 |
| Русская линия | Людмила Ильюнина | 22.06.2005 |
У апостола Павла говорится, что в христианском подвиге «несть мужеский пол, ни женский», — то есть за святость жизни равно почитаются как мужчины, так и женщины. Но, любопытно, что женщины при этом называются иногда мужскими именами: так блаженная Ксения называла себя «Андрей Федорович», старец Досифей, который благословил прп. Серафима на подвиг, на самом деле был старицей-женщиной, подвизавшуюся в Дивеевском монастыре блаженную Пелагею Ивановну, о которой пойдет речь в этой заметке, называли «второй Серафим».
Жизнь этой дивной старицы — Христа ради юродивой — поистине удивительна, так как все ее дарования духовные были куплены дорогою ценою мученического подвига всей жизни.
В юности и до самой кончины Пелагея Ивановна отличалась необыкновенной красотой. И, сейчас, когда смотришь на ее портрет, то глаза старицы поражают своей небесной голубизной и таящейся в них силой. Но во все времена красота не была залогом счастья человеческого на земле, а наоборот, служила причиной искушений и для ее обладателей и для окружающих. От юности Пелагея Ивановна вступила в борьбу с возможным источником искушений — и стала притворяться безумной, сумасшедшей, отталкивающе больной. Делала она это еще и для того, чтобы не выходить замуж — с детства она стремилась в монастырь. Но несмотря на нарочито разыгранное во время «смотрин» безумие, пришедший к ней свататься жених не отказался от нее и ввел в свой дом. О том, что последовало после свадьбы, нельзя читать без ужаса в душе. Побои, издевательства, унижения. Трое детей матушки скончались в младенчестве. Кончились эти ежедневные мучения тем, что Пелагею Ивановну посадили на цепь, приковав к стене дома. А потом по молитвам страдалицы взяли ее в Дивеевский монастырь. И вот прошел десяток лет и по словам келейницы старицы «для обители она была матерью: ничего без нее не делалось. В послушание ли кого послать, принять ли кого в обитель или выслать — ничего без ее благословения настоятельница не делала. Что Пелагея Ивановна скажет, то свято, так тому уже и быть. И как бывало она скажет, так все и случится».[1]
Описанный келейницей день блаженной Пелагеи Ивановны походит на те описания ежедневных подвигов, которые мы находим в житиях почти всех старцев. «С раннего утра и до поздней ночи, бывало, нет нам покоя, так совсем замотают: кто о солдатстве, кто о пропаже, кто о женитьбе, кто о горе, кто о смерти, кто о болезни и скота, и людей — всяк со своим горем, со скорбями, со своей сухотой и заботой идет к ней, ни на что без нее не решаясь. Сестры обители, у кого лишь чуть что, все к ней летят. Почтой, бывало, и то все ее же спрашивают. Как есть нет отбою. И все говорят: как она нам скажет, так все и случится. Сам, значит, уже Бог так, людям на пользу жить указал… Старух и молодых, простых и важных, начальников и не начальников — все у нее были и все без различий званий».[2]
Поведение Пелагии Ивановны тоже было «типично старческим» — она не произносила нравоучений, не проповедовала, не упрекала, главное — не давала общих пожеланий, а ко всем относилась конкретно, и поучала иносказательно. «Всякому она говорила лишь то, что Сам Господь укажет и кому что надо было для душевного спасения: одного ласкает, другого бранит, кому улыбается, от кого отворачивается, с одним плачет, а с другим вздыхает, кого приютит, а кого отгонит, а с иным, хоть весь день просиди, ни полслова не скажет, точно будто и не видит».[3]
У той же келейницы мы находим замечательное определение того, кто такие старцы и старицы, взявшие на себе подвиг юродства — мнимого безумия: «Узнаются они по необъяснимой на словах чистоте и святости взора, проникающего в сердце человека, по образу их жизни и в особенности по неподражаемой речи, которая у всех одна. Они все воюют одинаково».[4]
Последнее выражение требует объяснения, потому что описанию «войны» Пелагеи Ивановны, в состоянии которой она находилась почти во все время ее проживания в Дивеево, посвящена половина ее жития. В самые трудные моменты в истории дивеевского монастыря — когда после смерти прп. Серафима там начались разделения и ссоры, Пелагея Ивановна крушила, ломала все на своем пути, кидалась камнями, разбивала стекла. Человеку, не верящему в невидимый духовный мир, это могло показаться проявлением «буйного помешательства», а на самом деле блаженная воевала с теми врагами, которых не увидишь обычным человеческим зрением. И ее битвы, после которых оставалась разбитая посуда, поломанная мебель, разорванная одежда, приводили к тому, что все в монастыре умиротворялись. Тех же, кого смущало такое поведение старицы, они вразумляли. И вразумленные становились ее верными почитателями. Один из них, кого она называла «духовный сыночек», — художник М. Петров оставил воспоминания о том, как помогала ему старица в его жизни. При первой же встрече она исцелила его застарелую болезнь, один раз только легонько ударив по больному месту. «Потом она начала рассказывать мне всю мою прошедшую жизнь с такими поразительными подробностями, о которых никто не знал, кроме меня, и даже рассказала содержание того письма, которое я в этот день послал в Петербург… Она вытащила меня со дна ада».[5]
Последнее признание делали многие приходившие к старице люди, в том числе ее родственники, и даже нещадно избивавший ее, ее бывший муж. Матушка на расстоянии видела, что происходит с ближними. Так келейница вспоминала, как однажды старица, схватившись за живот, стала бегать по дому, плакала и причитала: «Сергунька-то, Сергунька умирает. И как умирает — без причастия!» Приехавший потом в монастырь друг ее мужа рассказал, что именно такими были последние минуты жизни бывшего супруга старицы — он схватился за живот, бегал по комнате и кричал о том, что умирает без причастия.
«Вторым Серафимом» называли Пелагею Ивановну в Дивеево. Сам преподобный Серафим завещал ей идти в созданную им обитель, со словами: «Иди, матушка, иди немедленно в мою-то обитель, побереги моих сирот-то; многие тобой спасутся; и будешь ты свет миру».[6]
Прошло более века с того дня, как были сказаны эти слова — ныне блаженная Пелагея прославлена в лике святых, к ее святым мощам прибегают люди, в молитве прося исцеления душевных и телесных недугов — и матушка, как сама обещала когда-то, помогает всем, просящим у нее помощи. Свое старческое служение она продолжает и за гробом — утешает, исцеляет, вразумляет.
Святая блаженная мати Пелагие, моли Бога о нас!
НАША КСЕНЬЮШКА
«Всем вся была еси Ксения блаженная» — эти слова из акафистного пения напоминают нам о великом, воистину равноапостольном служении блаженной Ксении Петербургской именно в наше время. Тысячи верующих со всех концов земли притекают из года в год к маленькой часовне на Смоленском кладбище для того, чтобы отслужить молебен и панихиду — помолиться о своих родных и близких. Сотни писем получает настоятель храма — протоиерей Виктор Московский — многие из них изданы отдельными книгами, в них собраны свидетельства о благодатной помощи блаженной в различных бедах житейских.
Но мы хотим напомнить о том особом служении «Ксеньюшки», которое свойственно именно ей — молиться о скончавшихся без исповеди и приобщения Святых Христовых Таин. Дан ей этот дар (об этом тоже поется в акафисте) за то, что сама она испытала муку расставания с нераскаявшимся грешником. Муж ее, которого она, по свидетельству жития, очень любила, скоропостижно скончался на царском балу. Подвиг юродствования блаженной Ксении начался именно как подвиг принесения покаяния за трагически скончавшегося мужа. Она надела на себя его мундир и стала называться его именем «Андрей Федорович». И несла подвиг молитвы и поругания за усопшего до тех пор, пока его одежда на ней не истлела. Тогда она опять стала Ксенией.
Самое тяжкое для верующего христианина — узнать, что твой близкий умер без покаяния. Или более того, провести последние минуты у постели умирающего и так и не дождаться от него согласия на исповедь и причастие. Всем нам в таком случае утешительница — Ксения блаженная. Ей мы должны молиться, на ее могилке служить панихиды о наших усопших. Но еще и брать с нее пример: понести какой-то подвиг за наших нераскаянных родственников (подавать милостыню, творить добрые дела). И еще в утешение скажу: предание православное хранит немало примеров того, как подвиги и молитвы близких помогали умершим без покаяния грешникам. Подвижники за ближних получали уверения (во сне) об облегчении загробной участи тех, за кого они «заступались».
Аз грешная могу сказать, что и в моей жизни были такие случаи: не раз приходили ко мне во сне мои неверующие родственники и благодарили за то, что «покормила и одела их». Одежда и еда для душ усопших — это церковные молитвы и милостыня.
Бог наш — Бог милости. Для усопших покаяние за гробом уже невозможно, но мы можем им помочь, мы можем принести за них деятельное покаяние — не только сами молясь, но и подавая на «вечное поминовение» в монастыри и жертвуя на храмы Божии.
Это так утешительно.
БЛАЖЕННАЯ МАТРЕНУШКА
Непрерывная «золотая цепь святости» связывает подвижников, проходивших в разные времена одной и той же стезей добродетелей. В свое время о. Сергий Мансуров и о. Павел Флоренский составляли «генеалогические таблицы святости», прослеживая преемственность от одного преподобного к другому, через века и континенты. Но особенно эта «родственная связанность» явна среди Христа ради юродивых. На примере многих обителей (в последние времена это ярче всего проявилось в Дивеево), городов и весей мы видим, как от одного блаженного к другому передавалось это великое служение. «Все мы юродивые „Ивановичи“ — от Ивана Крестителя», — как сказал один из подвижников ХХ века. Таким образом «буйство» перед лицом падшего мира восходит к великому обличителю народных грехов, великому провидцу судеб Божиих, страдальцу и мученику — св. Иоанну Предтече. Как великий Предтеча свершал свой подвиг, как бы выпадая из «общей системы ценностей», в том числе и религиозных и общественных, так и Христа ради юродивые шли в своей жизни путем свободы от накопившихся в обществе (а порой и в Церкви) дурных привычек, пристрастий и подобострастия. И потому так любили их во все времена простые верующие люди, что чувствовали: «с ними Бог», они не говорят или пишут о Боге, а знают Его, живут Им. Особенно сильной эта жажда живого богообщения через избранников — «Божиих людей» всегда была свойственна русскому народу.
И даже в таком, казалось бы совсем нерусском городе, как Санкт-Петербург, преемственное служение юродивых его жителями наблюдается на протяжении всего существования города. После блаженной Ксении была блаженная Анна, за ней блаженный Матфей, блаженная Матренушка-босоножка, блаженная Марья Ивановна, блаженная Любушка. А сколько еще безвестных или малоизвестных подвижников хранило и хранит наш град своими подвигами и молитвами вот уже три столетия.
О блаженной Матренушке же скажем особо, потому что ждем ее прославления, недавно были обнаружены ее святые нетленные мощи, и ныне место ее погребения особо почитается петербуржцами.
Родилась Мария Петровна Мыльникова в Костромской губернии. Была замужем, как сказано в книжечке о ней, изданной в 1912 году (здесь вспоминается блаженная Пелагея Ивановна Дивеевская), брак ее был настоящим мученичеством. Но за это она впоследствии благодарила Бога, научившего ее таким образом терпению и смирению. Во время Русско-турецкой войны 1877−1878 гг. муж был призван в армию и погиб. А Матренушка добровольно отправилась на войну сестрой милосердия. И тогда же вступила на пути самоотверженного служения людям: она не только заботливо ухаживала за ранеными, но и раздавала бедным солдатам все свое жалование. Вернувшись после войны в Кострому, Матренушка продала все свое имение, раздала деньги нищим и отправилась странствовать. С тех пор она никогда не надевала обуви, зимой и летом ходила она босая. И так — 33 года… Четыре раза побывала Матренушка в Святом граде Иерусалиме, десятки раз в великих и малых монастырях российских. Теплой одежды у Матренушки не было, а что давали, раздавала, ходила же всегда в белом плате и белом хитоне, напоминая людям об ангельской чистоте. Была она тайной монахиней, об этом узналось только на погребении — в Иерусалиме она приняла схиму с именем Марии, дав обет Богу скрывать это от всех.
В Петербурге Матренушка прожила 30 лет, первые годы, как и блаженная Ксения подвизалась на Петроградской стороне, а последние 16 лет прожила у часовни Скорбящей Божией Матери, где находилась особо почитаемая в народе икона Божий Матери «Всех скорбящих Радость с грошиками». Келья Матренушки стала для множества скорбящих действительно источником радости духовной. Часто говорила она, приходящим к ней: «Ну, не больно вдавайся в горе-то! Бог все управит, а я помолюсь». Могла она прозревать духовное состояние и предсказывать судьбы людей, которых никогда не видела. Так, когда в отдаленных дальневосточных владениях России свирепствовала чума и друг отправленного для борьбы с мором генерал-губернатора Н.Л.Гондатти, спрашивал Матренушку, что с ним будет, она сказала: «Этот большой чиновник шибко хороший человек, в нем Божеской части много, есть искра Божия. Болезнь эта скоро прекратится, он будет здоров, не заразится, все будет благополучно и скоро он вернется». Так все и случилось.
Как и все великие Христа ради юродивые Матренушка имела особое попечение о Царствующем доме и о судьбах России. Известно, что бывшую в ее келье икону Успения Божией Матери она завещала после смерти своей передать Ее Высочеству Великой Княгине Елизавете Феодоровне. Что и было исполнено в 1911 году. Незадолго до своего отшествия ко Господу Матренушка сказала: «В Россиюшке-то что-то будет нехорошо, в Россиюшке-то». А потом, указывая на юг, добавила: «А царя-то, батюшку, Господь спасет, Господь спасет, Господь спасет, вот через год сами увидите». Через год, 1 сентября 1911 года, когда Матренушка уже отошла ко Господу, в присутствии Государя в Киеве был убит председатель Совета Министров П.А.Столыпин.
Особым, можно сказать пророческим было отношение Матренушки к цесаревичу Алексию. Она постоянно высказывала желание построить в честь рождения Наследника женский монастырь и указывала даже для этого место. Блаженная старица завещала перенести в этот монастырь со временем и свои останки.
Но больше всего, конечно же, помогала Матренушка простому народу. Петербургский бедный люд обращался к ней за советами и утешением в горестные минуты. По ее молитвам многие избавлялись от пагубного пьянства.
Помогала Матренушка бедным людям и материально, к ней стекались щедрые пожертвования, у себя она ничего не оставляла. Только лампадного масла по монастырям и приходским церквям она рассылала свыше 50 пудов в год.
Скончалась матушка в библейском возрасте; как и многим юродивым, не щадившим свою плоть, Господь даровал Матренушке «лета долга». В год кончины по паспорту ей значилось 92 года, а она говорила всем своим близким, что ей уже 97 лет. В газетных некрологах о ней было сказано: «Почившая предчувствовала свою близкую кончину, говоря: «Пойдет лед, с водой и я пойду». Несколько дней назад ей подарили платок. Беря его, она сказала: «Меня на смерть повязать». Скончалась Матренушка-босоножка 30 марта 1911 года. Как свидетельствует газетная хроника, на похороны ее собралось 20−25 тысяч человек. Знаменитый фотограф К. Булла делал фотографии этих подлинно народных похорон. А настоятель храма во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в напутственном слове назвал Матренушку «евангельской подвижницей». В дни, предшествовавшие революционной смуте, его слова прозвучали, как завет верующим людям: «Как чувствуется легко, когда среди разврата и суеты жизни Господь выделяет таких светильников, напоминая нам о том, чтобы мы не забывали Евангелия. Она возбуждала в народе любовь к православной Церкви, к ее пастырям. Пусть же и ее гроб будет заветом любви к православной Церкви».
Многое в нашем городе, как и в других городах и весях многострадальной России, было порушено и осквернено в годы «вавилонского пленения». Но вот могилка Матренушки и часовенка уцелели. А теперь еще это место освятилось и монашеским пребыванием — отныне это подворье мужского Зеленецкого монастыря Санкт-Петербургской епархии.
МАТУШКА МАРИЯ ГАТЧИНСКАЯ
Мои бабушки, наставники старались познакомить меня как можно с большим числом людей их круга, и не только своих сверстников, но и их детей. Детей исповедников ХХ века. Так я попала в чудесную, как будто нетронутую временем, сохранившую все черты дореволюционного быта квартиру сестер Белавских. Дочерей особо почитаемого в нашем городе священника-исповедника отца Петра Белавского. Они стали мне показывать старинные фотографии. И среди них потрясла меня одна: на одре, покрытом черным, лежит матушка, повязанная по-монашески в черный платочек. И у нее такое лицо! Глаза смотрят в небо, а губы сомкнуты болью. «Кто это?» — спросила я. «Это мученица, исповедница, блаженная матушка Мария Гатчинская». «Расскажите, пожалуйста, о ней».
По неисповедимым судьбам Божиим тяжкие страдальцы часто становятся источником утешения для других людей. Такой была монахиня Мария (Лидия Александровна Лелянова). Домик, в котором она жила в Гатчине, напоминал старческую «хибарку», где с утра до ночи собирался народ, изнемогавший под тяжестью скорбей революционной эпохи. Матери Марии, прикованной к постели, не владевшей руками и ногами, с затрудненной речью, страдающей от постоянных страшных болей, был дан от Господа великий дар утешения.
Среди приходивших к ней были люди разных званий, молодые и старые, простые и ученые. Священномученик митрополит Вениамин Петроградский написал на подаренной матушке фотографии: «Глубокочтимой страдалице матушке Марии, утешившей, среди многих скорбящих, и меня грешного».
Силу утешающей благодати Божией, действующей через простое слово мученицы Христовой дают почувствовать строки из продиктованного ею письма к отцу Петру Белавскому на Соловки (22 февраля 1931 года): «…Зачем удивляешься, что у тебя меняется настроение. Посмотри на прекрасное небо: сейчас оно чистое и голубое, но вот появляются огромные белые облака, точно белоснежные глыбы льда прикрепились к небесному своду. Вот и это меняется белыми барашками. И вдруг появляются черные тучи с медным отливом, довольно скоро они сгущаются. В природе темно, у всего живого мира делается тревожное состояние — туча давит на мозг и сжимает сердце. Но вот поднялся ветер, грянул гром и полил обильный дождь; небо прояснилось, выглянуло солнышко, воздух очистился, повеяло приятной свежестью, все оживилось и человек воспрянул духом… Не то ли самое испытываешь ты, родной, и все, и я не исключение.
Когда после пролитых горячих слез очистится наше сердце и становится легко, легко? О, как много милости у Всемогущего. Счастье и вас не оставило и на севере. Счастье в том, что вы живете среди природы. Природа — это родная мать, которая воспитывает нас, утешает и радует. Дух дышит везде, и не было ни одного дня, чтобы не вспомнили тебя…»
Когда я читала это письмо, я сама получила утешение, объяснение тяжелого душевного состояние, которое иногда нас внезапно охватывает. А то, что я узнала о дальнейшей судьбе матушки Марии, заставило устыдиться своего малодушия и неумения терпеть самых малых трудностей. Что пришлось вытерпеть ей — это уму непостижимо!
Весною 1932 года монахиня Мария была арестована. Бедную страдалицу чекисты с постели до грузовика волокли по полу и по земле за вывернутые руки. Раскачав ее многострадальное скованное тело, бросили ее в грузовик и повезли в «больницу». Там под предлогом операции матушка была подвергнута настоящей пытке, от которой она и скончалась 5 апреля 1932 года.
Похоронили матушку ее «чернички» — девушки из общинки, сложившейся вокруг нее в Гатчине, на Смоленском кладбище. Для нас это великое утешение, что могила матушки сохранилась, находится она неподалеку от часовни блаженной Ксении. Спросите на кладбище у богомольцев, и всякий вам покажет, где покоится великая страдалица.
БЛАЖЕННАЯ ЛЮБОВЬ РЯЗАНСКАЯ
Грохотала гражданская война, рушилась русская жизнь по всей стране, но верным оставалось «малое стадо», которое не могли запугать ни угрозы, ни насмешки, ни даже физическая смерть. И были среди этих «верных даже до смерти» Христу особые вожди, охранители, помощники народа — старцы и старицы. Сейчас, когда «все тайное становится явным» мы узнаем, что в каждом краю поруганной русской земли были свои праведники в это время — молитвенники, советчики, отцы и матери всех скорбящих. «Хотелось бы всех поименно назвать», — как сказала Ахматова, но все имена таких подвижников знает только Господь. Мы рассказываем о тех, чей подвиг был описан, а теперь уже и в печатных изданиях донесен до нашего поколения.
Среди этих «вошедших в анналы церковной истории» имен есть и имя рязанской блаженной Любови.
Любовь Семеновна Суханова родилась в 1860 году в небольшом городке Пронске. С детства Люба была поражена тяжелой болезнью — не могла ходить. Так продолжалось до пятнадцатилетнего возраста, а в пятнадцать лет девочка получила чудесное исцеление, которое сопровождалось благословением на подвиг юродства.
Но перед этим, как сказал священник, благословивший ее «выйти к людям юродствовать», Любушка сама себя заточила между печкой и стеной — в затвор на молитву. А через несколько лет стали рязанцы встречать на улицах города благообразную девушку в платочке и цветном сарафане, — и что ни скажет та девушка, все оправдывается, все сходится. Гостинцы, которые она получала от добрых людей, тут же раздаривала нищим и убогим.
Будущее блаженная изъясняла не словами, а как это часто бывает у юродивых Христа ради, а действием. Вырезала ножницами из бумаги фигурки или из куска ткани выкраивала. Кому дорога предстоит — лошадку даст, а то и паровозик, кому замуж идти — веночек, а к кому смерть грядет — тому и гробик. Все подавала молча, подаст — и уйдет.
Предвидела она революционную беду. Стареньким матушкам из Казанского монастыря, где она любила молиться, говорила блаженная: «Вы-то косточки свои здесь в монастыре оставите, а другие — нет». Так и получилось, всех сестер после закрытия обители большевиками раскидало по всей стране.
В начале 1917 года блаженная Любовь шумно металась по улицам Рязани с криками: «Стены иерихонские падают, стены иерихонские падают!» Не понимали тогда люди, в чем дело, а спустя несколько месяцев всем уже стало понятно, какое падение предрекала святая.
Свою кончину Любушка предсказала сама. Недели за три до смерти говорила она маленькой девочке в том семействе, где ее особо привечали: «Лизанька, я ведь скоро умру, а ты за меня Богу молись, ходи на мою могилку, песочек бери, а гроб мой обей розовым».
21 февраля 1921 года блаженная Любовь отошла ко Господу. И с той поры и до нашего времени могилка ее особо почитается в Рязани. Обидимые, гонимые, больные получали тут по молитвам к праведнице облегчение. А теперь в часовню над мощами прославленной Церковью старицы едет со всех концов земли русской верующий люд.
БЛАЖЕННАЯ МАТРОНА МОСКОВСКАЯ
В самом центре Москвы — «на Покровке» за кирпичными красными монастырскими стенами всегда многолюдно — длинная очередь стоит на улице, чтобы попасть в храм и приложиться к мощам блаженной старицы Матроны. При жизни она помогала сотням «скорбящих и обремененных», а теперь помогает тысячам. Сама же была больной от рождения.
Родилась блаженная Матрона (Матрона Дмитриевна Никонова) в 1885 году в Тульской губернии в крестьянской семье. Родилась девочка слепой. Но уже в детстве стала проявлять признаки наделенности внутренним, духовным зрением. С семи-восьми лет у Матронушки открылся дар предсказания и исцеления больных. Близкие замечали, что ей открыты даже мысли человеческие. Она чувствовала приближение опасности, предвидела общественные и стихийные бедствия. К девочке стали приходить люди из окрестных деревень, привозить больных, которых она поднимала на ноги.
В семнадцать лет к слепоте добавился у Матронушки еще один тяжелый недуг — у нее внезапно отнялись ноги. До конца дней своих она была «сидячей» — такой мы и видим ее на единственной прижизненной фотографии.
Задолго до начала народных бедствий Матронушка предсказывала: «Будут грабить, разорять храмы и всех подряд гнать». После революции еще больше, чем прежде, несчастных людей устремляется в село Себино, где жила старица. В неоднократно изданных краткой и пространной редакции жития блж. Матроны приводятся многочисленные свидетельства молитвенной помощи праведницы. «Матушка могла замолить у Бога и изменить человеку его жребий. Так жила при ней одна девочка Ниночка. Ангел во плоти. И вот в 7 лет она заболела и умерла от дифтерита. Мы страшно расстроились и плакали. Матушка сказала: «Не плачьте. У нее была бы страшно тяжелая жизнь, и она бы была великой грешницей и погубила бы свою душу. Мне жаль было Ниночку и я умолила Господа дать ей смерть…» Это случай необычный, чаще всего описываются случаи того, как, наоборот, матушка вымаливала кого-то, защищала от смерти — в лагере, на войне, от голода и холода. А сама она была всегда на грани жизни и смерти. В 1925 году ей пришлось переехать в Москву и начались странствия. Порой ей приходилось жить у людей, относившихся к ней враждебно, намеренно не помогавших ей в ее телесных нуждах. И так тридцать лет провела матушка в скитаниях по Москве, молитвенно покрывая «сердце России».
Внешне жизнь ее текла однообразно: днем — прием посетителей, ночью — молитва. Она никогда не укладывалась спать по настоящему, дремала полулежа на боку, подперевшись кулачком. Матушка предсказала будущую войну, говорила: «Много народу погибнет, но наш русский народ победит». Из Москвы не благословляла уезжать, говорила, что враг в Москву не войдет. Нескончаемым потоком шел к матушке народ в военные годы. «Матушка Матрона всю жизнь боролась за каждую приходящую к ней душу, — вспоминает Зинаида Жданова, — и одерживала победу. Она никогда не жаловалась, не сетовала на трудность своего подвига. Учила людей миру, любви, вниманию к духовному миру — постоянно повторяла: «Чаще креститесь! Крест — такой же замок, как на двери». Наставляла не забывать крестить еду. «Силою Честного и Животворящего Креста спасайтесь и защищайтесь!» О состоянии народа в дни богоборчества, закрытия храма, арестов священников матушка говорила: «Народ под гипнозом, сам не свой, страшная сила вступила в действие… Эта сила существует в воздухе, проникает везде. Раньше болота и леса были местом обитания этой силы, потому что люди ходили в храмы, носили кресты и дома были защищены образами, лампадами и освящением. Бесы пролетали мимо таких домов, а теперь бесами заселяются и люди по их неверию и отвержению от Бога»».
Во время войны много было случаев, когда она отвечала приходившим на их вопросы — жив или нет человек. Кому-то скажет: «Жив, ждите». Кому-то: «Отпевать и поминать». Жизнь потом подтверждала эти прозрения.
К матушке Матроне ездили за советом и утешением многие священники, монахи — таким она была светочем духовным. «Восьмой столп России» — так когда-то назвал Матронушку при посещении ею храма в Петербурге отце Иоанн Кронштадтский. Из уст в уста предавались ее предсказания, предупреждения. Одно из них особенно знаменательно. Автор этих строк услышала их на могилке старицы в конце 1980-х годов, и вы, прочитав его, поймете, почему оно так потрясло тогда (да и сейчас потрясает): «После войны уберут Сталина, потом после него правители будут один хуже другого. Растащат Россию, «Товарищи» после войны поездят по заграницам, разложатся и зубы «сломают». Некоторые увидят там другое и поймут, что хорошо, что плохо, что дальше уже жить по-прежнему — гибель. И появится в то время Михаил. Захочет он помочь, все изменить, перевернуть, но если бы он знал, что ничего он не изменит… И что поплатится… Начнутся смуты, распри, пойдут одна партия на другую. Будут ходить по домам спрашивать: «За кого?..» Вздохнете на малое время… Все будет, и молебен на Красной площади, и панихиды по убиенном Помазаннике Божием и его семье… Потом придут прежние, и будет хуже, чем было! Как мне вас всех жаль. Жизнь будет все хуже и хуже, тяжкая. Придет время, когда пред вами положат крест и хлеб и скажут: «Выбирайте!» Мы выберем крест. — «Матушка, — спрашивали те, кто слышал все эти слова, — а как же тогда жить можно будет?» Она: «А мы помолимся, возьмем земельки, скатаем шарики, помолимся Богу, съедим и сыты будем!»»
2 мая 1952 года блаженная старица Матрона отошла ко Господу. 8 марта 1998 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II на Даниловском кладбище в Москве были обретены честные мощи великой подвижницы ХХ столетия. В мае 1998 года мощи старицы были торжественно перенесены в Покровский монастырь, что у Абельмановской заставы, где и покоятся ныне.
Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!
БАБУШКА МАРИЯ
Блаженных, Христа ради юродивых, у нас называют либо по имени («Любушка», «Матронушка», «Гаврюша»), либо по имени отчеству («Ксения Петровна», «Пелагия Ивановна», «Иван Петрович»), а вот нашу подвижницу петербургскую, покрывавшую город своими молитвами на протяжении полувека, называли нетрадиционно — «бабушка Мария».
Прихожане Никольского собора (где она жила в последние годы в пономарке), многие верующие, приезжавшие к ней за советом с разных концов города и издалече, называли ее даже просто «бабулей», не прибавляя имени.
А была она схимонахиней Марией и великой старицей.
Молодой девушкой, только что окончившей фельдшерские курсы в Москве, Мария Павловна Маковкина поехала к знаменитому на всю Россию «утешительному старцу» — Варнаве в Гефсиманский скит близ Троице-Сергиевой Лавры. Эта поездка предопределила всю ее жизнь. Келейник старца специально вышел из домика для того, чтобы из многочисленного люда пригласить именно ее, стоящую в очереди последней.
Два часа продолжалась беседа с прозорливым старцем, за время которой, по рассказам матушки Марии, была предсказана вся ее жизнь, — все исполнилось именно таким образом, как открыл ей отец Варнава.
По его благословению она начала работу в Санкт-Петербурге в Императорском госпитале, где во время войны близко соприкасалась с Великими Княжнами и Государыней Императрицей Александрой Федоровной. Любовь и почтение к Царственным Мученикам она сохраняла до конца своих дней, хотя и не любила об этом говорить. И вообще она была молчалива, сокровенна.
Первые десятилетия после революции ее дарования скрывались за врачеванием физических недугов людей. Потом Мария Павловна ушла на пенсию, какое-то время просто была ревностной прихожанкой Никольского собора. Но люди стали замечать ее удивительную мудрость и прозорливость. Во время блокады под сводами Никольского собора ее сомолитвенником в ночных бдениях стал митрополит Ленинградский Алексий (Симанский). Став Патриархом, он не раз посылал к матушке Марии «связных» — советовался с ней по важным вопросам церковной политики.
Все это мне рассказала Клавдия Петровна Петруненкова, которая и была такой «связной» долгие годы. Она же сказала, что в Печерах однажды услышала от одного из вернувшихся в Россию валаамских старцев: «Мать Мария — это столп, на котором держится весь город и все вокруг».
По молитвам «бабушки Марии» люди спасались от преследований, от смерти, от тяжелых недугов и житейских ошибок. Особо напряженной была ее молитва — по свидетельству Клавдии Петровны — после кончины Святейшего Патриарха Алексия I. Она отказалась от пищи и молитва ее была непрерывной дни и ночи. Это было настоящее столпничество. После избрания святейшего патрираха Пимена, она облегченно вздохнула и сказала знаменательные слова: «Слава Богу, верующего выбрали. Он верующий». Да, времена были такие, что у кормила Церкви, происками властей, вполне мог встать и неверующий человек!
Десять лет прожила матушка Мария при Никольском соборе. Многие священники нашего города, которые в то время служили в соборе, вспоминают, сколько полезных советов она им дала, как она молилась, как принимала и утешала людей.
Похороны схимонахини Марии (скончалась в 1971 году 87 лет от роду) были «Торжеством Православия» — тысячи людей пришли поклониться праху своей заступницы и просить ее предстательства за них на небесах.
Похоронена схимонахиня Мария на Шуваловском кладбище, неподалеку от храма св. блгв. князя Александра Невского вместе со своей сестрой схимонахиней Марфой.
Перед смертью матушка Мария передала свое старческое служение блаженной Любушке, о которой мы тоже рассказываем в этой книге.
ЛЮБУШКА
«Странница Любовь» или «старица Любовь» — так пишут ее имя теперь в поминальных записках, а при жизни мы все называли ее просто Любушка. Собрано, написано и опубликовано ныне ее жизнеописание, но все равно — тайна святости остается тайной. Как в советское время слабая и одинокая женщина смогла стать воистину «столпом Православия» — той, вокруг которой спасались тысячи? Как стала она незаменимой советчицей не только для простых людей, но и для иерархов? Почему кончина ее была такой мучительной и столько несправедливости перенесла она в конце жизни? Эти вопросы, думается, на земле так и останутся без ответа.
Для меня же лично, как и для тысяч людей, приезжавших к ней в Сусанино, навсегда в памяти останется свет, лившийся из ее глаз. Когда я взглянула в ее глаза в первый раз, слезы сами полились — из ее земных очей смотрело Небо. От нее проистекала любовь, смирение, сострадание. Не нужно было никаких рассказов о ее прозорливости и других духовных дарах, нужно было только увидеть ее согбенную фигурку, убогую одежду, мешки с хлебом и эти глаза, чтобы почувствовать — да, это святость. Вот что такое — святой человек. И за что нам такой дар — встреча с настоящей святостью?
Блаженная Любушка родилась 17 сентября 1912 года в крестьянской семье Лазаревых близ Сухиничей, то есть недалеко от Оптиной пустыни. Пяти лет Любушка осиротела — умерла ее мать, а скоро и отца «забрали». Был он церковным старостой и, можно сказать, принял смерть за веру.
Любушка была очень красивой девушкой, ее окружало множество женихов, тетушка, которая взяла сирот на воспитание, хотела выдать ее замуж. Но будущая старица не приняла такой судьбы и уехала в Ленинград к брату. Поступила работать на «Красный треугольник» калошницей — во вредный цех. Вскоре заболела туберкулезом, пришлось перейти на должность кастелянши на склад. Здесь ее стали принуждать обманывать, делать приписки. Осталась без работы, возникли проблемы с братом…
И началась жизнь странническая. Без прописки, без дома — и это в 50-е годы, когда за малейшее нарушение паспортного режима грозила тюрьма. Ночевала, где придется, часто в лесу, под открытым небом. Странница обошла многие святые места России, была даже у отшельников гор Кавказских. Но всегда, на всех путях странствий возвращалась она в Вырицу — к старцу Серафиму (сначала к живому, потом — на могилку).
Благословение на подвиг юродства Христа ради Любушка получила от блаженной старицы Марии, жившей в Никольском соборе. Предвидя свою кончину, блаженная Мария передала свое служение Любушке, сказав при этом: «она великая». Так странница поселилась сначала в Вырице, а потом, когда семья ее хозяйки — Лукии Ивановны переехала в дом в Сусанино, она перебралась туда вместе с ними. Так наименование Сусанино стало для людей с разных концов земли так же значимо, как название святых мест.
Мне приходилось приезжать к Любушке часто, привозить паломников, иногда иностранцев. За что она дала мне прозвище — «переводчица». Но вот прошло время, и теперь я понимаю, что это было прозорливым наименованием моего труда вообще — вот уже 20 лет мне приходится (и устно — на лекциях и экскурсиях, и письменно — в статьях и книгах) пересказывать мысли, слова, рассказывать о подвигах святых, то есть по сути дела быть как бы переводчицей — с высокого языка переводить на разговорный, доступный большинству (и мне самой). Особенно памятной поездкой к Любушке было сопровождение протоигумена Горы Афонской в 1992 году. При встрече и прощании батюшка просил записать его имя для молитвенной памяти и дважды услышал потрясший его ответ: «Не надо писать. Я знаю отца Афанасия». Это «знаю» было произнесено с тем выражением, с каким она не раз говорила об отдаленных от нее не только расстоянием, но и временем молитвенниках. Так она беседовала со святыми на иконах в Сусанинском храме Казанской Божией Матери и дома в своем «святом уголке». Родителям одного больного мальчика, посылая их в монастырь на Карповку, она сказала: «Забери из больницы и иди к отцу Иоанну, мы с ним вместе молиться будем».
Матушка видела все духовным взором. Недаром она спрашивала у приходящих к ней: «А где ты живешь? А в каком районе? А на какой улице?» И было ощущение, что она видит все обстоятельства жизни человека, видит место, где он живет. Так я была свидетельницей удивительного устроения судьбы человека Любушкой. Моя подруга О. поехала к Любушке по просьбе сестры, которая собиралась продавать квартиру в Москве и эмигрировать в Америку. О. должна была спросить Любушку, нужно ли ей это делать? Услышала привычное: «А ты где живешь?» А потом потрясшие ее слова: «Ей в Америку не надо, тебе надо. Тебе там будет хорошо». На следующий день О. играла в своем оркестре концерт вместе с приехавшими на гастроли американцами, старик-импрессарио (выходец из России) после концерта подошел к О.: «Я хочу вас пригласить на стажировку в Америку. Я вышлю Вам приглашение и билет». Она отнеслась к этим словам как к проявлению мимолетных эмоций. Но буквально через неделю или через две ей позвонили и сообщили, что привезли приглашение и билет до Нью-Йорка. О. опять поехала к Любушке и опять услышала: «Поезжай в Америку. Тебе там будет хорошо. Только отслужи молебен святителю Николаю в Никольском соборе». О. исполнила наставление и, когда пришла в американское консульство, все прошло «как по маслу»: ей дали визу сразу на полгода. В то время как другие одинокие женщины вообще получали «от ворот поворот». Я, конечно, не могу тут до конца рассказывать об обстоятельствах О-й жизни, но спасти ее, духовно спасти, могло только бегство из города. В Америке же все сложилось как ни у кого — она поселилась в городе Наяке, где живут исключительно русские эмигранты — преимущественно первой волны. А приютило ее семейство Волконских. И стала она петь в церковном хоре — по сути дела вернулась в оставленную ею в России Церковь. А потом устроилась на работу по специальности, что тоже крайняя редкость для эмигрантов. И счастливо вышла замуж.
Вместе с О. мы однажды присутствовали при Любушкиной молитве дома, — когда О. ждала ответа на вопрос о ее судьбе. Это было умилительно и страшно. Она брала принесенный ей хлеб, откусывала от него кусочки и, плача, по-детски простыми словами молилась о приносящих. Потом остатки этого хлеба она брала с собой к Сусанинскому храму и кормила им птиц. Молитвы эти она совершала не только днем, но, по свидетельству живших с ней, и ночью, не позволяя себе не только прилечь, но и присесть. Можно сказать — это был подвиг столпничества, который Любушка творила долгие годы, после того как перестала странствовать.
Наряду с особым заступничеством старицы можно говорить и о сокровенном знании ею грозных судеб Божиих. Она немало говорила об испытаниях, которые ждут петербуржцев. А накануне трагедии в Оптиной пустыни, когда один из братий монастыря, постоянно получавший письма с угрозами о расправе, спросил ее, что его ждет, то услышал в ответ: «Убьют, но только не тебя».
Матушке были открыты изменения воли Божией. Так она могла на протяжении нескольких лет говорить: «Как хорошо, что у тебя нет детей. Время такое сейчас — в вере воспитать ребенка очень трудно». Но, услышав об ожидании ребенка, захлопала в ладоши и воскликнула: «Слава Богу! Слава Богу! Он будет хороший!» Определив тем самым и пол будущего ребенка. Вообще такое детское определение из уст Любушки приходилось слышать не раз: «Отец Иннокентий хороший. Владыка хороший. Матушка хорошая. Там хорошо». Но приходилось слышать и обличения.
В домике часто собиралось много народа, дальние оставались ночевать. При этом у человека не спрашивали никаких свидетельств о благонадежности — матушка все прозревала. Однажды в потоке обычного многолюдства приехали две женщины, вошли в избушку, и тут же услышали: «А вы из Большого дома?» (Так у нас в Питере называли КГБ). Вместо ответа одна другой в потрясении сказала: «Она — святая».
Разговаривая с человеком, Любушка часто «писала по руке» — водила пальчиком по ладошке и, как бы считывая то, что там написано, отвечала — иногда понятными словами, иногда загадочно, а часто — видимо зная, что человек все равно не выполнит сказанное: «Как хотите. Делайте, как хотите». Так она отвечала и хоть раз «проколовшимся» — тем, кто не исполнял ее благословения и опять приходил за советом.
Ее благословение обычно соединялось с указанием на того святого, которому надо особенно молиться, отслужить молебен, прочитать акафист, — чтобы исполнилось просимое. Любушка говорила о том, что надо почаще ставить свечи, говорила об этом, как об очень важном деле. Да и вообще людям, которые приходили к ней с запутанными семейными или служебными проблемами, советовала всегда просто: «Читайте молитвы дома. Учите детей молиться». И на самом деле, в жизни этих людей не хватало основы, все остальные проблемы были только «приложением».
Коротко, мало я рассказала о блаженной старице, потому что ограничилась только личными воспоминаниями или тем, что мне рассказывала ее «сокелейница» — матушка Лукия. Но дело не в словах, а в силе духовной, которая до сих пор изливается на душу при поминании дорогого имени странницы Любови.
БЛАЖЕННАЯ АЛИПИЯ
В средине 80-х годов две киевлянки услышали от старца Троице-Сергиевой Лавры: «Зачем вы приехали ко мне, когда у вас в Голосееве, в Киеве, пламенеет такой столп!» Матушка Алипия принадлежит к подвижникам благочестия скорбного периода в истории нашего отечества, когда глубина подвига верных заключалась в сердце их. Она в молчании несла свой крест, но то, что нужно нам знать о ее многотрудной жизни, о ее подвигах, она открыла. Сколько подвигов несла она: подвиг молитвы — с детства читала Псалтирь, до глубокой старости знала почти все псалмы наизусть; подвиг странничества — пешком прошла многие святые места; подвиг исповедничества — 10 лет тюремного заключения за веру православную; подвиг столпничества — жила в дупле дерева; и, как венец — подвиг юродства во Христе. Дух Божий созидал в ней нового человека, и он утверждался великими дарованиями: у матушки был дар прозрения чужих мыслей, дар откровения о происходившем вдали и о будущем, дар исцеления.
Матушка Алипия была уроженкой Мордовии, родители ее — Тихон и Васса Авдеевы. В Святом Крещении наречена она была Агафией.
В семь лет осталась круглой сиротой. Такая кроха, а сама по родителям Псалтирь читала. С этих пор началась ее странническая доля. В грохоте века сего расслышала она тихий голос: «Иди дорогами земными к Небесному пути». Многие святыни посетила тогда странница Агафия, многих угодников Божиих повидала. А особенно полюбила святыни киевские — великую Лавру, третий удел Божией Матери на земле. Лютые гонения обрушились в это время на нашу землю. «Хлебной житницей и житницей священномучеников» названа Украина в «Акафисте мученикам Российским». На юге, «под Одессами», как говорила мать Алипия, пришлось пострадать и ей. Ее бросили в камеру к уголовникам. Она сказала им: «Не подходите!» — и стала горячо молиться. И никто не посмел к ней приблизиться. Охранник прильнул к глазку и замер: стоит арестантка, крестится, а над головой у нее ореол.
В застенках томилось много священников. Их брали на мученье без возврата. Осталось трое: старик-протоиерей, его сын и Агафия. «Утром нас не будет в живых, отслужим о себе панихиду». — «И обо мне», — попросила матушка. «Ты уйдешь», — утешил священник.
В той тюрьме существовала пытка под названием «машинка». Жертву вводили в комнату с двумя дверями. Одна вела на волю, другая в подвал, предстояло правильно выбрать.
Неизвестно, одолела ли матушка испытание, толкнула ли счастливую дверь, но очутилась она на свободе. «Разрешителем от уз» матушка почитала апостола Петра и особо почитала его всю жизнь.
Незадолго до Великой Отечественной войны пришла странница Агафия в богоспасаемый град Киев. Сказывают, что во время оккупации она многих людей из концлагеря вывела. Маленькая, незаметная, могла она проникнуть туда, кому другому вход был бы закрыт, да, видимо, и сам апостол Петр помогал ей проникать в темницы и спасать людей.
Во время войны Печерскую святыню вернули Русской Православной Церкви, и архимандрит Кронид облек рабу Божию Агафию в малую схиму с именем Алипия в честь первого русского иконописца. Она всю жизнь сохраняла приверженность отцам Печерским: «Я — лаврская монахиня».
Духовный отец благословил матушку подвизаться в дупле дерева по примеру древних подвижников. У подошвы ближних пещер стоял гигантский дуб, в котором отныне поселилась матушка Алипия. Претерпевая в древесной пещерке голод и холод ради Христа, протянула она живую ниточку к Святой Руси. Ничего своего она не имела. Приходил отец Кронид, приносил сухарей в мантии. Высыплет у дупла и уйдет — строгий был, поблажек не давал. Если трудно, благословлял читать сорок раз «Живый в помощи».
«Как засыплет снегом — холодно, зуб на зуб не попадает, — вспоминает матушка. — Пойдешь к монахам, какой даст хлебца, а какой и выгонит». В сильные морозы ее пускал в сенцы схиигумен Агапит. «Согрелась? Теперь спасайся иди», — и она уходила. Когда архимандрит Кронид почил о Господе, схимонах Дамиан благословил матушку переселиться поближе к людям.
Мать Алипия поселилась в земляной пещерке, жила на подаяние. И вот опять ее забрали в тюрьму — за отказ работать на Пасху. Памятью об этом узилище остался беззубый рот и согбенная спина. Выпустили матушку, когда уже разогнали твердыню Печерскую. Мать Алипия поселились на Демеевке (в тихом районе Киева, где была незакрытая церковь Воздвижения Креста Господня). Мальчишки дразнили ее, швыряли камнями, она же все терпела и молилась. А потом по благословению свыше перебралась в Голосеевский лес. Располагается он на окраине Киева, устроены были здесь лаврские скиты — пустыньки. Эти места освящены именами старца-девицы Досифея, благословившего на монашество преподобного Серафима, блаженных Паисия и Феофила. Здесь подвизался утешительный старец иеромонах Алексий (Шепелев), а также иеросхимонах Парфений Киевский. Поселилась матушка в заброшенном полуразрушенном домике и жила там до самой смерти, не имея ни прописки, ни паспорта. Милиция неоднократно пыталась «разобраться» с матушкой, но Господь хранил ее, и выселить ее из Голосеева не удалось.
В это время матушка Алипия вышла на служение людям в подвиге юродства. Ходила она в плюшевой кофточке, в детском капоре или в шапке-ушанке, на спине таскала мешок с песком, а на груди — большую связку ключей: грехи духовных чад, которые матушка брала на себя, вешая в знак этого новый ключик.
Матушка спасала свой город, молитвенно ограждала его от пагубы, обходила, как крестный ход совершала. Перед Чернобыльским взрывом она несколько дней кричала: «Отец, не надо огонь. Отец, зачем огонь? Тушите ради животных, ради малых детей». Поливала водичкой: «Девки, земля горит». Падала на запад солнца и молилась: «Матерь Божия, избавь нас от газа».
Не она ли была тем праведником, ради которого Господь уберег Киев от радиационного облака, определив ему иное направление? Незадолго до чернобыльской катастрофы матушка Алипия стала предлагать к столу кагор с пепси-колой. Знаменитые голосеевские застолья (на улице стояли дощатые столы, ежедневно собиравшие по десять-пятнадцать человек) стали как бы защитой от разлитой в воздухе пагубы. Все угощенье у голосеевской подвижницы было намоленное. Для старицы было важно, кто принес кушанье, чьи руки прикасались к пище, через чье сердце прошло приношение. Принимала она не у всех. «Вам надо подровняться духом», — бывало, скажет матушка, опустится на коленочки, пропоет свои сильным голосом «Верую», «Отче наш», «Помилуй мя, Боже». Прекрестит стол: «Кушайте», а сама ложится на скамейку, отдыхает. Порции благословляла огромные, и все надо было непременно съесть. «Сколько осилишь, настолько я смогу тебе помочь», — и люди с тяжелейшими болезнями исцелялись у ее стола.
Всех принимала матушка: блудников, лжецов, разбойников, только лукавых обличала, лукавства не переносила. Она схватывала даже тень мысли. Рассказывала мне одна женщина. Шла она к матушке с «мужем-подвижником» с мыслью: спросить у матушки, не отпустить ли его в монастырь, тем паче, что детей у них не было. Не смогла она при людях задать этот вопрос, но все время о нем думала. И вот стали уходить, и каждого матушка спрашивает его имя. Вот и муж ее подходит и называет имя свое: «Сергий». А матушка его поправила: «Не Сергий ты, а Сергей». Так та женщина получила ответ на не заданный ею вопрос.
Еще один рассказ вспоминаю: приехала к матушке жена священника, которая всю жизнь и еще до замужества мечтала о монастыре, теперь, когда все ее дети выросли (и трое из них уже стали священниками), мысли о монастыре к ней опять вернулись. И вот она поехала в Киев, чтобы спросить об этом матушку Алипию. Когда они с дочерью пришли в Голосеевскую пустыньку и вошли во двор, они увидели во дворе домика дремлющую матушку Алипию. Стали дожидаться, когда она проснется. Долго ждали, решили уже уходить, и вот, когда они уже подошли к воротам, старица вдруг вскочила, преградила путь своим гостям, а перед той, которая выбирала для себя новый путь жизни, опустила длинную жердь на ворота — это был безмолвный ответ на ее вопрошание: нет ей пути в монастырь. Хотя столько людей получили от матушки Алипии благословение на монашество, а сестры Флоровского монастыря по очереди проводили у нее в хибарке целые дни, и матушка называла их «родственнички».
В это время подвизался тогда в Лавре и отец Роман (Матюшин) — всеми любимый батюшка, чьи покаянные песнопения мы слушали, затаив дыханье. Матушка же, встречая дорогого гостя у себя в пустыньке, называла его «дважды Ангел». Монах — это ангельский чин, а поющий монах — исполняет ангельское служение пения у Престола Всевышнего. Но враг рода человеческого восстает на тех, кто особенно ревностно служит Богу, и через людей досаждает им. Отцу Роману матушка Алипия предсказала: «Выпьешь чашу и снова будешь на приходе». Так и вышло: испив свою чашу горечи, он опять уехал в Псковскую область. Именно иеромонах Роман отслужил над гробом матушки первую литию об упокоении ее новопреставленной души.
Чаще всего люди и не подозревали, что их облегчение ношей ложится на матушку. Обнимет, поцелует, — казалось бы, благословляет, а она их хворь на себя берет. «Думаете, я мазь варю? Сама за вас распинаюсь», — призналась как-то она. Одной больной дала выпить кагор во исцеление души и тела и, пока та пила, упала без чувств.
Предсказания матушка давала в притчах, в юродивых поступках, а иногда и явно, просто, без иносказаний — как кому спасительнее. Как-то в разгар застолья послала одну монахиню в овраг со свечкой читать Псалтирь. Потом обнаружилось: в тот самый час ее брата чуть не убили. Пришла за советом монахиня, до того подвизавшаяся в Горненской обители, возвращаться ли обратно? «Ты здесь выше будешь», — не благословила матушка. Сейчас она настоятельница одного из старинных русских монастырей. Раба Божия Ольга, врач-психиатр, впервые попала к матушке. Хозяйка указала ей, где сесть, сама вышла. Вдруг на Ольгу закричали: «Как она смеет?». Оказывается, села на матушкино место. Испугалась, встала. Вернувшись со двора, матушка Алипия строго сказала: «Почему стоишь, садись, где тебе сказано». Все поняли, что такова матушкина воля. Сейчас сия раба Божия подвизается в Иерусалиме, в Горненской обители. Одна женщина-певчая пришла к матушке со своим женихом, и все время, пока они сидели за столом, матушка указывала на них рукой и приговаривала: «А девочка мальчика отпевает, а девочка мальчика отпевает». В скором временем он утонул у нее на глазах, и она действительно пела по нему панихиду.
Однажды с матушки снялся как бы покров, и она стала другая, не юродивая — сосредоточенный, печальный человек. «Духовник — это страшно, — открылась матушка. — За него надо молиться, чтобы Господь подавал ему помощь в борьбе с воюющими против него бесами и ограждал от всякого зла, ведь грехи отца ложатся на чадо. С ним надо строить духовный фундамент общения. По вере чада Господь открывает духовнику Свою волю о нем…»
Как и многих блаженных, матушку Алипию окружали животные, с которыми она разговаривала, которых жалела. Матушкины котики и цыплята все были какие-то хворые, заморенные, хилые, — с гнойничками, с сухими лапками. «Почему звери у вас такие больные?» — однажды спросили матушку. — «Люди блудно живут, кровосмешение делают, все отражается на тварях земных».
Незадолго до кончины у матушки Алипии появилось двенадцать котят. Слепые, лежали они в коробочке, потом стали подрастать, уходили по одному. Матушка каждый раз радовалась: «Ушел, ушел!» Наконец сказала: «Почти все на свободе». Остался последний, самый сильный, больше всех к матушке льнувший. После кончины старицы он возлег ей на грудь, вытянулся и умер.
За год до смерти матушка Алипия стала жить по одной ей известному счислению. Она называла этот календарь Иерусалимским. «Государства по деньгам различаться будут. Это будет не война, а казнь народов за их гнилое состояние, — пророчествовала старица. — Своих людей Господь до смерти не допустит, верных будет держать на одной просфоре». В это время (за год до кончины) матушка объявила: «Все, девки, ухожу от вас». Те в слезы. Матушка собрала на стол, благословила: «Ешьте». Пересчитала присутствующих — оказалось двенадцать. «Достойно», — с удовольствием сказала старица.
Незадолго до смерти матушка Алипия поставила свечу в банку с рисом, выдвинула в прихожую. Инокиня Марина вошла — в темноте свечка мерцает, никогда такого не было. «Лампочка перегорела», — отговорилась матушка и благословила: «Читай Псалтирь за мать». — «Что с ней?». Старица не ответила. Это о себе она говорила. «Оставляю вас сиротами, другие будут утешать, но матери уж не будет у вас», — говорила она сестрам перед концом.
В воскресенье 30 октября 1988 года в Голосеевском доме было особенно много народу. Матушка посылала приходивших на могилку ныне прославленного во святых отца Алексия (Шепелева): «Идите, поклонитесь, там священник служит». Не сам ли старец-утешитель Голосеевский давал ей напутствие на исход души?
После трапезы матушка прилегла. Все разошлись, осталась одна супружеская пара убирать со стола. Рабе Божией Марине матушка протянула свечку с наказом поставить завтра к иконе «Всех святых»: «Только до утра не зажигай». Хлеб и мед велела положить на панихидный столик. «Ну все, больше не приходи». Та думала — сегодня, оказалось — никогда…
На крылечко в этот момент вбежала запоздавшая инокиня Марина, ныне монахиня Сергия. За несколько дней матушка ее предупредила: «В воскресенье на вечерню не ходи». С посещением служб в монастыре строго, но ослушаться старицу не посмела.
Матушка Алипия лежала на досочке. Обрадовалась, увидев Марину: «Махай мне платочком, я умираю!» Та подумала: иносказание. «Читай Псалтирь». Когда Марина дошла до слов: «Царь мой и Бог мой», матушка сказала: «Довольно». На прощанье благословила Марину — непривычно значительное благословение преподала. А потом мужчина и женщина, что со стола убирали, посмотрели, а матушка бездыханная лежит с лицом, сиящим славой Небесной. Господь воззвал Свою угодницу из юдоли в радость нескончаемую. Тихою была ее смерть, мирной и непостыдною. Супруги сели в машину, доехали до телефона-автомата. Когда вернулись, у матушки на груди мертвый котенок вытянулся, тот самый, последний из двенадцати, тепленький, неостывший.
В год тысячелетия Крещения Руси, 1988-й, отошла ко Господу блаженная старица схимонахиня Алипия. Как-то она обронила, что хоронить ее будет Флоровский монастырь. Так оно и вышло. После первых литий, панихид повезли в обитель, где соборно отпели в храме. Погребение состоялось 2 ноября. «Как первый снег пойдет, так меня и похороните». И, действительно, в тот день закружились первые снежинки. По благословению настоятельницы Флоровского монастыря игумении Антонии многотрудное тело 90-летней старицы Алипии погребли на Флоровском участке Лесного кладбища.
После смерти матушки домик ее в Голосеевском лесу снесли, но на его месте появился дивный чудотворный источник. Враги матушки засыпали этот источник полностью и забили кол, так, что и вытащить нельзя. Монахини Флоровского монастыря пытались вытащить кол, но, увы, ничего не получалось. И вдруг однажды рванул фонтан на три метра ввысь. Так матушка Алипия и после своей кончины удостоверила верных своих чад, что обрела она благоволение у Господа, и «реки воды живой» изливаются по молитвам к ней.
В мае 1993 года в Голосеевской пустыни начала возрождаться монашеская жизнь. Ныне монастырь населяют уже 30 человек. Восстанавливается храм в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» — теперь можно будет помолиться в храме на месте подвигов блаженной матушки Алипии.
СХИМОНАХИНЯ СЕПФОРА
В Откровении Иоанна Богослова о праведниках в белых одеждах сказано: «Это те, кто пришли от великой скорби». Старцы, старицы ХХ столетия — люди, получившие особые духовные дарования от Господа, — все пришли от великой скорби.
Матушка схимонахиня Сепфора приняла постриг уже в возрасте 74 лет, а дожила до 101 года. И была наставницей, утешительницей молодых иноков вновь возрождающихся монастырей, прежде всего Оптиной пустыни. Но дарования духовные, которыми она привлекала к себе в последнее десятилетие жизни, были получены не только в годы монашеского жития, но как результат всей многоскорбной жизни матушки.
Родилась будущая старица 19 марта 1896 года в Тамбовской губернии в крестьянской семье. С детства вместе с родителями Даша Сенякина (мирское имя матушки) много паломничала по святым местам и мечтала принять монашеский постриг. Но родительница (отец рано умер) благословила ее на брак, и она не могла ослушаться. Четверо деток Бог дал матушке и много внуков. А еще много скорбей. Брата убили безбожники, свекра сослали на Соловки. Однажды среди бела дня ворвались в дом представители новой власти и стали описывать имущество. Потом погрузили все на телегу, забрали кормилицу-корову, Дарию выгнали из дома вместе с детьми, а сруб раскатали на бревна. Семья осталась без крова. Односельчане, боясь такой же расправы за сочувствие «кулакам», не принимали бедную мать с детишками, пошла она странствовать и только через некоторое время обрела дом по месту новой работы мужа в Тульской губернии.
Матушка растила детей, управлялась по дому, но еще успевала и паломничать к святыням и много молиться. Когда дети подросли и обзавелись своими семьями, матушка приняла постриг. И в 74 года взяла на себя молитвенные подвиги, которые и молодому-то и здоровому человеку не под силу бывают. Всю ночь она молилась, в течение дня читала Иисусову молитву (500 раз) и «Богородице Дево, радуйся» (150 раз), а так же молитву Господню — «Отче наш» (40 раз). Молясь, матушка и трудилась: шила, стряпала, убирала свою келейку. В это время она стала уже совсем плохо видеть, а скоро и совсем ослепла. Но вот какое в это время произошло с ней чудо: зажигая лампадку, она не видя нечаянно уронила горящую свечу, вмиг загорелась оконная штора, от нее огонь перешел на красный угол с иконами. Матушка почувствовала сильный дым и жар, взяла со столика маленькую чашечку с крещенской водой и с молитвой кисточкой от четок стала окроплять разгоравшееся пламя (в ту сторону, откуда шел жар) — и огонь внезапно погас. Лишь не догоревшие до конца шторы указали родственникам матушки, когда они пришли домой, на то, какая беда могла произойти в доме.
Читаешь маленькую книжечку с жизнеописанием матушки Сепфоры, и такой мир сходит на душу — как все просто и свято, даже в мелочах. Вот пример.
В келии старицы стоял небольшой ящик. В нем всегда что-либо хранилось для утешения скорбящих посетителей. Матушке часто привозили какие-нибудь сладости: пряники, пироги, конфеты. Она называла их шутливым словом «пустячки». Некоторые думали, что матушка очень любит сладости. А она тайком резала все угощения на мелкие кусочки и сушила в чугунке, как сухари. Съест унывающий такой сухарик — и уныния как не бывало.
«Если нападет на тебя уныние, — говорила старица, — то встань пред Господом и говори: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Утверди сердце мое, Господи, по Тебе горети». Проси Господа так, и уныние отойдет от тебя. Пропой несколько раз тропарь «Христос Воскресе» и порадуйся. Богу надобно служить в радости. Вот пророк Давид поет: «Работайте Господу в веселии, ходите пред ним в радости» (ср.: Пс. 99:2).
Бывает и такое, что у человека вера ослабевает и происходит охлаждение ко всему. Но причиной этому своя воля. Необходимо, просто необходимо иметь духовного отца. По его молитвам и через Таинство исповеди охлаждение проходит, и снова сердце начинает гореть в молитве к Богу. Но должно вопрошать одного, а не многих, а то враг через это запутывает». Все слова матушки дышат святой простотой, небесной ясностью, а между тем за ними скрывались великие дарования — души приходивших к ней видела матушка духовными очами (хотя телесные очи ее уже были слепы), видела тайные недуги и искусно врачевала их своим простым словом. Но главное — тайной молитвой за человека. Матушка воистину была в духе оптинских старцев, потому так и тянулись к ней молодые оптинцы. Придут с тяготой духовной, с вопросами, услышат в ответ вроде бы немудренные слова: «Не смущайся, радость моя. Молись да трудись и на Господа положись. Придет отрада, управит все как надо», — и уйдет человек успокоенный, будто и не было у него никаких проблем.
Как-то матушку спросили: «Как тебе удается знать, что у нас в мыслях и что будет потом?» На это она ответила: «Я неграмотная и не знаю ничего, а когда говорю вам, то не думаю, что говорить, а предаюсь воле Божией, и всевидящий Господь Сам кому нужно, то и дает сказать». Так смиренно думали о себе все старцы и старицы: я — только немощный сосуд, пластилин в руке Божией, делай Ты, Господи, со мной, что хочешь.
30 апреля 1997 года отлетела ко Господу праведная душа матушки Сепфоры. Сепфора — в переводе с греческого значит птичка.
Перед смертью матушка говорила: «Как есть родство земное, так есть и небесное родство, и последнее выше, так как оно всегда чисто. И если Господь даровал близкого по духу человека, то надобно благодарить Его за эту великую милость. Я молюсь за всех вас, радость моя и, если Господь сподобит, то и там буду молиться».
Похоронена схимонахиня Сепфора в скиту Клыково, где она жила в последние годы — неподалеку от Оптиной пустыни.
http://rusk.ru/st.php?idar=103344
Страницы: | 1 | 2 | Следующая >> |
