Фонд «Русская Цивилизация» | Василий Ансимов | 01.03.2005 |
Однако, если бы их поменяли местами, через некоторое время поменялись бы и их потребности. Вчерашние рабы захотели бы порядка, а Робинзон — свободы.
Так в чем же дело? Что есть свобода и что — порядок, которые могут быть так желанны и так тягостны для человека?
И свобода, и порядок есть определенное сочетание отношений с другими людьми, предметами и явлениями. То, насколько эти отношения подвластны нашей воле, и определяет степень нашей свободы. Абсолютная свобода есть полное отсутствие каких-либо неконтролируемых нами отношений.
Строго говоря, и на необитаемом острове Робинзон продолжал зависеть от законов тяготения, сохранения энергии и причинно-следственной связи. Но люди, если задуматься, практически не замечают ограничений природы. Даже крайние их проявления, такие как стихийные бедствия, мы воспринимаем как несчастье, но не как посягательство на свою свободу. Это значит, что свобода интересует нас исключительно как общественное явление, принадлежащее к миру отношений между людьми.
Однако нашей свободе, понимаемой как независимость в отношении с другим, противоречит главное свойство общественных отношений — то, что они всегда являются двусторонними. Мы не только делаем что-то для других, но и другие делают что-то для нас, и эти две стороны неотделимы друг от друга.
Робинзон нуждался во взаимном человеческом общении не только для того, чтобы говорить, но и для того, чтобы слушать, не только для того, чтобы получать помощь, но и чтобы помогать самому. Попробовал бы он иначе — и отношение разрушилось бы. А вот древнеримские рабовладельцы делали для рабов меньше, чем получали от них. Вот и рождались в рабской среде бунты, с кровопролитием возвращавшие рабовладельцев к осознанию простых законов бытия.
Стало быть, важнейшее качество общественных отношений — их равносторонность, иначе говоря, справедливость. Ты должен делать для других не меньше, чем получаешь от них. Ты не имеешь права получать больше, чем делаешь.
Но как определить меру справедливости отношений? Где кончается свобода и начинается эксплуатация?
Особенно трудными становятся эти вопросы в условиях многофункционального разделения труда, когда связь между людьми перестала быть прямой и ее начал опосредовать сложный, не совсем понятный простому смертному институт денег. Как оценить, справедливое ли вознаграждение получает дворник? Более того, справедливо ли, что зарплаты дворника, библиотекаря и учителя несопоставимы с доходами владельцев казино, ресторанов и банков, если сравнить пользу, которую получает от их деятельности общество?
Многие века человечество бьется над проблемой общественной справедливости, в бесконечных революциях и реформациях пробуя новые варианты ответа. Миновала рабовладельческая эпоха, когда рабов — людей «по ту сторону отношения» — приравнивали к вещам. Миновала и феодальная эпоха, когда крепостное право считалось частью богоустановленного порядка. Капиталистическая эпоха уничтожила крепостное право и уравняла всех в правах, сделав людей рабами капитала, включая самих капиталовладельцев. Социализм освободил людей от власти капитала и поработил государству, и потерпел поражение, реставрировав капитализм до степени либерализма — новой, гораздо более изощренной формы эксплуатации.
Сегодня большинство людей по-прежнему являются рабами, но уже почти не замечают это — более того, многие из них даже увлечены своим рабством, гордятся им, живут им. Господство либерального общественного строя основано не на грубой физической силе, подчиняющей «низших» «высшим», а на глобальном подчинении всего общества избыточному потреблению как деятельности вообще — путем информационного и экономического манипулирования, путем выстраивания такой системы общественных отношений, в которой люди стимулируются избыточно потреблять, а ради этого жестко конкурировать друг с другом.
Мы стали рабами потребления, которое оторвалось от нас самих и воплотилось в огромном комплексе информационных, экономических, психологических и политических отношений — в Системе.
Где, в чем заключается свобода, якобы предоставляемая нам демократией?
Реклама преследует нас на каждом шагу, вторгаясь в сознание изощренными средствами привлечения внимания — на улице, в общественном транспорте, на страницах газет и журналов. По законам демократического телевидения реклама прерывает кино каждые пять-десять минут. Навязчивые слоганы врезаются в память и застревают в ней на целые годы. Разве это свобода?
Производители техники непрерывно меняют конфигурацию оборудования таким образом, чтобы заставить нас приобретать целиком новую вещь, будь то компьютер или машинка для стрижки волос, вместо того чтобы заменить испортившуюся или устаревшую деталь в имеющейся. Их планы очевидны — повысить свои обороты и доходы, но почему мы должны участвовать в этих планах в качестве рабов — разве это свобода?
Изготовители продуктов питания, подгоняемые четкой логикой рынка, задают себе вполне разумные вопросы. «Зачем тратить настоящее мясо, если его вполне можно заменить дешевой смесью сои, крахмала и вкусовых добавок?» «Зачем ждать, пока цыплята вырастут сами, если этот процесс можно ускорить искусственными стимуляторами?» «Какая нам разница, во что превратятся почки и печень потребителей — пока они это обнаружат, мы уже несколько раз сменим вывеску. А хотят кушать натуральное — пусть зарабатывают на дорогие продукты». И это вы называете свободой?
Периодические выборы является, по замыслу хранителей демократии, основой нашего свободного бытия. Однако во время их проведения мы с удивлением выясняем, как много, оказывается, средств тратят кандидаты на оплату «пиара» — деятельности профессиональных манипуляторов сознанием, подобно ученым-биологам кропотливо изучающим наш мозг с целью найти цепочки условных рефлексов, которые заставят нас поставить галочку в нужном квадрате. Разве это свобода?
Демократические врачи склонились в раздумьи над клятвой Гиппократа. Оно, конечно, святое дело — здоровье пациента. Но ведь этому не противоречит стремление продать пациенту в нагрузку и то, что ему не нужно, пусть это будет гораздо дороже необходимого. Даже специалист не обличит тебя в намерении поживиться на болезни пациента — может, ты просто так сильно заботишься о нем. В конце концов, вся эта операция не принесет ущерб его здоровью — разве что его кошельку. Пусть больше работает и зарабатывает — всем будет лучше.
Вот и крутимся мы, как белки в колесе, расходуя свои силы на ускорение рыночного конвейера, покупая больше, чем нужно, и заставляя других покупать у нас больше, чем нужно им. Любая система стремится к самосохранению — поэтому и адепты Системы твердят нам, что ее принципы так же ценны и необходимы для жизни, как солнечная энергия. Попробуйте заикнитесь о том, что настоящая свобода, возможно, выглядит иначе — вас объявят врагом демократии и подвергнут остракизму. Ведь, если люди хоть на миг заподозрят что-то другое, такой удобный для новых поработителей мир может зашататься и рухнуть.
Однако история не кончается на всевластии рынка, вопреки заклинаниям заморских фукуям. Вслед за рабовладением, крепостным правом, капитализмом и социализмом приходит конец и либерализму. Наступает время подвергнуть ревизии догматы, которые некоторым так хочется считать вечными.
Порядок — отец свободы
Свобода вне порядка есть безумная абстракция — потому что невозможно каждому предоставить независимость от остальных. Свобода существует только в рамках определенного порядка — системы свобод и ограничений. Вне этих рамок свобода есть небытие — одиночество Робинзона перед лицом поглощающего его океана хаоса.
Свобода не есть возможность идти куда хочешь — это возможность идти туда, куда тебе надо. Свобода есть возможность сделать правильный выбор — быть самим собой, делать свое дело. Другими словами, свобода есть возможность исполнить свое естественное предназначение.
Порядок может быть благоприятным, а может быть жестким до степени непригодности для выживания — неестественным. Мы назовем естественным порядком такое соотношение свобод и ограничений, которое наиболее соответствует нашей человеческой природе и потому наиболее способствует нашему существованию и развитию.
Естественный порядок устанавливает и подтверждает лишь такие ограничения, которые заложены самой природой, или, что понятнее для верующих — самим Богом, создателем природы, мира и его законов. С ним невозможно спорить разумными доводами, потому что он истинен и наиболее разумен, его невозможно опровергнуть — и именно поэтому он рано или поздно восторжествует.
Например, не является естественным явлением гомосексуализм, и пусть его адепты не смущают нас непристойными сценами из жизни обезьян. Люди — не обезьяны, пусть иногда нам и кажется иное. Естество живого организма, в том числе обезьяньего, свидетельствует о предназначении половых отношений для продолжения рода. Вот это — естественная форма их проявления, все остальное должно быть ограничено, то есть, в переводе на русский, запрещено, по крайней мере для тех, кто хочет быть людьми.
Далее, естественно, что продолжение рода наиболее благоприятно обеспечивается семьей — единством мужа, жены, детей, а еще лучше — и их родственников. Поэтому мы будем считать естественным явлением крепкую и здоровую семью, помнящую своих предков и помогающую своим родственникам, в то время как супружескую измену, развод, «свободную любовь» и забвение родителей — явлением неестественным и потому запрещенным.
Естественно, что если мы покупаем вещь, значит она должна прослужить нам как можно дольше, будь то стиральная машинка, компьютер, холодильник или что-либо другое. Ее детали должны быть надежны и заменяемы вплоть до их полного износа. Возможно, через несколько лет общество будет до предела насыщено такими «долгоиграющими» предметами быта, и спрос на них будут обеспечивать лишь новые, только обзаводящиеся бытом семьи — вы спросите, а что же делать производителям? Они переключат свои производственные мощности на новый вид продукции, какой — подскажут новые вызовы времени. Здоровое и мощное государство поможет им, взяв на себя связанные с этим расходы.
Естественно, что продукт питания должен быть максимально экологически чистым, а его потребление — безвредным для организма. Проблемы производства, хранения, транспортировки и реализации продуктов должны решаться естественными средствами, без использования искусственных добавок, вредящих здоровью человека.
Естественно, что всю информацию рекламного характера мы должны получать лишь по своему желанию. Для этого она должна быть сосредоточена в отдельных информационных органах — специальных сборниках, газетах, журналах, телеканалах, интернет-порталах, куда мы сможем заглянуть при необходимости, и которые не будут смешиваться с нашим обычным чтением и телепросмотром. Это освободит наше внимание и сознание от гнетущего информационного шума — и наша повседневная жизнь станет гораздо чище и ярче.
Естественно, что экономика государства должна обеспечивать не избыточное, а необходимое потребление, включая затраты на улучшение качества продукции. Нам не нужны миллионы разновидностей утюгов, мобильных телефонов и пылесосов, в ассортименте которых мы мучительно блуждаем сейчас, подолгу пытаясь сделать пустяковый выбор. Перед нами гораздо более важные задачи — освоение российского пространства, возрождение армии, воскрешение русской деревни, строительство самодостаточной постиндустриальной экономики, внедрение природосберегающих технологий и новое покорение космоса. Вот куда мы направим высвободившиеся силы.
Естественно, что государством должны править те, кто имеет к этому надлежащие способности, что должно выражаться в очевидных успехах — в виде государственного процветания. Нет успехов, нет процветания — значит, нет и способностей. В таком случае, не полезнее ли для общества будет, если эти люди поруководят метлой, а не политикой?
Политика — это деятельность высочайшего уровня важности, квалификации и ответственности. И наиболее эффективно осуществлять эту деятельность могут лишь люди, специально одаренные и подготовленные к ней. Следовательно, необходим общественный институт, который готовил бы политиков, распределял их по необходимым постам управления и обеспечивал контроль за их деятельностью — некая профессиональная каста, орден, основанный на строгом служении и ответственности. Чтобы не повторить ошибок прошлого, не стать инкубатором бюрократии и генератором застоя, этот орден должен быть тесно связан с народом четкими суб-институтами ротации и самообновления. Другими словами, в структуре такого политического института общества должен работать социальный лифт, работающий одинаково хорошо и вверх, и вниз — открывающий любому желающему путь к самым высоким должностям, которые он способен исполнять, и перемещать не справляющихся со своими обязанностями чиновников на более простые должности.
Вот тогда, когда мы воплотим эти естественные требования в жизнь, мы станем действительно свободными. Мы будем делать действительно то, что хотим — а ведь мы хотим просто нормально жить, делать свое дело и радоваться жизни, а не «выживать», «конкурировать» и бросаться из уныния в раздражение. Мы будем сильными, а значит — сами собой решатся наши внутренние и внешние проблемы.
Но для того, чтобы это все стало действительностью, мало придумать правильное соотношение свобод и ограничений и предписать его всем в обязательном порядке.
Добрая воля — источник естественного порядка
Самые лучшие законы не могут обеспечить естественный порядок полностью. Потому что закон — всегда лишь ограничение, теряющее свою силу там, где начинается пространство нашей личной воли, которое не стал нарушать даже Всемогущий Бог. Как известно, в России строгость законов умеряется необязательностью их исполнения, поэтому упования на закон и твердую руку останутся тщетными, если к ним не будет приложено другое, более важное — добрая воля русского народа к естественному порядку.
России не поможет никакая «диктатура порядка», даже самая строжайшая, если граждане не поддержат ее своим волеизъявлением к добру. Никакими законами не обеспечишь до конца супружескую верность, если мы не возлюбим чистоту совести и не возненавидим разврат. Никакими законами не вытравишь обман потребителей и избирателей, если мы не возлюбим правду и не возненавидим ложь. В конечном счете, если широта ассортимента колготок и пива окажется для русских важнее, чем быть сверхнародом и сверхдержавой, чем удерживать порядок и добро во всем мире и покорять Вселенную, то любые усилия по возрождению России тщетны, и мы, по выражению Н. Я. Данилевского, неизбежно будем уничтожены как народ и превратимся «из самостоятельного субъекта истории в этнографический материал для иной культуры».
Однако трудно поверить, что наша история заканчивается столь подло и бесславно. Трудно поверить, что тысячелетняя Россия умирает, захлебнувшись в невнятном мямлении «стремящихся к комфорту». Трудно поверить, что столь же красивые, сколь и грозные истребители Сухого и Микояна создавались лишь для того, чтобы пойти на ржавый металлолом. Все это — неестественно. Поэтому всем нашим достижениям еще предстоит блистательное применение. Расцвет неизбежен, как восход солнца на следующий день. Просто надо работать, надо меняться, возвращаться к истокам и идти вперед.
28.02.2005