 |
| Курские епархиальные ведомости | Людмила Штукина | 16.04.2005 |
— Она трудилась старшей медсестрой самого сложного — оперативного отделения, только плановых операций в неделю проводилось 16−18, а сколько приходилось делать по экстренным случаям, никто не считал, — вспоминает врач Татьяна Петровна Игнатьева, ныне заведующая стационаром дневного пребывания горбольницы N 2 Курска. — В советские годы даже на должность ставили только членов партии. Мария Васильевна же была христианкой, посещала храм, приносила роженицам по их просьбе просфорок и святой воды. Но ее назначили потому, что она умела по-настоящему служить страждущим, да и выходить женщин после тяжелейших операций могли только такие — смиренные, добрые, терпеливые, истинно верующие в Бога медики, не знающие корысти. Поэтому летальных исходов в больнице не было.
Вот кто должен быть духовным наставником молодых медсестер. Ведь стоит только в глаза Марии Васильевны посмотреть, то без слов многому можно научиться.
— Разве могу забыть, как она меня выхаживала после тяжелейшей операции, — продолжает Татьяна Игнатьева. — Когда было совсем худо, ее попросила: «Мария Васильевна! Пусть колокола Сергиевского собора позвонят». И среди бела дня колокола вдруг запели. После этой небесной музыки я быстро на поправку пошла!
Окна маленькой квартиры Марии Васильевны Жировой смотрят на небольшой сад, выросший на месте дома родителей Серафима Саровского. К Пасхе Христовой он вновь зацветет. Оденется нежным покрывалом и абрикос, на котором, заметила я, каждую осень настоящее изобилие плодов, какое бы лето ни было — сухое или дождливое. Хотя это не удивительно: земля-то здесь особенная, Прохором Машниным истоптанная. Я рассказываю Марии Васильевне об абрикосовом деревце, а она в ответ — свою историю. Выделили ей в свое время хорошую двухкомнатную квартиру, а ей не очень рада, потому что дом оказался так далеко от Сергиево-Казанского собора, в котором она с 1953 года пела на левом клиросе. «Молитва к преподобному Серафиму всё изменит», — не унывала она.
Как-то знакомая медсестра обмолвилась, что знает женщину, которая не прочь обменять свою крохотную квартирку без удобств в доме рядом с собором на большую. Задрожало от радости сердце Марии Васильевны: «Батюшка Серафим услышал!» — На войну я пошла молоденькой, несмышленой девчонкой, — рассказывает о себе Мария Васильевна. — Сама родом из деревни Мало-Жирово Фатежского района. После медтехникума работала заведующей акушерским пунктом в Мало-Архангельском районе. Рядом с больницей жили две матушки, тайные монахини. Когда по радио объявили о: войне, я стремглав побежала к ним. Мою ошеломляющую новость об объявлении войны одна матушка мою новость об объявлении войны восприняла спокойно, мол, на всё воля Божия, но сразу сказала. «Война будет жестокой и продолжительной, но красные победят. Мне сон сегодня приснился: два петуха дрались, белый и красный, — говорила она, да так спокойно, неторопливо, словно ничего не произошло, — а красный взял и победил».
Меня призвали в сентябре 1941 года и сразу направили в военный спецгоспиталь N1687 в Балашово Саратовской области. До него мы добирались, где поездом, где пешком, где на лошадях. Я не помню своего первого раненого, которого мне пришлось выхаживать. Осталось в памяти одно — было очень страшно. Солдаты к нам поступали ежеминутно, и все с очень тяжелыми ранениями: в позвоночник, в голову, без рук и ног. Первые четыре дня я работала без минутки отдыха, даже на спала, на пятые сутки потеряла от переутомления сознание. «Марийка! Приказываю отдыхать!» — распорядился начальник госпиталя Иосиф Зелкин. Это был прекрасный врач, замечательный человек. Так произошло мое боевое крещение! А потом меня назначили старшей сестрой отделения. Сначала присвоили звание младшего лейтенанта, потом лейтенанта, затем старшего.
Помню я одного молоденького раненого солдата, Алексеем его звали. У него обе руки по локоть снарядом оторвало. Он меня все время звал. Как обед или ужин, кричит: «Марийка!» Я его кормила из ложки. А еще письмо писала его жене, он страшно нервничал, примет ли она его такого, изуродованного. Алексей в нашем госпитале мало побыл, две недели. С тех пор ничего о судьбе его не знаю.
Мария Васильевна вспоминает Сталинград. Их госпиталь расположился рядом с городом, так что они первыми узнавали, на чьей стороне перевес сил. Раненых к ним поступало так много, что не успевали принимать, большинство умирало. После Сталинграда их госпиталь стоял в Харькове, Днепропетровске, Одессе, потом уже колесили по Румынии и очень долго по Венгрии. О капитуляции фашистской Германии узнали в городке, что в 25 километрах от Берлина. Домой, в Россию, в Курск возвратилась нескоро, что сил просто не было. А так хотелось в траве на родной земле полежать".
— Да наград у меня мало — медали «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» и всё. Начальник госпиталя послал мои документы в штаб, чтобы меня орденом Красной Звезды наградили, а оттуда вернулся отказ, дескать, ее нельзя орденом награждать, она — непартийная. Дали этот орден одной нашей медсестре — коммунистке.
Моя мама осталась с четырьмя детьми, а мы трое были на фронте — мой отец Василий Семенович, брат и я. Брат Георгий вернулся без обеих ног и без левой руки. На войне мы даже переписывались. Папа мне письмо однажды прислал. «Смотри, веди себя хорошо», наставлял в нем он меня строго. А я разобиделась на эти слова, наверное, размышляла, он обо мне плохое подумал, не знает, что в госпитале я работаю день и ночь, света белого не вижу. Потом поняла, что для него была очень важна честь семьи Василия Жирова, которую он хранил, и нам о ней всегда напоминал. Ведь по поведению детей судят о родителях. Сейчас спорят, предоставлять ли курскую землю под захоронение для немцев, погибших у нас в годы войны. Думаю, споры ни к чему доброму не приведут, надо поступать по-христиански. Знаете, во время оккупации в нашем родительском доме располагалась немецкая почта. Было очень голодно, а немцы, получая продуктовые посылки, делились с мамой.
Я каждый год жду Праздник Победы как особенный. Я всегда в этот день плачу, всех вспоминаю, особенно подруг своих, начальника госпиталя, всех врачей, коллектив у нас был замечательный. Обо всех молюсь. Вот на этой фотографии 1945 года сфотографированы три подружки — Валентина, Клавдия и я. Это мы в Венгрии. Начальник госпиталя всегда вызвал нас, если при какой-то серьезной операции нужно было помочь.
В 60-е годы она тайно приняла монашеский постриг по благословению схиархимандрита Серафима (Романцова), старца Глинской пустыни.
Распорядок дня у нее особый: в четыре часа утра они с Валентиной Борисовной Снегиревой, тоже матушкой, встают на молитву, потом спешат на богослужение в храм, вечером — вновь в храм, после исполнения вечернего молитвенного правила ложатся спать глубоко за полночь. Мария Васильевна в течение 33-х лет была псаломщицей и пела на левом клиросе в Сергиево-Казанском соборе. А с 1986 года она работает в Покровском храме с. Жирово Фатежского района (теперь это Шемякинский сельсовет Курского района). Зарплаты она ни копейки не получает. От трассы до храма еще два километра. Обычно на лошади их встречает сторож храма, таким образом они в любую погоду с 76-летним батюшкой о. Владимиром Силаковым и добираются. Недавно возница так разогнался, что подвода перевернулась, но Бог миловал, упали в сугроб.
В обычные дни на богослужениях в сельском храме прихожан бывает мало, а чаще всего — никого. И тогда они только вдвоем — Мария Васильевна поет и читает, а отец Владимир служит.
— Сестра меня ругает: «Маша, зачем ты ездишь так далеко, ведь Сергиевский собор от твоего дома в двух шагах, кто тебя туда зовет»? Да кто зовет? Бог меня туда и зовет, — Мария Васильевна на сестру совсем не в обиде.
— Село Жирово — одно из самых старинных в нашем крае, — рассказывает она. — Первое упоминание о нем относится к 1623 году, эти данные отыскали краеведы. Уже в XVII веке здесь уже была своя деревянная церковь, а в середине XIX века селяне выстроили красивейший каменный храм с колокольней. При нем работали три церковно-приходские школы, богатая библиотека. В 1921 году храм закрыли. Священника Николая Калошина расстреляли, арестовали и отца Андрея Постникова, отца Порфирия Попова, отца Василия Ветрова. В 1937 году храм разворовали, потом подожгли и взорвали.
Мария Васильевна рассказывает историю храма словно свою судьбу. Именно она была инициатором постройки нового здания храма. 13 деревень в округе обошли они с женщинами, чтобы собрать подписи о поддержке благородного дела. Церковь на 300 прихожан была построена за короткий срок. Сел вокруг много, но они все пустые, старшее поколение храм не забывает, но трудно старикам идти. Правда, на Пасху, в другие большие праздники народ бывает. Очень верит Мария Васильевна, что российское село возродится, вернутся в него внуки бывших колхозников, зазвенят в нем детские голоса. А храм, как и было положено исстари, вновь будет в самом сердце всей сельской жизни.
Мария Васильевна и бывшая алтарница Сергиево-Казанского собора Валентина Борисовна — духовные чада архимандрита Иоанна (Маслова).
— Мы помним его молодым человеком, когда он только поступил в Глинский монастырь, это еще до его закрытия в 1960 году. У нас была матушка Матрена. Она туда ездила, однажды взяла нас с собой, и с тех пор мы сами ездили. Там был великий старец отец Андроник (Лукаш), большой молитвенник, прозорливый. После пострижения он поехал в Загорск, там учился в семинарии, в академии, а потом там преподавал, и мы уже ездили к нему в Сергиево-Троицкую Лавру, а потом он уехал в Белоруссию, в Жировицкий монастырь. У него было заболевание легких, а там влажный климат, он больше занемог.
— Он часто повторял, что нам нужно смирение, смирение, смирение. Нас больше всего волновал ответ на вопрос, как жить инокиням в миру, как хранить себе. Терпите все, тогда и будет вам награда, претерпевший до конца спасется, — любил он повторять слова Спасителя.
Матушка Матрена нам рассказала, что слышала от каких-то монахов суровый нам приговор: «Хоть молитесь или не молитесь, все равно вы не спасетесь». Мы как узнали об этом, вмиг собрались и поехали к отцу Иоанну в Москву. «Батюшка, — стали перед ним на колени, — нам сказали то-то и то-то». А он нам в ответ «Скажите тем монахам, пусть они сами спасаются, а мы — по их молитвам спасемся».
Был монах Иоаникий, он в миру два института закончил. Я как раз поехала туда и узнала, что монастырь закрывают, а монахов и насельников разгоняют. Бегу и плачу. Отец Иоаникий остановил меня: «Не плачь. Знаешь, когда дерево стоит на одном месте, то корни у него вширь не растут, при сильном порыве ветра оно может упасть из-за слабой опоры. А когда ветер раскачивает дерево, то оно, сопротивляясь, укрепляется, корни обретают силу. Так и нас надо было потревожить, чтобы мы укрепились, проверили крепость своей веры и любви ко Христу. Ведь все в жизни от Бога — и радости, и скорби. Молись и терпи».
«Курские епархиальные ведомости», N 4 за 2005 г.
