Живые четки Серафимовой России

Инок Всеволод Филипьев о загадочной русской душе и о праздниках современной путинской России

— Отец Всеволод — инок и художественное творчество — как это совмещается? Вам, наверное, неоднократно задавали этот вопрос?

— Как-то беседуя со своим духовником, я у него спросил, что, наверное, хорошо писателю-монаху, по примеру Иоанна Дамаскина ломать свою натуру — а духовник запретил преподобному писать, даже прикасаться к перу и бумаге — и что это, наверное, очень хорошо для монаха, чтобы себя переломить. Вместо того, чтобы писать — туалеты мыть или что-то еще по хозяйству делать.

Но мне духовник на это сказал, что кому какие дары Господь дал, теми талантами и дарами и надо Богу служить. Что самоистязание вовсе не обязательно. Поэтому творчество я рассматриваю, во-первых, как послушание, а во-вторых, как форму молитвы. Конечно, молитва должна быть в традиционной форме — это было бы лучше и предпочтительней — в форме Иисусовой Молитвы непрестанной. Но вот на сегодняшний день я до уровня такого не поднялся и мое творчество — это есть моя молитва. Мое богослужение — теми средствами, которые у меня есть. И здесь, с православной точки зрения, необходимо придерживаться такого правила: после того, как что-то сделал — и духовник неоднократно мне об этом говорил — ты это отсекаешь полностью и к себе уже не относишь. Это единственная возможность как-то противостоять гордыне или наоборот унынию. Такова особенность нашего подхода к творчеству, православного. И, напротив, у светских художников и поэтов самое интересное начинается после того, как их произведение начинает жить. Мы же должны рассуждать так: хорошо — слава Богу, плохо — не впадать в уныние. И уныние даже опаснее. Всем известна притча о писателе и разбойнике, которые попали в ад. Если разбойник с течением времени после его смерти со дна ада потихонечку поднимался вверх, то писатель опускался все ниже. Вопрос — почему же так происходит. И был ответ. Потому что за разбойника постоянно молятся, все молятся, даже его жертвы, и он поднимается. А писатель единожды написал книгу, в которой содержалась какая-то неправильная мысль, но, по мере того, как эта книга переиздавалась, все больше людей заражалось этим соблазном.

— Вы пересказали известную басню Крылова?

— Да. Потому что наша ответственность действительно очень большая. Уповаешь только на волю Божию и стараешься делать по совести, точнее уже не можешь этого не делать, поскольку тебя на это поставили. То есть творчество в Православии — это еще и послушание. В Джорданвилле я занимался своей деятельностью безо всяких сомнений, потому что Владыка Лавр мне определил послушание в издательстве и в периодических изданиях. Что будет дальше — я не знаю, и поэтому не принимаю пока монашества, поскольку все глубже осознаю, что значит хотя бы иночество свое исполнять. Потому что вслед за принятием монашества и перемена жизни должна последовать. А пока этап жизни идет — миссионерский. Сейчас еще и Интернет к моему послушанию добавился, много общения, а с ним и рассеянности в молитве. Миссионерство — это конечно, настоящий крест, который надоедает тебе, и ты не знаешь, как его сбросить. Это очень тяжело: все время быть с людьми, все время отдавать, потому что от тебя все время чего-то ждут, а духовных сил нет — ты слабый.

Тяжело, но и, слава Богу — кровь проливаешь духовную, а без страданий нам не очиститься. Поприще не так важно. Будь ты повар, будь ты дворник, будь ты писатель, будь ты преподаватель семинарии. По апостолу Павлу: мы — разные члены тела Христова, но служим все одной Невесте — Церкви.

— Вы упомянули Владыку Лавра, он — Ваш духовник?

— Владыка Лавр сыграл в моей жизни очень большую роль, он — авва наш. Но на первом месте у меня, конечно же, стоит иеросхимонах Рафаил (Берестов), он сейчас находится в горах Кавказа, до этого он был на Афоне, до этого на Валааме, до этого в Троице-Сергиевой Лавре — это известный наш исповедник Православия, делатель Иисусовой Молитвы. Брат его — отец Анатолий (Берестов) известный иеромонах, занимается в Петербурге трудной молодежью, наркозависимыми и алкоголиками. К отцу Рафаилу я ездил в том году на Кавказ, в горы, там медведи лазают, селевые потоки сходят…

— Скажите, а каково на Ваш взгляд, место православной выставки-ярмарки в православной духовной жизни? Феномен нижегородской православной выставки-ярмарки существует, уже не первый год, но до осмысления этого нового феномена пока еще далеко. Какие задачи стоят перед православной ярмаркой?

— Это тоже, своего рода, миссионерство. И здесь, я думаю, надо помнить, прежде всего, об этой главной задаче, и не размениваться в мирских вещах — погоне за деньгами и проч. Аккуратными в этом плане быть, не перегибать палку. А так, конечно, я считаю, это очень важная вещь — видно, что люди здесь изголодавшиеся духовно, и жадно стараются купить православную книгу, икону.

Господь премудро устрояет пути Свои и разные методы, чтобы приводить к Себе. Конечно, у ярмарки есть свои минусы — торговля. Но это тоже оружие Божие, благодаря которому люди приходят к Нему, впервые покупают Библию, Евангелие.

— Хотелось бы задать вопрос о жизни зарубежной Церкви. Нам известна бескомпромиссная позиция отца Рафаила (Берестова) по проблеме идентификации, он не благословляет брать ни паспортов Российской Федерации, ни ИНН, ни страховых, ни медицинских полисов. А каково отношение к этой проблематике в РПЦЗ? Есть ли там понимание опасности глобализации, и как процессы созидания Нового Мирового порядка видятся оттуда, изнутри?

— Отношение там, конечно, более сдержанное, чем здесь. Здесь страсти кипят, и вопрос этот стоит более остро и для отца Рафаила и для многих других. Но, однако, там тоже есть понимание того, что глобализации как-то нужно противостоять, даже если сейчас еще и не идет речь о печати антихриста. Что нужно сопротивляться этому постепенному шаганию ко всемирному государству антихриста понимание этого, конечно, есть. Но там, более привыкли что ли. Там кажется, что это неразрывно связано с цивилизацией, с повседневной жизнью. Все эти карточки там уже давно существуют. Но в целом, конечно, понимание есть, что нужно бдительными быть.

— И как из-за рубежа видятся эти новые тенденции в мире и место в них России?

— Надежда есть. Все церковные люди надеются на то, что возрождение веры и христианства в России — это не просто какая-то бутафория и золочение куполов, а что есть и какая-то истинная подоплека. Надеются, что духовная польза от этого возрождения может быть и для России и для всего мира, может быть. Надежда твердая. Разочарование? Нет пока.

— А какое, в этой связи, у Вас отношение к тому возрождению, которое имело место в 1990-х годах? Что это — чаемое возрождение России, или же ждать чего-то иного?

— Точного ответа у меня нет. Но ясно, что когда перестройка началась, люди пошли в храмы и стали креститься, они тянулись к Богу. А затем прошло какое-то время, и они поняли, что это не так-то просто — соблюдать все правила, посты, что это труд. И потихоньку наступило некое охлаждение по сравнению с тем, что было в начале 1990-х годов. Многие попробовали и остыли. Но в целом, движение продолжается. Может, не в тех темпах, как было во время 1000-летия крещения Руси в 1989 году, но порыв не иссяк. Я вот был в Абхазии год назад, там очень заметно, что именно местное население очень сильно повернулось к вере к Богу, к Православию. Все ходят с крестиками, в машинах — святитель Николай. А десять лет назад картина была абсолютно другая — отсутствие интереса к религии.

— А в России? Как часто Вы бываете в России?

— Раз-два в год.

— И каковы Ваши впечатления? Ведь они должны по этой причине отличаться свежестью?

— Был в Екатеринбурге и был поражен. Мне даже такая мысль на ум пришла, насколько же правы были Достоевский и другие, писавшие «о загадочной русской душе». В том-то она и загадочна, что ни один народ такого никогда не придумает, чтобы всего за сто лет сначала убить своего Царя, дойти до глубин сатанизма, богоборчества, потом прославить своего Царя и на месте, где Его убивали, воздвигнуть колоссальный храм, такой как храм на Крови в Екатеринбурге. Ведь все места Царского Креста и Ганина Яма и Алапаевск ныне отмечены покаянием — везде храмы, монастыри, служится литургия, проходят крестные ходы. Ведь те люди, которые отдавали приказ и убивали, если бы они знали, что там, где они прятали останки Царственных Мучеников, будут храмы, я думаю, они бы были в шоке. Загадочная русская душа. Она, как бы мятущаяся, ищущая, глубоко падающая, но и воспарающая. В других народах, кажется, нет таких контрастов и шатаний, там все более ровно. Если уж убили царя, то всё — никто его прославлять не будет (Англия). Отвергли монархию — все (Франция).

— А как Вы думаете, возможно ли в России возрождение монархии?

— Трудно сказать. Конечно, мы знаем пророчества русских святых, я не открою нового, если скажу, что за покаяние это возможно. Но пока именно всенародного покаяния-то и нет.

— В 2005 году в нашей стране широко празднуется две даты. Во-первых, 60-летие Победы в Великой Войне, во-вторых, впервые будет праздноваться день единения и согласия. Благодаря патриотическим мероприятиям, которые проводились стихийно и в которых участвовал, в том числе, и Президент, многие проснулись, воспряли душой, вспомнили, что они — народ-победитель. Каково Ваше отношение к этой дате?

— Думаю, что это — тема политических убеждений. Именно христиане могут придерживаться разных политических взглядов. Это не так строго как догматы. Поэтому есть разные подходы. Здесь справляли 60-летие Победы, там справляли 60-летие выдачи казаков в Лиенце.

— Что это за дата?

— После окончания II Мировой войны в Лиенце англичане-союзники СССР выдали семь тысяч казаков Сталину. Это был русский корпус казачества, который воевал на стороне немцев, был за освобождение от большевизма и Сталина. И вот эти семь тысяч предали и выдали на расстрел и советские концлагеря. А ведь казаки сдались англичанам и те их приняли под честное слово. Так что разные у нас события вспоминаются.

Что же касается отношений двух частей русского Православия — в России и за рубежом, нужно сказать, что ХХ век был сложным, и сложились разные взгляды на разные вопросы в России и за рубежом. Эти взгляды не совпадают, но мы уважаем мнение друг друга и не считаем разные политические взгляды препятствием для евхаристического общения. И все — точка. Потому что компромисса здесь не получится.

— Но все-таки Ваш взгляд как русского инока на события Великой Отечественной войны? Что это было для России?

— Я думаю, что это было наказание Божие за цареубийство и за отступничество от Бога. Вся эта война была Божиим попущением и Божиим наказанием, из которого выводы, в общем-то, до сих пор не сделаны. И праздновать и торжествовать победу, я думаю, это элемент гордыни и даже языческого, а не христианского взгляда. У меня здесь свои именно политические убеждения, но я не хочу их афишировать. Я был последовательный антисоветчик и таковым остаюсь.

— Хотелось бы задать вопрос по поводу другого события этого года — перенос праздника с 8 ноября на 4 ноября — на день победы нижегородского ополчения Минина и Пожарского. Он получил название Дня единения и согласия и в этом году будет праздноваться впервые, благодаря чему в Н. Новгород на торжества приедет Президент и Патриарх. Каково Ваше отношение к этому переименованию и переносу даты?

— Ну, конечно, мы знаем из истории России, что сначала было язычество. Потом появилось христианство, но осталось двоеверие. То есть Церковь не могла полностью изжить язычество и поэтому преобразовывала его по датам календарным именно из пастырских убеждений, как бы вытесняя церковными праздниками. Но по большой мерке, надо называть праздники своими именами и не должно быть двоемыслия. Нужно, чтобы четко все было названо — если государство было безбожное, то так надо и сказать. Потому что никакого примирения не может быть с сатаной. Но за немощь человеческую приходится признать, что из пастырских соображений, священноначалие решает, что нужно благословить этот день именно так. Мы видим схожие процессы и в Зарубежной Церкви. Ведь весь этот диалог об объединении церквей для Зарубежной Церкви — это снижение ее нравственной планки. Ведь она называла вещи своими именами — экуменизм, сергианство. Сейчас имеет место некая двусмысленность. Что сделаешь, в истории Церкви это было. Если тебе это не нравится, не надо в этом принимать никакого участия, а просто жить по Евангелию, выполняя заповеди Божии, заниматься своим делом, а этих вещей не касаться — это область политики. А политика вещь, я считаю, не благодарная, там невозможно не запятнаться, как и в бизнесе. Это надо понимать и выбирать: если ты хочешь пачкаться, тогда занимайся этим и обязательно испачкаешься. Выбирай сам.

— Да, Вы человек Белой идеи.

— Мне кажется, нужно сказать так, что коммунистическая партия, начиная с мавзолея и кончая всей ее сатанинской символикой, должна быть запрещена, признана вне закона, названа безбожной, и никаких двусмысленностей. Я не понимаю: примирение с кем? Если это была Белая идея, по Ильину или Тихомирову, то она не может быть примирена с красной идеей безбожия. Ведь, собственно, Вторая Мировая война шла за Сталина. И под красными знаменами с серпом и молотом нельзя идти, находясь под крестом. Но я стараюсь быть вне политики.

— Вы едете в Дивеево, давно ли Вы там были и каковы Ваши впечатления?

— Впервые был в Дивеево в прошлом году, и оно произвело на меня просто огромное впечатление — я даже не ожидал! Дивеево мне напомнило Афон. Как и на Афоне на этой одной ограниченной территории собрано огромное количество храмов, мощей, святых. Святая земля — говорят про Афон. Также и Дивеево. Ты чувствуешь, что куда ты не повернешься, куда ты не глянешь — везде увидишь людей в подрясниках, в рясах, причем не только в самом Дивееве, но и просто в окрестных деревнях. Источники чудотворные кругом, какие-то праведники, блаженные, расстрелянные везде на кладбищах, в одной деревне, в третьей. Действительно, как батюшка Серафим Саровский сказал — это Лавра будет. Так оно и есть. И вот в центре всего — Канавка. Она на меня произвела самое большое впечатление — мне стала ясна мысль батюшки Серафима, когда я посмотрел, как это выглядит в действии. Ведь он же просто сделал живые четки, богородичные четки из людей. Вот они движутся, как мы четки перебираем, так и здесь. Люди с молитвой идут по кругу, и этот поток людей живых не кончается ни днем, ни ночью — я ходил там и ночью на эту Канавку — богомольцы идут и молитва идет к Господу непрестанно. Наверное, здесь и вымаливается Грядущая Россия. У меня в Дивееве друзья, поэтому я хочу еще раз его посетить и помолиться у серафимовой святыни.
Записал Сергей ЧЕСНОКОВ, специально для Русской линии