О силе Преображения

К выходу книги митрополита Амфилохия (Радовича) «Человек — носитель вечной жизни»

Недавно изданная Сретенским монастырем книга митрополита Амфилохия (Радовича) из серии «Православное богословие» напоминает нам о том, о чем «напоминать никогда не вредно», — о мистике христианства, об учении исихастов о Фаворском свете Преображения.

За последнее десятилетие мы уже привыкли к «социальному православию», «политическому православию», «интеллектуальному православию», «деловому православию» и прочим разновидностям, которые так или иначе вполне согласуются с «ветхим человеком». Беседуя с самыми разными «прихожанами со стажем», приходилось слышать: «Ну, „Добротолюбие“ мы теперь уже не читаем. Не та жизнь. Это писания сугубо монашеские, да даже и для монахов сейчас, в наше время, они тоже трудно исполнимы. Сейчас нужно дело делать, а не книжки читать».

Идеал деятельного христианина преподносят нам сейчас и все современные православные СМИ, к этому призывают с амвонов, и с преподавательских кафедр. Так то оно так. Все правильно: христианство, православие должно занимать активную позицию в жизни. Однако ведь недаром Церковь постоянно напоминает нам слова Спасителя: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе, едино же есть на потребу; Мария же благую часть избра, яже не отнимется от нея» (Лк. 10, 41−42). И по себе знаешь: стоит только с головой погрузиться в работу (как будто и душеспасительную) и в необходимые домашние заботы, как наше сердце становится пустым. Никогда не забуду, как мой приснопоминаемый духовник протоиерей Александр Козлов, когда я ему жаловалась на плохое внутреннее состояние, на непонятную мне тяготу душевную, всегда говорил: «Осуетилась, наверное. Слишком много на себя берешь. Остановись». Но тогда (двадцать лет назад) было другое время, тогда вся деятельность была вне церкви, и казалось, что пустота душевная посещает именно от того, что ты о пустом суетишься. А теперь оказалось, что и «православная работа» (работа в православных СМИ и издательствах, как в моем случае, или даже в свечной лавке, на церковной стройке, на приходе) может привести к тем же последствиям. Потому что мы забываем, ради чего мы все это делаем. Ради чего мы вообще живем. Может быть, я ошибаюсь, но в последнее время как-то даже неприлично стало в православной среде вести разговоры о духовных вещах (что процветало еще лет пять-десять назад, может быть и в несколько экзальтированном виде), — мы обсуждаем политические перемены (в государстве и в Церкви), мы передаем новости о знакомых, мы, в лучшем случае, сообщаем друг другу о книжных новинках или наиболее интересных статьях, фильмах, радио и телепередачах, — то есть, говорим только о внешнем, общаемся на внешнем уровне. Один монастырский духовник как-то сказал: «Представляете, никто не приходит с духовными проблемами, вся жизнь протекает только на бытовом уровне, — это теперь норма».

Книга митрополита Амфилохия заставляет увидеть ущербность нашего «марфиного христианства» (хотя теперь мы имеем и богословские оправдания делания Марфы); читая ее, обнаруживаешь, как мы себя обкрадываем, как во внешней деятельности (неважно какой, практической или даже интеллектуальной) мы теряем память (не говорю уже об опыте) о глубинной сущности православия, о том, что прп. Серафим Саровский назвал «целью христианской жизни».

Эта книга о Преображении, о том, что задача каждого христианина состоит в нравственном преображении: преобразить свой ум покаянием (метанойя), преобразить свои чувства борьбой с помыслами, преобразить свою жизнь, свои поступки стремлением жить по заповедям, преобразить всего своего «ветхого человека». А как это делается — об этом учили христианские мистики. Потому митрополит Амфилохий призывает именно к тому, чтобы вернуться к отцам. И на основе их опыта строить воспитание, образование, устроение души христианина (а «иное все приложится»).

«Исихасты были и остаются свидетелями возможности и необходимости для человека во все времена освоения Божественной бесконечности, сокровенно-открытой в глубине каждого человеческого сердца, по ту сторону его; в „сердце“ космоса и его последней тайны и по ту сторону этой тайны», — так напоминает нам митрополит Амфилохий о нашей глубине и справедливо описывает наше бегство от этой глубины: «Человек, осваивая пространства и миры вокруг себя, как будто забыл о множестве бескрайних миров внутри себя. Внешнее процветание нашей технократической цивилизации сопровождается все большим нравственным увяданием, бесчувствием. Неутолимая человеческая жажда освоения внешних просторов искалечила внутреннее в человеке, и вследствие этого взаимоотношения людей и обществ между собой. Человек, словно река, вышел из своих берегов и оказался в опасности, что русло этой реки высохнет под палящими лучами солнца и исчезнет с лица земли».

Последнее утверждение верно не только по отношению к атеистическому миру, но и к нам, кто исповедует себя христианами в наше время. Потому что наши жизненные установки полностью противоположны тем, по которым жили подвижники. «Основным принципом исихазма», — пишет митрополит Амфилохий, — «было — прежде быть, а потом делать. Первое — корень и источник второго; второе немыслимо без первого, первое должно открываться и исполняться вторым. Человек должен встретить живого Бога и только потом убежденно и верно исповедовать Его святую и неизреченную тайну».

Наш принцип — делать, в первую очередь делать, и при этом чаще всего казаться, а не быть. Даже наше посещение богослужений, участие в таинствах исповеди и Причастия мы теперь воспринимаем в деятельных категориях: «Я должен каждое воскресенье и по праздникам быть в церкви, я должен регулярно исповедоваться и причащаться». Конечно, и в этой позиции есть аскетика (иногда приходится заставлять себя быть примерным прихожанином), но это, опять-таки аскетика внешнего христианства. О сути внутреннего христианства, когда-то же регулярное участие в богослужениях и в таинствах приобретает совсем другой смысл (не юридический, а духовный) напоминает митрополит Амфилохий: «Бог, по опыту исихастов, если можно так выразиться, — сокровенно-отсутствующее присутствие. Он — Царство Божие в нас, он — Фаворский Свет, слава лика Христова, которую узрели апостолы на горе Фавор, реально присутствующая во всех, кто верой и добродетельной жизнью подготовил для нее место в своем сердце.

Это пребывание в нас Бога и нас в Боге, так же как и наше соединение в вечной Божественной славе и преображение в Божественном свете относится ко всему психофизическому существованию человека».

Нам нужно «развязать душе крылья, освободить ее для Божественной бесконечности», а для этого следует ценить внутреннее достояние (молитву, покаяние) больше, чем внешнее. И, между прочим, люди неверующие, нецерковные, хотят увидеть в людях церкви именно такую направленность. Об этом пишет митрополит Амфилохий: «Уставший от внешнего мира и разочарованный секулярным городом, все более осознающий пустоту современной цивилизации, человек неизбежно возвращается к потерянному и презираемому внутреннему миру своей души…» Человек ищет именно преображения, исцеления, а не знакомства с новым знанием, новым учением, ему нужно не получение новой информации, а свидетельство о возможности иного бытия — о тех людях, которые достигли обожения уже при земной жизни.

В этом смысле характерен опыт последнего времени: появившиеся недавно хорошо проплачиваемые православные издания, — яркие, иллюстративные, но явно стремящиеся быть доступными именно за счет утраты глубины, серьезные читатели (верующие и неверующие) воспринимают как очередное чтение «для хорошего пищеварения», как талантливо поданную, и вполне встраивающуюся в привычный взгляд на мир информацию, и не более того. Менять жизнь, преображаться после такого чтения не захочется. Самый банальный вывод, который делают нецерковные читатели таких журналов: «А верующие, оказывается, тоже люди. У них только все по-другому называется, а в принципе живут, как все». К таким выводам приводят интервью с верующими владельцами ресторанов, известными певцами, режиссерами, художниками и пр…О святости, о святынях в этих изданиях рассказывается в жанре этнографического эссе, так, что с первого раза все становится «ясно и понятно» и ни во что не надо углубляться, и меняться тоже не нужно, — получил новую информацию, запомнил или, скорее всего, быстро забыл это новое — и живи, как жил.

Верующий же человек из такого издания может получить выборочную информацию, которая нужна ему для каких-то практических целей (использовать для подготовки к занятиям с детьми, узнать о новых местах паломничества, может быть, найти новую работу и новые знакомства), но свидетельств о духовности подлинной, а не культурологически поданной, он в таком издании и искать не будет. Он будет искать только новую информацию, как и во всяком периодическом светском издании, — и не более того.

Преображающее же душу слово, как пишет митрополит Амфилохий это не новая информация, которая сегодня актуальна, а завтра уже нет, оно «никогда не устареет, потому что затрагивает вечное в человеке — то, что изнутри озаряет человеческое сознание и подсознание, все уровни человеческого существа вообще, в какую бы эпоху и в каких бы исторических условиях не жил человек». Потому и в наше время, может быть особенно в наше время, нам нужно стремится к тому, чтобы не растерять, то ценное, глубинное знание о мире и человеке, которое оставили нам отцы, а не к популярности. И, между прочим, на опыте замечено: именно эта верность традиции и, может быть на первый взгляд непонятность, таинственность привлекает людей сомневающихся, ищущих гораздо больше, чем «клиповое православие"…

На какой бы странице мы ни открыли книгу «Человек — носитель вечной жизни», мы находим в ней свидетельство об этой верности опыту отцов, а также о том, что всю нашу жизнь мы должны просить «дух прав обнови во мне», — о нашем преображении. «Перемена личности христианина заключается, как думают многие, не во внешней форме или в какой-то его инаковости, по сравнению с другими людьми. Эта разница состоит в обновлении ума и в спокойствии помыслов. Божия любовь и стремление к небесному — вот чем отличается христианин от всех других людей и благодаря этому становится новой тварью. Ради этого Сам Господь пришел в мир и вочеловечился».

В дни великого праздника Преображения заглянем в свое сердце и спросим себя: есть ли во мне стремление к небесному? Может ли моей души коснуться свет Преображения или доступ для него закрыт глыбами грехов и суетой, жизнью по «законам мира сего»? И, если мы будем честными сами с собой, то нам придется ответить: «О небесном я забываю в своей жизненной круговерти. И даже подвожу под это состояние теоретическую базу — «сейчас так нужно жить, о спасении души будем думать на старости лет, а сейчас нужно крутиться». Я забываю о том, что для нас сделал Господь, мое сердце спит».

Неслучайно праздник Преображения приходится на постные дни, потому что в нашем состоянии, пожалуй, единственное, что мы можем принести, на горе Фаворе преобразившему Господу, это наше покаяние, наш плач о том, что мы вместо того, чтобы восходить на гору Преображения, постоянно валяемся на земле, о том, что «сон лености моея» смежил наши внутренние очи и мы слепы и глухи к небесному зову.
«Просвети одеяние души моея, Светодавче и спаси мя».