Русская линия | Андрей Рогозянский | 23.05.2005 |
На первый взгляд, может казаться неожиданным, почему святитель Николай для православной традиции значит так много? От времени его жизни, конца III — начала IV в., до наших дней не дошло ни образцов его проповеди, ни богословских творений, ни свидетельств заслуг в части церковного управления — того, что составило славу учителей и подвижников ранней Византии, времени называемого иначе эпохой великих отцов. И, невзирая на это, почитание святителя Николая столетие за столетием находит особый отклик в сердцах. Образ его оказывается известен далеко за пределами Православия: его чтят мусульмане и язычники-буддисты, видящие в седом старце со строгим и вместе участливым ликом воплощение доброго покровительства. Особенно же распространилось почитание свт. Николая в русском народе, так что многие в России и за ее пределами приписывают святому русское происхождение и искренне бывают удивлены, узнавая, что по крови он — грек или малоазиец.
Пожалуй, всего проще было бы остановиться на этом и объяснить широчайшее почитание свт. Николая «выбором сердца», «народным обычаем», тем, что «исторически повелось и сложилось». Но литургическая и богословская традиции Церкви свидетельствуют ровно о том же: о чрезвычайно важном значении, придаваемом памяти Мирейского архипастыря. В четверговые дни по Уставу, вместе с воспоминанием, творимым святым апостолам, в церквах полагается также совершение еженедельной службы в честь свт. Николая. Причем правило это, как показали исследования, имеет самое древнее происхождение и перешло к нам из Греческой Церкви.
На многих древних иконах святой изображается вместе со Спасителем и Пресвятой Богородицей, по левую руку от Спаса. В молитвенных возгласах и отпустах его имя упоминается в числе первых, наряду со св. Иоанном Предтечей. Этим подчеркивается «старшинство» Николая Чудотворца в соборе святых. Народное представление о нем, как о втором заступнике после Божией Матери, таким образом получает вполне официальное подтверждение в свидетельствах канонического характера.
Так что же могло послужить основанием к этому? Житие святого здесь не дает однозначных ответов. Отдельные образы и эпизоды его довольно традиционны и часто повторяются в православной агиографии: с детства был предизбран Господом и удивлял всех чистотой и праведностью, явил образцового и ревностного пастыря, помогал людям, ходатайствовал перед властями за народ. «Три узельцы злата», пожертвованные обезумевшему от бедности отцу, готовому послать дочерей на блуд, или избавление от казни трех невинно осужденных человек, или спасение во время шторма нескольких моряков у берегов Ликии… Кажется, что это в сравнении с исключительным проповедническим даром св. Иоанна Златоуста, вселенскими заслугами св. Василия Великого, вдохновенным богословием и стоянием за истинные догматы св. Григория Назианзина? Будет ли оценена неброская, «домашняя», отеческая добродетель одного из епископов в сравнении с такими ярчайшими явлениями своего времени, как просвещение светом Евангелия целых народов и стран, христоподражательная жертва тысяч мучеников, аскетические подвиги и ангельские собеседования отцов-пустынников? На фоне всего вышеупомянутого даже наиболее известный житийный пример, в котором св. Николай в порыве негодования бьет по щеке лжеучителя Ария, выглядит не более, чем частным эпизодом, ибо победу православного, троичного исповедания на I Вселенском Соборе обеспечит не это, но блестящая богословская аргументация и полемический дар св. Афанасия, авторитет в Церкви папы Сильвестра и свт. Спиридона Тримифунтского, выдержка и организационный талант св. равноап. Константина.
И, тем не менее, Церковь поминала и продолжает поминать «в первых» св. Николая Чудотворца, отнюдь не риторически именуя его «правилом веры», «образом кротости» и «вещей истиной». Ситуация загадочная и заставляющая предполагать влияние неких поистине чрезвычайных обстоятельств и факторов. Отчасти это напоминает широкую всенародную славу другого святого, единого со святителем Николаем времени, — великомученика Георгия Победоносца: весьма общая внешняя канва житий и, подобно лавине, — распространение всенародного почитания, богатство идеальных содержаний и смыслов, влагаемых церковной традицией в воспоминание обоих угодников Божиих.
Параллель эта неслучайна, ибо при всей разности образов одного и другого святого (св. Георгий — олицетворение победоносного, «добре воинствующего» начала; святитель Николай — начала отеческого, «малого доброделания»), оба рождены той эпохой, в которую Церковь Христова переходит к новому своему образу и раскрытию, воплощению начал положительного, духовно упорядоченного жизнеустройства, сложению всеобъемлющего «универсума образцов», которыми мог бы руководиться верующий в самых различных обстоятельствах своей жизни. До сих пор, в условиях гонений, существование христиан напоминало жизнь в осажденной крепости: отстоять веру было почти исключительной задачей. Внешние институты и формы по этой причине оставались неразвиты, теперь же от Церкви требовалось ни много, ни мало, произвести из своей среды обновленную и освещенную Евангельскими принципами идею существования мира. Противостояние с государством, обществом, культурой отходило в прошлое и каким при этом должно было показать себя христианство? Строгим моральным судьей и соглядатаем? Новым владыкой, переменяющим порядки в свою пользу и требующим беспрекословного преклонения перед собою? Собранием людей, мало интересующихся происходящим вокруг, с интересами и воззрениями не от мира сего? Движением религиозных фанатиков-анархистов, требующих упразднения и переустройства всех старых норм?
Натиск гонений стихал, но отыскать себя в новых и по-видимому более благоприятных условиях оказывалось по-своему сложно. Добродетель и святость, по сути, должны были заново раскрыться и засиять перед современниками Константина, чтобы в переменяющемся окружении история христианства смогла победоносно продолжиться. Должны были найтись те, кто выступит вперед и собственным дерзновенным примером укажет другим торные тропы к спасению и совершенству. Именно по этой причине рубеж III и IV вв. оказывается так богат на великие имена и свершения: всякое делание, будь то осмысление догматов, освоение пустынножительства, устроение повседневной жизни церквей и епархий или общественные обязанности христианина, приходилось открывать вновь; примеры же, в которых благочестие и чистота жизни оказывались засвидетельствованы от Бога сверхъестественными дарами и чудотворениями, оказывались для Церкви поистине многоценными и спасительными.
Имена некоторых святых, отличившихся в той или иной добродетели, по этой причине становятся в среде христиан нарицательными, как имя великомученика Георгия, ставшего для всех последующих времен олицетворением мужества, ратной доблести и заступления слабых от супостата, или св. Иоанна Златоуста как достигшего вершины проповедничества и нравственного пастырского наставления. Святителю же Николаю в этом ряду столпов и основоположников православной традиции принадлежит место народного утешителя, покровителя и помощника в самых различных житейских нуждах и затруднениях. Таким он и вошел в церковную память: всегда проникновенным и близким, спешащим творить добро и утолять скорбь, сочувствующим беде и непреклонным к греху (на Руси, как в образе св. Николы Можайского, также передается идея его крепкого стояния с мечом в руках за веру и Церковь). Многочисленные же случаи помощи, совершаемой по его молитвам, удостоверяют, что христианская ревность к памяти святого не тщетна, но второе имя, данное Церковью, «Чудотворец», воистину отражает в себе главное отличительное дарование его в торжествующем соборе угодников Божиих и «профессиональную обязанность» — творение чудес Божиих в прославление имени Всевышнего в человеках.
Православные Четьи-Минеи в день празднования св. Николая гласят: «многа великая и преславная чудеса сотвори на земли и на мори, в бедах сущим помогая, и от потопления спасая, и из глубины морския на сухо износя, от тления восхищая и принося в дом, от уз и темниц избавляя, от мечного посечения заступая, и от смерти свобождая, многим многая подаде исцеления: слепым зрение, хромым хождение, глухим слышание, немым глаголание. Многих в убожестве и нищете последней страдающих обогати, гладным пищу подаде, и всякому во всякой потребе готовый помощник, теплый заступник и скорый предстатель и защитник показася, и овым такожде призывающим его помогает и от бед избавляет. Весть великаго чудотворца сего — восток и запад и все концы земнии ведят чудотворения его». После этого кажутся второстепенными и малозначащими высказываемые историками сомнения относительно личности святителя Николая, достоверности его присутствия на Вселенском Соборе или о возможности соединения в одном житии подробностей жизни сразу двух или даже трех Николаев, епископов, живших в различное время.
Поднявшаяся в последнее время особенно в западном христианстве волна «демифологизации», а по существу огульной критики и субъективных оценок церковной истории и святцев не может достичь большей правды, чем та, на которую опирается благодарная народная память, а в крайнем случае лишь подорвать доверие к идеалу абсолютных любви, заботы и милосердия. Ведь и утверждение, выдаваемое многими сегодня за факт, о том, что никакого перенесения мощей, чудесным образом устроенного самим святителем, из Мир Ликийских в итальянский Бари не было, а было банальное похищение их у греков в 1087 г. венецианской армией, — так вот, даже это не может отменить или оспорить другого непреложного исторического свидетельства: корабль со святыней достиг берегов Италии ровно 9 декабря, в день памяти Чудотворца.
Итак, всякие козни и домыслы мира побеждаются святостью. Празднование, которое Русская Церковь ежегодно с торжественностью отмечает 8/22 мая, остается для нас свидетельством особого смотрения Божия о памяти Своего великого угодника. Как прежде, так и теперь св. Николай продолжает нести в истории свою неусыпную вахту «старшего» в небесном полку святых покровителей и чудотворцев.
http://rusk.ru/st.php?idar=103261
|