Почему рухнула Российская империя?

Идея империи по-прежнему волнует кровь подлинно русского человека

Проблема, вынесенная в заглавие этой статьи, не престает быть актуальной для всякого православного традиционалиста. Идея империи по-прежнему волнует кровь подлинно русского человека, а судьба царской России озабочивает соотечественников, сознающих необходимость возврата к классическому имперскому принципу возрождения Российской государственности.

Однако сам по себе термин «империя» — довольно абстрактное понятие. Оно зачастую применяется произвольно и получает многоразличные значения в публицистике и специальной литературе. Какова сущность имперского типа государственного бытия? В чем своеобразие русского имперского строительства? Каковы его базовые начала и его слабые стороны, обусловившие крах Российской империи в 1917 году? Какие поправки следует внести в опыт нашего самосознания, чтобы избежать ошибок в движении к новой форме Русского имперского государства?

Предлагая свой ответ на поставленные вопросы, я буду обращаться к культурно-исторической аргументации. Столь любимые многими патриотами сюжеты о иудео-масонском заговоре и происках западных государств позволю себе оставить за скобками своих размышлений. Я отнюдь не исключаю заговоры и происки как факторы исторического развития, но и не считаю их решающими силами истории, придавая ключевое значение в понимании судеб России качествам православно-национального самосознания и национально-государственной воли русского народа. Никакой вражеский заговор не достигнет успеха, если народ чувствует и сознает свое духовное «Мы», если он твердо направляется религиозными и политическими вождями на поприще служения своим традиционным ценностям и жизненным интересам. Потерявшая же идентичность, утратившая способность различать добро и зло, внутренне расщепившаяся нация и без специального хитроумного заговора станет легкой добычей первой попавшейся кучки демагогов-проходимцев, будет «пущена по рукам», попадая под власть то одной, то другой «дерьмократии».
Стало быть, культурно-исторический анализ духовного состояния русского народа и его социальных сил совершенно необходим для уяснения прошлых и будущих судеб России.

Природа имперского типа государственности и собственный смысл понятия «империя» теснейшим образом связаны с универсальным, сверхнациональным проектом организации жизни многих народов, овладевшим определенной нацией. Необходимыми предпосылками империи являются, во-первых, мессианское мировоззрение национально конкретного общества и его стремление служить какой-либо религиозной, духовной, культурной сверхзадаче, а во-вторых, — готовность иных народов признать культурное превосходство имперской нации и принять ее руководство.

К примеру, Александр Македонский выразил как убеждение греческого мира в превосходстве своей культуры, так и стремление македонян обеспечить этнокультурную эллинизацию Востока путем обширных завоеваний и слияния завоеванных народов с греками. Римская империя воплотила веру римлян в мировое преимущество ценностей греко-римской цивилизации и упорную волю государственно организовать весь мир вокруг «вечного города» на основе этих ценностей. Китайская же имперская идеология традиционно базировалась на жестком этноцентризме, тесно связанном с учением о совершенстве «поднебесной» и представлением о Китае как центре мироздания.

Можно сказать, что всякая подлинная империя — феномен веры в мировое духовное и культурное достоинство данного имперского народа, а также результат его способности строить самобытную цивилизацию, обогащающую культурное развитие приобщенных (завоеванных) народов. Очевидно, подрыв самоуверенности в мировом духовно-культурном призвании имперской нации или оскудение ее творческих ресурсов разрушает возможность сохранения империи, порождая конкурирующие центры мессианской веры и национальной воли к самостоятельной государственности в среде входящих в империю народов.

Следует отличать от духовно и культурно обоснованного имперского государства — государства-мира, государства-космоса, прагматически мотивированный тип политического союза — государство-полис, государство-хутор. Последний тип (образцово проявляющийся в ориентациях малых государств недавней советской Прибалтики) обычно руководствуется узким, духовно неплодотворным, нравственно убогим национальным эгоизмом и материалистическими интересами, а потому не имеет необходимых духовно-универсальных сил для создания имперского космоса культуры и цивилизации. Общеизвестная история «колониальных империй», порожденных национально-эгоистическими западными государствами на основе расизма, работорговли, в целях выкачивания природных богатств стран Азии и Африки и эксплуатации их народов, показывает, как идея классической империи вырождается в агрессивный буржуазный империализм, угрожающий духовному многообразию мира.

Отнюдь не является подлинно имперским и тоталитарное государство любого типа, которое базируется на искусственной идеологии, отрицающей традиционные религиозные, моральные, национально-культурные ценности и стремящейся унифицировать мир. Утверждаясь насильственно, зачастую путем открытого геноцида, сминая естественное развитие народов и культур, тоталитарная система порождает бездуховное государство-муравейник, в скором времени распадающееся, в силу подавления органических начал социальной жизни.

Итак, империю в классическом смысле слова (как государство-космос многонациональной культурной жизни) следует отличать не только от национально-эгоистического и материалистически ориентированного государства-хутора, но и от псевдоимперий буржуазно-колониального и тоталитарного типа. Это отличие крайне важно довести до сознания, ибо все высокие культуры, начав становление в рамках отдельных этносов, дошли до высшего развития именно в имперских универсальных государствах. В рамках же убогих ценностями государств-хуторов и в тоталитарных государствах-муравейниках некогда высокую культуру ожидает неминуемый упадок. Вот почему ради возвышения культурного духа общества идею империи в ее классическом понимании необходимо реабилитировать и попытаться сделать вновь вдохновляющим социальным проектом.

2. Византия и Россия

Для осознания особенностей русского имперского строительства следует подчеркнуть, что Россия даже в рамках православного и славянского мира — крайне самобытная страна по своим географическим и русским национально-культурным основаниям. Получив православную религиозную традицию от Византии, Россия во многих планах своего общественно-исторического развития обладает совершенно своеобразными чертами.

В частности, ключевое различие между византийским и русским типами цивилизации изначально было связано с тем, что культура и социальное устройство Византии базировались на космополитических религиозных и государственных основаниях. Будучи прямой наследницей римской государственной идеи, предполагавшей, что Римская империя — государство-вселенная, охватывающая весь цивилизованный мир, а также не имея в основании своего политического строения достаточно крупного и влиятельного этноса, Византия базировалась на связи двух универсализмов. Первый из них — универсализм Православия, как истинного христианства, прямо объединяющего все народы, вне контекста их национальных культур. Второй — универсализм империи, стремящейся непосредственно распространить власть христианского кесаря на всю ойкумену.

Для ромеев было характерно эллинское высокомерие относительно окружающего мира, презрение к иным культурным типам, как к варварским, и негативное восприятие любой приверженности национальному принципу, в смысле ереси филетизма, угрожающей имперскому единству ортодоксальных христиан.

Отсутствие однородного этнического основания, благоприятствующего сходству восприятия христианской веры в различных социальных слоях и формированию духовно и психологически органичного общества, ослабляло государственную систему Византии, ее военную мощь, препятствовало укоренению греко-православной культурной традиции в византийском социуме.

Поскольку, как заметил Л.А.Тихомиров, Византийская империя не понимала нации, постольку ее основанием служило самодовлеющее чиновное государство, управляющее социальной жизнью в союзе с церковной иерархией. Однако «симфония» власти духовной и мирской, совокупный авторитет веры и империи, и даже великое культурное наследие античного мира, не могли заменить собою органической национально-общественной почвы, необходимой для укоренения и плодоношения всякого рода начал духовной культуры и образованности. Эллинский национальный гений, сосредоточенный в недостаточно большом греческом этносе, был бессилен создать из кипящей смеси племен нечто органически цельное.

Слабость национально-общественного начала, приводящая к чрезмерному значению государственно-бюрократических форм интеграции державы, не позволяла Византии развить внутренние социальные силы. В итоге она теряла способность ассимилирующего воздействия на народности, входящие в состав империи, или ее окружавшие. По словам Л.А.Тихомирова, «социальные силы всякой провинции, всякой народности, при включении в состав империи, обречены были на захирение и уничтожение». Подобная логика исторического бытия вела Византию к неуклонному уменьшению ее территории, а также геополитического и культурного влияния. Начав свою историю как величественная евро-афро-азийская держава, она под конец свелась к границам Константинополя с окрестностями.

Таким образом, Восточная Римская империя по ряду своих внутренних особенностей (в силу этнической раздробленности общества, территориальной ограниченности и недостаточной военно-экономической мощи) не могла послужить мировым центром, ответственным за глобальное равновесие цивилизаций Запада и Востока, за культурное взаимодействие их принципов. Эта миссия ожидала новую, молодую, этнически консолидированную, духовно энергичную и геополитически более влиятельную восточно-христианскую державу, сложившуюся в сердцевине суши, на просторах Евразии.

В отличие от Византии, Россия изначально строилась на мощном и достаточно однородном восточнославянском этническом фундаменте. Это обусловило весьма раннее становление русского культурного самосознания и идеи народности, что пронизало великокняжескую и монархическую власть, земское общество и крестьянскую общину, а отчасти даже миросозерцание европеизированной интеллигенции специфическим православно-национальным духом. Понятие народности никогда не было пустым звуком на русской почве, и в государственной жизни даже Петербургской России народ сознавал себя самодостаточной величиной, явно проявляя свою волю, свое мнение как относительно внутренней, так и внешней политики верховной власти. Причем связи этой власти с народными низами были столь непосредственными, интимными и прямыми, сколь они не могли быть ни в Византии, ни в феодальной Западной Европе.

Поскольку принцип народности и развитый национально-общественный, земский организм явились уже в Древней Руси характерными факторами отечественной культурной традиции, постольку Русская цивилизация изначально строилась на существенно иной духовной основе, нежели Византийская. Четыре основополагающих элемента, четыре жизненно-смысловых ценности образовали эту основу: православная вера; почитание Русской земли как великой ценности и святыни; великодержавная (в смысле и мощи, и масштабности) государственность; национально-духовная, национально-культурная самобытность.

Русская империя, получив многие важные предпосылки от Киевской Руси, политически сложилась в XV веке в период княжения первого фактического Государя всея Руси Ивана III. В принятом им титуловании («Иоанн, Божию милостью Государь всея Руси и Великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Болгарский, и иных») отразились религиозная возвышенность верховной власти и территориальное величие державы. Столь авторитетный историк и мыслитель, как Арнольд Тойнби, полагает, что становление русского универсального государства пришлось на период с 1471 по 1479 г., связывая этот процесс с присоединением к Московскому княжеству Новгородской республики. Совершенно очевидна связь формирования русско-православного имперского самосознания с падением Константинополя (1453) и возникновением учения о Москве — третьем Риме (первая половина XVI в). Народное восприятие Руси как Святой Страны, венчание на царство Ивана Грозного (1547) и Стоглавый собор Русской Церкви (1551), утвердивший ее значение как твердыни Вселенского Православия, явились важнейшими духовными факторами становления и формами легитимации сложившегося имперского государства.

Уместно заметить, что в образе Москвы — Третьего Рима и в символе «Святой Руси» выражаются два существенно различных по смыслу уровней русской идентичности: цивилизационной, мессианско-исторической (Третий Рим) и духовно-национальной, сверхисторической (Русь Святая). Поэтому среди всех образов, символов и идей, отражающих сущность русского православного духа, идея «Святой Руси» имеет, безусловно, фундаментальное значение. Обладая ясным этническим характером, она выражает нерасторжимую связь Святого и национального Родного в русской душе. «Святая Русь» по своему мировоззренческому существу — символ национально самобытного пребывания народа перед Ликом Божиим, возвышения к небу святыни национальной жизни и национальной души. Стихийно выработав эту величественную идею к XVI столетию, русский православный народ сплавил воедино свои высшие идеалы Святости и Отечества.

Именно святорусское мировоззрение и явилось духовным источником строительства уникальной Империи Руси, осознавшей себя христианским центром мироздания, а потому сумевшей создать беспримерный по масштабу, добросердечию и многообразию «космос» многонациональной культурной жизни.

Уясняя специфику русского великодержавного духа, следует также принять в расчет, что Россия вышла на арену истории, когда оформились культурные миры не только православной, но католической и исламской традиций. Русь, не обладая древними ресурсами образованности и сознавая себя молодой державой, не могла проявлять сколько-нибудь обоснованного высокомерия по отношению к окружающему миру. Она более заинтересованно, чем наставники-греки, относилась к этому миру, сознавая себя не безусловным центром ойкумены, но государством среди других государств, хотя и наделенным особым, промыслительно определенным служением.

Кроме того, внутри Российской державы оказались целые общества иноверцев, так что русское самосознание никак не могло свести смысл политического строительства ни к чисто православной идее, ни к узко русской национальной задаче.

Создать исключительно гибкое и многоцветное объединение народов, религиозных традиций и национальных культур русским удалось за счет внутреннего многообразия в духовном ядре нашей национальной культуры. Те четыре жизненно-смысловые ценности, относящиеся к его составу, о которых я сказал ранее, обусловливали широкие возможности интеграции окружающих народов на основе различных принципов. Православная вера привязывала к России мирно христианизируемые малые народы и целые христианские страны (Армению и Грузию), которым угрожала исламская экспансия. Культ Русской земли позволял найти общий язык с любящими свою землю иноверными традиционными народами на основе добрососедства и служения общим земско-государственным интересам. Признание русскими ценности как собственной, так и всякой иной национально-духовной, национально-культурной самобытности позволяло сохранять всем народам, входящим в ограду Российского государства, свои жизненные силы и развивать свое народное «Мы».

Практическое согласование русской и православной природы Российского государства с этнической и религиозной самобытностью входящих в империю национальных групп осуществлялось на основе принципа национально-культурной автономии. Согласно этому принципу, одной из главных задач Русской империи была охрана традиционных укладов всех входящих в государственный союз народных сообществ. Поскольку русский православный народ, по верному указанию Д.А.Хомякова, облекся в государственную форму для обеспечения своей культурно-исторической самостоятельности, без всякого отрицания иных культурных традиций и призваний, то любым другим нациям русская верховная власть была готова предоставить самодержавный щит для обороны их самобытных верований и обычаев. Иноверные и инокультурные народности могли оказаться в ограде русского государства не в качестве низших и порабощенных, но и не в смысле равнозначных русскому державному народу, а как культурно-автономные. Именно вследствие своей культурной автономии неправославные народности не имели оснований участвовать в политической, общественной и нравственной жизни русского большинства и призывались к поддержанию внешнего государственного порядка и материального процветания России. При этом любой человек инородного происхождения мог быть принят в русскую культурно-политическую жизнь, если принимал православную веру и становился на службу имперским государственным интересам.

Высокая степень органичности нашей православной державы, сумевшей пластично сочетать этнокультурную и этнополитическую энергию основополагающего народа с самобытными началами жизни иных национальных обществ, делала эту державу наиболее близкой к классическому имперскому идеалу. Являясь империей духа и культуры, а не просто военно-политическим объединением или, тем более, колониальной системой, созданной в интересах господствующей нации, Россия проявила поразительную способность интеграции различного. В мировой истории нет примера столь устойчивого, многовекового и масштабного расширения государственных пределов (дошедших в известный момент от границ Польши до Калифорнии), столь прочного, в значительной мере добровольного объединения многоразличных народов и столь равноправного участия их элит в управлении империей, какой продемонстрировала Россия с XV по ХХ век. Русский способ создания неколониальной имперской системы (путем уравнения в правах русской аристократии и знати присоединяемых народов, вносимой в родословные книги русского дворянства) представляется немыслимым в свете опыта западного, к примеру, британского колониализма. Говоря словами английского историка Д. Хоскинга, русский способ создания имперской державы столь же абсурден для английского имперского сознания, как если бы королева Виктория имела обычай назначать индийских набобов на должность лорда-лейтенанта графства Сассекс.

Итак, начала христианского и государственного универсализма, унаследованные Русью от Византии, действовали на нашей почве, особенно до петровской прививки римских политических принципов, в своеобразной и тонкой форме «синергии» с началами восточнославянской этнической культуры и русского национального духа. Поэтому становление отечественной империи, в отличие от Византийской, в решающей мере определялось не просто государственным объединением племен и не столько самим по себе Православием, сколько уникальным ценностным рядом русской православно-национальной культуры, обосновывающей духовную природу нашей страны как Святой Руси и ее мировую роль как Третьего Рима.

3. Слабость национального просвещения и ее последствия

Достаточно понятное нам теперь несовпадение унаследованных русскими византийских начал общественно-государственного строя со своеобразными российскими условиями и задачами рождало целый ряд специфических противоречий культурно-исторической жизни России еще до государственной ее европеизации. Ведь русская мысль была воспитана на византийском наследии, привыкнув видеть в греках носителей высшей христианской мудрости и внимать их советам во всех вопросах.

Традиционная ориентация на опыт Византии, а также известная отсталость русских культурных сил в деле создания своей высшей школы и философии, обусловили византинистский, или грекофильский, комплекс в нашем культурном мировоззрении. Русским книжникам, а затем и мыслителям, исторически не хватало ясности понимания места и роли нации в государственном строительстве и церковной жизни. Обладая с древних времен живым чувством народного единства, наши предки долгое время не имели должных интеллектуальных навыков для развития и концептуального оформления своего национального самосознания, которое постоянно смешивалось, а порой прямо отождествлялось то с церковным, то с государственным самосознанием. В опыте же наставницы-Византии не содержалось никаких указаний на этот счет. Византийская концепция «симфонии», дав великороссам христиански выверенные принципы взаимодействия государства и Церкви, ничего не говорила об отношениях Церкви и государства с нацией, ибо таковая отсутствовала в рамках византийской социальной системы.

Между тем, Московская Русь строила свою собственную «симфонию», составными началами которой являлись не два, а три элемента — Церковь, нация, государство. Однако правящие круги и церковные власти, опиравшиеся на наследие Византии, недостаточно учитывали интересы развития социальных сил народа, необходимость сохранения его культурной самобытности и национального достоинства. Именно эти грекофильские круги и предприняли грубые, неоправданные реформы русского церковного уклада в середине XVII в., унизив народ, приведя страну к расколу и существенно ослабив национально-культурное содержание в Русском Православии.

Церковная реформа патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, проводимая с точки зрения интересов отвлеченно-вселенски (а на самом деле грекофильски) понимаемого Православия, нанесла тяжелый удар по сложившемуся святорусскому самоощущению народа. Ослабление после прискорбного церковного собора 1666−1667 гг., (узаконившего раскол) тесной связи православного и национального начал в русской жизни предполагало новую тенденцию нашего культурно-исторического развития — тенденцию отчуждения и расхождения церковного, общественно-национального и государственного моментов русского бытия. Церковь раскололась, стало быть, обнаружила неясность своего православного самосознания. Прежде тесно связанное с церковно-национальной почвой государство, чтобы устоять, начало резко отделяться от нее и возвышаться над расколовшимися Церковью и нацией. Значительные слои верного русской православной старине народа порвали союз с реформированной церковностью и охраняющим ее царством. Религиозный и социальный протест угнал старообрядцев в суровую оппозицию, в скиты, за пределы России, поднял на восстания против отчужденных от народа самодержавия и Церкви многие тысячи русских людей. Идея Святой Руси была взята под сомнение в верхах и низах нации. Идеология священного Московского царства (Третьего Рима) как официальное и вместе с тем общенародное воззрение рухнула. Эпохальные решения Стоглава, санкционировавшего святорусскую традицию, были запрещены. Усилия целого поколения отечественных книжников, разносторонне обосновавших русскую православную полноценность и русский мессианизм, были сведены на нет, объявлены данью эпохе заблуждения. Заодно был окончательно подорван и авторитет греков, сыгравших, как известно, весьма пагубную роль в нашем расколе.

Словом, раскол явился важнейшим структурным сбоем в развитии Русской цивилизации, существенно ослабив роль народа в церковной и государственной жизни России и во многом предопределив ход дальнейших событий. Очевидно, после случившейся катастрофы московского мировоззрения Русское Царство, духовно обоснованное как Третий Рим, утратило свои основания. Теперь ничто уже не могло предохранить Московскую Русь от радикальных реформ и вряд ли что, кроме подобных реформ, могло вывести ее в новый исторический период.

Однако Петровские преобразования, начавшиеся в условиях ослабления православно-русского духа, при известной целесообразности чисто технических нововведений, положили начало эпохе не реформирования, а революции «сверху». Петр дал идеологическое направление и толчок к извращению и разрушению оснований Русской империи, чего не могли вызвать грекофильская идеология и практика. Византинизм XVII века, при всех своих поползновениях создать некую очищенную от влияния русского национального духа церковность, не ставил под сомнение саму по себе православную традицию как краеугольный камень существования русского народа и государства. Идеология же имперского развития, созданная Петром Великим, приписывала божественные достоинства государству как таковому и делала Запад образцом для всестороннего подражания, подвергая беспощадной критике систему русского традиционного мировоззрения.

Следует довести до ума, что Петр Великий явился вовсе не основателем нашей империи. Он — прагматический, невротический продолжатель ее строительства, в силу указанных личных черт нанесший размашистый удар по всем основополагающим устоям державы, сложившимся в предшествующий период: по Православию (лишив Церковь самостоятельности), по Самодержавию (превратив его в абсолютистскую республику бюрократов), по Народности (разрушив земское самоуправление и упразднив Земские соборы).

Реформы Петра дополнили раскол церковного общества мировоззренческим расколом европеизированного дворянства и простонародной Руси, которая была закрепощена (законсервирована) в формах старомосковского быта и как бы выведена за рамки истории. Огромная часть крестьянской России, превращенной в собственность дворянства, перестала деятельно влиять на культурную жизнь и идеологию по происхождению русского государства. Синодальная же система, разрушив свободные, соборные начала бытия Русской Церкви, ограничив развитие ее богословского сознания, в значительной мере парализовала ее культурные и нравственно-общественные функции. Церковь, превращенная в лице своего священноначалия в орган идеологического прикрытия государственной политики, стала утрачивать способность духовно живого, окрыляющего влияния на жизнь народа и национальное творчество. Проповедуя идеологию пассивного, ведомого светской властью стада, культивируя только смирение и покорность обстоятельствам во всех аспектах человеческого существования, она не в силах была найти общего языка с динамической современностью, а потому стала вызвать отчуждение от себя всего живого, деятельного и мыслящего в императорской России.

В конечном счете, Русская Церковь и русский православный народ, его вековые созерцания, священные символы и идеалы были расценены культурным слоем империи как обветшавшие археологические древности и сырой этнографический материал, годный послужить лишь второсортным сырьем для новой культуры и новой цивилизации, которые следовало создать административными силами в свете идеологии западного Просвещения. Место Святой Руси в сознании интеллигенции было занято мифом о «Святой Европе» как образе Царства Божия на земле (П.Я.Чаадаев).

4. Западничество как русское самоотрицание

Западничество можно определить как умонастроение части русской интеллигенции и направление общественной мысли, отрицающее положительную самобытность России в религиозно-духовном, культурно-историческом, социально-политическом отношениях и проповедующее необходимость всесторонней европеизации (вестернизации) страны. Западничество изначально было проникнуто верой в европейскую цивилизацию. Для П.Я.Чаадаева, впервые артикулировавшего эту веру, все истинные начала человеческого бытия — религия, идеалы строительства культуры, общества и государства — строжайшим образом географически локализованы. Они сосредоточены в европейском пространстве, в силу чего Европа приобретает для наших европоцентристов сакральный смысл «страны святых чудес».

Отсюда вытекает резкая оппозиция и византинизму, и святорусской идеологии «Москва — третий Рим». Первый воспринимается западниками как греховный уход на Восток, к «растленной Византии» (Чаадаев), к азиатскому искажению европейских начал русской жизни, превращающих Россию в уродливую «Азиопу» (Милюков), вторая — как религиозный национализм, отрицающий универсальную «святость» Запада. Собственная же задача России осмысливается в качестве «подвига» европеизации, якобы призванной обеспечить нравственное развитие народа и соучастие его в «святости» европейской культуры. Всякого рода неразвитость, несовершенства русской жизни и Русской цивилизации понимаются с этой точки зрения как результаты слабости русского ума и неполноты приобщения России к истинной «общечеловеческой» образованности.

Западническая идеология явилась крайней точкой исторической деградации русского культурного самосознания и, стало быть, важнейшим фактором разрушения отечественной имперской традиции. Если идея «Святой Руси» предполагала, что духовно-благодатный центр жизни и творчества находится в русском, отечественной, родном, а тем самым питала чувство национально-государственного достоинства, стремление русских людей к культурно самостоятельному бытию, то мифология «Святой Европы» переносила духовно-смысловой центр жизни в лоно иной, во многом чуждой России цивилизации. Вера в «Святую Европу», затмевая Святую Русь, лишая последнюю права на самобытность, обусловливала вырождение русского самосознания в некое чуждое всему отечественному, неспособное его понять и принять «иносознание», или, как верно выразился Ю. Крижанич, в «чужебесие», в душевную одержимость чужим.

Становясь умонастроением правящих российских верхов и большой части интеллигенции, западническое «чужебесие» подрывало вместе с верой в русскую национально-культурную полноценность и право нашего народа строить свое универсальное государство, свою самобытную цивилизацию. Превознося Запад как во всех отношениях высшую, «образцово-показательную» часть мира, западники на корню, изнутри русского общества разрушали убежденность в суверенитете и мировом призвании собственного народа, расценивая его как «этнографическое сырье» и ставя ему в пример все более западные народы и национальные меньшинства империи (поляков, финнов, немцев, прибалтийцев). Именно западническая вера имперского руководства приводила к наделению этих народов и меньшинств большими правами, сравнительно с русским державным народом, который оказывался на положении не первенствующей и покровительствуемой государством нации, но основной тягловой силы империи.

Известный славянофильский мыслитель Ю.Ф.Самарин, совершивший служебную поездку в Ригу в 1847 г., был поражен тем, что там русские живут как люди второго сорта, а всем заправляют немцы-лютеране, завладевшие магистратом и судом, закрывшие русским православным пути к приобретению рижского гражданства, к вступлению в купеческую и ремесленную гильдии, ко всем выгодным должностям. Особенно потрясло Самарина то, что немецкая община, насадившая свою власть в городе, составляла только пятидесятую или сотую часть всего числа русских обывателей.

Свое возмущение увиденным Самарин выразил в «Письмах из Риги» (1849). «Систематическое угнетение русских немцами, ежечасное оскорбление русской народности — вот что теперь волнует мою кровь», — говорил в этих письмах мыслитель. «И после мы повторяем в своих учебниках: отзейский край завоеван, отзейский край присоединен к России. Мне кажется, — заключал Самарин, — Россия присоединена к отзейскому краю и постепенно завоевывается отзейцами».

«Письма из Риги», распространившись в рукописной форме, не вызвали в русском обществе никакого заметного движения. Зато власти быстро отреагировали, и Самарина посадили в Петропавловскую крепость. Через 12 дней его привезли в кабинет к императору Николаю I, который обвинил мыслителя в неуважении инородцев и бунте против правительственной политики. Государь Николай Павлович простил Самарина, даже обнял его на прощание, однако не внял его предостережению об опасности дерусификации империи.

Точно так же и Государь Николай Александрович не примет в расчет мольбы ученого, публициста, консервативного политического деятеля Б.В.Никольского, который в своей речи на высочайшем приеме депутации Русского собрания 31 декабря рокового 1905 года призвал Русского Царя: «Воспряньте же карающим Самодержцем, Всемилостивейший Государь, да возродится и обновится единение Ваше с Отечеством! Дайте народу Русскому стать совместно с Вашим Императорским Величеством на страже свободы, порядка и законности! Военною властью, мощною военною властью, да будет истреблена, сокрушена и сметена безумная крамола, восстановлено спокойствие, оправдана присяга, спасено Отечество».

Из всего сказанного вырисовывается долговременная культурно-историческая логика упадка прочности империи, обусловленная изначальной аморфностью нашего национального просвещения; ослаблением святорусского православного самосознания после церковного раскола XVII в.; петербургским ограничением роли Русской Церкви и русского народа в культурной и политической жизни России; насаждением западных идеологий и культурных форм в сфере образования в XVIII — XIX вв.; наконец, популяризацией западнического вероисповедания, ставящего крест на ценности православно-русской самобытности, подчиняющего умственно русских диктату Европы и дискредитирующего все попытки саморазвития русского православно-национального духа.

Результатом очерченной эволюции русской по происхождению и неколониальной по отношению к другим народам державы явилось установление в ней над русским большинством парадоксальной системы политико-культурного «колониализма»! Русский народ был подмят европеизированным абсолютистским государством, вековые ценности, идеалы и формы народной жизни подверглись систематическому разрушению и столь же систематически русским навязывались заимствованные из западного опыта представления и институты.

Все развитие империи от Петра I до Николая II представляло собой то ускоряющуюся, то замедляющуюся революции «сверху», направленную против традиционных оснований русского духа и русского национального бытия. Политика культурного «колониализма», выражающая застарелый отрыв государства от главенствующей нации, привела к реальной переделке страны в согласии с либеральным и капиталистическим проектами руководящих империей западников.

Очевидно, политическая и экономическая революция «сверху» подготавливала сокрушительную революцию «снизу». Рост власти финансового капитала над страной, санкционированное властями бесстыдное партийное политиканство, столыпинский погром общины, распространение в деревне национально неприемлемых типов «шарамыжника» и «кулака» — все эти достижения «прогресса» бросали тень сомнения на монархию и Церковь, не противодействовавших в должной мере вестернизации и капитализации страны.

В результате хронического отчуждения между правящим верхом и народными низами социальные несовершенства империи стали восприниматься как непереносимые. Буржуазный материалистический дух, нахраписто захвативший Россию в свою орбиту после 1861 года, никак не мог послужить укреплению устоев имперского организма, особенно в дни Великой войны.

Мировая война резко обострила трудности народной жизни. Эти трудности уже не получали оправдания традиционными высшими смыслами, ради которых народ был готов смиряться, терпеть и вести военную борьбу. За что воюет держава — было весьма неясно миллионам русских мужиков в солдатских шинелях. А раз держава потеряла духовно-смысловое и нравственное оправдание в русском сознании — она была поставлена под вопрос нравственным чувством самой имперской нации. Ибо в России материальная сила не является решающим фактором бытия. Россия изначально держится верою и верностью, а потому должна постоянно крепить дух народа, его способность к служению высшим задачам ее государственного бытия.

Поскольку значительные слои русского народа уже не видели правды в существующем государственном строе, возникал кризис народного доверия традиционным учреждениям. В условиях этого кризиса недовольство широких масс могло быть, и было, политически использовано для разрушения существующих институтов власти, сначала под руководством масонов-заговорщиков из Государственной Думы, а затем подпольщиков-большевиков, выбравшихся из политического подполья во время февральско-мартовской смуты 1917 г.

Очевидно, без разочарования значительных социальных слоев в способности государственности старой России защитить их жизненные интересы, согласно идеалу православного правдолюбия, народная масса не соблазнилась бы революционными лозунгами социалистов.

5. Логика падения и возрождения империи

Причины крушения Российской империи оказываются глубоко связаны с процессами, шедшими в сфере духовно-культурной жизни русского народа, в мировоззрении правящего слоя и русской интеллигенции на протяжении, по крайней мере, двух с половиной столетий. Основными и долговременными факторами кризиса нашего имперского организма следует признать ослабление святорусского самосознания в народной среде и господство западничества в среде образованного класса. Потому, как известно, развал великодержавного организма России начался без всякого участия нерусских массовых движений на периферии страны, начался в ее столице, в одном из высших органов империи — в Государственной Думе.

Доведя западническое стремление до логического конца, до провозглашения России либерально-буржуазной республикой, то бишь государством-хутором, лишенным высшей религиозной и национально-культурной идеи, демократы-февралисты в одночасье обрушили империю, объективно еще обладавшую запасом прочности и необходимую многим ее народам. Поэтому на смену либералам-западникам быстро пришли носители нового социалистического мессианизма, которые воссоздали систему имперской жизни в пределах Евразии на интернациональной основе, приноровив для достижения сугубо российских целей тоталитарно-коммунистическую идеологию, разработанную когда-то Карлом Марксом.

Российская империя, своевременно не укрепившая своего русского духовно-культурного и этнического основания, сменилась открыто космополитическим СССР, ставшим неким суррогатом классической имперской системы.

При всей искусственности идеологической основы Советского Союза, при всех антиправославных и антирусских элементах большевистской политики советский строй явился в значительной степени следствием революционно-консервативной реакции русского духа на вопиющее западничество петербургских времен. Отсюда объясняется триумф идей народности, справедливости, социального равенства в СССР и антибуржуазный, антизападный пафос советской культурной жизни.

Крах СССР во многом напоминает крушение Российской империи. Он так же связан с идеологическим ослаблением властного центра при отсутствии сепаратистских социальных движений в национальных республиках, с антигосударственными и радикально западническими настроениями в среде российской интеллигенции, с равнодушием массы русского народа к судьбе державы и своих соотечественников вне Великороссии.

Вследствие распада СССР на обломках Великой России вновь, как и в феврале-марте 1917 г., возникло уродливое государство-хутор, руководимое бывшими партчиновниками, «прихватизировавшими» общенародное достояние, не желающими знать никакой духовной идеи и стремящимися просто жить в свое удовольствие на костях собственного народа.

Нет никакого сомнения, что проект «социального мира и согласия», навязываемый компрадорским правящим верхом в униженной и оскорбленной стране, отнюдь не забывшей своего былого величия и духовного предназначения, будет вскоре ниспровергнут. Очевидный кризис беспочвенных у нас западных форм государства, культуры, экономики — думского политиканства, липовых партий, обманных политтехнологий, идей потребительского общества, бандпредпринимательства — предвещает неминуемый перелом в сторону родного и традиционного. Подготовка русских православных сил к овладению ситуацией грядущего перелома — вот основная задача для всех, кто стремится деятельно послужить высшим идеалам наших благочестивых предков.

Но чтобы послужить им, чтобы воссоздать Великую Россию необходимо соборно утвердиться в святорусской вере. Нужно проникнуться сознанием того, что Россия — уникальная, небывалая страна, а русские задачи на поприщах веры, мысли, культуры, государственности беспримерно сложны и величественны. Их упрощение чревато отрывом нашего сознания от российской реальности и неприятием ее самобытности. Сегодня весьма уместно вспомнить народную пословицу: «простота — хуже воровства», которая даже вора, стремящегося к приобретению чего-либо нового, чудного, хотя и чужого, возвышает над отупевшим простецом, который и чужим не интересуется, и своего не понимает.

Если русские не взбодрят свое религиозное мировоззрение, не изымут из сокровищницы Православия полузабытое в синодальный период и под гнетом тоталитарной власти личностное, духовно-волевое, можно сказать, героическое содержание (воплощенное в образах Георгия Победоносца, Архангела Михаила, святых благоверных князей), то им трудно будет проявить волю к национальной самозащите, причем не на уровне идеологии XVI—XVII вв., а на уровне требований современности, во всеоружии гуманитарных и постиндустриальных технологий. Одного смирения и молитвенного усердия недостаточно для того, чтобы оставаться великой нацией в истории. Для этого нам необходимы политическая активность русских людей, воля к национальному самоутверждению во всех сферах социальной жизни, высокоразвитая православная культура с христианской философией, государствоведением и правоведением, христианским учением о народном хозяйстве.

Многосложность русских православно-национальных задач строительства имперской цивилизации не позволяет сводить их ни к возрождению отвлеченного Православия, ни к воссозданию самодержавной власти, ни к культивированию обособленного от традиции православной культуры национализма, который может обернуться как против церковного, так и против имперского начал русского духа.

Только органичное сочетание всех этих направлений деятельности и установок, их традиционно выверенное и философски осмысленное соотношение в рамках обновленной русской идеологии, а затем живое выражение в личности Вождя нации, Главы государства, наконец, Православного Государя, опирающегося на активное, самоорганизующееся русское общество, — вот условия возрождения Великой России в поле духовного притяжения идеи Святой Руси.
Юрий Юрьевич Булычев, кандидат философских наук, доцент Университета культуры и искусств (Санкт-Петербург)