Наши святые — наши современники

Часть вторая. Счет тысячелетий

Часть первая. 3 апреля 2005 года.

В студенческие годы в конце шестидесятых — начале семидесятых годов прошлого века, я иногда задумывался о 2000 годе и мне казалось, что дожить до этого рубежа не удастся. И не потому, что у меня были проблемы со здоровьем или жизнелюбием. Просто все то, что окружало нас в 1960—1970-е годы, настолько не соответствовало тысячелетнему масштабу, что соотнести себя с таким рубежом не удавалось…

Но дожили…
Но и дожив, не сумели мы соотнестись с этими датами.
Наши чувства мельче, чем календарные даты, и чтобы не ощущать дискомфорта, ничтожности современной цивилизации, мы как бы и не вспоминаем, на каком временном рубеже живем…
Не может ведь быть, что набившее уже всем оскомину «поколение пепси» — это и есть поколение третьего тысячелетия…

1.

Но может быть, так было всегда?
Может быть, сами эти понятия тысячелетий достаточно условны?
Нет…
Мы знаем, что события двухтысячелетней давности перевернули всю нашу цивилизации.

Приход в мир Спасителя, принесшего Новый Завет, и знаменовал начало Новой эры в человеческой истории.
Как это сказал Иоанн Златоуст: «Когда надлежало соблюдать закон, они попрали его; а теперь, когда закон перестал действовать, они настаивают на том, чтобы соблюдать его. Что может быть жалче людей, которые раздражают Бога не только преступлением закона, но и соблюдением его?»

2.

А события тысячелетней давности — это рождение нашей страны…
Часть этих событий сохранилась в русском героическом эпосе, хотя и созданы были эти былины значительно позднее.
Печальна и загадочна и смерть русского богатыря Святогора. К старости Святогор совсем затяжелел от своей силы. Прямо в седле засыпать стал. И день спит Святогор, и другой, а конь везет его, неведомо куда, по чистому полюшку…
Однажды встретил спящего Святогора другой богатырь — Илья Муромец.

«Что ты, молодец, да издеваешься?
А ты спишь ли, богатырь, или притворяешься?
Не ко мне ли, старому, да подбираешься?
А на это я могу держать ответ!«

— закричал он, но и тут не проснулся Святогор.

Не долго думая, Илья Муромец огрел Святогора палицей, но и так не смог разбудить.
— Ох, как больно русские мухи кусаются…, — проговорил во сне Святогор и спросонок засунул Илью Муромца вместе с его конем в карман к себе.
И еще три дня спал и ехал, пока конь под ним спотыкаться не стал. Только тут и проснулся Святогор.
— Ну, чего ты, собака, спотыкаешься? — сказал он коню. — Ты идти не мошь или везти не хошь?

И ответил ему конь человечьим голосом, дескать, невмоготу ему сразу двух богатырей на себе везти, да еще и коня богатырского в придачу.
Только тут и почувствовал Святогор, что в кармане у него тяжелёшенько.
Вытащил Илью Муромца, поставил на землю и начал допытываться, из какой земли будет и не желает ли сразиться в чистом поле — силу богатырскую испробовать.
— Нет! — благоразумно отказался Илья Муромец. — Не хочу я с тобой сражаться, желаю с тобой побрататься.

И раскинул тогда Святогор шатер и принялся пировать с Ильей Муромцем.

Хлеба-соли они откушали,
Белой лебеди порушили,
И легли в шатер да одпочив держать.
И не долго, не мало спали — трое суточек.

Этот пир для Святогора оказался последним. Потому что на горе Елеонской отыскали они с Ильей Муромцем дубовый гроб, и, когда начали примерять на себя, крышка так плотно прикрыла забравшегося в гроб Святогора, что сколько потом ни бился Илья Муромец, так и не сумел освободить собрата.
Начал Илья Муромец саблей рубить гроб, но ударит саблей — в том месте железный обруч появится на гробу. Святогор полежал, а потом, подумав, велел Илье Муромцу опустить гроб вместе с ним в сыру землю…

Впрочем, умирал он и по-другому, и в других краях.
Как раз в то время, когда зарастал железными обручами гроб на горе Елеонской, ехал Святогор по чисту полю, и опять грузно ему было от силушки, как от тяжкого бремени, и хотелось сделать чего-нибудь, а чего — Святогор и сам не знал.
— Кабы я тяги нашел, я бы всю землю поднял., — задумчиво проговорил он и тут же увидел в степи суму переметную. Потрогал ее погонялкой — не ворохнется. Слез с коня, двумя руками за суму ухватился, поднял ее выше колен, а сам по колени в землю угряз, и по белу лицу не слезы, а кровь течет.
Тут и было ему, как говорит былина, кончение. Тяги-то Святогор нашел, а землю ему не под силу оказалось поднять.

3.

Поднять нашу землю на рубеже тысячелетий сумел другой былинно-исторический персонаж — равноапостольный князь Владимир.
Он пришел в нашу историю, когда Русь еще не стала государством, когда она лишь томилась государственностью, когда ее еще только предстояло разбудить для истории.
Главную роль в этом пробуждении князь Владимир отвел вере, единой для всех родов и племен.

Как свидетельствуют археологические раскопки, поначалу Владимир пытался превратить в единую государственную религию родное языческое многобожие.
Он установил тогда на Священной горе невдалеке от теремного дворца шесть кумиров, которые почитались различными славянскими племенами, и были свезены в Киев не столько как боги, сколько как представители соответствующих родов и племен, объединенных под властью киевского князя.

По сути, устроенный на холме рядом с княжеским теремом пантеон, был прообразом нынешнего Совета Федерации… Главной функцией его было — представительство родов и племен.
Но, как ни замечателен был экуменический замысел князя, языческий пантеон не сумел объединить славянские племена. Племенные божки, перепутавшись между собою, окончательно утратили, как любят говорить сейчас, «легитимность» и превратились в народном сознании лишь в обозначение Высших Сил, в «местоблюстителей» Истинного, пока еще неизвестного Бога.

Обитатели пантеона, устроенного князем Владимиром, превратились в сновидение народа, тело которого охвачено предгосударственным томлением, а душа — предощущением познания Бога Истинного. (Насколько велико было это томление по истинному Богу, свидетельствует и то, что сразу после крещения православные святые как бы замещают языческих божков. Многие исследователи отмечали, что многие детали культа Велеса были перенесены на Николая-чудотворца, ставшего самым почитаемым на Руси святым, а культ почитания Перуна — на пророка Илию.)

И, наконец, наступило 1 августа 988 года — не просто крещение Руси, но ее Рождение… До этого была смесь родов и племен, объединенных властью князя Владимира, и только сейчас, в водах Днепра, родилось Русское государство. Первое августа 988 года — это дата начала нашей истории…

И не язычество, а христианство разбудило Русь для истории, и именно это и определило место в нашей стране православие.
Оно для России не просто конфессия.

Православие для нас — государствообразующая сила. Православие сформировало язык нашего народа и его национальный характер, православие определило законы нашего государства и его культуру.

И так и выстраивалась святыми князьями Русь, что совпадали пути спасения и устроения русским человеком своей души с путями спасения и устроения государства.
И это еще раз свидетельствует, что князь Владимир, как и подобает мудрому государственному мужу, угадал устремление народной души, правильно определил стратегию духовного развития русского человека…

4.

На рубеже тысячелетий русские богатыри еще мелькают на страницах наших летописей…
Пришли, например, в 992 году печенеги из-за реки Сулы. На реке Трубеже русский богатырь одолел печенегского силача, и это предопределило исход битвы, а на месте сражения заложили Переяславль, названный так в честь русского богатыря, перенявшего славу у печенега.

В 1000 году отражением нападения печенегов на Киев руководил богатырь Алеша Попович. Этим же годом летопись отмечает кончину легендарного богатыря Рагдая Удалого, «ходившего на триста воинов». Имена других богатырей былинного времени, сохраненные летописью: Ян Усмович (кожевник), Андриха Добрянков. В 1001 году они, Александр Попович и Ян Усмович (Усмошвец), отражают нападение кочевников.

Но все чаще и чаще мелькают на страницах наших летописей имена наших святых. И такое возникает ощущение, что сила наших богатырей к ним и перетекает. Русские богатыри превращаются в святых. Не случайно ведь так неразличимо сливается в народном сознании богатырь Илья Муромец, со святым иноком Ильей Муромцем, что порою, кажется, что это одно и тоже лицо и было.

Подобно русскому богатырю, перенявшему славу у печенегского силача на реке Трубеже, русские святые перенимают духовную силу у былинных богатырей, и теперь они и творят великие подвиги русской истории…

И впереди этой дивной небесной дружины святых князей — святой благоверный князь Александр Невский…

Вл. Соловьев говорил, что народ не то, что он думает о себе, а то, что Господь думает об этом народе.
Выверяя тысячелетним масштабом нашу историю, яснее видишь то, что замышлено у Бога о нашей стране, то, что Бог хочет от Руси.

Узловые и в духовном и в политическом плане события происходили на Северо-Западе.
Мы говорили, что Невская битва была не просто победой, а явленным Господом Чудом, свидетельствующим, что страна сохранится, что Русь нужна Богу, и Он возродит ее в новой силе и славе…
Скажем сейчас, что отнюдь не случайно этот небесный знак обетования Московской Руси, идущей на смену Руси Киевской, был явлен именно на невских берегах.

5.

С легкой руки Александра Сергеевича Пушкина, сказавшего, дескать, «на берегу пустынных волн, стоял он дум великих полн», в современном российском сознании сложилось довольно устойчивое убеждение, будто все Приневье и Приладожье в допетровские времена представляло собою неведомую и чуждую Православной Руси территорию.

И вот что странно…
Казалось бы, никто не скрывает того неоспоримого факта, что здесь, в Приладожье, находилась первая, самая древняя столица Руси — Старая Ладога.
Все мы знаем, что свет православия воссиял над Ладогой задолго до крещения Руси, и это отсюда, из древнего уже тогда Валаамского монастыря, отправился крестить язычников ростовской земли преподобный Авраамий.
Как вы помните, он крестил их вместе с сыном равноапостольного князя Владимира — князем Борисом, ставшим вместе с Глебом, первыми канонизированными нашей церковью русскими святыми.

Так вот…
Этих фактов никто не опровергает, но вместе с тем, они как бы оказываются отодвинутыми на периферию общественного внимания в московско-центристской идеологии устроения нашей страны.
Едва ли это справедливо.

И дело тут, разумеется, не в каком-то там местническом, северо-западном патриотизме…
Нет…
Просто нам всем необходимо осознать тот простой и непреложный факт, что Приневье и Приладожье, не окраина нашей страны, а один из важнейших духовных центров ее. Именно здесь находится та незримая, но реально существующая точка опоры всей духовной истории нашей страны, применяясь к которой разворачивал нашу историю и святой благоверный Александр Невский, повенчавший Русь со степью, и Петр I, превративший Святую Русь в Российскую империю, и деятели 1917 года, создавшие здесь Советское государство…
Знаками, обозначающими Приладожье, как духовный центр Святой Руси, были и те величайшие события нашей духовной истории, которые происходили здесь.

6.

Прошлый год был знаменательным для нас возвращением в Россию Тихвинской иконы Божьей матери.

Как благая весть пришла эта икона из Константинополя на Русь в 1383 году.
Всего три года прошло тогда после Куликовской битвы, и икона как бы знаменовала начало нового этапа в истории нашей православной страны.
Увы… После блистательной победы на поле Куликовом Московская Русь не освободилась от ордынского ига. Через два года, как раз накануне явления Тихвинской иконы Божией Матери, хан Тохтамыш взял Москву и сжег ее.
Снова возобновилась выплата дани.

И казалось, что все возвратилось на круги своя и ничего не изменилось в подвластной татарам русской земле. Во всяком случае, так думали и рязанские, и тверские князья.
Но в Москве услышали и постигли смысл благой вести раньше других. Московские князья, потомки Александра Невского сумели понять, что сохранение духовной самостоятельности важнее даже сохранения самостоятельности государственной. И хотя Русь и продолжала платить дань, она была более независимой, чем, к примеру, Великое княжество Литовское.
Это княжество раньше Москвы сбросило с себя зависимость от татар, но ему пришлось для этого пожертвовать самым главным — верою отцов и прадедов, то есть, по сути, пожертвовать самими собою, уйдя в стан врагов православия…
Путь этот оказался гибельным. Прошло совсем немного времени, и исчезло могущественное княжество, словно его и не было никогда.

В отличие от Литвы, Московская Русь выдержала экзамен на духовную самостоятельность.
Когда один из инициаторов заключения Флорентийской унии, глава Русской церкви митрополит Исидор, прибыл в 1441 году в Москву, и, совершая богослужение за литургией вместо Вселенских патриархов помянул имя Папы Римского, а по окончании службы зачитал грамоту Флорентийского Собора о произошедшем соединении римско-католической и византийско-православной Церквей, царь Василий II Васильевич назвав Исидора «латинским злым прелестником», приказал заточить его в Чудов монастырь.

Низложение митрополита укрепило церковную самостоятельность Руси, но главное, еще точнее в череду святых благоверных князей оказалась встроенной личность великого князя. Она ассоциировалась теперь с образом истинного защитника веры и опоры православия, даже независимо от личных качеств князя.
Именно этот образ благоверного служения и позволил потомкам Александра Невского столь успешно продолжить свое дело собирания и соединения Руси.

В этом и заключалось духовное содержание принесенной на Русь Чудотворной иконой Тихвинской Божией Матери благой вести…
И разве случайно, что эта весть была явлена Руси именно в небе над Ладогой, в его евангельски чистом пейзаже…

Помимо великого множества чудес, совершенных Тихвинской Иконой, есть у нее одно удивительное свойство.
Икона эта, как свидетельствует ее история, всегда уходит из тех мест, где исчезает братолюбие.
Так было, когда Икона ушла в четырнадцатом веке из Константинополя, так было, когда она ушла из России в двадцатом веке.

И вот теперь в двадцать первом веке Икона эта снова вернулась к нам…
Нам трудно, конечно, поверить, что у нас сейчас стало больше братолюбия. Но возвращение Тихвинской Иконы — свидетельство этому, обетование, что мы все-таки сумеем окончательно преодолеть братоненавидение, столь гибельное для нашей православной страны.

7.

И не будем забывать, что именно у нас, на Северо-Западе, 500 лет назад произошли узловые в нашей истории события, которые хотя и были искусственно приглушены в дальнейшем, и до сих пор еще не осознаются нами во всей своей глубине, но по своему внутреннему драматизму и по своей важности для национальной самоидентификации, не уступают ни петровским реформам, ни революциям 1917 года.

В этом, 2005 году, 4 (17) декабря мы будем отмечать 500 лет со дня кончины в Чудовом монастыре нашего великого святителя Геннадия Новгородского.
Известен он тем, что был одним из образованнейших людей своего времени, он составил Пасхалию и издал первый полный свод Священного Писания — «Геннадиевскую Библию». Первым поднял архиепископ Геннадий вопрос об устройстве училищ для духовенства и создал школу в Новгороде.

Но все же самая главная заслуга святителя Геннадия не в этом.
Будучи архиепископом Новгородским, он первым вступил в борьбу со страшной ересью, захватившей тогда Новгород.
Об этом периоде нашей истории и о борьбе с этой ересью, по понятным причинам, советские историки практически не упоминали, поэтому приведу коротенькую справку.

После того, как Василий II Васильевич в 1441 году, назвал митрополита Исидора «латинским злым прелестником», и приказал заточить его в Чудов монастырь, были три десятилетия, в течение которых Василию Темному удалось, наконец, завершить развязавшуюся как бы сама собою, изнурительную феодальную войну и передать государство в целости своему сыну Ивану III — собирателю Русской земли.
Вот тогда в 1470 году и прибыл из Киева в Новгород иудей Схария — «дьяволов сосуд и изучен всякого злодейства изобретению».

Нам кажется, что именно об этом и вспоминал в своих прекрасных стихах О.Э.Мандельштам, когда говорил:

Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.

Но сразу отметим, что главным в учении Схарии было не стремление утвердить иудаизм на русской земле, а исключительно осквернение святынь, которым поклонялся русский народ, стремление склонить православного человека поклоняться непристойностям.

Отметим тут, что эти принципы, заключающиеся в рисовании чертей на иконах, перед которыми молятся русские люди, не претерпели изменений до наших дней. Мы и сейчас видим то же осквернение русской национальной культуры, то же стремление высмеять русские святыни, то же стремление деформировать русский национальный характер, благо, и народное образование, и средства массовой информации давно уже полностью оторваны от контроля православной общественности.
Но это попутное замечание.

Отрицая основные православные догматы, приверженцы ереси, получившей в официальной науке название ереси жидовствующих, тем ни менее внешне соблюдали все обряды и стремились проникнуть и проникали в структуры Православной Церкви.
Сторонникам ереси удалось возвести на митрополичью кафедру симоновского архимандрита Зосиму (Брадатого). Более того, этой ересью оказалась заражена и Елена Волошанка, жена наследника русского престола Ивана Ивановича Молодого.

Случайно ли, что распространение ереси достигло своего пика в 1480 году? В том самом году, когда стоянием на Угре завершено было начатое еще святым Дмитрием Донским освобождение Руси от татаро-монгольского ига.
Святая Русь, которую не удалось сокрушить извне, оказалась приведенной на грань внутреннего саморазрушения

Трудами и молитвенными подвигами святителя Геннадия Новгородского и преподобного Иосифа Волоцкого удалось искоренить новую страшную опасность.
Перечислять все перипетии развернувшейся борьбы я не буду, поскольку любой человек может воспользоваться нашей книгой «Русский хронограф» и проследить, как развивались события пять с половиной столетий назад, но об итоге одержанной тогда победы сказать необходимо.

Именно тогда, когда уничтожена была ересь, псковский игумен Филофей, словно бы подводя итог и определяя направление развития России на будущее, написал: «Москва — третий Рим. Вторым Римом была Византия, но, приняв унию, она изменила христианству и пала. Четвертому же Риму не бывать».

Именно тогда, в 1507 году, недалеко от впадения Свири в Ладогу, явилась преподобному Александру Свирскому — единственному из святых после праотца Авраама! — Святая Троица.
Мы не дерзнем осмысливать факт явления Святой Троицы преподобному Александру Свирскому в связи с ликвидацией ереси жидовствующих, но твердо можно говорить, что идея Третьего Рима игумена Филофея не могла бы возникнуть, если бы не удалось победить ересь.
И задумываешься, а что было бы, если бы и мы сумели победить ересь нашего времени… Может быть, и у нас возникла бы столь же могучая национальная идея, как у наших предков пятьсот лет назад?

Отметим тут, что 11 февраля 2007 года будет еще один юбилей — пятьсот лет со дня рождения «исповедника Правды» митрополита Филиппа Колычева.
Может быть, и случайно, что рождение великого «исповедника Правды» совпадает с явлением преподобному Александру Свирскому Святой Троицы.
Но ведь есть и другое совпадение…
Именно в этих краях, пронизанных духовным светом величайшего события, произошедшего с преподобным Александром Свирским, останавливается в деревне Киже, на полпути к Соловкам Федор Колычев, сын знатного московского боярина, и нанимается в пастухи к крестьянину Субботе.

8.

Путешествуя по Приладожью и Присвирью, не раз замечал я, что та духовная национальная идея, которую воплощал преподобный Александр Свирский и его ученики, в Приладожье и Присвирье приобретает краеведческую конкретность и убедительность. Читая житие преподобного Александра Свирского, постоянно встречаем названия сел, некоторые из которых существуют и до сих пор.

Той идеей Святой Руси, которую воплощал в себе Александр Свирский, в самом прямом, житейском смысле определялась жизнь многих поколений наших прадедов.
Поразительно, но житие Александра Свирского и его учеников и сейчас для современного учителя может служить практическим пособием, в котором он найдет ответы на все вопросы, которые встают перед ним в деле нравственного воспитания детей.

Необычайной была сила молитвы святого.
Известен такой случай…
Строили мельницу на протоке между двумя озерами. Когда раскопали перешеек, вода из верхнего (Святого) озера устремилась в нижнее (Рощинское) озеро, напор был столь сильным, что в опасности оказались монастырские постройки. Казалось, что их уже не удастся спасти, но преподобный, помолившись Богу, призвал имя Христа и правою рукою начертал Крестное знамение на быстрине вод и — вот оно чудо! — течение остановилось.

Но это, когда Александр Свирский достиг духовной зрелости…
А в детстве преподобный Александр Свирский, подобно другому великому русскому святому Сергию Радонежскому, не отличался способностями и отставал в учении от своих сверстников.
И тогда на помощь ему тоже пришла детская молитва.
— Просвети, Господи, ум мой и очи сердечные светом Божества! — молился он и однажды услышал голос:
— Еже просил еси, имаше восприяти!
И все переменилось с того дня. Скоро Аммос превзошел всех сверстников в учебе.
«Было же это по смотрению Божиему, — говорит Житие, — да не от людей получит познание, а от Бога».
Какая высокая поучительность скрыта в этих эпизодах жизни великого святого!

Столь же велика, как и сила молитвы, была и прозорливость Александра Свирского…
Однажды, после освящения построенного в монастыре храма в день сошествия Святого Духа, богомольцы делали свои пожертвования. Был среди них и Григорий, приехавший в монастырь из Пидьмозера.
Когда Александр Свирский проходил возле него, Григорий хотел положить свой вклад в фелонь преподобного, но святой оттолкнул его руку.
После службы обиженный Григорий подошел к Александру Свирскому и спросил, почему он не принял его приношения.
— Ведь ты меня не знаешь! — сказал он.
— Верно! — ответил святой. — Я тебя не знаю, и лица твое не видел, но рука твоя так осквернена, что от нее смрад идет. Зачем ты мать свою старую бьешь?
Великий страх объял тогда Григория, тщательно скрывавшего этот грех. Он попросил наставления, как ему быть, как исправиться. Преподобный посоветовал идти и прежде просить прощения у матери…

Но не менее дивной была и скромность преподобного. Пример величайшего смиренномудрия являет нам он…
Рассказывают, что однажды, когда он был уже игуменом основанного им монастыря, слава о котором распространилась по всей Руси, к нему пришел монастырский эконом и сказал, дескать, кончаются дрова, и надо бы послать в лес какого-нибудь праздного монаха, чтобы нарубить их.
— Я празден… - отвечал преподобный. Взял топор и отправился в лес.

Преподобный Александр Свирский — столп Русского православия.
Среди его учеников — преподобные и преподобномученики… Геннадий и Никифор Важеозерские, Адриан Андрусовский (Андрей Завалишин), Афанасий Сяндебский, Корнилий Паданский, Ферапонт Вознесенский, Иоасаф Машеозерский, Кассиан Соломенский, Макарий Оредежский. Иона Яшеозерский — все они начинали свой Путь в обители Александра Свирского под его мудрым наставничеством. Все они основали потом свои обители, озарив дивным светом православия пространства Приладожья и Прионежья.

Сейчас к месту и не к месту слышим мы досужие рассуждения, дескать, Россия страна многонациональная и необходимо соблюдать осторожность с разговорами о русском патриотизме, о православном воспитании.
Вспомните, какой вой поднялся, когда говорили о включении в школьную программу основ православной культуры.
Такое ощущение, что разговоры эти, как раз для раздувания межнациональной вражды и ведутся.

Подлость замыслов псевдозащитников малых национальностей, становится особенно очевидной, когда мы обращаемся к русским святым. Среди учеников преподобного Александра Свирского были не только русские, но и карелы, и вепсы, и это само по себе ничего не значило для них, потому что все они были православными, все они были гражданами Святой Руси.
Это ли не образец решения всех межнациональных проблем?

9.

К сожалению, бесценная нравственная и духовная поучительность жизнеописания наших святых пока еще чаще всего недоступна современному читателю.
То ли в целях экономии, то ли из опасения ошибиться, но церковные лавки сейчас заполнены жизнеописаниями наших святых никак не адаптированными к восприятию современного человека.

И благо бы речь шла только о текстах святителя Дмитрия Ростовского. Увы… Словно к святоотеческим текстам, относятся у нас и к книгам достаточно заурядных дореволюционных церковных авторов.
Вот и получается, что наши святые пока, несмотря на обилие житийных тиражей, оказываются спрятанными от нас в морально устаревших текстах, пробиться через которые современному читателю трудно.
И дело тут не только дело в языке.

Главное, изменились акценты.
Образ смиренного, умилительно принимающего все несправедливости человека, которого рисуют эти жития, хотя и отражает высшую правду христианского смирения, но в восприятии современного, особенно молодого, ориентированного на успешность человека, окрашивается в цвета пенсионной жалкости, и не вызывает никакого желания соотнести этот образ с собою, сделать его образцом для себя.

Поэтому-то, чтобы не допустить подмены высокого православного смирения бессильным соглашательством, и необходимо говорить о том, о чем дореволюционные авторы не умели или не считали нужным рассказывать.
Надо говорить о том, что когда всматриваешься в дни земной жизни наших русских святых, ясно видишь, что они были лучшими людьми своего времени. Лучшими — и по уму, и по талантам, и по мужественности своей.

Подчеркну еще раз, что этот акцент в восприятии наших святых, как лучших людей своего времени, чрезвычайно важен, особенно когда мы говорим о православии в молодежной среде, ориентированной на соревновательность, на победительность, на успешность.

Очень важно показать для молодого человека, что тот же митрополит Филипп Колычев, о котором мы вспоминали уже, был настолько щедро наделен от рождения знатностью, богатствами, и талантами, что мог бы занять любую должность в тогдашней царской администрации, и жизнь его протекала бы в довольстве и славе. Но в тридцать лет, в самом расцвете сил, отказывается Федор Колычев от богатств и почестей и подобно сирому страннику отправляется в Соловецкий монастырь, чтобы в безвестной деревне Киже, прежде чем стать пастырем «словесных овец», как замечает автор Жития, попасти овец бессловесных…

И когда мы вспоминаем об этом, когда в нас просыпается желание соотнести с собою поступки Святого, оглядывая земную жизнь святого митрополита Филиппа, мы вдруг понимаем, что он не совершил в ней ничего такого, чего не мог бы совершить любой человек.
Безусловно, когда в тридцать лет отказался Федор Колычев от богатств и почестей и подобно сирому страннику отправился в монастырь, шаг этот требовал решительности и истинной веры в Бога, но что мешает и нам уверовать и вооружиться подобной решительностью, чтобы вырваться из пустой и ничтожной суеты?

Поднявшись к вершинам власти, митрополит Филипп мужественно и бесстрашно обличал опричнину, без страха говорил Иоанну Грозному правду, но ведь и любому из нас не заказано мужество и бесстрашие.
Нужно только больше заботиться о собственной душе и не отрекаться ради сиюминутной выгоды от образа Творца, заложенного в нас…
И высшим светом озаряется тогда подвиг святителя.

— Только молчи! — пытался остановить Иоанн Грозный святого Филиппа. — Одно тебе говорю: молчи, отец святой! Молчи и благослови нас!
— Наше молчание грех на душу налагает и смерть наносит! — ответил святитель.

Чрезвычайно важно сейчас донести до современного человека, что православие это пристанище не только для сирых и убогих, что наши святые были самыми успешными людьми своего времени.
Другое дело, что все, столь высоко почитаемые в миру свойства и дарования наши святые считали несущественными и незначащими. Главным для них было смиренномудрие, молитвенность, покорность воле Божией, служение Господу.

Другое дело, что в вере своей в Господа наши святые — вспомнить детство Сергия Радонежского и Александра Свирского! — и обретали все необходимые им умственные и физические достоинства, если даже и не обладали ими с рождения.

10.

Говоря о том величайшем событии, которое пятьсот лет назад произошло на берегах Ладоги, мы уже говорили, что в каком-то смысле оно было подготовлено всей историей Святой Руси.

Особенно ярко это прослеживается, когда мы начинаем рассматривать деятельность учеников преподобного Александра Свирского.
Пройдя у него школу молитвы и послушания, они уходят в свои пустыни, но при этом сохраняли прежнюю молитвенную общительность и как бы продолжают жить в одном монастыре.

Очень красивый пример этому находим мы в житии преподобного Никифора, одного из основателей Важеозерского монастыря.
Однажды Александр Свирский отправил преподобного Никифора к Кириллу Новоозерскому.
— Когда придешь к Новоозеру, лодки-то не ищи… - напутствовал Александр Свирский любимого ученика. — Отойди в сторону и молись, пока за тобой не приедут.
Преподобный Никифор так и сделал.
Достигнув озера, он не стал останавливаться в деревне Кобыльина Гора, а отошел в сторону и принялся молиться. Потом его сморило, и он прилег на камень отдохнуть.
Скоро его разбудили.
Никифор увидел незнакомого монаха, вылезающего из лодки.
— Благослови меня, святой отец! — попросил преподобный Никифор. — Прости, что уснул…
— Меня благослови! — ответил преподобный Кирилл. — Ведь ты послан духовным братом моим Александром — служителем Святой Троицы.
Как утверждает предание, когда святые обнялись, дивный свет воссиял над ними…

Отблески этого света различаем и мы, пять столетий спустя, размышляя о том, что предшествовало явлению преподобному Александру Свирскому Святой Троицы.
Первым учеником Александра Свирского стал, как известно, боярин Андрей Завалишин, отыскавший во время охоты келью, где жил в затворе преподобный Александр.
Беседы с ним так подействовали на молодого боярина, что вскоре он оставил мир и удалился по благословению преподобного в затвор.
Местом своего уединения он выбрал Ондрусовский полуостров, на восточном берегу Ладожского озера… И хотя не так и сильно удалена пустынька от населенных пунктов, но попасть сюда непросто. С суши путь преграждают топкие болота.
Очевидно, этим и объясняется тот факт, что остров Сала, являющийся продолжением Ондрусовского полуострова, издавна был облюбован в качестве надежного укрытия озёрными разбойниками-пиратами. Кстати сказать, и само название мыс получил от имени обитавшего здесь разбойника Ондруса.

На южном берегу озера, на столь же трудно доступном со стороны суши Стороженском мысу, обитала другая пиратская шайка…
Места для разбойного промысла были подходящие.
Между островом Сала и Стороженским мысом собираются в единое русло три большие реки — Свирь, Оять и Паша… В купеческих судах недостатка не ощущалось.
Как дальнее эхо древнего промысла, звучат здешние названия: Медвежья кара… Черная кара… Разбойная кара…

В-общем, все было, должно быть, как в рассказе старца Иоаннушки из поэмы Н.А.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»:

Господу Богу помолимся,
Древнюю быль возвестим,
Мне в Соловках ее сказывал
Инок, отец Питирим.

Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр — атаман,
Много разбойники пролили
Крови честных христиан…

Не трудно догадаться о досаде пиратов, обнаруживших, что вблизи их укровища обосновались монахи-отшельники. Явившись к Адриану, атаман потребовал, чтобы святой убирался прочь.

«Скорбно было преподобному расстаться с местом, благословенным ему на жительство святым его наставником, — говорит Житие. — Он умолял гонителя оставить мирное убежище труженикам Божиим… Разбойник, не понимая пустынника, посмеялся словам его, но потом, Божиим произволением, слезы Адриана смягчили ожесточенное сердце грабителя и отшельники были им оставлены в покое».

Между тем, как и положено, между Сальской и Стороженской группировками начались разборки.
И вот наступил день, когда обе шайки встретились.
Счастье изменило сальским пиратам.
Их предводитель попал в плен. Скованный лежал он в ладье врага.
И тут, в ожидании страшных мучений и смерти, и вспомнились ему обещания пустынника. Раскаянье возникло в суровой душе, и вот — о, чудо! — он увидел перед собою Адриана.

— Милосердием Господа, ради которого я просил у тебя пощады братству нашему, ты свободен! — сказал отшельник, и освобожденный разбойник очутился на берегу, но Адриана уже с ним не было!
Недоумевая, разбойник побрел в обитель преподобного и здесь нашел Адриана, который никуда не отлучался из монастыря, всю ночь проведя на общей молитве…
Разбойник пал к ногам преподобного и попросил научить служению Господу. Он остался в монастыре, и здесь и закончил, в молитвах и покаянии, свою жизнь.

Столь же успешным было «перевоспитание» Адрианом и обитателя Стороженского мыса. Пробудилась совесть и у этого пирата…

Все произошло, как в поэме Н.А.Некрасова:

Сон отлетел; опротивели
Пьянство, убийство, грабеж,
Тени убитых являются,
Целая рать — не сочтешь!

Раскаявшийся пират основал на месте разбойничьего вертепа иноческую обитель и постригся в монахи сам. Раскаяние его было столь велико, что Господь прославил раскаявшегося грешника после кончины многими чудесными знамениями, и он почитается, как преподобный Киприан Стороженский…
Год кончины преподобного Киприана устанавливается по дате выбитой на его надгробьи, которое сейчас, к сожалению, утрачено. Но сохранились свидетельства людей, видевших надпись: «На сем месте погребен Киприан, начальник и строитель обители сей, лето от сотворения мира 7006».

Семь лет прошло с того дня, когда явился на Ондрусовом мысу преподобный Андриан…
Разумеется, семь лет — ничтожно малый срок для свершения столь дивных преображений.
Стремительность их может быть объяснена тем величайшим духовным напряжением, которое устанавливается в Приладожье в преддверии явления преподобному Александру Свирскому Святой Троицы.
Как величественно, как значимо в преддверии этого события преображение бандитских притонов по обе стороны устья Свири в святые обители Николая Чудотворца.
Слева поднимется Андрусово-Николаевская обитель. Справа — Киприано-Стороженский Никольский монастырь.

11.

У юбилеев есть своя магическая сила.
В такие дни происходит не только всеобщее воспоминание о событии, бывшем сто, двести или полтысячи лет назад, но во всеобщем, всенародном переживании этого события происходит укрупнение и подлинное осуществление его.
Происходит то, ради чего и было это событие сто, двести или полтысячи лет назад.

Мы должны помнить об этом свойстве юбилейных дат и за два оставшихся года достойно подготовиться к 500 летнему юбилею явления на нашей приладожской земле преподобному Александру Свирскому Святой Троицы.
Это событие, сравнимое по масштабу с событиями Святого Писания, и если мы сумеем во всенародном переживании осознать всю его неисчерпаемую глубину, 500 летний юбилей этого события чрезвычайно существенно приблизит нас в возрождении Святой Руси.