Сравнивать себя со святыми

Почти во всех вероисповеданиях существует учение о святости. И по тому, как тот или иной вероучитель понимает, что такое святость, можно определить, кто он. Но, беда в том, что некоторые, из называющих себя православными, не всегда правильно понимают идеал святости. А ведь это — самое главное для жизни. В Священном Писании сказано «к святости призваны мы все, братия», то есть в образах наших святых мы имеем идеал человека, к которому мы должны стремиться. В истории есть печальные примеры следования за неправильно понятым религиозным идеалом. Самый яркий пример — судьбы наших писателей. Н.В.Гоголь, например, обладая мистической чуткостью и даже стремлением к монашеству, сделал своим идеалом Фому Кемпийского и его «Подражание Христу». И, этот сентиментальный, экзальтированный католический идеал святости привел его к болезни. Л.Н.Толстой святость понял как «непротивление злу насилием» и кончил хулой на Евангелие и Церковь. Русские символисты даже житие великих православных святых — прп. Сергия, прп. Серафима так перетолковывали, что все они становились адептами «нового христианства» и, скорее художественными образами романов, статей и поэм, чем реально существовавшими людьми. А скольких читателей эти образы смутили и ввели в заблуждение…

Правильное понимание святости жизненно необходимо для спасения. Недаром отец Павел Флоренский, разрабатывая после революционной катастрофы новую программу для духовных школ, предлагал ввести такой предмет, как «агиология», то есть «учение о святости». Недаром блаженный, юродивый Христа ради нашего времени — епископ Варнава (Беляев) главным трудом своей жизни сделал многотомник «Искусство святости». Недаром в наше время из всей, во множестве издаваемой и переиздаваемой православной литературы, львиную долю составляют жития святых или жизнеописания подвижников благочестия. «Вера не доказуется, а показуется», — сказал один из святых отцов. И, действительно, в подавляющем большинстве при вхождении в «мир веры» люди слушают, прежде всего, сердце и трогаются только живыми примерами. Им важнее всего почувствовать то, что наш современник, подвижник ХХ столетия иеромонах Серафим (Роуз) назвал «ароматом православия». Сам он — по рождению американец, по образованию специалист по восточной философии пришел к православию именно через общение со святым человеком — епископом Иоанном (Шанхайским). И, если нам не удалось разглядеть в тех, с кем нас свел Бог в этой жизни, отблеск святости, то будем хотя бы через книги приближаться к пониманию святого устроения. И, тогда со временем мы и в ближних будем замечать черты святости и поймем, почему апостолы всех верующих во Христа называли святыми.

* * *

Итак, прежде всего по учению Православной Церкви святость человеческая имеет источником Духа Святого. «Никто не свят, токмо Господь Бог наш» — учит Церковь. И в песнопениях и молитвах мы постоянно обращаемся к Господу Иисусу Христу со словами: «яко Ты еси един свят, яко Ты еси един Господь», «яко Ты еси един безгрешен». То есть говорим о том, что только один Господь вполне безгрешен, потому что рождение Его было от Духа Святого, а всякому человеку предстоит всю жизнь бороться с грехом. Потому и о величайшем святом, — о Предтече Своем, Которого Церковь ублажает сразу вслед за Божией Матерью, Господь сказал: «из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном больше его» (Мф. 11, 11).

Подвижник и христианский просветитель ХХ столетия Николай Ефграфович Пестов на основании трудов Отцов Церкви создал «лествицу святости» или лествицу восхождения, она наглядно иллюстрирует слова Господа: «у Отца Моего обителей много суть».

«Помилованные». По словам Господа: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5, 7).
Это те люди, которые проявляли в какой-то мере милосердие к ближним. Однако здесь нельзя говорить с уверенностью о достижении ими полноты блаженства в Царстве Небесном, если они, может быть, перешли в тот мир, еще не изжив вполне своих страстей и пристрастий.

«Спасшиеся». Как пишет ап. Павел: «У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но таёк, как бы из огня» (1 Кор. 3, 14−15).
Для этой группы верующих характерно их стремление послужить Господу, хотя, может быть, и не всегда удачное.
Как видно из текста Св. Писания, и в одной категории душ человеческих, достигающих Царства Небесного — «спасшихся» — уже имеется большое различие. Одни из них непосредственно «получают награду», а другие достигают спасения, пройдя предварительно через какие-то испытания или страдания, которые апостол уподобляет «огню».
Сюда можно отнести и тот случай, когда родители или наставники не приложили необходимых усилий и старания, чтобы воспитать в своих детях или питомцах христианскую веру и благочестие, хотя сами имели веру и в какой-то степени начало добродетелей христианских.
К спасению ведет верующих и терпеливое, без ропота, перенесение страданий. По словам св. Иоанна Златоуста: «Чтобы спастись, нам не надо грешить; кто грешит, тем надо каяться; а кто кается, тем надо терпеть страдания».

«Омытые» или «Очищенные». «Омытому нужно только ноги умыть» (Ин. 13, 10) и «Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам», — говорит Господь апостолам на Тайной вечери (Ин. 15, 3). Однако, хотя они и достигли в свое время великой святости, но в тот момент апостолы были еще не совершенны в добродетелях (оставление Господа в Гефсиманском саду, отречение Петра, желание отличия и проявление безжалостности у Иоанна и Иакова) (Мф. 20, 20−21).
Итак, здесь нет еще полноты развития Христовой любви, смирения и других христианских добродетелей.
Вот что сказано о душе одной девушки, пострадавшей на земле за Церковь. Явившись во сне своей подруге, она говорила: «Мне хорошо. Но я знаю теперь и о более высокой степени блаженства праведников. Однако я не могу быть принятой в их обители: у меня не хватает цветов добродетелей».

«Просвещенные». Обращаясь к христианам в Риме, ап. Павел пишет: «…вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий» (Евр. 10, 32).
Здесь, потому можно говорить уже про значительные подвиги христианина, подъятые во имя Христа.
К перечисленным выше группам можно отнести и тех из христиан, которых принято в Церкви называть «подвижниками благочестия».

«Праведники и святые» (в современном понимании последнего слова). «…праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще», — читаем мы в Св. Писании (Откр. 22, 11).
Как видно из этого текста, Священное Писание различает понятия — «творить правду» и «освящаться».
Можно думать, что первое относится к внешним, волевым подвигам христианина, а второе — к очищающей и освящающей душу благодати, дарующей душе драгоценные христианские добродетели.
На высших ступенях просвещения души — святости, особо ревностным христианам даруются и особые возможности служения через дары исцеления болезней, изгнания бесов, прозорливости и пророчеств.
Развитие христианских добродетелей здесь достигает значительной полноты при видимом осиянии души Духом Святым.
Про последнее ап. Павел пишет так: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5, 22−23).
Для достижения этой степени потребны большие труды и многие годы «невидимой брани» или мученические венцы.

«Великие святые». Немногие достигают этой ступени — ступени безстрастия.
Здесь нужны великие подвиги, выполняемые ради Христа, и соучастие в Христовых страданиях, в подражание апостолу Павлу, который пишет: «…восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол. 1, 24).
Эти святые обладают и высокими духовными дарами и соучаствуют со Христом в устроении Его Церкви.
Их можно приравнять к принесшим десять мин, которым господин говорит: «…возьми в управление десять городов» (Лк. 19, 17).

«Богоподобные и Божественные». Как пишет схиархимандрит Софроний: «Уподобление Христу может быть и большим, и меньшим, но пределов этому уподоблению не положено; так непостижимо велико призвание человека; он воистину становится подобием Богу».
Для этой очень немногочисленной группы великих святых характерно достижение полноты безстрастия, наличие полного расцвета всех добродетелей христианских и необычайных трудов по их достижению. Здесь также характерным являются великие труды за дело Христово и претерпение гонений за Него, то есть высокая степень соучастия с Господом при перенесении «скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол. 1, 24).
Во главе этой группы великих друзей Христовых стоит апостол Павел, которого многие духовные писатели именуют «божественным».
Святитель Григорий Великий называет и прп. Антония Великого не иначе, как «божественный Антоний».

Богородица — Преблагословенная Приснодева Мария — занимает совершенно исключительное, особое место, как Матерь Божия, и на земном, ограниченном и слабом человеческом языке невозможно поведать о Ее величии во всех христианских добродетелях, совершенстве, красоте, святости и значении для дела спасения всего рода человеческого.

* * *

В более конкретном виде, — в трактовке народного благочестия — эта разница «типов или видов святости» воплотилась в бытующем среди церковного народа, представлении о том, что святые выполняют и после смерти своей различные служения, — то есть к разным святым нужно обращаться в разных случаях жизни.

«Служения различны» — говорится об ангельских силах в апостольских посланиях. Но, почему-то, когда так говорят о святых, у некоторых интеллигентов это вызывает возмущение. Они высмеивают те книжечки, в которых перечисляется какому святому в каком случае надлежит молиться, они усмехаются над тем, когда слышат, что в храме ставят свечи преподобному Сергию для успешной сдачи экзаменов, а святых Флора и Лавра просят помочь в делах сельских. Признаюсь, я и сама совсем недавно принадлежала к таким «продвинутым» церковным интеллигентам. Да потом и подтверждение нашла в воспоминаниях профессора Закржевского, как они верующие интеллигенты 20-х годов, не принимали этот обычай.

Но потом, не в ученой литературе, а в житийной постоянно сталкивалась с примером того, что в разных жизненных случаях принято прибегать к заступничеству разных святых. Приведу пример из древнего Отечника. У прп. Даниила Скитского просил помощи некто, тяжко боримый блудным помыслом. Старец послал его на гроб мученицы Фомаиды. И, когда повеленное было исполнено, искушение исчезло. Почему же помощь должна была прийти именно через эту мученицу? — Потому, что она в жизни своей прошла через тяжкое искушение против ее целомудрия и мученически умерла за сохранение чистоты.

«Да искушен быв, может и искушаемым помощи» — сказал о Господе Апостол. Так и о святых можно сказать: то, в чем они сами были искушены, то, против чего они сами выстояли, в том они и нам могут помочь. И в этом особенность именно православного почитания святых — мы любим служить молебны разным святым. Мы, таким образом их особенно почитаем. И, недаром такой популярностью сейчас пользуются всевозможные издания акафистов святым, канонов, молитвословов с особыми молитвами отдельным святым, в различных обстояниях помогающих. Значит людям это нужно. Сама видела, как радуются люди, узнав, что и на этот случай и на другой случай есть особая молитва, можно обратится к какому-то определенному святому.

* * *

В серии книг «О святости» мы будем говорить отдельно о самых почитаемых в народе святых, без которых можно сказать и немыслима жизнь православного христианина. Но «знакомиться со святыми» мы должны постепенно. И не надо набрасываться на то, чтобы сразу про всех святых все узнать. У каждого из нас есть то, что можно назвать «любимые святые», — те, присутствие кого в нашей жизни мы особенно сильно чувствуем, те, к кому чаще всего обращаемся в молитвах. Иногда, даже очень коротко: «Святителю, отче Николае, помоги мне!»

Как это происходит, что кто-то из святых становится нам особенно дорог? Прежде всего, это связано с тем, какой храм мы посещаем, где мы постоянно молимся по воскресным дням, где служит наш духовник. Небесные покровители этого храма (те, кому посвящены престолы или те, чьи почитаемые иконы есть в храме) волей — неволей становятся особо нам близкими. Их имена постоянно звучат на литиях, на молебнах, на отпустах.

В обязанность каждого христианина входит почитание того святого, имя которого ты носишь. В утреннее молитвенное правило входит обязательная молитва к небесному покровителю. В домашнем киоте должны быть иконы святых — ангелов-хранителей дома сего. Некоторые носят на груди медальончики с иконками своих святых. В прежние времена специально заказывали именные иконы, на которых были изображены небесные покровители тех святых, имена которых носили все члены семейства.

Но особенная любовь к тому или иному святому может возникнуть и не по «месту жительства» или по храму, а через других людей. Почитание святых вообще нередко передается именно от человека к человеку. Так автору этих строк в совсем юном возрасте Господь послал встречу с бывшими членами православных братств 1920-х гг. Все они очень почитали Оптинских старцев. Тетрадки с выписками из писем и поучений старцев, редкие сохранившиеся дореволюционные издания были их главным чтением. Через это чтение они привили особое почитание к Оптинским старцам и мне. Это было задолго до канонизации старцев. Монастырь тогда еще не был открыт, но я все равно стала ездить туда каждое лето. Потом открыли монастырь, стало можно не только на один день приехать в обитель, но оставаться на послушании и сравнительно долго. Тогда впервые открылось, что такое «небесный покровитель», открылось как близко к нам святые, как они нас любят, как слышат любое наше прошение. Но любовь эта бывает подчас очень требовательной, взыскательной.

Ярче всего запомнился случай, как однажды после того, как я привезла в монастырь и оставила в канцелярии, использовавшиеся на выставке «Оптина Пустынь и русские писатели» экспонаты и… они потерялись. Сказали мне об этом после того, как я в очередной раз (через месяц или через два) приехала в монастырь. Стали везде искать, множество раз смотрели на том месте, где я их оставила… как в воду кануло все. А там были подлинные рисунки начала ХХ века и их нужно было возвращать владельцам. Я была в отчаянии, но тогда еще не понимала, что расплачиваюсь за гордыню, — делала выставку, водила экскурсии, писала статьи, читала лекции, выступала по радио (за всем этим звучит: «Я, Я, Я»).

Но вот появилась в храме новая икона прп. Амвросия. Необычная и ставшая навсегда любимейшей. Это иконописное воспроизведение известной фотографии старца. Старец изображен в полный рост, опирается на палочку. Как только подошла я к иконе, сами собой слова внутри зазвучали: «Батюшка, помоги мне найти вещи, хоть палочкой меня побей, как ты бил нерадивых и гордых послушников, только помоги». И вот — выхожу из храма, а мне навстречу идет монах-секретарь: «Нашлись ваши экспонаты». — «Где?» — «Да там, куда вы их положили». А ведь мы там не один раз искали — ничего не было.

Старцы оптинские вообще очень любвеобильные, много приходилось слышать рассказов о том, как они помогали в очень серьезных проблемах людям. И люди платили и платят им великой любовью. Для многих православных именно оптинские старцы — любимые святые. И, надо сказать, что здесь действует поговорка: «Скажи мне, кто твой друг и я скажу — кто ты». Так или иначе, конечно преодолевая свою греховность, оптинские поклонники стремятся стяжать оптинский дух сердечного православия, — «простоты без пестроты».

Мои бабушки открыли для меня и наследника оптинского старчества в советское время, теперь он прославлен «Иже во святых» — прп. Севастиан Карагандинский. Его они знали лично, окормлялись у него, а мне дали воспоминания, которые нескольких экземплярах я размножила на машинке и давала читать друзьям. Теперь все эти воспоминания изданы.

Таким же даром свыше было откровение о преподобном Силуане Афонском. Впервые его записки мы получили в 1970-е годы. Читали в машинописи, переписывали в тетрадки. У меня до сих пор целы эти тетрадки. Потом Господь послал встречу с паломниками к ученику Преподобного — старцу Софронию (Сахарову). Зазвучали с аудиокассеты «Беседы» старца Софрония и через них, — мы их слушали ежедневно, писали старцу письма (он скончался в 1993 г.) открывалось величие преподобного Силуана и он тоже стал любимым святым.

Конечно, все мы особенно почитаем прп. Серафима Саровского и прп. Серафима Вырицкого.

Наше время принесло нам дар откровения о любви к России, ко всем нам Святых Царственных Мучеников — и мы учимся любви к ним.

В каждой епархии, храме, монастыре открылись сведения о новомучениках и исповедниках и к ним мы приникаем с благоговением, стыдом и надеждой.

Православным не нужно говорить об особенной привязанности нашей к свт. Николаю, прп. Сергию, св. целителю Пантелеимону, св. благ. Александру Невскому, св. блж. Ксении, св. прав. Иоанну Кронштадтскому. Кто-то скажет: «Ну, у вас все любимые. Сколько имен вы назвали». Но возьмите святцы — там сотни сотен имен, но мы почему-то выбираем десяток святых, и их имена поминаем постоянно, а других в лучшем случае поминаем только в дни их памяти. А без нескольких святых мы просто не представляем своей жизни.

Я позволила себе поделиться с читателями признаниями о моих любимых святых, — да не осудят меня церковные люди за нескромность, — но эти строки о святости обращены, прежде всего, не к уже воцерковленным людям, а к тем, кто только подходит к порогу Церкви. Закончу свои признания именем, которое особенно дорого сейчас, когда я пишу эти слова — преподобного Александра Свирского. Мощи тайнозрителя Святой Троицы сохранились в полном нетлении, поэтому молитва к нему особая. Ты видишь его святую плоть, он присутствует пред тобой въяве. И в церковной молитве, которая возносится перед мощами, мы слышим утешительные, но одновременно и взыскующие слова: «В день Страшного Суда услышим от тебе похвальный оный глас: Се аз и дети, яже дал ми еси Боже!» Преподобный Александр действительно берет под свой омофор людей, которых, видимо, сам избрал в чада. Хотя страшно думать об этом. Но на моих глазах за пять лет люди в его монастырь приходили и уходили, не могли тут удержаться. А кто-то прилепился душою и уже жизни не представляет себе без этого монастыря. Хотя дело конечно не в стенах. Может быть и нам (я не говорю о насельниках, а о тех, кто время от времени выполняет здесь послушания) когда-то придется покинуть эту благодатную землю. Но, когда приходят такие мысли, то я вспоминаю, как десять лет назад я с горечью покидала Оптину Пустынь — знала, что обстоятельства не позволят мне теперь бывать так часто, как раньше и оставаться подолгу. С этими грустными мыслями, глядя на убегающий за окнами автобуса вид монастыря, я открыла книгу писем прп. Амвросия и прочла там: «Я всегда с тобою, где бы ты ни была, вижу тебя и слышу». Это относится к любому святому, к его святому попечению о нас грешных, если только мы стремимся к нему сердцем.

* * *

После так называемого «лирического отступления», в котором автор этих строк делился с читателями своими внутренними переживаниями, перейдем к ответу на вопрос, который был сформулирован в самом начале книги: чем православное понимание святости отличается от существующего в других вероисповеданиях или в других христианских конфессиях. Особенно распространяться о других вероисповеданиях не буду — здесь водораздел ясен и очевиден, важнее поговорить о том, в чем можно запутаться — об отличии нашего идеала святости от католического.

У мусульман святой — это всякий, кто побывал в Мекке. И, особенно, тот, кто сражается «под знаменем Аллаха». И индусов святой — это тот, кто отрешился от этой жизни. Святой у иудеев — это избранный, «отделенный от среды». Для иудаизма святость измеряется прежде всего пользой, какую этот человек принес своему «избранному народу», иногда при этом бывает неважно какой ценой это сделано.

У протестантов нет святых. Даже Божию Матерь они не почитают. Секты же разных толков, которые по сути — отколовшиеся части протестантизма, часто остервенело ненавидят святых. Не понимают нашу любовь к ним и даже заявляют: «У вас целый пантеон богов. Вы так чтите вашего святителя Николая или Сергия Радонежского, что забываете Бога». Любовь разумом объяснить очень трудно (а протестанты делают ставку на разум прежде всего), любовь живет в сердце, и она — дар свыше.

«Роднитесь с небесными жителями» говорил моей бабушке новомученик архимандрит Лев (Егоров). Этот его завет она исполняла всю жизнь и у нее действительно (у меня всегда было такое ощущение при разговорах с ней) было много «небесных родных» и друзей.

Так же было и с моей наставницей — монахиней Еленой (Казимирчак-Полонской). Она — незауряднейший человек, трижды профессор — профессор математики, философии и астрономии в конце своей жизни, приняв постриг, прежде всего «приникала к святости» — читала лекции о святых, писала статьи. И вот, когда она уже томилась в предсмертном бреду, она продолжала говорить об особо почитаемом ею св. блгв. князе Александре Невском. Помню, я тогда слушала ее слова и задавала себе вопрос: «А если бы в таком состоянии была я? О чем бы я стала бредить? Вряд ли о чем-нибудь святом». Матушка Елена большую юность свою и молодые годы провела на Западе. Она знала несколько европейских языков, была постоянным организаторов научных европейского уровня конференций. Общалась со многими иностранными учеными, но, вот удивительно — знание западной культуры не делало ее поклонницей западной святости. И, то, что стало модно делать сейчас — сближать наших и западных святых (например прп. Серафима Саровского и св. Франциска Ассизского) ей было совсем не свойственно.

Как известно, даже самые сложные догматические проблемы легче всего понимаются при помощи конкретных примеров. И вот — ярчайший пример нашего времени, почитаемая еще при жизни на Западе как святая наша современница — мать Тереза. О ее деятельности мы знаем немало. Почти все ее подвиги широко освещались в различных СМИ, что само по себе тоже является именно проявлением западного «свидетельства» или миссионерства. В одно время с матерью Терезой жила православная монахиня — старица Гавриилия. Она тоже занималась с прокаженными в Индии. То же ездила по всему свету, помогая людям нести их физические недуги (она была врачом), она, несомненно была миссионером. Но о ней не писали в газетах, не брали у нее интервью, не снимали ее в группе политиков или высших иерархов — православному подвижничеству все это чуждо. Узнали о матушке Гавриилии только после ее кончины, когда ученики собрали ее высказывания и издали книгу. Сейчас она издана и на русском языке. Поучения матушки Гавриилии на самом-то деле даже нельзя назвать поучениями — это беседы, простой разговор с близкими людьми. Разговаривая с ними, она просто делится воспоминаниями о том, что ей пришлось увидеть и пережить за время ее странствий. И, если просмотреть тематический указатель в конце книги, вы с удивлением заметите, что матушка совсем не говорит о стремлении к святости, не говорит о самоиспытании.

Для того, чтобы понять, как католический идеал отличается от православного достаточно открыть последнюю книгу матери Терезы «Нет больше той любви…» Вся она пронизана сознательным стремлением к святости. В книге есть главка «О святости» и там дается пример характерной католической молитвы: «Он — Бог, Который нас любит, Тот, кто нас создал. Обращаясь к Нему, мы можем просить Его: „Отче мой, помоги мне! Я хочу быть святым, я хочу быть добрым, хочу любить!“ Святость — не роскошь, предназначенная для некоей элиты; она уготована отнюдь не для некоторых избранных. Мы все призваны к ней, и ты, и я, и все остальные». Я сказала, что это характерная католическая молитва, потому что прошение о святости встречается и в жизнеописаниях древних и новых католических святых, оно, по свидетельству лично мне знакомых западных людей, и для рядовых католиков является обычным. Мать Тереза в той же книге констатирует «Сказать: „Я хочу быть святым“ — это значит встать на путь Божий, на путь спасения».

Православный подвижник на это бы ответил: «Сказать: „Я хочу стать святым“ — это значит встать на путь прелести, самообольщения и самолюбования». И так, совершая даже великие дела милосердия, можно жить, постоянно внутренне ублажая себя своей святостью.

Но мы, православные неофиты, часто сами того не осознавая, встаем на тот же путь. В «беседе по душам» с одной женщиной я услышала: «Я постоянно думаю о том, какой меня задумал Бог. Какой я должна быть. И каждый день отмечаю, что я сделала против того святого образа». — «Мы не должны себя оценивать по шкале святости», — сказала я ей. А она очень удивилась: «А разве не этому учат нас Отцы?» — «Нет, они учат нас смотреть не вперед на нашу святость, а всегда смотреть на настоящую нашу греховность».

Из житий православных святых мы знаем, что никто из них не думал, что он свят, даже не предполагал в себе каких-то начатков святости. И из века в век повторялось поучение: «Не великое дело увидеть ангела, великое — увидеть свои грехи, как песок морской».

* * *

Преподобный Силуан Афонский в своих «Записках» говорит о том, что пока земля еще может рождать святых, она не погибнет, а как только перестанет, то наступит конец мира.

Это значит, что и в наше время, которое на языке богословских терминов называют «апостасийным», то есть временем массового отступления от Бога, есть святые, — значит Господь еще милует нас, и народ русский еще не стерт с лица земли. А по свидетельству многих прозорливых подвижников (прежде всего назовем прп. Серафима) весь мир держится русской святостью.

Только русские называют свою страну «Святая Русь». Это был идеал на все времена. Хотя, конечно, люди трезвенные знали, что в реальной жизни Русь не является святой, она полна проявлениями греховности. Но, недаром — от митрополита Илариона до Михаила Пришвина — на протяжении тысячелетия русские «книжные люди» писали о Святой Руси. Они учились и учили других видеть лик святости за подчас уродливой и пьяной личиной русской жизни.

Итак, святостью держится мир, и не только святостью тех, кто уже прославлен у Бога. Но и тех, кто продолжает свой жизненный путь. Пока солнце светит на нашу грешную землю, значит есть кто-то, кто угоден Богу на этой земле. (Вспомните разговор праведного Лота с Богом. Господь обещал ему помиловать Содом, если там есть, хотя бы 5 праведников). Наши города стоят, значит есть кто-то в них, кто «свят пред очами Божиими».