Размышления о Благовещении.

Событие Благовещения Пресвятой Девы евангельским текстом передается предельно рельефно и точно. Важное значение признается здесь не только за фактом совершающегося Боговоплощения, сверхъестественного зачатия Иисуса Христа от Духа Святого, но вместе и за событийным фоном и характерными человеческими подробностями происходящего.

Наибольшее внимание этому уделяет апостол Лука, у которого Благовещение преподается как личная встреча Марии с Посланником, Архангелом Гавриилом, и диалог с ним: «…послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария. Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца.
Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. Вот и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц, ибо у Бога не останется бессильным никакое слово. Тогда Мария сказала: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от Нее Ангел» (Лк. 1, 26−38).

У евангелиста Матфея тот же сюжет представлен в контексте исполнения Божиих древних обетований. Соответственно, как наиболее важное на сей раз принимается внешнее свидетельство о Марии (в данном случае, Ее обручника, Иосифа) и извещение Израиля о готовящемся войти в мир Спасителе: «Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их. А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог.
Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее. [Как] наконец Она родила Сына Своего первенца, и он нарек Ему имя: Иисус» (Мф. 1, 18−25).

Момент Благовещения, как наиболее яркий, определяет собою учение о Божией Матери, православную мариологию. В связи с Благовещением, принято указывать на несколько основополагающих смыслов и свойств.

Тайна о спасении мира в Благовещении обретает необходимое человеческое со-действие

В святоотеческих творениях земная жизнь Девы Марии и встреча Ее с Архангелом традиционно рассматриваются как точка наивысшего подъема всей человеческой истории и как необходимый залог для приведения в действие замысла о Боговоплощении и спасении мира. Поздневизантийский богослов Николай Кавасила в проповеди на Благовещение суммирует слова предшествующих святых отцов и говорит: «Воплощение было не только делом Отца, Его Силы и Его Духа, но также делом воли и веры Пресвятой Девы. Без согласия Непорочной, без содействия Ее веры этот план остался бы неосуществленным так же, как и без действия Самих трех Лиц Божественной Троицы. Лишь после того, как Бог наставил и убедил Святую Деву, Он принимает Ее в Матери и заимствует у Нее плоть, которую Она Ему с радостью предоставляет. Как Он воплотился добровольно, так же было Ему угодно, чтобы и Его Матерь родила Его свободно и по Своей доброй воле».

Русский святитель Димитрий Ростовский в своих творениях еще более заостряет внимание на исторически значимом аспекте данного события: «Можно задать вопрос, почему Слово Божие медлило сойти на землю и воплотиться, чтобы спасти падшее человечество? Но до половины шестого тысячелетия после греха Адамова не находилось на земле Девы, чистой не только телом, но и духом. Была только одна такая, единственная по Своей чистоте духовной и телесной, достойная стать Церковью и храмом Духа Святого».

По словам блаженного Феодорита Кирского, в течение всего предыдущего времени Господь наставлял человечество, сообразуясь с его возрастом. Начав во Адаме свой путь, людской род в моменте рождения Пресвятой Девы достиг наконец необходимого и достаточного условия для совершения спасительной миссии Сына Божия, во плоти Иисуса Христа.

До эпохи Евангелия Господь участвовал в судьбах земли только косвенно, внешне — напоминая о Себе явлениями и откровениями, свидетельствуя благодеяниями, подавая с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца (Деян. 14, 17). Но такое вмешательство не изменяло самой сути отношений человека с Богом, не было способно преодолеть последствия грехопадения, а только удерживало от самого крайнего разложения. Единственным подлинным смыслом ветхозаветной истории по этой причине следует считать приведение ее течения к моменту Рождества Девы Марии, поступательное взращивание Израилем в себе семени святого для будущего освящения всего человечества.

Божественное действие в мире синергийно, т. е. требует содействия человека в ответ. По мысли преподобного Макария Египетского, «воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли, Сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей». Если бы все целиком зависело от внезапного и произвольного нашествия Духа, людям оставалось бы пассивно ждать, пока благодатное осенение найдет на них и их начинания. Дух дышит, где хочет (Ин. 3, 8), но по особому усмотрению Божию чудесные действия Его не случаются произвольно, а на почве, если можно так выразиться, Богочеловеческой взаимности.

Так и Сам Христос приходит в мир при участии человеческого естества. Евангельская история, совсем также, как и история сотворения вселенной, открывшегося по слову Творца: «Да будет свет» — также берет начало с кроткого: «Да будет». На сей раз прозвучало из уст Приснодевы Марии, как позволение Богу стать человеком: Да будет мне по глаголу твоему! (Лк. 1, 38).

Вовлеченная в Тайну Воплощения, Матерь Божия становится соучастницей Тайны Искупления. Каждый из нас, зная об этом, находит призвание в присоединении собственного «да» к глубокой гармонии Христа и Девы, своего послушания — к велениям Промысла Божия.

Благовещение есть увенчание замысла об Израиле

Читая Писание, невозможно не обратить внимание на неожиданное на первый взгляд обстоятельство: в продолжение веков и тысячелетий Бог целенаправленно избирает для Своего тайноводительства как бы сухую, бесплодную ветвь человечества. Неплодны великие матери евреев — Сарра, Ревекка, Рахиль. Многие важнейшие фигуры древнееврейской истории — Исаак, Иаков, Иосиф, Самсон, Самуил — рождены чудом, в тот момент, когда у их родителей, казалось бы, теряется всякая надежда на продолжение рода.

Вплоть до зачатия Иоанна Предтечи и Девы Марии этот сюжет в Библии повторяется снова и снова — супруги проводят жизнь праведников, однако остаются бездетны. Соседи судачат: должно быть, эти святоши не так уж и святы, коль Бог не дает им наследников. Однако бесчадие здесь не есть признак оставленности Богом, а особого избранничества. Господь намеренно, до времени не снимает с них поношение между людьми (см. Лк. 1, 25), испытывая смирение и верность. А когда наследник появляется на свет, для родителей он становится настоящим даром Божиим и объектом для посвящения во Имя Всевышнего.

Самим происхождением своим Израиль целиком обязан Богу. Действие Завета во времени не прерывается не по человеческим слабым силам, но вмешательством и прямым участием свыше. Сам Господь Бог поэтому может по праву считаться здесь Отцом и Воспитателем. Среди народов земли ветхозаветный Израиль возникает и продолжает свое существование Его помощью и поддержкой.

В избранных Богом семействах жажда отцовства и материнства тесно сплетается с молитвой и верой: они призывают Господа, как саму жизнь, боятся остаться без Его помощи, словно смерти. Рахиль, изнемогая от этой жажды, говорит мужу: Дай мне детей; а если не так, я умираю, — на что Иаков отвечает: Разве я Бог, Который не дал тебе плода чрева? (Быт. 30, 1−2). Но он просит в молитве и получает желанного сына обетования.

Но увы, Авраамов завет не выдерживает проверки временем. Требуется более радикальная перемена духовного и нравственного существа человека. Без этого любые союзнические обещания оказываются временными и ненадежными.

Несмотря на присутствие в ней Бога, «бесплодная» человеческая история Ветхого Завета остается несовершенной, духовно бесплодной. Она постепенно исчерпывает себя, уступая место Богочеловеческой истории Нового Завета. Здесь Господь выступает уже как главное действующее Лицо ее — не просто благословляет, дает санкцию на чудесное рождение, но Сам избирает Себе сосуд, Деву без изъяна или порока, чтобы, вселившись в Нее, прийти в мир ребенком. Сын Неба, рожденный от Дочери земли, Он соединяет Собою земное с Небесным (Еф. 1, 10, Кол. 1, 20). «Дольнее» отныне не просто символизирует Горнее. Во Христе человек становится причастен к Небу, возвышается до него.

Благая Весть христианства состоит именно в этом: что сообщение с Богом, которое человечество утратило еще со времен прародителей, заново открыто. Более того, людям, благодаря искупительному подвигу Сына Божия, возможно уподобиться Богу — достичь состояния сыновнего родства с Ним, Божественного совершенства.

В Благовещении оправдание получают дочери Евы

Последствия рокового шага — преступления Божественной заповеди в раю — оказались катастрофичны для всего человечества, но особенно — для женской половины, дочерей Евы. «Не Адам, — замечает по этому поводу ап. Павел, — прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление» (1 Тим. 2,14).

Изгоняя прародителей из Эдема, Господь Бог предсказывает, что между мужским и женским началами отныне будет лежать тень вражды и взаимного недоверия. Со стороны мужчины вместо любви проявится желание властвовать и чинить насилие, а женщина, вопреки затаенной обиде и своеволию, будет влечься под эту грубую власть. Природные различия отныне перестают служить взаимному дополнению полов, а, напротив, являются поводом для непонимания, разницы в мнениях, недоверия и подозрительности друг к другу.

Тяжкою ношею оборачиваются рождение и воспитание детей. Первым же потомком праотца и праматери становится Каин, завистник и братоубийца, дитя преслушания Бога и разобщения между матерью и отцом. Если об Адаме говорится, что когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его (Быт. 5, 1), то грешный Адам рождает сына уже не по образу Божию, но по своему собственному подобию: Адам… родил сына по подобию своему и по образу с в о е м у (Быт. 5, 3).

Имя Каин означает «приобретение», потому что, родив его, Ева произнесла: приобрела я человека от Господа (Быт. 4, 1). Она очень радовалась появлению на свет первого сына. Однако, ребенок рос, и родителей постигало все большее разочарование — в нем стремительно разрастались пороки. Когда второй сын появился на свет, Ева с сокрушением назвала его Авелем — «суетою, ничтожеством», говоря этим, что и от второго сына не ожидает уже для себя утешения. Прежде, в раю, человек нарекал имена всем вещам, растениям и животным. Но тогда его зрение было духовным, и он без труда угадывал замыслы (логосы) Божии о всяком творении. Ныне же наречение имен сыновьям совершается слепо — по пристрастиям, несбыточным надеждам, мимолетному настроению. Авель был праведен в жизни, но имел от рождения уничижительное прозвище.

«Мужское», не будучи уравновешено, успокоено и смягчено ответным женским началом, выльется в однобокое культивирование внешней силы, волевую экспансию, корысть, состязание и гордыню. «Женское» же, утратив опору в мужских воле и разуме, в свою очередь, отождествится со всем стихийным, сентиментальным, коварным, тщеславным, беспечным. Мужчина до конца никогда не отстанет от ощущения постоянной угрозы, исходящей от непредсказуемых женских поступков. На долю его выпадут большие скорби: отвечать за шатающийся порядок в семье и в поте лица добывать пропитание. Неосознанно причиной всех своих бедствий он будет считать женский пол. Наоборот, тайная досада, как бы без слов адресуемая Адаму за то, что некогда он не нашел в себе сил удержать прародительницу от преступления, составит основу для женских претензий к мужчине. Искать мужской власти и страдать от нее; всякий раз наделять своего избранника чертами несуществующего совершенства, чтобы потом горько разочаровываться — этот замкнутый круг достанется несчастным дочерям Евы, которые в силу бесцельности одинокого существования опять и опять будут влечься к мужчине и, в то же время, не найдут для себя в этом кругу необходимого итога и утешения.

На все долгое время до Авраама, Исаака, Иакова из библейского повествования исчезают женские образы. Даже имена женщин почти не встречаются на страницах Писания. Исключение составляют жены Ламеха Ада и Цилла с дочерью последней Ноемой. Но и о них вспоминается только затем, чтобы еще раз подчеркнуть нарастание зла в племени Каина. Дело в том, что Ламех первым взял себе в жены одновременно двух женщин; Ноема же (древнеевр. «Прекрасная») первой употребила для обольщения мужчин женские украшения и стала родоначальницей блудницам.

Нет речи о единстве и понимании, уважении к женщине и необходимом «восполняющем» участии ее в событиях жизни и трудах мужчины. Дочери Евы остаются пассивны, принижены. Единственное назначение их — зачинать и рождать потомство на свет. История же идет «мужским» руслом. Основными вехами цивилизации выступают завоевания, борьба, власть, деньги, слава.

В Благовещении, которое открывается архангельским приветствием: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами…» — древнее проклятие перестает довлеть над женской природой. В каждом конкретном случае, правда, остается опасность греха, духовной немощи и отступления от правды Божией, но нет общей фаталистичной предопределенности, преграждающей женщине путь к духовному совершенству, ставящей ее заранее в положение, ущербное по сравнению с мужчиной.

Ветхое сознание не может вместить этой решительной перемены. В иудаизме существует особая молитва, которую правоверный еврей обязан читать каждый день: «Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь вселенной, не сотворивший меня женщиной!» Иудейские учителя подвергают особенно яростной критике христианский догмат о Непорочном зачатии Иисуса Христа и схождении Бога на землю посредством обычного человеческого рождения. «Всевышний едва ли решил бы вселиться в такое нечистое место, как утроба женщины», — говорят они.

Также и для протестантской доктрины камнем преткновения становится традиционное для православных и римо-католиков понимание особой миссии Божией Матери, трактуемое вне аспекта Ее совершенной чистоты как основного условия для Воплощения Христова. В католичестве, впрочем, мариология, которой отводится весьма видное место, оказывается искусственным образом рафинирована в догмате о Непорочном зачатии Самой Девы Марии.

Мы же исповедуем неземные, ангельские достоинства Пресвятой Девы не как следствие присущей Ей изначально, от рождения сверхъестественной природы, но как свойство, которое Ее душа приобретает в акте Святого Благовещения, будучи без остатка готова ввериться Божественной воле и совершить от Себя все потребное для появления на свет Богомладенца, долгожданного и спасительного для человечества.

Благовещение как возвещение изменений в природе и сущности вселенной и Божества

Конечные смыслы таких величественных явлений, как Богоматеринство и Уневещивание Божеству, которые непосредственно восходят к событию Благовещения, окутывает плотный покров Тайны. Православное учение о Божией Матери не дает однозначного ответа на вопросы о том, в какое состояние в конечном итоге пришло Ее естество после отшествия от мира и что за место отведено теперь Богородительнице в иерархии духовных сил и системе мироздания.

В учении святых отцов и православной гимнографии Пречистую тем не менее именуют «Матерью неложной» (Богородичен воскресный, глас 2), т. е. Родительницей вне всякого недостатка или изъяна, произведшая на свет совершенного Сына, Пресущественного, Превечного Бога, Зиждителя Своего. Она же — Мать света и вторая Спасительница (!), после Спасителя (Богородичен воскресный, глас 1).

Мариологический аспект, вообще, крайне принципиален для всего христианского вероучения. Богородица, эта благородная и чистая Отрасль, «Лоза истинная», привитая на корень Божественного родительства, являет в Себе новый пример и опору для всей христианской духовности. Но, кроме того, Ее роль в судьбах вселенной представляет существенное дополнение в саму онтологию Божества, ранее исчерпывавшуюся исключительно соотношением ипостасей Святой Троицы. Почему и Самой Деве усваивается необычное наименование Пресвятой (Сам Господь Бог, для сравнения, именуется Всесвятым) и отводится уникальное место «Царицы Неба и Земли», «Честнейшей Херувимов и безмерно Славнейшей Серафимов» — т. е. стоящей над Церковью и ангельским миром, где-то в неведомых сферах, «ширших небес», на грани между сотворенной вселенной и Абсолютом.

В обычном, практическом представлении с Пресвятой Девой связываются наклонности к «очеловечиванию» и смягчению Божественного правосудия: «Тебе, о Всемилостивая, дадеся от Всевышняго благодать во еже всех заступати и избавляти от скорбей и болезней…» Однако, как представляется, тема этим далеко не исчерпана, ибо речь в конечном итоге идет о чем-то несравнимо большем: о возведении на онтологический уровень, особо, Материнского начала, в форме даже некоего дерзновенного посредничества между Богом и космосом, в силу которого правомочными становятся столь решительные молитвенные формулы, как, например: «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычице…» и «Кто плач мой и воздыхание мое приимет, аще не Ты…»

Богородице в этом присваиваются, по существу, качества и способности Самого Божества: всеведение, всемогущество и др. Все это поясняется следующей логикой: «…можеши бо вся, яко Мати Бога Всемогущего».

«Источник милосердия», «Пучина щедрот"… Да и в самом уже словосочетании «Матерь Бога» — явственно слышны отзвуки каких-то новых, изменившихся связей и взаимозависимостей. Понятным же остается одно: мариология представляет собой обязательную дополняющую часть к основному богословскому дискурсу: христологическому. Сообща с учением о Христе, православная доктрина о Божией Матери составляет залог наших упований о спасении (сотериологии) и представлений о Церкви (экклезиологии).

Весь тип новозаветной церковности как таковой напитан Богородичными, Материнскими мотивами, образами Богоматеринского Покрова и Воспитания (в значении питания-кормления христианской души). Евангелие, которое напрямую раскрывается как Евангелие Иисуса Христа, Сына Божия (Мк. 1, 1), нисходящего в человеческий мир, таким образом, параллельно являет собою единое и непрерывное раскрытие истории человеческого восхождения на высоты Божественного совершенства — истории Благовещения…