Записки военного китаиста в бессонную пекинскую ночь

Май 2005 года

Прокатившиеся не так давно по китайским городам и весям антияпонские погромы — посольство Японии в КНР, генеральное консульство, представительства фирм «страны восходящего солнца» и рестораны японской кухни, автомашины японского производства, в том числе принадлежащие и дипломатам третьих стран, не имеющих к Японии никакого отношения, дома проживания японских дипломатов и специалистов, труждающихся в Китае, — все подвергалось организованному поруганию. Методика, широко применяемая в годы «великой культурной революции» «великим кормчим» товарищем Мао Цзэдуном, вновь была извлечена из нафталиновых глубин современными руководителями Поднебесной, сформировавшими свое мировоззрение именно в достопамятное «десятилетие беспорядков», как стыдливо теперь именуется в китайских СМИ пресловутая «великая культурная революция», стоившая жизни и сломавшая судьбу не одному миллиону китайцев. Правда, эта методика умелого направления «народного гнева» на иностранцев (все зло от них) и их местных приспешников была масштабно «обкатана» еще императрицей Цы Си в самом начале XX века — вспомним восстание ихэтуаней, более известное под названием «боксерское» благодаря неточному переводу английскими знатоками китайского языка. Но это так — к слову.

Что же явилось причиной современной волны «спонтанного» народного гнева? Ни что иное, как неправильное истолкование японцами истории Второй мировой войны в части описания оккупации Японией Китая, нашедшее свое отражение в текстах официально утвержденных учебников по истории для японских учебных заведений. Учебники эти, надо полагать, широко изучили народные китайские массы. Оскорбленное чувство китайского национального достоинства привело к массовому «несанкционированному» всплеску насилия, широко применяемому в современном мире для разрешения различных межгосударственных вопросов. Оскорбиться китайцам, действительно, есть от чего: то, как вели себя на китайской земле японские захватчики, не вписывается в понятие «человеческое поведение». Но разговор не об этом, а об ином аспекте описываемых событий. Представим себе на секунду такую невообразимую картину:

«По сообщениям международных СМИ, по городам России прокатилась широкая волна несанкционированных народных выступлений, в ходе которых были подвергнуты разгрому многочисленные китайские рестораны и рынки. В Москве, Санкт-Петербурге, Хабаровске и Владивостоке толпы разгневанных русских забросали помидорами здания посольства и консульских учреждений КНР. По словам одного из активных участников антикитайских погромов Ивана Ивановича Иванова, пришедшего пешим порядком с прочими демонстрантами в Москву к зданию посольства КНР из города Иваново, „…оскорбленное чувство русского национального достоинства требует справедливости. Нельзя лживо излагать историю борьбы советской Красной Армии с японскими оккупантами в Маньчжурии. Чему и как они учат китайских детей? Так скоро станут считать, что северо-восток Китая (далее — СВК) освободили не мы своею кровью, а, скажем, американцы. Или партизанские отряды Мао Цзэдуна“. Петр же Петрович Петров, известнейший синолог-лингвист в пятом поколении, прибывший в Москву из Петрозаводска, ставит проблему шире: „Не надо замыкаться на предвзятом освещении в китайских учебниках истории проблемы освобождения СВК от японских милитаристов. Давайте посмотрим, как современные китайские СМИ и литература освещает в массе своей историю взаимоотношений России и Китая. Харбин, например, основанный русскими при строительстве КВЖД, давшей несомненный стимул развитию производительных сил всего СВК. Китайцы теперь стыдливо умалчивают об этом. Чего они стыдятся в данном конкретном случае? Что и до 1949 года, и ранее — в феодальном Китае были положительные моменты? А, скажем, история пребывания русских в Пекине? Ни одна из мемориальных досок на местах проживания и активности русских не говорит даже о факте их исторического присутствия. В парке Наньгуань, например, территория которого с незапамятных времен и до 1956 года была юридически оформленной территорией Российской Духовной Миссии в Китае. Или в парке Цинняньху, скажем, часть которого в свое время была миссийским кладбищем… Почему замалчивается реальная история наших взаимоотношений, в которой были и взлеты и падения, но которая была такой, какой была, и не надо ее приукрашивать и переписывать в угоду непонятным политическим конъюнктурам“. По сообщениям с мест, наряды милиции пока сохраняют нейтралитет, симпатизируя, видимо, демонстрантам, требующим официальных извинений от китайской стороны».

Нарисованная нами выше эскизными мазками картина действительно не может иметь места быть по целому ряду причин, среди которых можно выделить несколько основных:
— практически полное безразличие широких народных масс России к тому, как в китайских учебниках истории, например, отражаются события 60-ти и более летней давности;
— практически полное безразличие руководства и сотрудников российских дипломатических представительств, аккредитованных в КНР, к тому, как в китайских учебниках истории, например, отражаются события 60-ти и более летней давности;
— практически полное безразличие руководства и сотрудников большинства российских светских СМИ к тому, как в китайских учебниках истории, например, отражаются события 60-ти и более летней давности.

Чем это вызвано? Не нам судить. Отметим лишь основополагающую, на наш взгляд, причину полного отсутствия антикитайских настроений в России в год празднования 60-летия Великой Победы и в связи с тем, как этот исторический этап описывается в китайских учебниках и монографиях — исключительную миролюбивость и незлобливость нашего народа. А также ясное понимание того, что на уровне простого — от земли, а не воспитанного университетом Циньхуа и годами хунвэйбиновского аппаратного служения человека, «русский с китайцем братья навек». Хотя этот постулат и начинает потихоньку размываться под ядовитым воздействием современной китайской действительности.

«Американец с китайцем братья навек»?

Вот недавно на вопрос «Откуда будешь, дядя?», ответил я через окно машины — стояли на перекрестке, ждали «зеленого» — улыбающемуся пекинскому таксисту фразой «Я твой «старший брат» (по-китайски «лаодагэ»). «А, американец», — со знанием дела прокомментировал мой ответ холеный представитель китайского среднего класса — пассажир такси — пекинскому водиле и своей утонченной спутнице. И такой комментарий слышу я в Пекине уже не в первый раз. Представители старшего советского и китайского поколений знают, что «лаодагэ» обозначало и может обозначать только одно — «советский» — друг, брат, соратник и помощник. И всегда это словосочетание произносилось китайскими «лаобайсинами» (простым людом) с пиететом и уважением. Несмотря ни на какие политические перипетии в отношениях между СССР и КНР. А теперь вот — «американец». США стали для нынешнего Китая «старшим братом». Да здравствует «кокализация» всей страны.

Поражает какая-то механическая, почти нечеловеческая четкость, с которой американцы с англичанами и примкнувшими к ним австралийцами все строят и строят в Пекине современнейшие — с иголочки, напичканные всем необходимым, образовательные учреждения, в коих с молодых ногтей начинают через язык, спорт, рисование, хождение на горшок и вождение хороводов прививать подрастающему китайскому поколению «положительный образ далеких заокеанских англоговорящих стран». И никто меня не переубедит, что за этим стремительным строительством не стоят государственные программы или не прячутся иные государственные подпорки частной образовательной инициативы. И набирается в очередную международную школу, скроенную по англо-американской матрице, высококвалифицированный вышколенный персонал. Набирается не по блату, не за взятки, не через департамент кадров министерства иностранных дел или как там он у них называется, а по конкурсу анонимных анкет — на специализированных ежегодных международных ярмарках учителей и профессорско-преподавательского состава. И начинает этот персонал готовить будущие фигуры влияния, которые, повзрослев, радостно запоют, очень правильно артикулируя английские слова, единую песнь последних времен и народов: «Китаец с американцем — братья навек». Глубоко в душе я все же верю, что до этого не дойдет, что глобального и слаженного хора не выйдет. Но соло очень даже возможно.

На этом фоне — или лучше так: на невеселом для России фоне описанного выше и стремительно набирающего в последние несколько лет темпы роста процесса — в общем, на приведенном примере видно, какое стратегическое значение придается высшим руководством таких индустриально развитых стран мира, как США, Великобритания и Австралия делу неуклонного развития системы англоязычного образования в Китае с целью создания у подрастающего поколения этой страны положительного образа вышеупомянутых государств, воспитания ориентированных на англо-американские ценности фигур влияния в китайском истеблишменте, что должно обеспечить в дальнейшем, по замыслу инициаторов процесса, еще более тесную экономическую, политическую, военную и культурную интеграцию Китая, США, Великобритании и примкнувшей к ним Австралии в XXI веке и далее — везде. Следует, впрочем, иметь в виду, что по действующему китайскому законодательству, граждане КНР обязаны пока получать девятилетнее образование исключительно в китайских национальных школах с углубленным изучением иероглифической письменности. Что же тогда остается коварным англо-американским планировщикам будущего геополитического раскроя мира? Им остаются ясли (примèним наш привычный лексикон) и детский сад, т. е. дошкольные образовательные учреждения, а также всевозможные курсы изучения языка, подготовки к поступлению в колледжи и университеты, повышения квалификации, спортивные секции и так далее, и так далее, что тоже, согласитесь, немало.

Ни одного подобного российского заведения, ни одной совместной спортивной школы, ни одних курсов русского языка на весь Китай нет.

Зато читаем в российских СМИ гордую заметку: «Русский язык в китайских вузах изучают 3 тысячи человек». Давайте сравним — сколько человек в Китае изучает английский язык. Пусть эта простенькая задачка станет вашим домашним заданием. Сопоставьте цифры и выведите процентное отношение изучающих русский язык и изучающих английский язык к общему числу студентов (отдельно — школьников) в Китае. Испытайте шок в одиночку. Мой очень грубый и непрофессиональный подсчет показывает, что русский язык изучается менее 0,025% китайских студентов. Менее одной двадцатипятитысячной процента огромного числа китайских студентов.

Однажды в плацкартном вагоне скорого поезда Харбин-Пекин стал я свидетелем разговора между сотрудником российского посольства в Пекине, возвращавшемся «домой» из командировки в столицу провинции Хэйлунцзян, наиболее географически и культурно приближенную к дальневосточным границам России, и сотрудницей харбинской милиции, ехавшей в Пекин на рабочее совещание. Поезд сближает, а плацкарта сближает еще больше. После темы работы и обсуждения семейных вопросов, зашла речь и о материях высоких: наш человек в плацкарте начал убеждать сотрудницу харбинской милиции в необходимости углубленного изучения русского языка — ведь им «разговаривал Ленин». Та не отказывалась. И даже начала припевать «Катюшу» и «Подмосковные вечера». Воодушевившись, что его призывы упали на благодатную почву, наш товарищ сформулировал ключевую, на мой взгляд, для российской дипломатии в Китае оценку состояния процесса изучения русского языка в Китае: «Очень здорово, что в харбинском «Политехе» так много китайских студентов изучает русский язык. Очень много. Пятьдесят человек». Общее число студентов Харбинского политехнического университета (ХПУ) превышает 20 тысяч. Это значит, что русский изучают всего 0,25% (двадцать пять сотых процента) студентов ХПИ. Очень много! В 10 раз больше, чем по стране в целом.

Оказывается, Квантунскую армию разгромили… китайские партизаны

В этом году мы совместно с китайскими товарищами будем праздновать 60-летний юбилей Великой Победы, которая немаловажным элементом включала в себя разгром Красной Армией армии Квантунской и освобождение северо-востока Китая (СВК) от японских милитаристов. Замечу опять же — пусть поправят меня более сведущие в этом вопросе товарищи, что китайская официальная историография — спросите любого недавнего выпускника китайской средней школы, например, трактует это событие несколько иначе, чем мы, граждане России. Отличную от нашей трактовку можно прочитать и на стендах музея последнего китайского императора Пу И, если вам посчастливится побывать в Чанчуне — бывшей столице марионеточного государства Маньчжоу-Го, а ныне — административном центре стремительно, как и весь Китай, материально развивающейся провинции Цзилинь.

В том музее несколько лет назад я и восполнил свой заидеологизированный годами советского воспитания пробел в образовании, обнаружив, что СВК был в 1945 году освобожден от японцев «китайскими партизанскими отрядами под руководством Мао Цзэдуна при поддержке частей Красной Армии». А я, неразумный, все по старинке считаю, что япошек вышибли из Маньчжурии славные наши русские солдаты во взаимодействии с воинами Монгольской народно-революционной армии. С другой стороны, надо же ведь как-то поднимать национальное самосознание и самоуважение нации, которая столько лет пребывала под японской оккупацией. Нации, которую стремительно — вся операция заняла всего 12 дней — освободила от «жибэньгуйцзэ» («японские дьяволы» — нестареющее китайское народное выражение) советская Красная Армия. Смела лавиной элиту японской военщины, не взирая на пресловутых прикованных к пулеметам смертников с их «божественным ветром» и нечеловеческими возможностями по ведению бактериологической войны изуверов из отряда 731. А все потому, что сильны были наши отцы и деды Духом. Потому, что глубоко в душе воинов наших горела неугасимым огнем вера Христова, которая взрастала на Руси веками, которую хотели выкорчевать за неполные тридцать лет богоборческой власти, да только загнали еще глубже в душу.

Но — в современном Китае — надо, пусть даже и путем создания исторических мифов, но надо утверждать самосознание нации, а что делать, хочешь жить — умей вертеть массами. Поскольку то общество всеобщего, всеохватного и всеядного потребления, которое постепенно формируется в Китае под чутким руководством коммунистической партии, отошедшей (всего лишь на шажок) за полупрозрачную ширму конфуцианских нравоучений, остро нуждается в духовной похлебке, способной хотя бы на миг приостановить стремительный процесс «макдонализации» современной поросли одной из старейших земных цивилизаций. Коммунистическая же идеология, как ее ни крути — ни с ленинской, ни с маоцзэдуновской, ни с зюгановской сторон — не дает люду в историческом плане той неиссякаемой силы Духа, которую дает Вера правая, истинная. А неприятие Веры и посещающий в разное время каждого, даже самого высокого-наивысокого партийного-препартийного руководителя леденящий страх смерти надо чем-то заменять: «суперслим» стиральной машиной, престижным автомобилем, продолжительными аплодисментами со всевставанием или прочими атрибутами полнейшего «консьюмеризма». (С завидной периодичностью, определяемой датами официальных визитов и графиком внутриполитической борьбы, в отечественных СМИ появляются то восторженные, то аналитические статьи о разных преимуществах/ недостатках китайской модели исключительно экономического развития. Ни разу не встретил я, к моему глубокому стыду, даже попытки анализа причин и возможных последствий полной бездуховности подавляющей массы молодого китайского поколения. Кто воочию видел, как встречает молодое население китайских центральных городов католическое Рождество Христово, тот меня, уверен, поймет).

Эта бездуховность, помноженная на неуемное стремление быть самым-самым в мире современным, ничем не отличающимся, ну, разве, разрезом глаз и иероглифической письменностью, от вожделенного «запада», выливается, да и вылилась уже, в уничтожение, что наиболее заметно иностранному — стороннему — наблюдателю, городской исторической культуры. Посмотрите, во что превратились Пекин, Шанхай, Харбин (список можно продолжать по собсвенному разумению и опыту пребывания в стране). Каждый из них превратился в один из безликих современных железобетонных городов с редкими вкраплениями китайской или — редко- иностранной национальной архитектуры. В Пекине, например, на моих глазах ежедневно сносились до практически полного исчезновения целые кварталы — внутри второго транспортного кольца, проложенного в начале 90-х годов прошлого века на месте городской стены, окружавшей изначальный, собственно, город Бэйпин. Теперь короткие остатки стены реставрируют. Но целые кварталы исторической застройки, делавшей Пекин именно Пекином, — столичный идентификационный признак — исчезли с лица земли безвозвратно. На их месте выросли современные на данный момент бетонные клети. Изменилась топонимика города, исчезли старые названия улиц, переулков и хутунов, связывавшие современность с историей, обеспечивавшие преемственность столичных поколений. Произошла смена самóй среды обитания у огромной массы населения столицы «Поднебесной». Произошла не безболезненно — попробуйте насильно сменить дом (сыхэюань), в котором ваши предки жили на протяжении трех, скажем, веков в 15 минутах ходьбы от императорского дворца, на коммунальную квартиру, пусть и со всеми удобствами, в дальнем пригороде столицы. От земли — в бетонную высоту. От корней — в полную «гидропонику». Стремительно и безжалостно — без всякой оглядки на здравый смысл и без малейшего сожаления — уничтожается многовековой уклад: отношения между людьми, отношения между родственниками, традиции, обряды, праздники. «Мы наш, мы новый мир построим». Знакомая песня…

Морщинистый и прокопченый сигаретным дымом пекинский таксист, лет 53-х от роду, разговорившись, выдал вдруг мне фразу, которая сразу обозначила в нем глубокого философа: «Когда я был маленьким, то лазил еще на городскую стену. Сейчас ее снесли. А ведь она была общечеловеческим достоянием». Что же получается, что «великая культурная революция» (ВКР) продолжается? Только уже иными методами. Но лозунг момента очень близок не только ВКР, но даже и восстанию ихэтуаней — «Не оставим нигде в Поднебесной и следа пребывания «лаоваев» (иностранцев) на любимой китайской земле».

Как МИДовцы организуют «почитание» наших воинов, павших за освобождение Китая

Но я отошел от темы. Так вот, 60-летие Великой Победы. Мы — группа православных военных китаистов — надеялись, что соберутся на исходе лета 2005 года или в самом начале осени (3 сентября — во всенародный праздник победы над милитаристской Японией, кто не помнит) стойкие ветераны наши в Харбине на полянке перед русским кладбищем — будет там разбита армейская палатка — или две, или несколько — в зависимости от того, сколько бойцов — освободителей сможет приехать. Ведь остается их с каждым годом все меньше, хотя поражает, что каждому из них уже далеко за семьдесят-восемьдесят. Среди более позднего поколения — то один товарищ, не дотянув до пятидесяти, ушел. То сослуживец не дожил до шестидесяти. А они, ветераны великие наши, такое прошли, такое пережили — человеческая сталь. Сгорбленные — и все еще статные. Израненные, с сонмом болячек — и полные жизни. Седые, полысевшие, чубастые. За семьдесят/ восемьдесят — и такие задорные и молодые.
Низко склоняю голову перед ними.

…Будут на поляне дощатые столы со скамьями, и дымить полевая кухня. Будет на столах нехитрая закуска и армейские фляги и кружки с водкой. Будут стоять отдельной стайкой рюмки, накрытые ломтиками черного хлеба. И помянут наши ветераны товарищей своих, обильно поливших китайскую землю русской кровью. И не будет официоза, но будут рядом с нашими ветеранами китайские провинциальные и городские власти. И будут рядом с нашими ветеранами родственники тех ребят, что лежат в земле китайской. Будут и нынешние восприемники боевых традиций — курсанты- дальневосточники в почетном карауле у могильных плит. Будут с ними и китайцы, воевавшие в антияпонских партизанских отрядах, и не воевавшие в отрядах, но помнящие те стремительные дни освобождения Маньчжурии. И споют они все вместе гимн Советского Союза, и «Катюшу», и «Подмосковные вечера», и «Русский с китайцем братья навек», и подымут, не чокаясь, не раз кружки. И будут скупые слезы, и будет память. И ветер разметет по могильным плитам советских солдат обильные цветы. Но только будут ли на русском участке харбинского кладбища эти солдатские плиты? Не останутся ли наши ребята там, где лежат они сейчас, среди аттракционов и колес обозрения городского парка Харбина, за вечно закрытыми на ржавый замок воротами? На участке, на который доступ российским гражданам заказан?

После ряда публикаций в электронных православных и патриотических СМИ, после пронзительной статьи Анны Грачевой в МК («Атипичная амнезия», 02.06.2003 г.) МИД РФ и посольство России в КНР среагировали, надо отдать им должное, на товарищескую критику и довольно быстро заручились согласием властей провинции Хэйлунцзян и города Харбин на перенос останков советских воинов, покоящихся на участке бывшего Успенского кладбища, ныне — территории городского парка культуры и отдыха, на русский участок харбинского кладбища «Хуаншань». Только опять, как это не прискорбно, не сдержали российские дипломаты своего обещания и не включили в состав российской делегации для переговоров по этому вопросу ни представителей российского духовенства, с самого начала поддержавшего инициативу «воинов — лингвистов», ни представителей этих самых бывших военных, но — китаеведов и синолюбов, ни депутатов Госдумы РФ, также выступивших в поддержку начинания, ни представителей пекинской российской диаспоры, готовых оказать проекту финансовую поддержку. Не включили, надо полагать, по очень простой и очевидной причине — не хотели делиться лаврами в случае успеха, в котором никто из вышеперечисленных заинтересованных сторон и не сомневался. Но никто из нас этих лавров и не хотел. Никто из нас к ним и не стремился, поскольку знаем на зубок: «Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас…» (Мф. 6, 1). К тому же долетал до уха из посольских кабинетов шепоток о том, что не надо привлекать в проект деньги российских коммерческих структур, что проект этот — дело чести государства. Хотя непонятно, как государству нашему — вечно ноющему о недостатке бюджетных средств — могли помешать эти бескорыстно и от души переданные деньги. Ну, не надо, так не надо. Тогда хоть в курсе держите, свои же, не супротивные. Авось, пригодимся еще. Авось, в чем и подсобим. Не тут-то было. Решили втихую с Ассоциацией международного военно-мемориального сотрудничества «Военные мемориалы» проект нового места захоронения разработать. Да и вправду, зачем еще отягощать процесс всякими открытыми конкурсами на лучший памятник советским воинам, в земле китайской почивающим, когда и так ясно — построим все параллельно и перпендикулярно.

Всем, кто хоть раз побывал на русском участке харбинского городского кладбища, запомнился он своей теплотой и чуткостью, какой-то особой ностальгической провинциальностью, духовной близостью. Оно живое, это кладбище, и никто не вправе превращать его в подобие воинского плаца, где все расчерчено по квадратам для отработки строевых приемов с оружием и без. Пусть могилы наших ребят будут находиться среди цветов и травы, пусть тут и там будут видны групки кустов и деревьев, пусть зимой насыпает на них небо чистые белые сугробы, пусть дорожки не будут широкими и прямыми., но кладбище должно сохранить свой неповторимый русский уклад, а не стать похожим на парадный вариант передового образцового могильника эпохи развитого социализма. А по замыслу Военных мемориалов — прямо напротив алтаря церкви Иоанна Предтечи, что на том самом русском участке харбинского кладбища расположена, должна вознестись к небу перевернутая фаллическая бездушная форма. Деньги — то выделят бюджетные, зачем русскую творческую интеллигенцию до них допускать. А то, что предлагают люди иной памятник, иную концепцию воинского мемориала, которая бы устроила самых взыскательных представителей различных конфессий — ведь воевали все: православные и атеисты, мусульмане, буддисты, маоисты и язычники — русские, казахи, узбеки, евреи, чукчи, буряты, удмурты, армяне, грузины, туркмены, китайцы, азербайджанцы… то, что кладбище это уже устоялось, сложилось и не надо его ломать и корежить, «обустраивать» как пишет МИД в ответ на депутатский запрос — пошумят, пошумят и перестанут. Юбилей пройдет, а денег хочется всегда.

Но люди не хотят переставать.
Чего же они хотят, эти люди? Чтобы их голос был услышан в МИД и МО РФ, чтобы был проведен открытый конкурс на лучший памятник советским воинам; чтобы расходование бюджетных средств было подконтрольно общественности. Тем более, что несколько русских художников и архитекторов согласились работать над проектом практически бесплатно — остался еще в России совестливый люд, чтущий память предков и преклоняющийся перед их подвигом. Тем более, что «концепция памятника и обустройства кладбища», принятая МИД РФ, вызвала неприятие не только упоминавшихся уже инициаторов переноса останков советских воинов с территории горпарка на русский участок кладбища, но и православных жителей Харбина — китайцев и русских, чьи родственники упокоены в земле этого кладбища, а также бывших русских харбинцев, проживающих, в частности, в Австралии. Об этом было проинформировано посольство РФ в КНР, ответившее на информацию отпиской. Пришлось обращаться к помощи депутата Госдумы Николая Максимовича Безбородова, которому оказались не чужды эти непростые вопросы. Ответ МИД РФ на депутатский запрос (факсимильная копия письма находится в редакции — прим. редактора) стоит того, чтобы его привести полностью — с самыми незначительными, не смысловыми купюрами. Я позволил себе по тексту письма некоторые комментарии, выделенные курсивом:

Депутату Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Н.М.Безбородову

Уважаемый Николай Максимович,
В ответ на Ваш запрос от 29 июня 2004 г. относительно перезахоронения праха советских воинов в г. Харбине сообщаем следующее.
Концепция памятника советским воинам, павшим за освобождение северо-востока Китая от японских милитаристов в 1945 году, на территории городского православного кладбища Хуаншань (ох, уж этот несравненный чиновничий стиль… Вчитайтесь внимательно в начало предложения: воинов ли, павших на территории кладбища, памятника ли на территории кладбища… Ну, не будем. Отметим только, что кладбище Хуаншань не является православным. Но является городским. И состоящим из нескольких частей. Первая и самая большая его часть — действующее кладбище для захоронения урн с прахом, образованным от кремации останков почивших китайских граждан. Вторая часть — историческая, состоящая из захоронений граждан еврейской национальности, погребенных в свое время по иудейскому обряду на Успенском кладбище Харбина. Их прах был перенесен на кладбище Хуаншань в связи с прекращением действия Успенского кладбища и реконструкцией последнего решением городских властей в конце 50-х гг. прошлого века в парк культуры и отдыха. Третья часть — и историческая, и действующая — как раз и есть православный участок. На него была перенесена часть захоронения русских людей, погребенных на Успенском кладбище по православному обряду. На нем по сей день хоронят почивших православных харбинцев. История Успенского кладбища, как, впрочем, и многих других кладбищ русского Харбина, еще ждет своих кропотливых исследователей) была рассмотрена и одобрена Минобороны России <…> и согласована с МИДом России 6 апреля 2004 г. во время визита российской делегации в Китай (не понятно, правда, почему МО не могло согласовать «концепцию памятника» с МИД в Москве. Неужели для встречи двух высоких сторон надо было устраивать выездную сессию в Китае? А, впрочем, это правильно: в Москве свои заботы и постоянные заморочки, а так — выехали в Китай, встретились, посидели, спокойно все согласовали…).

Данная концепция является одним из вариантов художественного решения мемориальной композиции места захоронения, а также обустройства кладбища (ну, простите, тут уж мимо стиля никак не пройти, поскольку в нем скрывается — намеренно? — смысл. Или его полное отсутствие. Получается, судя по приведенному оригинальному предложению, что концепция памятника является вариантом решения композиции и обустройства. А мы-то, необученные, полагали, что наоборот — памятник сам является элементом композиции). На стадии подготовки к ее реализации (ее, надо полагать, это про концепцию памятника. А, может, про композицию?) могут вноситься коррективы в проект архитектурного оформлению будущего мемориала (кем конкретно могут вноситься, вот вопрос. Напомним, что речь в депутатском запросе шла об открытом характере конкурса. И почему только в архитектурное оформление могут вноситься коррективы? Разве в концепцию памятника коррективы вносить нельзя? На стадии подготовки?). Вместе с тем, в рамках ведущейся (кем?) работы по подготовке программы (всего-то ничего осталось до юбилея Великой Победы, а работы ведутся только по подготовке программы. Потом, видимо, начнут вестись работы по подготовке реализации подготовленной программы. А вот когда ее реализовывать начнут — совсем другой вопрос) по восстановлению российских воинских захоронений на территории Китая могут быть рассмотрены и другие проекты (захоронений на территории Китая или на территории Китая могут быть рассмотрены проекты? Судя по тому, что МО и МИД согласовывают свои позиции во время визитов в Китай, вероятнее всего второе предположение). Выбор же окончательного архитектурного проекта, как представляется, не является прерогативой МИДа и будет осуществлен в рамках (listen, listen!!! — как говорят британские парламентарии, когда начинается самое интересное) соответствующей российско-китайской межправительственной программы (про прерогативы и рамки понятно, но кто конкретно будет выбирать окончательный архитектурный проект. Даже не так, кто будет предлагать из чего выбирать. И откуда этот кто-то получит материалы для предъявления на межправительственную комиссию, простите, на рассмотрение в межправительственную программу (!!?) Из материалов открытого конкурса? Нет ответа).
С уважением,
Первый заместитель Министра (подпись).

Лукавит товарищ первый замминистра. Во время переговоров с китайской стороной в Харбине весной прошлого года российская делегация представила китайской стороне два варианта памятника советским воинам. Оба варианта были подготовлены специалистами «Военных мемориалов». Фотография одного варианта приведена выше в тексте настоящей статьи. Второй вариант был выполнен в «православном» стиле — как его понимают, естественно, «Военные мемориалы». Догадайтесь который из них был выбран атеистической китайской стороной? Правильно. Но теперь МИД и «Военные мемориалы» могут достоверно уверять назойливых и приставучих граждан своей страны, что свободный выбор варианта памятника был осуществлен исключительно китайской стороной. Без прерогативы МИДа. При этом назойливые граждане не говорят, что у китайской стороны не должно быть права выбора. Напротив. Но прежде должно быть право у русских художников и архитекторов участвовать в открытом конкурсе, из достойных результатов которого глубокоуважаемая китайская сторона и выберет то, что ей придется по вкусу, что не противоречит ее идеологическим установкам, что затем будет совместно воплощено на православном участке городского кладбища Хуаншань. Вот это воплощение — прерогатива «Военных мемориалов», которую у них никто и не думает отнимать. А прерогатива МИД РФ, как думается, добиться того, чтобы уважаемая китайская сторона учла пожелания уважаемой российской стороны в выборе варианта памятника советским воинам, отдавшим свои жизни за свободу и независимость образованной через четыре года после разгрома японцев Китайской Народной Республики. Никто же не призывает наших дипломатов с пеной у рта отстаивать перед китайской стороной варианты памятников, априори не приемлемых для последней. Но и лукавить с двумя вариантами — «возьми, маленький, пирожок, там их два на тарелочке, только крайний не бери» — не гоже. Поэтому и был предложен общественностью приемлемый для всех сторон процесса вариант, который даже не был принят МИД и «Военными мемориалами» к рассмотрению. Что уж говорить про открытый конкурс… Остается ждать подхода рамок «соответствующей российско-китайской межправительственной программы»: рамки, ау-у-у !!!

А пока вопрос — что мешает уважаемому товарищу первому заместителю министра во время его очередного пребывания в Пекине встретиться с русской диаспорой и обсудить проблему, послушать, так сказать, глас народа? Что мешает сотрудникам посольства РФ в КНР во время их отнюдь не краткого пребывания в Пекине сделать то же самое? Ведь мы не буржуинские, а свои, родные. Не супротивники, не враги, а соотечественники и союзники. Нас тоже заботит, что солдаты наши лежат среди грохота американских горок за вечно закрытыми ржавыми воротами. Нас — как и вас — заботит, что открывают эти ворота китайские товарищи сотрудникам генконсульства РФ в КНР (генконсульство расположено в городе Шэньян (он же — Мукден), также освобожденный от японцев советской Красной Армией, простите, «партизанскими отрядами под руководством Мао Цзэдуна при поддержке частей Красной Армии»), так вот, ворота эти открывают только раз в году, чтобы возложили наши дипломаты памятный венок к «запретному» монументу на очередной День Победы. У нас — также как и у вас — болит об этом сердце.

Гораздо проще, конечно, провести ряд протокольных мероприятий и посольских приемов (хотя, и без них, естественно, не обойтись), пригласив на них китайских ветеранов, сражавшихся с оружием в руках против общего врага на полях Великой Отечественной. А потом доложить в Москву о великолепии проведенных мероприятий. Гораздо проще съездить в город Чэндэ, расположенный к северу от Пекина на расстоянии чуть более 200 км. И торжественно там объявить об открытии отреставрированного памятника советским воинам, павшим при освобождении СВК от японских милитаристов. Дело хорошее. Но почему в мае? Ведь 44 наших летчика, чей прах покоится в Чэндэ, погибли не в боях с немецким нацизмом. Почему не в сентябре? Или «не стоит раздражать китайскую сторону» — золотое правило нынешнего посольства РФ в КНР — напоминанием о значимости нашей победы на Дальнем Востоке? О том, что Квантунскую армию разгромил ценой своей жизни Советский Солдат? Зачем настаивать на исторической правде, когда нам сиюминутное спокойствие дороже. Не будем же мы, действительно, на улицы выходить с чувством оскорбленного национального достоинства и громить рестораны, скажем, и рынки ни в чем не повинных людей, вдруг оказавшихся «приспешниками правящих кругов», которые не так, как нам хотелось бы, отражают в учебниках нашу недавнюю историю… Горько становится от подобных мыслей. Ведь быть сильным отнюдь не означает «бить» или «унижать» иную сторону. Не означает сила и замалчивания правды, какой бы горькой или политически несвоевременной она ни была.
Но, впрочем, посмотрим, что преподнесет нам неизбежный август.
Борис Васильевич Утробин, военный китаист