В ожидании Воскресения

Беседа с протоиереем Владимиром Цветковым

Темой беседы стали размышления о грядущем, согласно небезусловным, впрочем, пророчествам святых, воскресении России и об итогах того возрождения начала 1990-х гг., которое многие, к сожалению, ныне считают уже состоявшимся воскресением.

— Отец Владимир, на картине современного художника Сергея Бочарова «Явление народа», написанной на сюжет ивановского «Явления Христа народу», в образе Иоанна Крестителя изображен митрополит Иоанн (Снычев), крестящий наиболее известных представителей и руководителей современной патриотической оппозиции, начиная Зюгановым и кончая Баркашовым. Каким Вам запомнился митрополит Иоанн, для многих являющийся легендарным Владыкой?

— Еще до того, как он появился на кафедре в Питере, было известно, что это архиерей необыкновенный, что это — старец. Что он принимает у себя и простых людей и старушек, всех православных с духовными вопросами и вообще ведет духовническую деятельность, что было для архиерея необычно, если не сказать удивительно.

Владыка был доктором церковной истории и внимательно относился к интеллигенции.

Вообще, архиереи делятся как бы на два таких вида. Одни, если не презирают, то, по крайней мере, опасаются интеллигенции и ждут от нее какого-нибудь подвоха или идеи не соответствующей православию или не контролируемой деятельности. Другие, и их меньшинство, относятся к интеллигенции положительно, ищут образованных людей, нянчат их, и используют их таланты и возможности на благо Церкви. Из опыта могу сказать, что к первым относятся те, кто не имел светского образования. Хотя бывают исключения, одним из которых как раз и был Владыка Иоанн.

Когда Владыка вступил в должность, он сразу же начал собирать вокруг себя всех людей православно мыслящих, в том числе Душенова, Антонова, Симакова и я тоже как-то попал под руку, а наше общество святителя Игнатия Брянчанинова решило избрать его почетным председателем. Он согласился и всегда нас активно поддерживал.

— А что Вам запомнилось как главное в образе Владыки?

Владыка был, прежде всего, отец. Ко всем он относился по-отечески. Есть святители, которых даже в святцах называют преподобными, есть яркие администраторы, есть богословы, как митрополит Филарет. А Владыка Иоанн был, прежде всего, духовник, у него болело сердце за Россию, за церковь Русскую, ну и за каждого человека. Для него не было чужих. Даже если человек имел другие взгляды или враждебное к нему отношение, то он все равно за этого человека молился и переживал (как в случае с губернатором Петербурга Собчаком), и никому не желал зла и не творил его.

Второе — он был подвижник, аскет. Все его проповеди носили не социальный богословский или исторический характер, а касались борьбы со страстями, служения Господу и ближнему. В этом он близок епископу Игнатию Брянчанинову.

Наконец, «внешние» знали и почитали Владыку как фигуру общественную, как патриота, защитника Церкви, ревнителя русской истории. Именно этим он наиболее запомнился людям, которые читают православные книги, но в храм, может быть, ходят не всегда.

Эта сторона его архипастырского служения очень важна, потому что многие ждали и сейчас ждут от Церкви возглавления патриотического движения. Многие ожидают, что Церковь определит ориентиры, даст те идеи, которые содержатся в нашей истории, в нашем богословии, в нашей культуре, которые станут ответом на актуальные вопросы нашей жизни, на те вопросы, которые задают не только верующие, но и неверующие. Многие патриотические деятели хотели бы знать — а какова церковная точка зрения на тот или иной общественный и даже государственный вопрос, поскольку понимают, что это всегда будет позиция, активная, деятельная и патриотическая. Не идеи и цитаты, а участие в той общественной борьбе, которая происходит между добром и злом.

— Как Вы оцениваете современную ситуацию и наши позиции в этой борьбе?

— Она очень сложная, но мы живем надеждой. И сегодня, насколько я понимаю, высшее церковноначалие начинает отзываться на современные острые вопросы. В частности, в связи с проблемой льгот, Святейший выступил в защиту людей обездоленных, бедных и все более обкрадываемых, а Владыка Кирилл (Гундяев) высказал свое отношение к глобализации, ИНН, взял под защиту тех, кто не хочет принимать номеров. Другой яркий пример — конференция, которая проходила в храме Христа Спасителя на тему демографического кризиса, где проблема абортов ставилась как одна из причин депопуляции русского народа. Эти факты и многие другие говорят о том, что Церковь и наши иерархи начинают давать ответы на актуальные политические вопросы. Для нас это важно, потому что мы рискуем оказаться в арьергарде того общественного процесса, в результате которого сейчас происходит объединение оппозиции. Если же Церковь окажется в хвосте, то на нас, как на хвост, могут наступить и предъявить счета, не только и не столько времен советской действительности, ибо там не так уж много счетов (сотрудничество с органами безопасности), сколько претензии за период после перестройки. Здесь, с одной стороны, пассивность в выражении своих взглядов, с другой стороны, активное сотрудничество с администрациями, которые действовали вопреки интересам народа, разрушали государство, экономику, нравственные устои. Нам могут быть предъявлены обвинения в соучастии.

— А как Вы относитесь к оборотной стороне этой темы. Сейчас прошумели цветные революции в Грузии, Киргизии, Украине, и, как известно, все они поддерживаются на западные деньги. Тот же самый источник бодрости можно увидеть и в противоестественном союзе либеральных демократов (яблочников, Хакамады), с одной стороны и коммунистов (зюгановцев, нацболов), с другой. Не получится ли сейчас, что выступления против существующей власти окажутся выступлениями против России?

— Не дело Церкви выступать против власти. Но обязанностью Церкви является печалование, то есть защита всего ценного и разумного, что есть в окружающей жизни: и в государственном устройстве, и в экономике, и в культуре, и в нравственности, и в СМИ. И этот голос, на стороне которого авторитет истории, должен звучать достаточно резко и определенно, чтобы не было сомнения в том, что Церковь на стороне правого дела, на стороне добра.

— Есть ли сейчас здоровые силы в Церкви? Можно ли считать возрождение 1990-х годов, после 1000-летия крещения Руси тем возрождением, и ничего другого не ожидать?

— Я вообще не считаю, что это было какое-то возрождение. Та обстановка, которая возникла, будучи либеральной по своей природе, предоставила свободу всему и вся — пусть растет 100 цветов… То, что произошло в 1990-е годы, открыло нашу немощь. Оно открыло ту степень подавленности русского народа в религиозном формате, ту степень разрушения, которую принес коммунистический режим. И когда людям была открыта возможность креститься, посещать церкви, создавать православные объединения, — оказалось что таких людей до удивления мало. Оказалось, что это не возрождение, а православно-национальная катастрофа, которая, как под рентгеном, открыла нам степень разрушения русской души, причем по всем направлениям. Ведь тот народ, который не пошел в храм, пошел куда угодно, и занялся чем угодно и всё это по координатам прямо противоположным православному мировоззрению. В 1990-е г. Церковь получила возможность наряду с другими организациями наряду с сатанистами и язычниками начать жить нормальной жизнью, в обществе, которое не давит, которое хоть и не помогает, не возвращает того, что было украдено, но, по крайней мере, говорит — пожалуйста — собирайте деньги, ресурсы, человеческие и какие-другие, вот вам развалины — можете строить все, что захотите, в пределах законодательства.

К примеру, в Петербурге открылись храмы, монастыри, но количество народу в них не только не увеличилось, но даже чуть ли не уменьшилось. Поскольку открылось много храмов, соборы опустели. В те времена еще многие настоятели соборов протестовали против открытия храмов, ибо было ясно, что прихожане, а с ними и доход будет делиться на вновь открытый храм… Так и произошло. Храмы наполнялись только там, где была живая жизнь, где занимались миссионерством. Не говоря о том, что в деревнях (а я прослужил большую часть жизни на деревенских приходах) в храм как ходили одни старушки, так и ходят.

Открылось что русский народ оказался подобен человеку, который шел из Иерусалима в Иерихон (Иерусалим на горе — это город мира, а Иерихон — в долине, город, который надлежало уничтожить). Эту деградацию от той веры, которая была в XIX веке, к тому, что мы получили в конце ХХ века можно сравнить с человеком, который впал в разбойники. Русскому народу нанесены раны, и кто ему поможет? Ни священник не может помочь — что поделаешь с пьянством, бандитизмом, ни левит — наши братства, наша общественность. Вся надежда только на Господа, что Он явит нам Свою милость, и по пророчествам многих русских святых будет явлен Царь — милостивый самаритянин. Но его надо вымолить, выплакать, его надо заслужить, хотя это дар, который заслужить в принципе невозможно.

Тогда, по пророчествам, будет и славянское возрождение, тогда будет и освобожден Константинополь, тогда будет и проповедь Православия во всем мире, так что в Европе, как говорил старец Паисий Святогорец, будет не найти неверующего. То есть должны исполниться все пророчества и греческих и русских старцев. И Косьмы Италийского, и Паисия Святогорца, и Старца Серафима, и Саввы Освященного. Тогда, собственно, будет возрождение не только России, но и всего мира. Потому что на народе русском и на Церкви Православной лежит вселенская миссия. Не просто храм построить и кого-то обратить в свою веру из новых русских или главу администрации. Задача — просветить светом Евангелия всю вселенную. Причем Евангелием в святоотеческом понимании и православном духе. Пока этого не было. Но будет. Это пророчество Самого Господа Иисуса Христа, а потому не может не исполниться. Кому же проповедовать Православие как не нам, как не России?!

— Как же совместить наше такое печальное состояние со столь великой миссией?

— Сила Божия в немощи совершается. Вот мир весь увидит и удивится, что вот из этой немощи, из этой разрушенной экономики, из этого народа, которого уже десять миллионов умерло в правление либералов, вдруг, как говорил Паисий Святогорец из новообращенных, из молодежи, появится и вождь, и пророк, и священство, которое будет иначе, в ином формате воспринимать свои задачи.

— То есть, Вы все-таки видите какое-то положительное значение в 1990-х годах, когда молодежь стала приходить в Церковь?

— А как же! Мы все ждем, мы находимся в ожидании Бога, в ожидании Царя (если помните, была такая популярная пьеса «В ожидании Годо»). И пока делаем то, что необходимо. Мы строим храмы, в которые, казалось бы, никто не будет ходить. Мы издаем книги, печатаем журналы, которые мало кто читает, мы говорим по радио, которое мало кто слушает. Но мы готовы. Мы сами готовы и готовим кадры, и должны просто изучать иностранные языки, японский, французский, индийский, с тем, чтобы потом быть готовыми проповедовать на этих языках. И эта проповедь уже начата, правда, греками. В Африке, на Филиппинах, в Америке, много народу крестится в Православие: и протестантов, и католиков. Словом, есть уже такие «движения воды».

— Слушая Вас, мне вспоминается одна из статей митрополита Иоанна, в которой он писал о двух крещениях Руси — одно святой княгиней Ольгой, другое святым князем Владимиром. При Ульянове-Ленине Русь была «раскрещена». Так нельзя ли назвать возрождение начала 1990-х «вторым крещением ольгиным», а чаемое — «вторым владимировым»? Ведь вы говорите как будто о том же?

— То, что я говорю, это — не мои слова, это — слова старца Иосифа Ватопедского, который жив, он — ученик Иосифа Исихаста. Я с ним встречался и сподобился получить благословение. Этот человек говорит, что дальше будут скорбь и войны, гонения будут на Православие, а потом придет Царь, при котором начнется возрождение. Тогда будет освобожден Константинополь, Малая Азия, Иерусалим, евреи обратятся ко Христу. Вот что ожидает нас. И миссионерами станут кто-то из наших чад. Из тех, кто почувствует чистоту Православия и захочет потрудиться, захочет положить душу свою, а, может быть, и жизнь за проповедь Евангелия всей твари.

— То есть, возрождение вы видите не как политическое, а, прежде всего, как миссионерское?

— Русское миссианство заключается не в католическом главенстве, а в служении, в распространении тех ценностей, за которые можно умирать и за которые придется умирать. И миссионеры, как правило, умирали мученической смертью. Ибо не все те, кого они обращают, их внимательно слушают и принимают то, что проповедуется.

Политическое возрождение это, конечно, всего лишь, средство, но и некая необходимость. Потому что если мы останемся в таком виде как сейчас, то мы не только что-то проповедовать, а и глаза поднять не имеем никакого нравственного права, а потому если и будем проповедовать, то в лучшем случае в аду, где православная проповедь уже звучала — там Сам Господь проповедовал во Святую и Великую Субботу, сошед во ад. Но Россия особая страна, она может сжиматься до небольшого размера, может по территории она еще меньше будет, чем при Иване Грозном. И русских еще может стать меньше. Может, и коммунисты придут с розовой революцией. И очень похоже, что та революции, которая неизвестно на чьи деньги будет, не явится возрождением. Потому что не видно тех сил патриотических, которые бы могли ее возглавить и повернуть в направлении разрушения либеральных ценностей. Где эти патриоты? Их нет. Нет вождей, нет партий. Где? Какая партия православная, монархическая? Есть люди, есть книги, но это все такой писк на фоне гама и крика либерального и коммунистического. Конечно, после того, как оппозиция объединится, она будет иметь красно-розовый цвет.

— А каково Ваше отношение к самой коммунистической идее по существу в ее сравнении с капиталистической, торжество которой в России мы все с такой болью переживаем?

— Согласно решениям Поместного собора 1917 г. каждый христианин может иметь свои политические воззрения, кроме человеконенавистнических, но не должен их выставлять как общецерковные. Это положение было забыто и карловчанами-монархистами, и евлогианами, которые были левыми либералами (эсерами) и на этой почве отделились, и нами, ставшими такими розовыми и даже красноватыми, что потеряли в своем церковном лексиконе слова: монархия, царь, — до сих пор некоторые боятся и не выговаривают эти слова. Это неправильно, ибо Церковь должна соединять все партии.

Лично я считаю, что государство должно быть социально ориентированным (хотя и не социалистическим). Мы не можем относиться к бедным как в XIX веке, т. е. как к серой массе. Бедные простые люди за ХХ век стали личностями, и это — заслуга социалистической идеологии. Если заслугой дореволюционной России было дворянство, воспитанное Петром, давшее Пушкина и Достоевского, то советский период дал возможность людям из бедных семей, выучившись, стать маршалами, академиками, художниками, епископами и т. д.

Опыт социального строительства должно учесть. То, что сейчас фундамент этих социальных гарантий ломается — это, наверное, и станет фундаментом для красно-розовой революции (есть же пророчества, что коммунисты еще будут управлять).

Частная собственность, несомненно, должна быть сохранена, но не на крупные предприятия. А мелкие предприятия кустарные, бытовое обслуживание — пожалуйста. В каком-то виде м.б. и земельные наделы. Но не в том виде чтобы у рек и озер были самочинные хозяева, деньги которых хранятся не в России, а в западных банках.

— Поучается, что сейчас главной политической проблемой для верующих и для патриотов является отношение к коммунистам?

— Как в свое время говорил еще философ Владимир Соловьев — социализм нельзя победить, если не признать правды социализма. Ее необходимо признать, и мы ее признаем, ведь мы жили в социализме, видели все плюсы, но видели и все минусы, и они никуда не денутся.
Очевидно, что революционная болезнь еще не изжита. Будут баррикады. Будет «оранжевая» красно-розовая революция. Она не будет патриотической. Монархические революции… Я даже не припомню, чтобы такие были.

— А нижегородское ополчение 1612 г.

— Ну вот разве что нижегородская революция… Кстати, не зря всё же подобное Смутное время одолено было из Нижнего Новгорода. Не зря и государственный праздник новый у нас теперь посвящен одолению Смуты. Одолению католичества и либерализма. Вот почему очень важно возродить нижегородский храм Казанской иконы Божией Матери как символ того праздника и того, что ждет русская душа — преодолеть, вытеснить за пределы нашего отечества всех нынешних либералов туда, откуда они появились. Пусть живут там, где им любо. Подобное отправить к подобному. Может, и начать нужно с Нижнего Новгорода. Повторить…

— Но ведь повторений не бывает. Если мы станем призывать собрать ополчение, то это будет смешно. А вот как бы нам по-новому осознать миссию Нижнего Новгорода?

— Сейчас вся борьба идет в информационном, виртуальном, не побоюсь сказать, интернетовском пространстве. Поэтому силы должны собираться именно духовные.
Не нужно бояться ни социализма, ни либерализма, ни фашизма, но изо всех идеологий, изо всех ныне существующих партий нам, православным, нужно брать лучшее. Прямому действию учиться у лимоновцев, избегая соблазна пустых пиар-акций, русское мировоззрение заимствовать у националистов, очищая его от язычества, социальную справедливость — у коммунистов.

Наша сила в том, что у нас, благодаря пророчествам, например, старца Иосифа Ватопедского, есть историческая перспектива на 50 лет вперед. Нам известна основная логика развития грядущих событий. Соответственно, мы должны выстраивать стратегию наших действий, упреждая противника. Нужно привлекать к правому делу православно мыслящих коммерсантов, они, несомненно, есть, ведь не бабушки же храмы возрождают?

— А говорят — храмы восстановят, а ходить в них будет нельзя?

— Есть такая проблема. Монастыри не имеют опытных игуменов и старцев, и монахи знают только строительство, и, как следствие, отстроив монастырь, они не знают, что дальше делать, и ищут другой разрушенный монастырь, который можно было бы возродить.

— В Арзамасе, насколько мне известно, вообще, поставлена задача восстановит все храмы.

— Ну, подумайте, кому это надо? Ведь прихожан то в Арзамасе нет. Горстка людей. Они занимают десятую долю собора, когда служит архиерей… Но в том-то и дело, что мы храмы строим не для тех, кто сейчас живет — на будущее. На то время, когда нам придется исполнять вселенскую миссию. Арзамас, о котором преподобным Серафимом предсказано, что он будет губернией — это ярчайший пример исполняющихся на наших глазах провиденциальных пророчеств. Ведь ясно, что нужно восстанавливать сейчас, потому что там будет уже не до восстановления, там будут другие дела и проблемы.

— То есть, сейчас идет подготовительный период?

— Мы, вообще говоря, строим, ждем, надеемся. И верим, конечно, потому что если не верить в то, что говорили святые отцы, то я не знаю, как вообще сохранить вменяемость. Я удивляюсь, как неверующие терпят всё то, что происходит сегодня со страной?!

Не случайно ведь такое количество самоубийств и пьянства — это пассивный выход из обессмыслившейся для людей игры. Впрочем, диагноз таких исходов — отсутствие веры. Будет вера, будет вселенская миссия, и многие проблемы нашей жизни тогда решатся сами собой.
Записал Сергей Чесноков, 29 апреля 2005 г., Великий Пяток