Русская линия | Андрей Иванов | 02.06.2005 |
Миссионер и богослов, приходской священник и профессор, депутат Государственной Думы, русский националист и черносотенец, автор «Записки», обратившей на себя благосклонное внимание Императора Николая II, человек глубокой, «по-детски непосредственной» веры, узник Соловецкого лагеря и жертва сталинских репрессий… Все перечисленные определения относятся к одному и тому же человеку — горячему русскому патриоту священнику Михаилу Владимировичу Митроцкому, речь о котором и пойдет в данном очерке.
Михаил Владимирович Митроцкий родился 11 августа 1883 года. Он окончил Холмскую духовную семинарию (в 1904 г.), а затем и Киевскую духовную академию, удостоившись в 1908 году степени кандидата богословия. В том же году Михаил Митроцкий принял духовный сан.
Молодой священник начал свое служение законоучителем Острожской гимназии, но затем был переведен в Киев на должность епархиального миссионера, в скором времени заслужив репутацию видного проповедника. С 1912 года отец Михаил был приходским священником местечка Медведина Каневского уезда Киевской губернии. В том же году, в возрасте 29 лет, отца Михаила пригласили занять профессорскую кафедру в Киевской духовной академии, однако он отказался. Причиной отказа стало избрание молодого пастыря членом IV Государственной Думы.
Здесь следует отметить, что пастырская, миссионерская и богословская деятельность отца Михаила тесно переплеталась с деятельностью политической. Как и многие русские патриоты, он не остался в стороне от монархического движения. Отец Михаил являлся членом черносотенного Союза Русского Народа, причем с 1910 года входил в состав Совета местного отдела Союза. Он также являлся членом известного на всю Россию Киевского Клуба Русских Националистов. А в Государственной Думе отец Михаил вошел во фракцию русских националистов и умеренно-правых. На одном из думских заседаний отец Михаил пояснил, что он придерживается взглядов, согласно которым единение православного духовенства с патриотически- и церковно-настроенными мирянами (т.е. с черносотенцами и националистами) является не преступлением духовенства, а добросовестным исполнением им своего гражданского долга.
В Государственной Думе отец М. Митроцкий выступал преимущественно по вопросу русско-польских отношений, против влияния различных сект, в защиту интересов Русской Православной Церкви. Он состоял секретарем комиссии по вероисповедным вопросам, избирался в комиссию по народному образованию, являлся членом комиссии по старообрядческим делам. Отец Михаил также зарекомендовал себя и как активный борец за народную трезвость — в 1914 году он редактировал, издававшийся в С.-Петербурге ежемесячный журнал «Отрезвление». Из-под пера проповедника и богослова вышло несколько книг. Среди них: «За Русь Святую, за Веру Православную и за Царя Самодержавного (По поводу исполнившегося 12 января 1910 года 300-летия со дня снятия осады Троице-Сергиевой лавры поляками)» (Киев, 1910), «Что такое секта баптистов?» (Киев, 1913), «Как читать Священное Писание» (СПб., 1914), «О прославлении святых» (СПб., 1914).
В годы Первой мировой войны, как и большинство русских патриотов, отец Михаил всецело отдался служению страждущей Родине. Он стал священником лазарета Государственной Думы, работавшего на фронте. В месте с ним, чтобы помогать раненным отправилась на фронт и его жена. В 1916 году, по ходатайству архиепископа Евлогия (Георгиевского) отец Михаил Митроцкий был назначен членом церковного управления в оккупированной Галиции. «На мою просьбу в Петербурге откликнулись, — писал в своих воспоминаниях владыка Евлогий, — Мне дали в члены правления иеромонаха Смарагда (Латышенко), волевого и весьма даровитого человека, и священника о. Михаила Митроцкого < >, члена IV Думы, энергичного работника, способного, умного, по характеру горячего…»
В августе 1915 года, когда либеральная оппозиция организовалась в т.н. «Прогрессивный блок», который систематически обрушивался на правительство с критикой и требовал от Николая II, «министерства общественного доверия» (т.е. министерства ответственного перед либеральным большинством Думы, а не перед Царем), отец Михаил не поддался на искушение покинуть консервативный лагерь и оказаться в рядах «передовых» и «прогрессивных» либералов. Когда фракция русских националистов затрещала по швам и раскололась на «прогрессивных националистов», которых увлекли за собой в блок некогда правые В.В.Шульгин, А.И.Савенко, В.А.Бобринский и др., отец Михаил остался в рядах той части фракции, которая, находясь под председательством П.Н.Балашева, в антиправительственный блок входить отказалась, предпочтя союз с крайне-правыми.
В январе 1917 года, буквально за месяц до Февральской революции, отец Михаил Митроцкий составил для Государя «Записку» от «православных русских кругов г. Киева». 14 января видный правый деятель, бывший министр юстиции, а на тот момент председатель Государственного Совета И.Г.Щегловитов представил «Записку» Императору. В «Записке» обращалось внимание на преступную антигосударственную деятельность большинства Государственной Думы (Прогрессивного блока), земских и городских союзов, «кадетско-еврейских интеллигентских кругов», еврейства и «интернациональной прессы», разрушающих престиж власти и Церкви и толкающих страну к революции. При этом, как отмечалось в «Записке», «подавляющее большинство трудового населения» Киева по прежнему предано Царю. «Во имя блага отечества, во имя победы над врагом», священник М. Митроцкий просил Государя «поставить Государственную Думу на указанное ей основными законами место» или, «по причине ее абсолютного нежелания работать в условиях существующего государственного строя», вовсе распустить Думу.
«Давая картину происходящих в стране непорядков, записка намечала меры к их устранению. То была целая программа борьбы с левою общественностью. Записка была составлена членом Думы священником Митроцким и подача ее наделала много шуму в Думе. Записка очень понравилась Государю. Его Величество подчеркнул многие места и положил резолюцию: „Записка, достойная внимания“. Государь передал записку премьеру Голицыну и ее должны были обсудить в Совете министров», — вспоминал жандармский генерал А.И.Спиридович.
После революции, вначале Февральской, а затем Октябрьской, отец Михаил остался в Петрограде, где с 1 января 1918 года в сане протоиерея стал служить в Крестовоздвиженской церкви, которая располагалась на Б. Посадской улице. Вернулся он и к когда-то оставленной им преподавательской работе. В начале 1920-х отец Михаил преподавал на Богословских курсах при Введенской церкви на Петроградской стороне. С апреля 1921 года он являлся ассистентом кафедры сравнительного богословия, а с ноября 1923 года — преподавателем кафедры церковного проповедничества Петроградского Богословского института, а затем и профессором. В это же время о. Михаил руководил еще и миссионерским кружком.
После закрытия безбожной советской властью Богословского института совместно с протоиереем П.П.Аникеевым отец М. Митроцкий стал руководителем богословского кружка при Крестовоздвиженской церкви. В 1924 — 1925 гг. он читал догматическое богословие на богословских курсах центрального городского района, а с 1925 г. — на Высших богословских курсах.
В это же время отец Михаил активно боролся против церковного обновленчества. При этом, как утверждал архимандрит Феодосий (Алмазов), именно петроградские священники действовавшие, через протоиерея Михаила Митроцкого, убедили митрополита Сергия (Страгородского) войти в контакт с большевиками, «дабы парализовать предательскую работу обновленцев, которые в связи с голодом дали особые заверения, напечатанные в газетах, перед ЦК партии коммунистов», и подписать печально известную декларацию. Впрочем, судить (а тем более винить) за эту позицию отца Михаила едва ли представляется возможным. «Истинное положение дела выяснит только история…», — справедливо отмечал архимандрит Феодосий. Но похоже, что до сих пор, время для беспристрастного анализа ситуации сложившейся вокруг подписания митрополитом Сергием пресловутой декларации еще не пришло.
Однако в том же 1927 году преподавательская деятельность отца Михаила оборвалась. В этом году он был в первый раз арестован и отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения — СЛОН. В лагере, как вспоминал известный русский писатель Олег Волков, отец Михаил подшивал бумаги в какой-то конторе управления. «На работу он ходил в военного покроя тужурке и сапогах. Вечером же надевал рясу, скромную скуфью и шел за монастырскую ограду. В кладбищенской церкви Святого Онуфрия регулярно отправляли службы немногие оставленные на острове монахе». Было это в 1928 году. Тогда еще, как вспоминал О. Волков, духовным лицам и мирянам разрешалось посещать эти службы.
Писатель Олег Волков, автор известного автобиографического романа «Погружение во тьму» и священник Михаил Митроцкий оказались сокамерниками, или как они сами себя называли — однокелейниками, так как заключенных в лагере размещали по разоренным монашеским кельям.
«Был он с виду типичный русский батюшка — добродушный, полный, приземистый, приветливый. Небольшая бородка и мягкие пухловатые руки.
— Ну что тут у вас? — говорил с порога кельи отец Михаил. — Что хорошего слышно?
Непременно хорошего! Ни десятилетний срок, ни пройденные испытания не отучили отца Михаила радоваться жизни. Эта расположенность — видеть ее доброе начало — передавалась и его собеседникам: возле него жизнь и впрямь казалась светлее. Не поучая и не наставляя, он умел рассеять уныние — умным ли словом, шуткой ли. Не прочь был пошутить и над собой.
Отец Михаил нисколько не погрешал против истины, говоря, что не тяготится своим положением и благодарит Бога, приведшего его на Соловки. Тут — могилы тысяч праведников. И молится он перед иконами, на которые крестились угодники и подвижники. Вера этого ученого богослова, академика, была по-детски непосредственной. Верил он всем существом, органически.
Из нашего каждодневного общения я вынес четкое впечатление о нем как о человеке мудром и крупном. По манере жить, умению входить в дела и нужды других можно было судить о редкостной доброте — той, что с разумом. Его находчивость и острота в спорах позволяли представить, как блистательны были выступления депутата Государственной думы священника Михаила Митроцкого с ее трибуны».
Такую характеристику отца Михаила Митроцкого оставил в своей книге писатель Олег Волков. На Соловках в те суровые годы оказались в заключении десятки, если не сотни священнослужителей Русской Православной Церкви. «Мы шли вместе с отцом Михаилом. Он тихо называл мне проходящих епископов: преосвященный Петр, архиепископ Задонский и Воронежский; преосвященный Виктор, епископ Вятский; преосвященный Илларион, архиепископ Тульский и Серпуховский… Тогда на Соловках находилось в заключении более двадцати епископов, сонм священников и диаконов, настоятели упраздненных монастырей», — вспоминал О.Волков.
Как-то к отцу Михаилу подошел неизвестный Олегу Волкову иеромонах державший в руках книгу «Столп и утверждение истины». О ней и зашел (вернее продолжился) у них разговор с отцом Михаилом, свидетелем которого и довелось стать писателю. «Насколько я уловил, — вспоминал Волков, — они обсуждали доступность изложения для рядового читателя. В священнике Митроцком говорил политический деятель, озабоченный земным устройством Церкви, ее положением в государстве: книга должна наставлять верующих, ободрять и во времена гонений вооружать для противостояния. Был ли виденный мною иеромонах отцом Павлом Флоренским, незадолго к нам на остров при лагерных бестолковых перебросках заброшенным, — до сих пор не знаю! Но портретное сходство несомненно».
Накануне нового, 1930 года, прямо 31 декабря, отца М. Митроцкого «арестовали» прямо на Соловках и перевезли из Соловецкого лагеря в Ленинград для дополнительного дознания о его «контрреволюционной деятельности». На этот раз его привлекли к «Академическому делу» («делу Академии Наук»). Следственные органы обвиняли группу членов и сотрудников Академии Наук СССР в создании контрреволюционной организации «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России», якобы созданной с целью свержения советской власти и восстановления в России монархии. По постановлению Коллегии ОГПУ в 1931 г. к различным срокам заключения и ссылки были приговорены 29 человек, в том числе известные историки С.Ф.Платонов, Е.В.Тарле, Н.П.Лихачев и М.К.Любавский, хранитель Пушкинского Дома Н.В.Измайлов, востоковед А.М.Мерварт и многие другие. По делу также проходила и так называемая «церковная группа», в которую как раз и попал отец Михаил Митроцкий вместе со своим братом, тоже священником отцом Александром Митроцким, получившим пять лет лагерей.
А сам отец Михаил 10 мая 1931 года был приговорен к расстрелу, который был заменен десятью годами заключения. Получивший новый срок священник был вновь отправлен на Соловки. Далее, увы, о судьбе отца Михаила сохранились лишь отрывочные сведения. Известно лишь, что в 1937 году он проживал у своего брата, священника Александра Митроцкого в селе Домкино Фировского района Калининской области.
Находясь на Соловках отец Михаил говорил: «Думаю настало время, когда Русской Православной Церкви нужны исповедники. Через них она очистится и прославится. В этом Промысл Божий. Ниспосланное испытание укрепит веру. Слабые и малодушные отпадут. Зато те, кто останутся, будут ее опорой, какой были мученики первых веков. Ведь и сейчас они для нас — надежная веха… [вера] тут в самом воздухе. А с ней так легко и не страшно… Даже в библейской печи огненной».
Одним из таких исповедников и стал священник Михаил Митроцкий. В августе 1937 года он был в очередной раз арестован и по приговору тройки УНКВД Калининской области от 29 сентября 1937 года был приговорен к расстрелу «за антисоветскую агитацию». 10 октября того же года приговор был приведен в исполнение. А вскоре (3 ноября) был расстрелян и его брат. В 1989 году оба они были реабилитированы.
Упокой, Господи, душу раба твоего за Веру, Царя и Отечество живот свой положившего.
http://rusk.ru/st.php?idar=103296
|