первый означает стремление к земному счастью как цели нашего бытия, второй — трудный, потом и кровью политый подъем в высшие онтологические сферы, поближе к Богу и ангелам Его. Первую позицию нашей дискуссии представляет, разумеется, Смердяков (вульгарный, «лакейский» гедонизм) и, в утонченном виде, Иван (либерализм в качестве постмодернистской «религии игры»). Концепцию спасения защищает по-своему «русский коммунист» Митя (советский опыт как превращенная форма русского креста) и православный инок Алеша (полноценный церковный путь личности и народа). Что касается Федора Павловича, то он, в силу своей почти женской впечатлительности, готов по очереди примкнуть к любой из перечисленных позиций, или даже ко всем им сразу: а вдруг получится…

Уже из самого факта наличия указанных «исповеданий» следует, что каждое из них имеет свои необходимые основания (рацио). Я полагаю даже, что каждое из них, и все они вместе, представлены — в той или иной пропорции — в любом человеке и в любом народе, стране, цивилизации. Это поистине мировые силы: «здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». Однако особенно остро эта борьба до сих пор происходит именно в России, и отрицать это не посмеет никто. Как заметил еще Н.А.Бердяев (а до него и Ф.И.Тютчев и Н.А.Некрасов), Россия может быть охарактеризована только противоречиями: «ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь». Тем более это относится к русским представлениям о победе — как духовной, так и материальной…