Уроки старца Софрония (Сахарова)

11 июля исполняется 12 лет со дня его кончины

Разбирая свой архив, я нашла несколько листочков, напечатанных на пишущей машинке — текст беседы с келейником старца Софрония (Сахарова) схиигуменом Серафимом (Бераделем). Интервью это было записано десять лет назад и в печать, по независящим от меня причинам, тогда не пошло. Однако, все, что было сказано десятилетие назад до сих пор остается актуальным. И теперь, в день памяти старца мы публикуем воспоминания его верного многолетнего келейника в Эссекском монастыре св. Пророка и Крестителя Иоанна.

* * *

Архимандрит Софроний (Сахаров)

Старец Софроний всегда со слезами молился за Россию. В беседах с братией нашего монастыря он не раз выражал свое беспокойство по поводу утраты духовной традиции в России. Этому вопросу посвящена вся беседа «О цельности духовной жизни». Вот подлинные слова старца: «Разруха, причиненная семидесятилетним безумным гонением против Христа, действительно разорила церковь. И, так как за эти семьдесят лет народ был отрезан от настоящего учения Церкви за истекшие века, то сейчас наблюдается путаница в сознании людей.

…На вопрос старца Адриана о том: „Что мне делать в связи с водоворотом всяких нелепых идей?“ Я, по опыту моей жизни, ответил ему не о деталях, а о структуре Церкви… Разрушив всю культуру аскетическую и богословскую, большевики-безумцы все извратили. Они уничтожали людей, сожгли библиотеки. Но одно осталось целым по Промыслу Божию — структура Церкви. И эта структура возглавляется в России современным Патриархом Алексием II. Единство Церкви, цельность ее возможны только через соединение в этой структуре…» В этой беседе старец сокрушался не только по поводу раскольнических настроений среди православных людей в России, но и по поводу неофитской самоуверенности. Так он вспоминал: «Когда я поступил в монастырь святого Пантелеимона на Афоне, то там я слышал такие слова, что старые монахи смотрели как на безумного на того, кто прожив в монастыре менее десяти лет, уже говорил о духовных вещах».

Старец говорил о том, что для того, чтобы поучать кого-то, а тем более смирять кого-то, надо иметь на это право. Сам отец Софроний очень редко обличал даже своих ближайших духовных чад. Он призывал прежде всего с почтением относиться ко всякому человеку. Бояться поранить. Так он видел все наши недостатки, но он все терпел, брал все на себя — и молился. Молился со слезами за каждого, а не ругал, не командовал. Это было в духе его старца — прп. Силуана Афонского, который и сам никого не обличал, вспоминая о кротких вразумлениях, которые он получал в юности от своего отца, когда говорил: «Вот такого старца хотел бы я иметь».

Один раз я видел, как наш настоятель подошел к старцу Софронию в алтаре в конце Литургии и просил разрешить вопрос о немощи какого-то брата. Старец сказал: «Только молитесь о нем. Господь поможет». Отец Кирилл воспринял дух старца — он не наказывает, не кричит, не приказывает, не унижает человека. Вообще не держит себя как начальник.

Он молится. Иногда годами ждет, что человек поймет свои промахи, недостатки, покается и начнет исправляться. Это очень сложно. Куда легче, когда строгая внешняя дисциплина. Приказал — исполнили. А что на душе у человека?

В Эссекском монастыре по благословению старца обличали только в случае слишком яркого проявления гордости, да и то на проповеди, а не при строгом разбирательстве. Всегда есть опасение смутить человека так, что он отчается.

Здесь в России часто оправдывают слишком прямые, грубоватые отношения тем, что «жизнь теперь слишком жестокая, и мы не должны быть слишком мягкими». А старец Софроний говорил, что во все времена задача христианина одна — стяжать евангельское сердце. Это возможно только через молитву. А если видишь, что человек груб в отношениях с людьми (особенно, если он настоятель монастыря или епископ, да и просто православный мирянин), то это настораживает. Ведь настоящая молитва облагораживает человека, умягчает, истончает его сердце. А если он груб, значит что-то не так в жизни этого человека. Дело ни в образовании, ни в звании и чинах, а в покаянии. Так учил нас старец Софроний.

Молитва для Старца была всеобъемлющей, все служило поводом молитве, и молитва простиралась ко всему. Каждое движение, каждое действие он начинал и кончал в присутствии Бога. Для него не было малых, ничего не значащих вещей, ведь он все и всех воспринимал через призму молитвы в присносущном Свете спасения Христова. При беседе с ним часто было ощущение, что он и слушает тебя, и одновременно духом на небе предстоит Богу, и прислушивается к сердцу, что скажет там Дух.

Книги, беседы и письма старца Софрония читаются сейчас как бы в предстоянии перед собственным отражением. Иногда нужно сказать: «Мне страшно, что я ничего не понимаю, что я такой дикий, такой грубый». И еще помнить: «Просите — и дастся вам». Нужно просить разумения при помощи благодати Божией. А не заявлять, как бывает, что все тут неправильно написано и сказано, потому что страшно смотреть в это зеркало. Отразившееся в нем лицо души отталкивает. Старец предвидел возможное непонимание его образа мыслей и его манеру выражаться, но все-таки благословил перед кончиной, чтобы все его наследие дошло до России. Это постепенно исполняется. Издано уже более десятка книг старца.

Особенно почитают старца Софрония в Греции, на Афоне. Он был знаком со многими греческими подвижниками. И в то время, когда сам подвизался на Святой Горе и позднее общался с ними. И никто не смущался его духовной свободой, его дерзновенным словом о Фаворском свете. Потому что этот опыт им самим близок и знаком.

Если старца кто-то и не понимает, то это рационалисты. Те, кто пишет схоластические, сухие учебники по богословию. Старец Софроний никогда не почитал кабинетное богословие, он был против стремления унифицировать духовную жизнь, дать одинаковые для всех рецепты спасения. Он давал направление, помогал усвоить основные принципы — что есть послушание, что есть смирение, что есть молитва. Он скорбел о «безотцовщине» многих христиан, о том, что даже в монастырях силен дух администрирования, армейской дисциплины, а не отцовства.

В древности, во многих греческих монастырях, где не была утрачена традиция, настоятель монастыря — он же духовник. Самые трудные проблемы разрешались не в суровой беседе, а на исповеди. Поэтому монахи не переходили с места на место. И почти в каждом монастыре, или где-нибудь поблизости подвизался духовно авторитетный старец, советами которого руководствовался и сам настоятель.

Это все создает «цельность духовной жизни», как говорил Старец Софроний. Если этого нет, то остается молитва. Старец постоянно повторял, что «молитвою все исцеляется, все исправляется, все очищается, все обновляется», и поэтому для него не было безнадежных положений, но единственным и самым верным путем к разрешению и преодолению всех проблем он считал такую «безумную», «отчаянную» молитву, исходящую из нашего бедственного положения — он во всех обстоятельствах поощрял так кричать Богу с болезненным сердцем: «Господи Боже, Спасителю мой, благосклонно приклони ухо Твое к молению моему: Ты зриши, как греховная смерть поглощает всего меня; молю Тя: исцели сердце мое, исцели ум мой, исцели душу мою, исцели все мое бытие благословением Твоим за молитвы отца моего духовного. Аминь».

Слово старца Софрония нужно России, в этом я убедился не раз при встречах с разными людьми.
Записала Людмила Ильюнина